Текст книги "Крапленая карта мира"

Девушки, с которыми его знакомили, были или глупы (что не так уж плохо), или вызывающе вульгарны. Ему была нужна такая, которая совмещала бы в себе не слишком пытливый ум, сдержанную красоту и определенный шарм. Жена должна оттенять его блеск, стать верной спутницей и безропотно ему подчиняться. Жениться на ткачихе или провинциалке-лимитчице он не собирался. Ему нужна девушка с могущественными родителями и богатым приданым.

Веру он увидел на импровизированной вечеринке, где собирались все свои. Она разительно отличалась от женщин и девиц, которые веселились в этой шикарной квартире. Дмитрий внимательно наблюдал за высокой, несколько скованной девушкой, сидевшей в кресле. Одета неброско, можно сказать, даже бедно. Он, правда, знал, что такое платье мышиного цвета стоит в Париже достаточно дорого. Гладкие черные волосы причесаны совсем не по моде. Девушка явно тяготилась разношерстным обществом. Странно, как она вообще оказалась в подобном месте.

– Кто это? – спросил Дима у хозяйки дома.

Та пожала плечами:

– Дочь Каблукова. Она вообще странная особа. Если и приходит на вечеринку, то все время сидит в углу и молчит.

Дима стал украдкой заинтересованно наблюдать за Верой. Имя ее отца, Виктора Каблукова, было слишком хорошо известно, чтобы пренебречь такой партией. Он был кандидатом в члены Политбюро, в последнее время резко пошел в гору. Ему прочили министерский пост. Намекали, что сам Генеральный секретарь благоволит к Каблукову, которого знал еще с днепропетровских времен.

Итак, это его единственная дочь. Вера была красива, точнее, она могла бы выглядеть эффектно, если бы приложила минимум усилий. Но девушка не стремилась произвести сногсшибательное впечатление.

В этот раз Дима не заговорил с ней, но добился, чтобы она заметила его взгляд. Вера явно смутилась и глубже вжалась в кресло. Похоже, она непривычна к мужскому вниманию.

Он навел справки и выяснил, что Вера была поздним ребенком в семье. Отцу было уже далеко за тридцать, когда она появилась на свет. Родители души в ней не чают, сдувают с нее пылинки и отвергают всех потенциальных женихов. Сама Вера заканчивала МГУ, сферой ее интересов был древнекельтский эпос. Узнав это, Дима усмехнулся. Ему нужна именно Вера Каблукова. Ее отец поможет молодому зятю сделать достойную карьеру. И Дима начал действовать.

Недели две спустя он пришел на день рождения кого-то из знакомых, точно зная, что туда приглашена и Вера. Она уже сидела в кресле, как всегда, никем не замечаемая, в темно-зеленом платье, оттенявшем ее молочного цвета кожу. Она была красива, но неброской, лунной красотой. Дима заметил в ней то, чего не было в других женщинах, с которыми он имел дело, – в ее темно-карих глазах светились ум и высокомерие.

Когда веселье было в самом разгаре и квартира сотрясалась от американской музыки и топота танцующих, Дима подсел к Вере. Та читала книгу. Краем глаза Дима успел отметить, что это сказания о друидах на английском языке. Вера приподняла изящную головку и посмотрела на него. Дима ей улыбнулся.

– Вам тоже здесь скучно? – спросил он. – Извините, если мешаю. Но так необычно видеть среди этой шумной толпы девушку, читающую книгу.

Вера отложила в сторону толстенный том. В ее темных глазах сверкнули искорки. Он заинтересовал ее. Дима знал, что умеет нравиться женщинам. В данном случае нужен деликатный и очень осторожный подход.

– Меня зовут Дмитрий, – продолжал он.

– Вера, – представилась девушка. У нее оказался изумительный грудной голос.

– Вообще-то я не очень жалую подобные собрания, – сказал Дима. – Однако приходится на них бывать. А вам здесь нравится?

– Нет, – произнесла Вера. – Но моим родителям этого не объяснишь.

– Вы, наверное, не часто бываете на таких вечеринках.

