Текст книги "Вечер в городе соблазнов"

Я встала из ванны, и телефон зазвонил в очередной раз. Нет, не буду обращать на него внимание! Лучше всего вообще выключить. И все же я подняла изящную штучку, украшенную стразами, и увидела номер родителей – они звонили мне из России, желая осведомиться, как дела у их горячо любимой дочери.

Безусловно, папа с мамой уже знают о случившемся. Наверняка сообщение о моем аресте прошло и в российской прессе, и по телевидению как обрамление новости о гибели олигарха Максюты. К тому же отец внимательно отслеживает сообщения в Интернете, а там-то новость о моем аресте появилась раньше всего.

Чувствуя угрызения совести, я отключила мобильный телефон. Что я могла сказать родителям? Им не требовались уверения в том, что я не убивала Витю. Даже если бы я его убила, то все равно осталась бы их любимой дочуркой Аришей. Я им обязательно перезвоню, только позже. В тот момент у меня не было желания говорить с ними и оптимистично врать, заявляя, что все в полном порядке и что мой арест – всего лишь трагическое недоразумение.

Я приблизилась к огромному зеркалу – специальной конструкции, с подогревом, чтобы не запотевало, если принимаешь ванну, – и всмотрелась в свое отражение. Да, вот она я, Арина Винокурова, тридцати лет от роду, Овен по знаку Зодиака, так называемая топ-модель, гордость (во всяком случае, до недавнего времени) России и в течение последних дней – ужас Бертрана. Рост – метр семьдесят девять, вес – пятьдесят три килограмма, зеленые глаза, длинные волнистые рыжие волосы, молочная кожа. Прямо-таки принцесса из сказки!

Поэтому-то на меня и обратила внимание владелица одного из московских модельных агентств. Она, как и ее коллеги, регулярно ездила в провинцию, где устраивала кастинг для всех желающих стать моделью. Я, в то время наивная девчушка семнадцати лет, только что окончившая школу и начавшая учебу в университете, на факультете иностранных языков, отправилась туда вместе с тремя подружками.

Вообще-то я входила в команду поддержки своей некогда лучшей подруги Вики, считавшейся самой красивой девицей на курсе. Вика, высокая блондинка, чем-то неуловимо похожая на юную Грейс Келли, была уверена в том, что ее тотчас возьмут на работу в столичное модельное агентство. Я же, тощая, нескладная, в уродливых очках, с длинными волосами, заплетенными в косу, – и не помышляла о подиуме. Мальчики за мной не увивались, а в школе меня дразнили Колокольней и Зубочисткой. Были и другие прозвища, вспоминать которые не хотелось. А Вику, окончившую лингвистическую гимназию с золотой медалью, всегда окружала толпа поклонников и льстецов.

Только теперь, по прошествии без малого тринадцати лет, я понимаю, отчего Вика намеренно окружала себя, мягко говоря, не самыми красивыми подругами. Это же ясно как божий день – чтобы на их фоне блистать своей исключительной внешностью. Что, надо отдать Вике должное, удавалось ей на славу. Мы все, ее так называемые лучшие подруги, в действительности были свитой, фрейлинами императрицы, бесплатным приложением к ее лицу Белоснежки, фигуре Барби и характеру Бабы-яги.

Подумать только, ведь я умирала от счастья, когда узнала, что Вика смилостивилась и решила зачислить меня в свои приятельницы. Не обращала, глупенькая, внимания на то, что от меня требовалось лишь оттенять ее красоту и выполнять поручения – то таскать ее сумки, то покупать для нее особую минеральную воду, то подавать косметичку, то давать списывать. В общем, королева Виктория восседала на троне, а мы, ее челядь, копошились где-то у самого подножия.

