Текст книги "Догматика без догматизма"

Глава 3. Понятие Бога

Естественно, что основным содержанием нашей веры является Бог. Именно поэтому богословие называется богословием. Однако именно понятие Бога оказалось в истории религии и в истории христианства многократно искаженным. Поэтому нам нужно условиться о том, что мы понимаем под этим словом. Трудность заключается в том, что мы не можем дать никакого определения Бога. Оно в принципе невозможно. Ведь само слово «определение» показывает, что речь идет о положении пределов, об установлении границ, что совершенно невозможно в отношении Бога. Мы не можем положить Богу границ, мы не можем определить Его. Мы, вообще, не можем говорить о Нем так, как о вещах или явлениях этого мира. Бог – это не отдельный предмет, наряду со множеством других отдельных предметов. Сама речь о Нем, как об отдельном объекте – уже искажение.

На самом деле, размышлять и говорить о Боге всерьез бесконечно интереснее, чем это делается в большинстве проповедей и благочестивых брошюрах. Это принципиально важно понять: когда мы говорим о Боге, мы говорим о Чем-то абсолютно Ином, совершенно выпадающим из привычных нам схем мышления, о Чем-то, как говорят философы и богословы, трансцендентном (то есть лежащем за пределами). О Тайне – Тайне с большой буквы. Как сказал поэт: «Мысль изреченная есть ложь», и когда речь идет о Боге, это справедливо вдвойне. Любое высказывание о Боге, просто в силу ограниченности нашего языка и способностей нашего разума, будет недостаточным, искаженным, ложным.

Лучшие христианские богословы знали об этом с самого начала. Вот, например, слова православного св. Иоанна Дамаскина: «Бог беспределен и непостижим, и одно в Нем постижимо – Его беспредельность и непостижимость. А то, что мы говорим о Боге утвердительно, показывает нам не естество Его, но то, что относится к естеству… Ибо Он не есть что-либо из числа вещей существующих, не потому, чтобы вовсе не существовал, но потому, что превыше всего существующего, превыше даже самого бытия». Бог не есть что-либо из числа вещей существующих… Эта мысль является и дерзновенной, и самой естественной одновременно! Крупнейший протестантский богослов ХХ в. Карл Барт утверждает: «Бог не принадлежит миру, и Он не входит в число предметов, для которых у нас есть категории и, следовательно, слова, при помощи которых мы можем указать другим людям на эти предметы, установить их отношения с этими предметами. О Боге невозможно говорить, поскольку Он не является вещью: ни природной, ни духовной. Если мы говорим о Нем, то уже тем самым говорим не о Нем». Иными словами в подавляющем большинстве случаев, когда кто-либо (сюда можно отнести и многих богословов) употребляет слово «Бог», он говорит о чем угодно, но только не о Боге. Соответственно, и атеисты (в подавляющем большинстве!) отрицают не Бога, а самые разные примитивные и искаженные Его образы.

Итак, всякая человеческая речь о Боге будет ограниченной и искаженной. Об этом необходимо помнить, чтобы не путать те образы и понятия, которые мы используем в речи о Боге с Ним самим.

Итак, когда речь о «руке Божьей», об «ухе Божьем», о «лице Божьем», о «крыльях Божьих» и т. д., это все лишь образы, которые нельзя понимать буквально. Однако, говоря о «любви Бога» или о «гневе», о Его «раскаянии», или о том, что «Он слышит молитвы», «Он смотрит на нас и все видит», – часто мы склонны понимать такие выражения все же почти буквально. Но ведь и они, как и первые, являются всего лишь перенесением на Бога человеческих черт: внешних и внутренних. Сказать, что Бог видит или слышит – значит употребить такой же образ, только более тонкий, как и говорить, что у Него есть глаза или уши. Все эти образы создают у нас ощущение Бога, как некоего отдельного Сверхсущества, с пусть и не физическими, но какими-то «духовными» глазами, ушами, руками и ногами.