– Да, мои родители, к сожалению, не столь могущественные и высокопоставленные, как родители всех тех, кто здесь резвится, – иронично заметила Вера.

Значит, она не хочет ставить его в известность о том, что ее папа один из самых влиятельных людей в стране.

Они перебросились еще несколькими ничего не значащими фразами. Дима уже знал, что у Веры есть одна страсть, настоящая мания. Куклы. Она собирала их с детских лет. В ее коллекции, как он слышал, были редкостные экземпляры. Поэтому Дима ловко перевел разговор на увлечения и обмолвился, что его младшая сестра обожала собирать кукол.

– Да что вы, – изумилась Вера, и Дима впервые за четверть часа увидел, как она оживилась. – Мне бы хотелось познакомиться с вашей сестрой.

– К сожалению, Света умерла, – с горечью произнес Дмитрий. Впервые за многие годы он пожалел, что убил сестру. Сейчас она могла бы ему пригодиться.

– Простите! – вспыхнула Вера. – Поверьте, я не хотела, я не знала. Это такая трагедия… – Я ее очень любил, – заявил Дима. – Это было ужасно, но вам, должно быть, неинтересно…

– Нет, что вы! – воскликнула Вера. – Если вам не тяжело говорить о сестре…

Жалостливая история умненького мальчика из провинции, в одночасье потерявшего родителей и сестру, а затем усыновленного известным профессором и его супругой, произвела неизгладимое впечатление на Веру. Именно в то мгновение, когда Дима закончил свой рассказ, утаив, впрочем, кое-какие важные детали (например, что виновником гибели своих родных был он сам), он понял: Вера влюбилась в него. За ее холодной внешностью и отстраненным поведением пряталась эмоциональная, ранимая, впечатлительная и жаждущая любви девчонка. На первый раз было достаточно. Дима не стал форсировать события. Буря и натиск в подобной ситуации могут только все испортить.

Он позвонил Вере через несколько дней, когда, по его мнению, она уже успела нафантазировать бог знает что. Последовало приглашение на концерт в консерваторию. Затем были музеи. Дима всегда отличался цепкой памятью, мог непринужденно болтать, глядя на очередной шедевр. Вера все больше молчала, однако, судя по раскрасневшимся щекам и вздрагивающим ресницам, она не упускала ни одного сказанного Димой слова.

Дома Дмитрий рассказал Ростовцевым о том, что познакомился с чудесной и милой девушкой. Приемные родители были вне себя от радости. А когда он произнес фамилию, Павел Сергеевич покачал головой:

– Великолепный выбор, Дима. У тебя есть не только сердце, но и голова на плечах.

Перед Верой Дима продолжал разыгрывать несведущего молодого человека. Он видел, что ей нравится играть с ним, говоря, что ее родители обычные люди. Он прекрасно понимал: Вере требовался не расчет, а подлинные чувства. Когда наконец она призналась, что ее отец является тем самым могущественным Каблуковым, Дмитрий разыграл сцену удивления и негодования. В итоге Вере пришлось просить у него прощения за то, что она скрывала от него правду.

– Неужели ты могла подумать, что я стал бы знакомиться с тобой из-за того, что твой отец – член Политбюро, – произнес Дима, следя за тем, чтобы его голос звучал обиженно и раздраженно.

– Димочка, извини меня, пожалуйста, – шептала Вера.

Ну вот, он для нее уже и Димочка. Великолепно.

– Это ты меня извини, – произнес он и впервые нежно поцеловал ее. Вера не сопротивлялась.

Далее последовало представление родителям. Каблуковы жили на государственной даче в тщательно охраняемом элитном поселке. Сам дом не поражал роскошью и размерами, но был свидетельством их статуса. Виктор Каблуков не так давно стал одним из ключевых министров. Диму приняли радушно, но сдержанно. Было заметно, что родители Веры приглядываются к нему. Мать была такой же, как и дочь, внешне меланхоличной особой, в душе которой бушевали страсти. Решения принимал коренастый Виктор Каблуков.