Для нашего хоть и областного, но провинциального города визит главы московского модельного агентства был событием особой важности. Вне всякого сомнения, и в нашем городке имелась пара-тройка агентств, однако так называемые модели, работавшие в них, карьеры не делали, в лучшем случае оказывались в постели местных мафиози и чиновников городской или областной администрации, а также бизнесменов-толстосумов. Если они где и появлялись, так только на приемах, презентациях или, скажем, во время демонстрации коллекции одежды местной трикотажной фабрики. Кое-кто пробился в дикторы областного телевидения, а некоторым повезло особо – они вышли замуж за представителей городского истеблишмента.

Вика дурой не была. Родители ее, люди более чем обеспеченные (папа трудился в команде губернатора, мама заведовала той самой лингвистической гимназией, которую Вика окончила с золотой медалью), обладали в городе несомненным влиянием, и девочка мечтала о карьере настоящей, а не провинциальной модели, причем не просто модели, а с приставкой «топ». Вика побывала несколько раз в Париже, Риме и даже Нью-Йорке, ее комната была завалена модными глянцевыми журналами, она знала наизусть имена всех дизайнеров и не сомневалась в том, что к двадцати годам станет всемирно известной манекенщицей.

Она рассказывала нам, своим служанкам, что была и в Москве, где ее едва ли не на коленях умоляли подписать эксклюзивный контракт с одним из агентств, однако Вика отказалась, так как не могла бросить школу и пренебречь университетом. Теперь-то, умудренная жизненным опытом, я понимаю, что никто ничего Вике в Москве не предлагал, потому что, если бы подобное предложение поступило в самом деле, она бы с великой радостью бросила не только наш провинциальный город, школу и университет, а также и родителей вместе со своей любимой таксой. Скорее всего, в Москве ее никто не заметил, поэтому-то Вика и врала, распространяя небылицы, которые мы, наивные подружки, принимали за чистую монету. Еще бы! Не только Париж или Нью-Йорк, но и Москва казалась для нас другим миром, от упоминания о котором захватывало дыхание.

Вика притащила на кастинг папку со своими снимками, сделанными лучшим в городе фотографом. До этого она провела у зеркала не менее четырех часов и еще часа четыре выбирала, что же именно ей надеть. Мы, ее свита, были обязаны выражать восхищение. Собственно, именно для того Вика и взяла нас с собой – она была уверена, что ее возьмут в модели, и ей хотелось, чтобы ее триумф поразил нас, дурнушек, в самое сердце.

Надо сказать, наша королева не ошиблась – директриса модельного агентства ее заметила. Тем более что Вика умела двигаться, поскольку брала уроки у бывшей балерины, примадонны драматического театра.

Мы дожидались ее в коридоре. Я и представить себе не могла, что в нашем городе столько желающих записаться в модели. Сама-то я и не помышляла о таком – пределом моих желаний было, окончив университет, получить место учительницы английского и французского в школе или, возможно, остаться при кафедре и заняться написанием диссертации.

Вика – сияющая, лучезарная, с гордо вскинутым подбородком – появилась в холле детско-юношеского центра, бывшего дворца пионеров, в актовом зале которого и состоялось магическое действо под названием «кастинг». Я бы отдала полжизни за то, чтобы взглянуть хотя бы одним глазком, что там и как происходит, но в зал не допускались ни зрители, ни родители, ни группы поддержки. Там властвовали директриса модельного агентства и ее помощники.

В большом коридоре, выложенном побуревшими мраморными плитами, мне даже не нашлось местечка на стуле или в кресле, поэтому пришлось стоять, держа Викино манто из соболя. И вдруг я услышала голос Вики.

– Меня взяли! Теперь я поеду в Москву! Я стану знаменитой! – кричала она, стоя в дверях актового зала.

Мы, помнится, даже зааплодировали, потому что были горды – ну как же, мы ведь знакомы с девушкой, которую взяли в агентство!

Как потом я узнала, во время таких поездок по стране директрисе удавалось находить среди сотен и тысяч серых мышек настоящие, неотшлифованные алмазы. А самым ценным ее приобретением была, вне всяких сомнений, я. Однако если бы в тот момент кто-то сказал мне, что всего через год я появлюсь на подиуме в Париже, а через два мое фото украсит разворот в журнале «Вог», я бы сочла того человека опасным сумасшедшим. Никто из нас не сомневался, что если кому и суждена судьба топ-модели, так это Вике.