Но если мы говорим о Боге, как о некоем Существе, пусть даже высшем, то мы все равно представляем Его одним из множества других существ, вольно или невольно ставя на одну доску с ними. Мы не проводим между Богом и существами этого мира кардинального различия, которое должно было бы быть. Но Бог не может быть Существом, подобным другим существам. Бог – это что-то совсем, совсем Иное. И хотя, как уже говорилось, любая терминология будет ограниченной, все же нам постоянно нужно искать новый язык, чтобы адекватно говорить о Нем, не примитивизируя Его образа, не представляя Его старичком, восседающим на облаках.

Бог не может быть одним из множества тех, что существуют в этом мире, путь даже самым могущественным. Бог – это не одна из сил, пусть и самая могущественная, не одно из существ, пусть и самых совершенных, не одна из индивидуальностей, пусть даже самая идеальная. Нет. Отношения Бога с миром надо описать как-то иначе. В богословии предпринималось и предпринимается много попыток найти такие описания. Вот для примера лишь одна цитата из проповеди знаменитого лютеранского богослова Пауля Тиллиха, здесь Бог предстает не как некое Существо по ту сторону этого мира, а как сама основа или как глубина бытия.

«Бог – таково имя этой бесконечной и неисчерпаемой глубины и основы всего бытия. Эта глубина и обозначается словом «Бог». И если это слово для вас мало что значит, переведите его и говорите о глубинах вашей жизни, об источнике вашего бытия, о том, что для вас важнее всего, что вы принимаете безоговорочно всерьез. Может быть, для этого вам придется забыть все традиционные представления о Боге, с которыми вы знакомы. А может быть даже и само это слово. Ибо если вы знаете, что Бог – это глубина, то вы уже знаете о нем немало. Вы уже не можете называться атеистом или неверующим. Ведь вы не можете подумать или сказать: «У жизни нет глубины! Жизнь мелка. Реально лишь то, что лежит на поверхности!» Если вы можете утверждать это вполне серьезно, тогда вы атеист, в противном же случае – нет. Кто знает о глубине, знает и о Боге».

Бог здесь – это не некое отдельное существо, но таинственная глубина всякого существования. В других работах Тиллих говорит о Боге еще точнее, как о глубине и одновременно как о бездне бытия. Глубине, потому что из нее проистекает, с нею связано все существующее. Бездне, потому что Бог кардинально отличен от всего существующего и Его нельзя, как это происходит в пантеизме, просто идентифицировать с миром. И такой язык не является «либеральным нововведением». Для сравнения приведу слова св. Григория Богослова: «Божественная природа есть как бы некое море сущности, неопределенное и бесконечное, простирающееся за пределы всякого понятия о времени и природе. Если наш ум попытается создать слабый образ Божий, созерцая Его не в Нем Самом, но в том, что Его окружает, то этот образ ускользает от нас прежде, чем мы попытаемся его уловить, озаряя высшие способности нашего ума, как молния, ослепляющая взоры». Бог для св. Григория – «море сущности», и эти слова точно перекликаются с рассуждениями Тиллиха о Боге, как «глубине бытия». И все же, даже такие возвышенные образы остаются всего лишь образами. Как бы мы ни старались, нам не дано выйти за пределы возможностей нашего языка, нашего разума и наших чувств.

Да, Бога нельзя определить, тем более используя для этого предметы, понятия и явления нашего мира. Тем не менее, когда мы произносим «Бог», мы имеем в виду нечто особенное, скажем, не стул, не красоту, не число двадцать семь. Мы понимаем: есть Бог и есть то, что Богом не является.

Так что же такое Бог?

Лютер в «Большом Катехизисе» говорит так: «Словом “Бог” обозначается тот, от кого мы ожидаем всяческих благ, и в ком мы ищем прибежища во всех скорбях, так что выражение “Иметь Бога” – означает не что иное, как уповать на Него и веровать в Него от всего сердца. (…) только убежденность и вера сердца воздвигают как Бога, так и идола. Если ваша вера и ваше упование правильны, то и ваш Бог также истинен. И, с другой стороны, если ваше упование ложно и ошибочно, то вы не имеете истинного Бога. Ибо вера и Бог существуют только вместе. Итак, я утверждаю, что то, чему вы отдаете свое сердце, и на что вы возлагаете свое упование, является, по существу, вашим богом».