Дмитрий сумел понравиться ему тем, что поддержал беседу на внешнеполитические темы, ни в чем не противореча могущественному министру. Но это было не все. На кухне он заметил покосившуюся полку для посуды и в два счета прибил ее. Это растопило сердце Каблукова, и вечером, когда гость ушел, он сказал дочери:

– Этот твой ухажер… Я тут кое-что выяснил. Очень перспективный молодой человек. Важно, что он действительно наш, если не по рождению, то по духу. И приемные родители у него – люди достойные. Можешь с ним встречаться…

Вера была на седьмом небе от счастья. Весь мир для нее перевернулся, из серого превратился в разноцветный. О любви она читала только в романах, и вот теперь… Она любит Диму, и он любит ее.

Свадьбу сыграли, не затягивая. Не было никакой помпы, это устроило обе стороны. Дима с удивлением отметил, что невеста великолепна в белом платье, заказанном в Вене. Он никогда раньше не думал о Вере как о женщине, она была для него средством достижения определенной цели. Но теперь он ощутил некое чувство, если не любовь, то желание.

Первая брачная ночь поразила Веру тем, как ласков и нежен с ней муж. Секс казался ей чем-то грязным и постыдным, а сейчас она с удивлением обнаружила, что это может доставлять наслаждение.

Секс с Верой не доставлял Диме того удовольствия, какое он получал, забавляясь с развязными девицами и проститутками. Ей нужны были ласка и нежность, он же хотел огня и страсти. Однако в силу своего темперамента Вера не требовала слишком часто постельных отношений. Он предпочитал дарить ей изысканные букеты, старинные книги и кукол, ограничиваясь поцелуями, нежными словами и объятиями.

Каблуков-старший, увидев, что дочь счастлива, расщедрился. Молодые получили в подарок огромную квартиру на Кутузовском проспекте, еще одну машину, шикарную обстановку, возможность отдыхать за границей. Однако самым ценным приобретением для Дмитрия была протекция со стороны тестя. Каблуков был на дружеской ноге с министром иностранных дел, и Дима через короткое время стал вторым секретарем советского посольства в Вашингтоне. Новое назначение требовало переезда за океан.

Все это время Дима продолжал тесно сотрудничать с Комитетом. Сфера его полномочий расширилась, он стал ценным кадром. Вера, узнав о том, что они поедут в Америку, очень обрадовалась. Она сможет вырваться из-под родительской опеки и оказаться наедине с любимым человеком, с ее Димочкой.

Жизнь в Вашингтоне протекала уныло и однообразно. Муж почти все время пропадал на работе, жены дипломатов сидели за высоченным забором, защищавшим цитадель советской власти в сердце «желтого дьявола». Те краткие мгновения, когда они оказывались вместе, были для Веры настоящим блаженством. Она мечтала о ребенке, но понимала, что пока это будет мешать карьере Димы.

Сам Дима был доволен положением вещей. Тесть помогал ему делать карьеру, у него была красивая и умная жена, к тому же влюбленная в него до беспамятства. Очень осторожно, так, чтобы это не стало всеобщим достоянием, он крутил любовь то с секретаршей, то с горничной. Скрывать это от Веры было проще простого, она безоговорочно ему верила.

Жизнь текла неспешно, Дмитрий Николаевич Черноусов делал карьеру. Он был на хорошем счету как в МИДе, так и в КГБ. Высокопоставленные лица из обеих структур благоволили к нему.

Оказавшись в очередной раз в Москве, один, без Веры, которая осталась в Вашингтоне, Дима решил немного расслабиться. Вера была великолепным собеседником, умела как никто другой дать умный совет, но как женщина она ему не подходила. Он был привязан к ней, так бывают привязаны люди к любимой собачке или комнатному растению. Он не собирался унижать ее, доставлять боль или тем более убивать. Плохо, что она любила его по-настоящему. Дима предпочел бы, чтобы она смотрела сквозь пальцы на похождения мужа. Он прекрасно знал, что они могут выйти ему боком и даже стоить карьеры, но поделать с собой ничего не мог.