Нет, в тот день директриса была слишком занята и наверняка устала, поэтому на меня она не обратила внимания. Да и вообще, кажется, в тот день я ее не видела, равно как и она меня. Вика, захлебываясь от счастья, рассказала, наверняка все преувеличивая, как хвалила ее директриса, как были поражены ее помощники, как фотограф заявил, что у нее самое красивое лицо и тело из тех, которые он видел за всю свою жизнь.

Вике было велено явиться на собеседование с директрисой на следующий день. Та остановилась в лучшем отеле города, и для столь важного визита Вике, конечно же, снова потребовался подходящий антураж, то есть свита. Наверняка сейчас моя бывшая подруга проклинает тот час, когда приняла решение, что сопровождать ее буду я. Ведь останови она выбор на ком-то другом, директриса агентства так бы и не увидела меня, судьба прошла бы мимо меня стороной. Я бы так и осталась в своем родном провинциальном городе, окончила бы университет, наверняка с красным дипломом, и к тридцати годам уж точно защитила бы диссертацию. И не пришлось бы мне быть сейчас выпущенной под залог в два миллиона евро и числиться в убийцах олигарха Максюты.

Но, как часто происходит, у судьбы свои планы.

Вообще-то, насколько я помню, Вика позвонила мне в последний момент – я как раз готовилась к семинару по общему языкознанию, уверенная, что Вика возьмет кого-то другого в качестве дуэньи. Но выяснилось, что Светка, особенно некрасивая девушка с кроличьими зубами и двойным подбородком и потому любимица Вики, вдруг слегла с ангиной, а Маша, у которой был чрезвычайно большой нос, получила от родителей наказ навестить в больнице тяжело захворавшую бабушку, от которой она свой нос и унаследовала. Вот Вика и позвонила мне, заявив, что я удостоилась чести сопровождать ее к директрисе модельного агентства. Таким образом, я была не первой и даже не второй кандидаткой на роль горничной. Но, помнится, я чрезвычайно обрадовалась, услышав слова Вики, и, мгновенно забыв обо всех метонимических и метафорических процессах в английском языке, над которыми только что усердно корпела, побежала к своей королеве.

Нас доставил в гостиницу «Интурист» на «БМВ» последней модели личный шофер отца Вики. Помню, что от нее несло, как от цветочной грядки, – она вылила на себя наверняка не меньше половины флакона чрезвычайно дорогого парфюма своей матушки. В ушках и на пальчиках Вики сверкали бриллианты, а сама моя так называемая подруга походила на светскую даму, которых я могла лицезреть тогда только на страницах глянцевых журналов.

Мне требовалось тащить за Викой соломенное лукошко, в котором дремала ее любимая такса Глаша, украшенная ошейником со стекляшками, – Вика где-то вычитала, что ни одна уважающая себя дама высшего света не появляется на людях без своей любимой собачки. Или без ручного десятисантиметрового тропического таракана, чей хитиновый панцирь украшен подлинными драгоценными камнями на гомерическую сумму, причем насекомое приковано к руке хозяйки золотой или платиновой цепочкой – этакое живое украшение. Тропического таракана с рубинами и изумрудами на панцире завести Вике не позволили родители, поэтому пришлось ограничиться таксой Глашей.

Я впервые была в лучшем отеле нашего города. Впрочем, насколько мне помнится, вообще первый раз в каком бы то ни было отеле. Меня поразили швейцар в богатой ливрее, стеклянные двери, колонны из зеленого мрамора и огромная бронзовая люстра с массой хрустальных висюлек. Это теперь, задним умом, я понимаю, что в действительности это была второразрядная провинциальная гостиница, запыленная, с плохой кухней и опереточной, фальшивой роскошью начала пятидесятых годов. Тогда же мне показалось, что я попала в сказку. Однако и в той сказке мне была отведена роль не принцессы (ее отлично играла Вика), а замарашки Золушки.