Мой бог – это то, во что я верю. Эти слова подчеркивают, что о Боге невозможно говорить отстранено или «объективно». Бог – это то, что затрагивает, захватывает меня. И только из состояния этой захваченности и имеет смысл говорить о Боге, никак иначе. Объективная речь делает Бога объектом. Для речи, так сказать, субъективной Он является живым субъектом, каким Он и должен быть. Вне такой персональной захваченности говорить о Боге бессмысленно, это будет речь о каком-то воображаемом объекте.

Однако можно возразить, что под это «определение» формально подпадает не только истинный Бог, но и любые ложные божества. И таких божеств (Лютер охотно признает это) существует множество. Для кого-то таким божеством будет идея, для кого-то деньги, для кого-то свой народ и своя страна… Это говорит о том, что или кто является моим богом, но оно ничего не говорит о том, какой бог является Богом истинным. Поэтому стоит поискать другое описание. Его мы находим снова у Лютера, да и у многих других богословов. Бог – это Тот, от Кого все происходит, Кто стоит за всеми процессами, происходящими в мире и за самим миром. Бог – это такая реальность, которая определяет все, от которой все зависит, и которая, в свою очередь, не зависит ни от чего. Бог – это то, что является истоком и целью всего происходящего и существующего. Бог абсолютно превознесен нам миром. На традиционном языке: Бог – это Всемогущий. Истинный Бог – можно сформулировать эту мысль и немного иначе – Тот, Кто всему дает смысл, Кто останется с нами даже тогда, когда все наши великие и малые божества окажутся разрушены обстоятельствами (а рано или поздно это произойдет!). Истинный Бог – это Тот, Кто останется тогда, когда все (буквально все!) будет поколеблено.

Если мы свое упование возлагаем на этого Бога, «прилепляем» свое сердце к Нему, то наша вера является истинной. Но именно такой Бог не может быть выражен до конца в образах и понятиях этого мира, поскольку все они ограничены. Любой даже самый возвышенный образ может и должен в какой-то момент оказаться ложным, начать вводить в заблуждение. В конце концов слова «Бог есть» содержат в себе не больше истины, чем высказывание «Бога нет». Ведь Бог – по ту сторону бытия и небытия. В этом смысле атеизм, на самом деле, борющийся не столько с Богом, сколько с его примитивными или утонченными образами, может стать на определенном этапе союзником христианства, ибо помогает освободиться от привязанности к конкретным, ставшим непонятными, чуждыми, слабыми образам Бога, помогает прорваться к Богу Истинному, который за пределами всех наших образов и слов.

Не случайно некоторые богословы предлагали отказаться от самого слова «Бог», потому что оно вызывает слишком примитивные ассоциации. Когда мы говорим о подлинном, об истинном Боге, то имеем в виду Нечто совершенно иное, чем большинство людей (верующих или неверующих) понимают под этим словом. В этих предложениях есть смысл, но они нереалистичны. Хотя бы потому, что никакой замены этому слову нам все равно не найти.

Итак, истинный Бог – таинственен, неисчерпаем и абсолютно невыразим нашим человеческим языком. Только тогда наша вера будет истинной, а не еще одной формой идолопоклонства, когда она будет устремлена к Неведомому, Невыразимому и Непостижимому.

Глава 4. Таинственность, святость и личностность Бога

Бог трансцендентен. Это значит, что Бог находится во всех смыслах за пределами этого мира и за пределами нашего понимания. Но мы, тем не менее, не можем не иметь с Ним живых отношений. Он небезразличен нам. Он имеет к нам отношение. Все это можно выразить словами: Бог таинственен.