Он знал нескольких московских путан, которые, помимо всего прочего, работали на Комитет. В этом отношении они были надежны: если кто и будет знать о его увлечениях, так только те, кому можно. Дима пригласил одну из них, рыжеволосую Люсю, к себе домой. Профессор Ростовцев был на симпозиуме и должен был вернуться лишь через несколько дней, его супруга поправляла здоровье в Карловых Варах. В их распоряжении было два или три дня, наполненных упоительными утехами и полной свободой.

В самый разгар пиршества плоти, когда искусница Люся, весело хохоча, демонстрировала все новые и новые грани своего мастерства, в прихожей послышался звук шагов. Дима на мгновение окаменел, затем, впервые за всю его жизнь, ощутил приступ дурноты. Такого не было, когда он бросил беспомощного братика в полном дыма и огня коридоре, не было, и когда он держал за руку впавшего в кому отца.

Оттолкнув Люсю, он вылетел в просторный холл. Ростовцев неторопливо снимал плащ. Старик вернулся раньше запланированного! В квартире валяются дамские принадлежности, завывает музыка и витает крепкий дым импортных сигарет.

– Димочка! – воскликнул профессор, заметив приемного сына. – Какой сюрприз! Я и не знал, что ты собираешься приехать. Я был в Стокгольме, да что-то неважно себя почувствовал, решил вернуться в родные пенаты. Если помирать, так уж на родине.

Дима машинально обнял отца, думая, как ему выкрутиться из идиотской ситуации. Дернул же черт старика вернуться раньше! И он, как мальчишка, попался с рыжеволосой шлюхой. Ростовцев не тот человек, который примет бабу в черном кружевном белье за коллегу по работе или уборщицу. Дима великолепно изучил за эти годы характер профессора. Интеллигентный и кроткий, он временами, когда что-то выводило его из себя, делался бешеным, как бык под ударами пикадора. Он никогда не простит и не поймет его. Ладно бы у Димы не было жены, но изменять Вере! Кажется, старик за сорок лет супружества ни разу и не посмотрел в сторону другой, кроме Лили, женщины.

– А почему здесь так накурено? Ты же раньше не курил! – Профессор двинулся в гостиную, где на уютном диване расположилась Люся. Внезапно Ростовцев обернулся и произнес, удивленно подняв брови: – Какой же я дурак, прямо-таки старый маразматик! Все же годы дают о себе знать! Ты приехал не один, а с Верочкой. И я, старый хрыч, не позвонил домой, так как пребывал в полной уверенности, что здесь никого нет. Не беспокойся, Дима, я сейчас ретируюсь. Мне все равно нужно заехать в университет.

Дима облегченно вздохнул. Пусть думает, что он с Верой. Придется что-нибудь придумывать, но важно, чтобы старик ничего не увидел. Ростовцев уже снова натягивал плащ, когда из гостиной показалось кукольное личико Люси. Ничуть не смущаясь, она произнесла:

– Димусик, это кто?

В первый раз за свою жизнь, и без того полную преступлений, Дима захотел убить ее, не раздумывая. Рыжая дура все испортила. Вылезла голая по пояс, назвала его Димусиком.

Профессор Ростовцев повернулся на сладкий голос. Секунду или две, не мигая, смотрел на Люсю. Затем схватился за косяк и начал медленно оседать. Дима бросился к старику. Тот хрипел, его лицо на глазах приобретало синюшный оттенок.

– Пошла вон! – рявкнул Дима на Люсю.

Та не заставила себя ждать. Через минуту она покинула квартиру на Ленинских горах. Профессор, подвернув ногу, лежал в прихожей, часто дыша.

– Нитроглицерин, – прошептал он. – У меня в кармане.

Его рука шарила в кармане плаща, прозрачный белый тюбик выкатился на пол. Профессор судорожно открыл его, но крошечные белые таблетки разлетелись по прихожей.