Вика часами оттренированным жестом скинула с себя соболиное манто, которое я поймала на лету. Взгляды тотчас устремились на Вику – она, слов нет, была хороша! Цокая гигантскими каблуками, поражая всех алым платьем с умопомрачительным разрезом, Вика подошла к стойке администратора и небрежно произнесла:

– У меня назначена деловая встреча с госпожой Травниковой из московского модельного агентства «Калипсо».

Устраивать подобный театр не имело смысла, можно было просто пройти к лифту и направиться в номер к директрисе, но Вике хотелось, чтобы все ею восхищались, чтобы директрисе загодя доложили по телефону о прибытии новой восходящей звезды модельного бизнеса.

Я засеменила вслед за Викой, лифт вознес нас на последний этаж, и когда мы оказались перед дверью, моя лучшая подруга небрежно обронила:

– Вот что, Ариша, подожди меня здесь. И если Глаше захочется пи-пи, то ты ее выведи.

Она скрылась в номере директрисы, а я, поставив корзинку с таксой на колени, принялась ждать. Не ведаю уж теперь, сколько именно прошло времени, кажется, около часа, но наконец дверь номера открылась, вышла сияющая Вика, а вслед за ней – холеная дама с короткой асимметричной прической (волосы были какого-то необыкновенного серебристого оттенка), в скромном черном брючном костюме, причем сразу было видно, что это чрезвычайно дорогая и уж точно эксклюзивная вещь. Пальцы директрисы, возраст которой не поддавался точному определению по причине полного отсутствия морщин, были унизаны странными кольцами – позже я узнала, что сделаны они из иридия и украшены тибетскими заклинаниями.

– Ольга Кирилловна, я так счастлива! – проворковала Вика. – Значит, до завтра!

Приблизившись ко мне, Вика сообщила:

– Все урегулировано, завтра я подпишу контракт, а после Нового года перееду в Москву. Папа уже присмотрел мне там небольшую квартирку, всего три комнаты, но на первых порах придется обходиться малым.

Директриса, чей взгляд отчего-то был прикован ко мне, вместо того чтобы закрыть дверь, вдруг вышла в коридор. Она приблизилась к нам и спросила:

– Боже, а это кто?

Вика, вынимая из корзинки Глашу, защебетала:

– Ольга Кирилловна, это моя любимица. У нее потрясающая родословная! Достоверно известно, что одна из ее родственниц, прапрапрапрапрабабка, была любимой собачкой императрицы Екатерины Великой. Одного из щенков ее помета получил в подарок мой предок, граф Зуров...

Вика ужасно гордилась тем, что у нее имелись дворянские корни. Она даже утверждала, что по происхождению – графиня. Может, и в самом деле так, но историю про любимую таксу императрицы Екатерины она точно выдумала – ее величество предпочитала левреток.

Однако директриса не удостоила тихо сопевшую таксу вниманием, потому что ее вопрос «Боже, а это кто?» был адресован не собачке, а мне. Ольга Кирилловна, замерев на несколько мгновений, рассматривала меня, прищурив глаза.

– Ах вот вы о ком... – произнесла покровительственным тоном Вика. – Это моя... ммм... сопровождающая... Одна из моих... ммм... помощниц... Вы же понимаете, Ольга Кирилловна, что я одна со всем не справляюсь. Мне приходится прибегать к помощи... ммм.... подруг...

Директриса не слушала ее нелепое бормотание. Схватив меня за подбородок цепкими железными пальцами, она приказала:

– Голову выше. Да, отлично. Теперь повернись. Распусти волосы!

Мне пришлось повиноваться. Вика, почуяв неладное, заквохтала:

– Ольга Кирилловна, ну так мы пойдем?

А потом, обращаясь ко мне, грубым тоном бросила:

– Винокурова, чего стоишь, как могильный памятник? Давай помоги мне надеть манто!