Тайна отличается от загадки тем, что тайну невозможно решить, разгадать. Она всегда остается таинственной. Чем больше в нее проникаешь, тем таинственнее она становится. И, кроме того, слово «тайна» подразумевает наше отношение к ней. Если мы называем что-то тайной, то мы, скорее всего, к этому небезразличны. Тайна притягивает, в отличие от загадки, к которой мы можем быть равнодушны. Бог является для нас в полной мере тайной. Никакие объяснения Бога не могут быть исчерпывающими. Таковые просто невозможны. Бога нельзя объяснить. Можно лишь изумляться, восхищаться Его тайной и страшиться ее. Все наши размышления – это, по большому счету и в первую очередь, лишь выражения этого нашего восхищения, изумления или страха. Тайну нельзя объяснить и оставить позади себя, как нечто «пройденное», – тогда она перестанет быть тайной. В тайну можно только снова и снова погружаться. Причем, чем больше погружаешься в нее, тем таинственней она становится. Если мы теряем из виду эту таинственность Бога, то мы легко впадаем в, так сказать, догматическую гордыню и считаем, что познали Бога или можем Его познать и описать. Но это невозможно. Более того: это было бы даже нежелательно, ведь познанное уже не так интересно, оно уже не захватывает по-настоящему. Бог же всегда остается тайной. И это первое и во многом определяющее, что мы, вообще, можем о Нем сказать. С этого, и именно с этого стоит начинать любую речь о Боге: Бог – это тайна. Истинное богопознание, истинное богословие состоит не в том, чтобы пытаться сделать тайну Бога менее таинственной, а, напротив, в том, чтобы искать все новые и новые способы изумляться этой таинственности Божьей.

Итак, Бог – это тайна, которая стоит за этим миром. Тайна неисчерпаемая, непостижимая, но бесконечно увлекательная и волнующая. Иными словами: Бог свят.

Мы привыкли слышать и произносить эти слова. Но из-за этой привычности, а также по целому ряду других причин от нас часто ускользает все их потрясающее значение. Слово «святой» сегодня мы понимаем, как правило, в этическом смысле. Святой в нашем обыденном восприятии – это нравственно совершенный, хороший. Однако изначальное значение этого слова другое. Святой исконно означает: совершенно иной, не принадлежащий этому миру, потусторонний. Уже от самих этих слов веет чем-то леденящим душу. Святое внушает трепет, даже ужас, но в то же время неодолимо влечет к себе. Вот этот смешанный с восхищением ужас перед непостижимым величием и абсолютной инаковостью Бога (это не то же, что часто звучит проповедях: страх перед наказанием за грех или что-то подобное) и называется в Писании благоговением или «страхом Божьим». Рудольф Отто предложил называть это чувство «нуминозным». Он так описывает то, что обычно именуется «страхом Божьим»: «Это ужас, полный внутренней жути, такой ужас, который не может внушить ничто тварное, даже самое опасное и сильное. Этот ужас имеет какой-то «призрачный» характер».

Собственно, из такого рационально необъяснимого ужаса и рождается религия. Не из страха, скажем, перед силами природы, как учат материалисты, а именно из этой иррациональной жути. Необъяснимый и неестественный страх, который человек иногда испытывает – это и есть корень религии. В самых примитивных формах религии люди, переживая такой страх, еще не связывают его с чем-то определенным. Например, просто говорят: «это нечистое место», или (что изначально то же самое) «это святое, священное место», они просто ощущают: «здесь что-то Иное». На более высоких ступенях религиозного сознания люди, пытаясь объяснить источник этого страха, так сказать, объективировать его, называют это привидением, призраком, демоном или другим мифологическим существом. Отто пишет в одной из своих статей: «Ужас, охватывающий на широких просторах залитых полуденным солнцем степей или в пугающей темноте ночи, отнюдь не предполагает наличия представления о каких-то духах или демонах, но может возникать совершенно спонтанно и лишь впоследствии облекаться в некое представление или же он может установиться и повторяться и без всяких конкретизаций предполагаемой причины этого ужаса».

В еще более высоких формах религии этот страх находит свое выражение в учении о святости, величии и всемогуществе Бога, нашей полной и абсолютной зависимости от Него, от Его воли. Но само исконное чувство остается в своей основе прежним, на кого бы оно ни было направлено.