– Как ты мог, – прохрипел Павел Сергеевич, глядя на приемного сына. – Ты обманывал меня и Лилю. Вера… Она ничего не знает, бедный ребенок. Ты мерзавец…

Дима подошел к телефону, взял трубку и, послушав мерный гудок, положил ее на место. Старик, если выживет, обязательно расскажет правду Лиле и, что самое ужасное, Вере. Все, к чему Дмитрий так долго стремился, рухнет в один момент. Беспомощный старик, корчившийся, как краб, в прихожей, стоит на пути между ним и будущим. Ростовцеву под восемьдесят, почтенный возраст.

– Мерзавец, – шептал профессор, слабея с каждой минутой. – Как мы могли тебе верить. Ты…

Дима так и не узнал, как еще хотел назвать его приемный отец, потому что взгляд профессора остекленел, изо рта побежала струйка слюны. Убедившись, что Павел Сергеевич мертв, Дима тщательным образом привел комнату в порядок. На это ему потребовалось около часа. Затем он уехал в МИД, где пробыл до самого вечера. Телефонный звонок застал его в кабинете начальника.

– Вас, Дмитрий Николаевич, – произнес, выслушав несколько фраз, один из дипломатов.

Дима был внутренне готов и сумел разыграть изумление и скорбь, как заправский актер. Все решили, что пожилой профессор Ростовцев вернулся из командировки в Швецию, кстати, преждевременно, так как жаловался на боли в сердце, и едва он вошел в квартиру, как его настиг серьезный приступ. Он был один, пытался принять нитроглицерин, но не сумел. Трагическая смерть, но что поделаешь, все мы смертны.

Срочной телеграммой из Чехословакии была вызвана Лиля Ростовцева, Дима рьяно взялся за организацию похорон. Все восхищались, глядя, как молодой человек в черном костюме с достоинством организует столь скорбное и важное мероприятие. Лиля была безутешна, но Дима подставил приемной матери крепкое плечо. Она была благодарна судьбе за то, что в этот момент рядом с ней оказался Дима. Прощание в зале университета, бесконечные траурные панегирики, цветы и венки, масса знакомых и незнакомых лиц, ученики, аспиранты, кандидаты, доктора…

Когда гроб с телом профессора погребли на Ваганьковском кладбище, а поминки остались позади, Дима почувствовал невероятное облегчение. Убивая ребенком и подростком, он не заботился о том, как лучше замести следы и избежать наказания. Тогда это его не волновало. Теперь он понял, что находился в миллиметре от краха собственной жизни. Развлечения развлечениями, но на карту поставлено слишком много. Нужно быть или предельно осторожным, или вовсе прекратить сексуальные безумства.

Когда он через две недели улетел в Америку, в Москве-реке стало еще одним неопознанным трупом больше. Рыжеволосая женщина лет двадцати семи, удушенная кем-то, с кирпичами, привязанными к телу, покоилась на дне реки где-то на окраине столицы. Люся была ненужным и опасным свидетелем.

Вера встретила мужа лаской и нежностью. Впервые за многие месяцы Дима ощутил к ней благодарность и нечто похожее на любовь. В конце концов, он должен гордиться тем, что его столь трепетно любит такая женщина. Когда Вера завела разговор о ребенке, он уже не отмахнулся от этого, а обещал подумать.

Прошло несколько лет. Дима с головой погрузился в работу. Иногда, провожая взглядом женские фигурки, он думал, что платит слишком высокую цену за право пробиться к власти. Однако о его успехах заговорили в Москве, тесть Каблуков прикладывал мыслимые и немыслимые усилия, чтобы его зять стал самым молодым послом в истории советской дипломатии.