– Молчать! – безапелляционно остановила ее директриса, и Вика, которой, скорее всего, никто и никогда не говорил ничего подобного – ни родители, ни учителя, ни подруги, – так и осталась стоять с открытым ртом.

Ольга Кирилловна сама вытащила у меня из волос старый гребень, при помощи которого я сдерживала рыжее буйство своих волос. Я растила их с детства, только изредка подравнивая, но, по словам Вики, волосы до пупа давно вышли из моды, а рыжий цвет совсем не котировался.

Волосы рассыпались у меня по плечам, а я залилась краской – мне отчего-то было до крайности стыдно. Директриса бесцеремонно схватила меня за плечи, затем ударила кулаком по спине так, что я даже икнула, и скомандовала:

– Не горбиться!

Я выгнула грудь колесом, желая, чтобы мучения как можно быстрее закончились. Мне была видна искаженная физиономия Вики – еще бы, я посмела перетянуть одеяло на себя, а подобное, как мне было отлично известно, каралось полным отлучением от ее величества.

– Так, так, так... – быстро пробормотала директриса и добавила: – Сними свитер!

– Ольга Кирилловна, Арина вовсе не думает о карьере модели, – скривившись, встряла в разговор Вика. – Так ведь, лапушка?

Если Вика употребляла слово «лапушка», значит, она была чрезвычайно разозлена. Последний раз я слышала это обращение из ее уст, когда она обращалась к нерасторопной продавщице в модном магазине, которая по ошибке принесла платье для коктейля на два размера больше, чем требовалось. Потом Вика похвалялась, что нажаловалась своей мамаше, которая позвонила старинной подруге, супруге владельца бутика, и тот в два счета уволил продавщицу, посмевшую принести не тот размер.

Я промямлила что-то наподобие: «Вика совершенно права, какая из меня модель, разве что для краеведческого музея», но директриса, не слушая возражений, сама помогла мне снять свитер.

– Так, так, так... – повторила Ольга Кирилловна и щелкнула в воздухе пальцами. – Тебя зовут Арина, да? Не найдется ли у тебя нескольких минут для того, чтобы мы могли переговорить?

Вика ответила вместо меня:

– Ольга Кирилловна, Арина у нас «синий чулок», зубрилка-отличница. Ей в девять уже надо дома быть, а не то родители по шее накостыляют. Так что, лапушка, бери-ка корзинку с Глашей и топай за мной. Живо!

Это была не просьба и даже не приказ, а проклятие, адресованное мне лично. Я почувствовала, что умру сейчас на месте, потому что Вика соизволила прогневаться на меня, но с нахалкой быстро справилась Ольга Кирилловна:

– Виктория, тебе здесь больше делать нечего. Приходи завтра к моему помощнику. А ты, красавица, нужна мне прямо сейчас.

И, взяв меня за руку, она потащила меня к себе в номер. На пороге обернувшись, я увидела исходившую злобой Вику.

Оставив меня стоять посреди комнаты, москвичка вынула столь редкий в те годы в провинции аппарат – мобильный телефон – и произнесла в него:

– Зайди ко мне немедленно. И прихвати Иллариона. Да и фотографа тоже. Кажется, я нашла девушку для «Дорсо».

Что значили ее слова и вообще все, что происходило, я не смогла бы объяснить даже под пытками. Но меньше чем через минуту в дверь постучали, и в номер вошли трое мужчин, причем совершенно разных. Первый был невысокий, коренастый, полностью лысый, с модной небритостью на лице, в странных очках в разноцветной оправе. Второй – тонкий, изящный, с длинными светлыми кудрями, обрамлявшими кукольное личико. А третий – пожилой, с моржовыми усами и густыми бровями.

– Господи, да ведь это то, что мы искали целых три месяца! – хлопнул в ладоши высокий блондин, больше похожий на высокую блондинку. Как позднее выяснилось, то был стилист Илларион.