Бог свят. Это значит, что Он вызывает в нас сильное чувство страха и влечения к Нему, нуминозное чувство. Не случайно в Библии при описании богоявлений говорится, что человек испытывает смертельный ужас. Моисей в страхе закрывает глаза перед несгорающим кустом. Исаия в храме восклицает: «Горе мне!». Петр в лодке молит Иисуса: «Выйди от меня, Господи!»… Перечень таких примеров можно продолжать и дальше.

Чтобы чуть лучше понять это чувство, можно вспомнить о «страшилках», которыми дети с огромным удовольствием (!) пугают друг друга в темноте, или о современных фильмах ужасов, показывающих нам невероятных монстров. Встреча с Богом, соприкосновение с Божественным должны рождать в человеке бесконечно более сильный страх перед таинственностью, непостижимостью и величием Господа. Многим знаком рассказ о том, как Лютер, когда он еще был монахом, служил свою первую мессу. Тогда он от ужаса перед священнодействием, перед Таинством Причастия чуть не убежал от алтаря. Бог свят – это не значит, что Он совершенен в моральном смысле и никогда не совершает ничего плохого. Значение этих слов куда глубже. Они говорят о том, что Бог таинственен, совершенно недоступен нашему разуму, обладает бесконечным величием и совершенно нам неподконтролен. Мы бессильные и нечистые предстоим перед этой непостижимой и бесконечной мощью Божественного. «Свят, свят, свят Господь!», – вот единственные слова, которые могут адекватно описать чувство человека в такой ситуации.

Итак, Бог таинственен, абсолютно непостижим и свят. Он совсем не похож на что-либо или кого-либо из нашего мира. Но в то же время, мы обращаемся к Нему, к этой тайне, как к живой Личности, ведь Бог имеет отношение к миру и к нам! Именно здесь для нас открывается возможность личностной речи о Боге. С этой непостижимой и волнующей тайной, что стоит за нашим миром, с этой всемогущей Волей, что пронизывает все сущее, мы можем иметь личные отношения.

Да, конечно, говорить о Боге, как о личности в том смысле, в каком мы применяем это понятие к людям, будет неверно. В нашем понимании личность – это индивидуальное существо, имеющее специфический набор отличительных черт. Такая личность всегда ограничена и несовершенна. Поэтому Бог такой ограниченной личностью не является. Как-то мне довелось услышать такие слова в молитве одного харизматического проповедника: «Господи, я хочу познавать Тебя, я хочу все глубже узнавать Твой характер!» Это и есть вопиющее принижение Бога, возведение Его до уровня ограниченной человеческой личности, индивидуальности. Бог это не такая личность, которую можно поставить в один ряд с другими. Бог – это нечто совершенно иное, чем человеческая личность.

Здесь мы можем вспомнить «определение» Тиллихом Бога как глубины и бездны бытия. Бог в глубине всех процессов, совершающихся в мире. Прежде же всего – в глубине межличностных процессов. Бог там, где возникают личные отношения. Он в самой глубине, в той самой таинственной, неопределяемой глубине этих отношений. Известный английский богослов Джон Робинсон пишет: «Сказать “Бог есть Личность” –значит сказать, что реальность на своем глубочайшем уровне личностна, что конечный смысл устройства Вселенной личностен, что в личных отношениях мы как нигде более соприкасаемся с самым глубоким смыслом существования. Верить в Бога, как любовь – значит верить, что в чистых личных отношениях мы встречаемся с тем, что не просто должно быть, но и действительно является глубочайшей, самой подлинной истиной о структуре реальности. И верить в это вопреки всей очевидности – потрясающий подвиг веры. Но это не подвиг самоубеждения в существовании за пределами этого мира Сверхсущества, наделенного личными качествами. Вера в Бога – это доверие, почти невероятное доверие тому, что, в высшей степени отдавая себя в любви, мы будем не постыжены, а “приняты”, что любовь есть основа нашего бытия, к которой мы в конце концов возвращаемся, как в свой дом».