Как-то Дима оказался в Сан-Франциско, калифорнийском чуде, где жизнь била ключом круглые сутки. Дмитрий достиг такого положения, когда мог не опасаться, что за ним кто-нибудь приглядывает. Люди из КГБ были довольны его успехами, ему удалось завербовать двух человек, которые поставляли весьма ценные сведения в Москву. Для встречи с одним из них он и прибыл в Сан-Франциско. Все было обставлено как рутинный визит советской дипломатической делегации в университеты США. Дима удивлялся, видя, какой горячий отклик находят идеи коммунизма среди интеллектуальной элиты. Если бы они знали правду о Советском Союзе или хотя бы малую ее часть…

Встреча прошла успешно, Дима был уверен, что спецслужбы Америки, которые наверняка «пасли» советских дипломатов, не заметили, как у них под носом произошел обмен секретной информацией. Дима знал, что микропленки, оказавшиеся у него в руках, – настоящая сенсация. Ему надоело быть одним из заместителей. Пути было два: или в другую страну, где он сам станет послом, или в Москву, на повышение. Иностранщина уже поднадоела Диме.

То ли его так пьянило чувство победы, то ли скудный сексуальный паек в течение последних двух лет дал о себе знать, но он решил в последний раз отдаться страсти. Покинуть отель, где остановилась советская делегация, оказалось делом несложным. Ночной Сан-Франциско похож на бриллиант, сверкающий каждый раз новым цветом. У Димы была с собой приличная сумма в долларах, язык он знал в совершенстве, а мысль о том, что скоро он займется любовью не с Верой, будоражила кровь.

Он зашел в первый попавшийся стриптиз-бар. Представить подобное в Союзе он не мог. А тут, в Штатах, это рядовое явление. Познакомиться с девицами было плевым делом.

– Линда, – представилась смазливая особа, плюхаясь на переднее сиденье автомобиля, который Дима взял в аренду, используя фальшивые документы. В посольстве была целая комната, где хранились поддельные, но ничем не отличающиеся от настоящих, американские документы разных мастей. – Ты из Новой Англии? – спросила Линда, устраиваясь у Димы на коленях. – Говоришь, как я, но легкий акцент…

– Я из Оттавы, – сказал Дмитрий. – У вас проездом, бизнес, строительство домов.

– И решил совместить приятное с полезным? – игриво поинтересовалась Линда, и ее пальчики пробежали по шее Димы.

Далее все было восхитительно и просто. Безумства в дешевой гостинице, на скрипящей кровати с не самым свежим бельем, но на такие мелочи Дима не обращал внимания. Линда слишком много пила, но это не мешало ей выкладываться на все сто.

Ближе к утру он подбросил спутницу к многоэтажному дому, где та жила с подругой.

– Она клевая девчонка, но дура, – сообщила о ней Линда. – Она меня уже достала, хочу скопить денег и рвануть подальше отсюда. Может, к вам, в Канаду? Тихая жизнь, никакой суеты и мерзости…

Дима помог Линде выбраться из автомобиля. Та нетвердо держалась на ногах. Он сел за руль и надавил на газ, когда услышал дикий вопль. Пьяная дура рванулась ему прямо под колеса. Кажется, она забыла в салоне сумочку. Дима ощутил, как машина наехала на что-то мягкое и податливое. Нет, он не может позволить себе переехать эту алкоголичку!

Он выбрался из-за руля, склонился над скрючившейся фигуркой Линды. Память услужливо подсунула ему вид другого беспомощного человека – профессора Ростовцева. Но этой в отличие от отца помочь было нельзя. Изо рта шла черная кровь, конечности переломаны.

В эту секунду Дима ощутил чей-то взгляд. Двор освещал прожектор, установленный на соседней многоэтажке. Дмитрий медленно поднял голову. Так и есть, на него смотрит симпатичная девушка. Глаза от ужаса расширены, рот открыт в немом крике.

Их глаза встретились. Облик девушки отпечатался в его памяти, как на фотографии. Она его видела и сможет опознать. Как это все некстати. Он сел в машину и рванул с места происшествия.

Ночь прошла тревожно. Он все время ожидал, что за ним придут корректные, но неумолимые американские полицейские и предъявят обвинение. Машина давно была отмыта и сдана обратно в фирму. Никто ничего не заметил. Его видела всего одна девчонка. Вряд ли они столкнутся еще раз в жизни. Через день он покинет Сан-Франциско.