Лысый тип, отчего-то вызвавший у меня ассоциации с булгаковским Азазелло (хотя ни бельма, ни клыка у него не было), приблизился ко мне, склонил голову и принялся внимательно разглядывать. А через пару минут пробормотал:

– В ней что-то такое есть... Инфернальное. Да, определенно... Думаю, можно попробовать...

Так я впервые увидела Аркадия. Он, как позднее выяснилось, был стратегом и мозговым центром модельного агентства. Наконец вынес свой вердикт и усач (Семен Петрович, фотограф):

– В самом деле, я ее именно такой и представлял.

О чем они вели речь, было для меня загадкой. Илларион и Аркадий расположились на софе, Семен Петрович остался стоять, а Ольга Кирилловна, сцепив руки в замок, опустилась в кресло и велела:

– А теперь, красавица, двигайся!

Я онемела. В застиранном лифчике, со вспотевшими подмышками я находилась в обществе трех мужчин и одной бой-бабы, и они хотели, чтобы я двигалась. Мне не пришло ничего лучше в голову, чем спросить:

– Как... двигаться?

На выручку мне пришел стилист, защебетавший подобно попугаю. Блондин говорил с поразительной скоростью, и уже через три минуты от его болтовни у меня начала пухнуть голова, но тем не менее она помогла мне – я расслабилась. И все же понадобилось не меньше получаса, чтобы я начала показывать какие-то незамысловатые движения. И в течение этого получаса остальные три человека терпеливо ждали, хотя, как я узнала позже, обычно они не привыкли никого ждать. Но ради меня было сделано исключение.

Кое-как подрыгавшись, я посмотрела на часы и увидела, что уже почти десять. А родителям я сказала, что вернусь к девяти! Наверняка папа с мамой уже испереживались! Сгорая от стыда, я пролепетала:

– Мне надо позвонить домой...

Аркадий протянул свой мобильный, в то время вещь для меня совершенно незнакомую, и я с благоговейным ужасом принялась тыкать в кнопки. Родители, как это легко предположить, были уже на взводе и предполагали самое худшее, тем более что мерзавка Вика, конечно же, не соизволила поставить их в известность, где я, и предупредить о том, что меня задержала в отеле директриса модельного агентства.

Поэтому я тут же огорошила Ольгу Кирилловну заявлением, что мне пора домой. Дома усмехнулась и, переглянувшись с тремя мужчинами, заметила:

– Что же, красавица, на первый раз прощаю. Но запомни: если хочешь достичь в этой профессии успеха, тебе понадобится железная хватка.

«О чем она? – подумала я тогда. – Какая профессия? Ведь она уже взяла Вику и даже подписала с ней контракт. А кто я, собственно, такая?»

Примерно в таком духе, правда, гораздо более сумбурно, я тогда и высказалась. А директриса, сверкнув невероятно белыми зубами, сказала:

– Вика, конечно, ничего, однако ты дашь ей фору. Как и многим другим, красавица. Только, да будет тебе известно, к финишу приходят не самые красивые и даже не самые умные, а самые выносливые. Что же касается профессии... Разве ты еще не поняла, к чему мы тебя готовим?

Пришлось признаться, что поняла, на что Ольга Кирилловна отреагировала фразой:

– Значит, не такая уж ты идиотка. Вот и хорошо. А теперь в самом деле тебе, красавица, пора. Поговорим завтра обо всем в деталях. Кстати, ты же еще несовершеннолетняя, так что придется и родителей подключить.

– Значит, мне завтра с ними к вам подъехать? – заикаясь то ли от счастья, то ли от страха, а вероятнее всего и от того и от другого, спросила я.

На что директриса заявила:

– Дай-ка мне свой адрес. Я… нет, мы навестим тебя завтра, скажем, часиков в семь вечера...

Обратно домой я летела как на крыльях. И даже громыхающий троллейбус казался мне Пегасом, уносящим меня к вершинам Олимпа. Подумать только, мне предлагают работу фотомодели! Или нет? Я даже испугалась, но потом успокоила себя – если бы Ольга Кирилловна желала предложить мне должность уборщицы или секретарши, то поручила бы вести переговоры одному из своих помощников и уж точно не собралась бы лично пожаловать ко мне домой.