В то же время ошибочно говорить о Боге, как о некой «безличной основе личностности». Ведь мы знаем, что наше отношение к Богу всегда и неизбежно будет личным отношением. Вера – это личностный акт. В веру мы вкладываем всю нашу личность. А как личность мы можем вступать в такие личностные отношения только с другой личностью. Мы просто не можем относиться к Богу как к бездушной силе, как к некоему принципу или как к некоей субстанции. Личностность нашей веры требует личного партнера. Поэтому говорить о Боге, как о чем-то безличном, не совсем верно. Такой Бог не смог бы быть нашим Богом.

Единственное, что нам остается, это говорить о Боге, как о надличностной реальности. Описать ее «научно и объективно» мы не можем. Для речи о ней мы можем использовать только доступные нашему языку и разуму уже упомянутые образы: «Бог гневается», «Бог раскаивается», «Бог слышит», «Бог грядет» и т. д. В Писании и в богословской литературе мы найдем немало примеров такой образной речи о Боге. Такая речь о Боге неизбежна и она является единственно возможной (ведь у нас просто нет других слов и понятий), однако она является человеческой и потому ограниченной в своей образности. Она не отменят таинственности Божьей Личности, она лишь помогает нам говорить о ней на нашем несовершенном и ограниченном человеческом языке. Мы не можем понять и «объективно», полно описать, какова она, Личность Бога, поскольку это превосходит наше понимание, но все же Бог личностен. И говорить о нем мы должны в личных категориях.

Да, говорить о Боге, как о личности в нашем обычном понимании этого слова неверно. Да, наше отношение к Нему как Личности несовершенно и может быть выражено только образно, но не потому, что Бог безличен, а потому, что Он больше, чем личность. Безличная реальность никогда не сможет стать для нас, живых личностей, тем, что нас по-настоящему касается, затрагивает, захватывает. Бог постигается нами в наших отношениях с Ним, а полноценные отношения мы можем иметь только с личностью, по крайней мере, с чем-то, что не меньше, чем личность.

Бог личностен. У нас возможны с Ним отношения. Но здесь нужно еще раз предостеречь: Бог – это не отдельная индивидуальность наряду с другими. Именно поэтому неправильно, например, упрекать верующего молодого человека, если он говорит своей возлюбленной: «Ты все для меня, ты для меня самое ценное!», – в том, что он тем самым отодвигает Бога в своей жизни на второй план после нее. Бог не может быть «конкурентом» человеческой личности. Скорее, наоборот, именно в глубочайших отношениях со своей возлюбленной, в своей безусловной любви переживает такой влюбленный встречу с Богом. Чем больше эта женщина будет значить для него, тем интенсивнее встреча с Богом, происходящая в его любви к ней.

«Бог есть любовь», – говорит апостол Иоанн. Возьму на себя смелость перифразировать это, возможно, слишком абстрактное высказывание: Бог есть «я люблю тебя!». Любовь – не отвлеченное философское или психологическое понятие, а каждая конкретная любовь. С Богом мы имеем дело всякий раз, когда звучат эти слова признания в любви. И не так уж важно, кто этот «я» и кто это «ты», – лишь бы эти слова были искренни. Бог – вечность всякой любви, какой бы короткой она ни оказалась на земле…

Итак, Бог – это неописуемая, непостижимая и волнующая, внушающая трепет и влекущая нас к себе тайна, для описания которой у нас нет слов. Это тайна, что стоит «по ту сторону» бытия и небытия. Собственно, само понятие «Бог» является «лишь» образом для нашего описания этой тайны. Даже самые высокие слова, такие как «личность», оказываются бессильны выразить всю ее глубину. И самое поразительное при этом, что эта тайна не остается для нас неким безличным «оно», но она имеет к нам, (а лучше сказать: «с нами»!) отношения, и мы можем взывать к ней: «Ты». Это «Ты» не идентично с «ты» конкретного человека, оно не является еще одним «ты» среди всех прочих, но оно сокрыто в каждом человеческом «ты». По словам Мартина Бубера, знаменитого еврейского богослова ХХ в., каждое подлинно личное отношение касается вечности, в каждом подлинном «ты» просвечивает вечное «Ты». А это вечное «Ты» и есть Бог.