Назавтра Дима, наплевав на последствия, решил снова найти женщину. Опять машина, уже другое поддельное удостоверение, глуповатая проститутка у того же стриптиз-бара. Когда он сажал девицу в машину, спиной почувствовал чей-то пристальный взгляд. Дмитрий резко обернулся. Та самая девчонка, которую он видел в окне, стояла с подругой всего в десяти метрах, в проулке, заполненном мусорными баками. Девушка, без сомнения, его узнала. Он ее тоже.

– Жди меня здесь, – бросил он проститутке и кинулся за девицами, которые уже скрылись за поворотом. Он не знал, что сделает с ними, когда настигнет. Убить обеих он не сможет, хотя бы из-за огромного риска разоблачения. Предложить ей деньги?

В переулке, петляющем среди домов, населенных отбросами общества, опустившимися эмигрантами и мелким жульем, было темно. Дима едва не споткнулся, зацепившись ногой о край железного ящика. Черт с ними! Он все равно не сможет ничего сделать, если даже и догонит их. А девчонка, которая видела, как он случайно задавил Линду, симпатичная. Ему всегда нравились женщины с длинными темными волосами и капризным ртом.

Когда он вернулся в машину, то обнаружил, что ни проститутки, ни его бумажника с фальшивыми документами и наличностью нет. Подобная мелочь вывела Дмитрия из себя. Все из-за этой чертовой идиотки, которая видела смерть алкоголички Линды. Хватит, больше никаких приключений, особенно в Америке. Если узнают о том, что он натворил, карьера рухнет в одночасье.

Его похождения остались неизвестными, или, что более вероятно, о них знали только те, кому надлежало знать. Дима понимал, что совершенно чистых, ничем не запятнанных личностей просто не существует. У каждого есть свой скелет в шкафу, своя маленькая (или даже не очень маленькая) тайна или постыдное увлечение. У него этих скелетов был целый десяток.

Спустя два месяца Вера сообщила ему, что беременна. Он воспринял это безразлично, хотя целовал жене руки и обнимал ее за пока еще сохраняющую стройность талию. К детям Дима всегда относился брезгливо, если не сказать – с ненавистью. От них сплошные хлопоты, проблемы, вся любовь и внимание достаются им. Однако это был великолепный повод, чтобы вернуться в Москву. Каблуков-старший имел с зятем конфиденциальный разговор и намекнул, что им заинтересовались на самом верху. Дмитрию было тридцать лет, настало время карабкаться по крутым ступенькам властной лестницы.

Вера переносила беременность тяжело, у нее был сильный токсикоз, она располнела. Врачи опасались, что может произойти непоправимое и она потеряет ребенка. Дмитрий самоотверженно ухаживал за женой. Она с собачьей благодарностью воспринимала любой его жест и ласковое слово. За два с лишним месяца до родов Веру положили на сохранение в Кремлевскую больницу, в отделение, куда простым смертным путь был закрыт. Мальчик появился на свет на три недели раньше положенного срока. Чтобы роженица не мучилась (боялись, что слабое сердце может не выдержать), решили делать кесарево сечение. Сын родился хмурой сентябрьской ночью. Дмитрий уже придумал, как назовет ребенка. Лиля Ростовцева, узнав, что ее внука собираются наречь Павлом, рыдала на плече Дмитрия.

– Если бы Павел Сергеевич дожил до этого момента, – твердила она, размазывая тушь по пиджаку Дмитрия. – Он был бы так счастлив, так счастлив…

Вере было все равно, как назовут это орущее красное и сморщенное существо, похожее на детеныша обезьяны, Каблуков-старший похлопал зятя по плечу и предложил выпить рюмку, его анемичная супруга отстраненно читала Блаватскую и дипломатично улыбалась.