Родители восприняли новость по-разному: мама была чрезвычайно рада, отец отнесся скептически, заподозрив отчего-то, что под вывеской модельного агентства в действительности скрывается бордель. А вот две мои младших сестры были в полном восторге. Вернее, в полном отпаде.

Всю ночь я проворочалась с боку на бок, не в состоянии сомкнуть глаз. А кто бы на моем месте смог заснуть? И утром, разглядывая себя в зеркале в ванной, я уныло констатировала, что синяки под глазами не делают меня краше. Ведь может получиться, что Ольга Кирилловна откажется от первоначальной затеи и решит, что не стоит иметь со мной дело.

Полная дурных предчувствий, я отправилась в университет. На этом настоял отец, заявив, что не для того он вкалывает на двух работах, чтобы его старшая дочка балбесничала и отлынивала от занятий.

Вику я совершенно упустила из виду и, честно признаюсь, забыла о ней напрочь. А такого наша провинциальная Перис Хилтон простить, конечно, не могла. Хотя в первую очередь она не могла забыть о том, как я смазала ей триумф и получила предложение от Ольги Кирилловны.

Когда я появилась на семинаре, то тотчас подверглась атаке – Вика, как выяснилось, со мной более не разговаривала. Кроме того, она подбила и других девиц со мной не общаться. Меня такое отношение задело. Тем более что получалось следующее – если Вика подписала контракт с модельным агентством, то это значит нормально, а если взяли и меня, следовательно, я сволочь и подлая предательница. Но почему?

Во время перерыва между парами я в женском туалете, где затворились сплетницы, высказала свое мнение Вике. Та, одарив меня лучезарным взглядом из-под умопомрачительно длинных мохнатых ресниц (их Вика смазывала каким-то особым секретным составом, купленным за бешеные деньги у лучшего косметолога нашего города), пропела, выдыхая сизый дым ментоловой сигареты:

– А наше чмо, оказывается, еще и говорить умеет!

Девицы, которые вчера были моими подпругами, противно загоготали. Вика же, вошедшая в раж, продолжила:

– Кстати, Винокурова, как тебе понравилось-то со старушкой?

– Что понравилось? – туповато спросила я, не понимая, о какой такой старушке идет речь.

Вика любезно пояснила:

– Да что ты из себя сейчас девственницу разыгрываешь? Мы же все про тебя знаем. А раз нам известно, то и весь универ скоро в курсе будет. Директриса модельного агентства девочек любит. Ну, она ведь лесбиянка, что всем известно. Так зачем она тебя к себе в номер зазвала? Неужели ты ей по вкусу пришлась и она тебя соблазнила?

– Что за чушь... – начала я, а Вика, добивая меня, съязвила:

– Что, старушке и соблазнять тебя не пришлось, Винокурова? Ты ей сама за просто так отдалась? Или ты за просто так никому не отдаешься, а всегда деньги требуешь? Вот ты, оказывается, какая – шлюха, к тому же «розовая»!

Работать языком Вика умела великолепно – наверняка в тот же день наш факультет узнал о том, что я сплю за деньги с женщинами. Да, Вика рассчитала верно – лучше всего испортить репутацию, распустив слухи, желательно извращенно-сексуального характера, на такое люди поведутся сразу. А Вика была на меня зла, даже очень зла, и ей думалось, что таким образом она в один момент раздавит меня, как муравья.

Не выдержав больше в университете, я вернулась пораньше домой и закрылась в своей комнате, где дала волю слезам. Вот, оказывается, какова она, профессия модели, – я еще никто в этом бизнесе, а из меня уже сделали нимфоманку-лесбиянку. Что же будет дальше?

Ответ на вопрос мне смогла дать Ольга Кирилловна, которая в семь вечера, минута в минуту, заявилась к нам в гости. Изрядно наплакавшись, к ее приходу я вычистила квартиру, сбегала в кондитерскую и принесла пирожных нескольких сортов, приготовила чай, кофе, минеральную воду и приказала родителям как следует одеться – все же не каждый раз нас удостаивает визитом директриса столичного модельного агентства.