Именно после рождения маленького Пашки началось восхождение Дмитрия Черноусова к вершинам власти. За время, пока жена лежала в больнице и он оставался один в огромной квартире, Дима сумел привести в порядок расшатавшиеся нервы и составить план дальнейших действий. Ему предложили непыльную, но престижную работу в Министерстве внутренних дел. На дворе стоял 1982 год. Леонид Ильич, несмотря на то что сидел в кресле генсека семнадцать с половиной лет, давно не руководил страной, а только номинально правил. Дима чувствовал, что не за горами приход нового властителя, жесткого, авторитарного и хитрого. Все больше власти концентрировалось в руках Комитета, то и дело средние и даже крупные чиновники, ранее считавшиеся неприкасаемыми из-за близости к семье Самого, оказывались замешанными в коррупционные и сексуальные скандалы. Дима поддерживал самые тесные связи с КГБ. Теперь ему приходилось докладывать о том, что говорит его тесть-министр в приватной обстановке. Димина должность в МВД на самом деле была ширмой для манипуляций Комитета. Он быстро получил внеочередное звание и занял просторный кабинет.

Перемены не заставили себя ждать. После прихода к власти Андропова Дима сразу получил высокое назначение и стал вхож к новому Генеральному секретарю. После его смерти наступил период затишья, властное болото снова подернулось ряской, хотя борьба за влияние велась вовсю. Молодой Горбачев сразу не понравился Дмитрию. В нем не было величия и харизмы, какой-то загадки и пугающей неумолимости русского царя. Наоборот, повадками он походил на американского политика. Таких Дима за свою карьеру дипломата видел сотни: говорливые, улыбающиеся, вроде бы открытые, а на самом деле насквозь лживые. Диме не нравилось и то, что всемогущих комитетчиков потеснили. Приходили новые люди. Он сам, не так давно ставший «новым», уже оказался в команде «бывших». Его тесть потерял министерский портфель и был отправлен в почетную ссылку в Верховный суд.

Дима затаился. Он понимал: или новый курс с треском провалится, или рухнет вся система. Оказаться погребенным под ее обломками Черноусов никак не желал. Он использовал все личные связи, для того чтобы оказаться в числе учредителей первых кооперативов. Ему нравилось то, что власть теперь официально разрешала своим представителям делать деньги. Люди из Комитета о своих никогда не забывали, всего за пару лет Дима оказался богат, причем богат не только по советским, но и по западным меркам. Эпоха тотального дефицита поощряла торговлю. Дима занимался и этим тоже, приглядываясь к убыточным предприятиям. О частной собственности речь пока не шла, но Дмитрий тихо и без спешки наводил мосты. Колосс системы раскачивался из стороны в сторону, достаточно было легкого дуновения – и советскому режиму пришел бы конец.

Дмитрий был в курсе слухов о готовящемся дворцовом перевороте. Он даже боялся, что Горбачев и особенно его экономическая политика уйдут в небытие. Если к власти придет «железная рука», то не будет возможности для наращивания капитала. Жизнь на широкую ногу, иномарки, костюмы из Англии, драгоценности для Веры и элитные игрушки для Пашки – все это давно стало неотъемлемым атрибутом жизни Черноусова. Он щедро делился со своими покровителями, а те следили, чтобы никто не мешал его бизнесу.

Путч провалился, Горбачев ушел в отставку, настала эпоха накопления капитала. Дима в отличие от многих никогда не афишировал себя. Лучше находиться в тени и спокойно зарабатывать, чем ударяться в политику. Тем не менее он знал все ходы и выходы, делал эксклюзивные подарки, переводил на зарубежные счета нужным людям энные суммы в долларах, на многочисленных презентациях льстиво говорил комплименты и расточал улыбки.

Он был рад, что Вера оказалась великолепной женой. Она не пила, не ходила на сторону, не устраивала истерик, одевалась всегда дорого, но скромно и, что было редкостью, со вкусом. Когда Дмитрий стал учредителем одного из банков, она сумела на безукоризненном немецком вести беседу об истории строительства Кельнского собора с супругой германского инвестора. С ней было не стыдно выйти в свет, бриллианты в ее темных волосах всегда смотрелись, как на прирожденной аристократке, а соболя оттеняли матовую кожу. Временами Дима думал, глядя на Веру, что ему сказочно повезло с ней. Будь у него в женах вульгарная крикливая блондинка, не умеющая связать двух слов и по-русски, не говоря об английском, вряд ли бы он стал тем Черноусовым, которым был.