Хоть я и изображала веселость, но Ольга Кирилловна сразу же почувствовала: что-то не так. Поэтому после короткой беседы ни о чем с моими родителями она вышла со мной на кухню и спросила:

– Что случилось?

Я рассказала ей о наветах Вики, а гостья только хмыкнула:

– И все? Тебе придется привыкать к сплетням, россказням и глупым и обидным историям, красавица. Что же касается Вики...

Она фразу не завершила, но позднее я узнала, что контракт с Викой был бессрочно расторгнут (подобный пункт имелся в нем), а через своего верного ассистента Аркадия Ольга Кирилловна сообщила Вике, что позаботится о том, дабы моя некогда лучшая подруга не попала ни в одно столичное агентство. Да, Вика кардинально просчиталась, а я убедилась в том, что Ольга Кирилловна не прощает оскорблений и что с директрисой надо всегда держать ухо востро.

Впрочем, о том, что карьера Вики закончилась, так и не успев начаться, я узнала некоторое время спустя, когда уже переехала в Москву. Ольга Кирилловна кратко обрисовала моим родителям перспективы и заявила, что я идеально подхожу в качестве лица рекламной кампании одного известного парфюмерного концерна – клиентам требовалась не раскрученная манекенщица, а кто-то новый, причем вызывающий у потенциальных клиентов доверие. И таковым лицом надлежало стать мне.

Отец вначале сопротивлялся, однако убийственный аргумент «Неужели вы хотите препятствовать счастью вашей дочери?» сыграл решающую роль. И чтобы окончательно успокоить его, Ольга Кирилловна заявила, что на первых порах меня может сопровождать кто-то из родственников. Но для участия в кампании требовалось как можно быстрее направиться в Москву.

В столицу я поехала вместе с мамой – она взяла отпуск за свой счет, полагая, что четырех недель хватит для подготовки кампании. Хватило и двух. И для меня стало полной неожиданностью, что, помимо постеров и плакатов, которым надлежало украшать перекрестки, заборы, трамвайные и троллейбусные остановки в многочисленных городах нашей необъятной родины, планировались и съемки телевизионного рекламного ролика, где моим партнером должен был стать известный певец.

Все прошло как во сне, ибо я попала, как Золушка, в совершенно иной мир, мне незнакомый и, как я сразу почувствовала, враждебный. Только незримое присутствие мамочки помогло мне выдерживать шестнадцатичасовой рабочий день, крики режиссера, наставления Ольги Кирилловны, холодный кофе, сигаретный дым и истязания, которым подвергали меня стилисты и визажисты.

Впервые глянув на свое изображение на экране компьютера, я обомлела – неужели роковая красавица, более похожая на девушку Джеймса Бонда, которая была передо мной, и есть я, скромная студентка первого курса провинциального университета Арина Винокурова? И тем не менее там была в самом деле я.

И если вначале мне казалось, что, приняв участие в одной-единственной кампании, я сразу вернусь обратно домой, то вскоре я поняла – обратной дороги нет. Тот, кто считает, что профессия фотомодели является приятным времяпрепровождением, просто кривлянием перед фотографом, в том числе в эротических позах, в перерывах между посещением суши-бара, итальянского ресторана и презентациями, жестоко ошибается. Работа буквально адова, а сам модельный бизнес – настоящая преисподняя. Только мне, юной наивной грешнице, которую угораздило свалиться в бурлящий котел со смолой, мог служить утешением тот факт, что сатана в подземном мире был женского полу и звался он – Ольга Кирилловна Травникова. Попади я под крыло иного агентства и иной директрисы, неизвестно, как бы все сложилось. Ольга Кирилловна обладала поразительным чутьем, и она умела делать «звезд», безошибочно разглядывая в девочках-куколках будущих сверкающих бабочек-махаонов.