Текст книги "Прикрой, атакую! В атаке – «Меч»"

Жаркое лето (Халхин-Гол, 1939 г .)

Быстро летит время, вот уже исполнилось 66 лет с тех пор, когда в мае 1939 года японские милитаристы напали на дружественную нам Монгольскую Народную Республику в районе реки Халхин-Гол. Враг планировал захватить Монголию и на ее обширной и прекрасной территории создать плацдарм для сосредоточения своих войск с целью нападения на Советский Союз. Он хотел отрезать Дальний Восток и Забайкалье от центральной части страны. Советский народ, верный интернациональному долгу, немедля пришел на помощь своим друзьям.

Для нас, скажу честно, эти события были несколько неожиданными. 11 мая задолго до рассвета в нашем гарнизоне объявили боевую воздушную тревогу. Одевшись в специальное летное обмундирование, мы моментально оказались у своих самолетов. О коварстве японских вояк мы, забайкальцы, знали, однако о случившемся не подозревали. Никто из нас не предполагал, что на этот раз скорого отбоя тревоги не будет.

А разве могли знать Николай Черенков, Семен Соркин, Александр Балашов, Николай Мягков, Анатолий Орлов, Виктор Рахов или наш командир полка Николай Глазыкин о том, что они больше никогда не увидят этого военного городка, своих товарищей и близких… Наши действия по приведению техники в готовность были энергичны и предельно четки, отработанные каждым воином в деталях и до предела неоднократными подъемами по тревоге.

Раньше других привел свой истребитель в боевую готовность экипаж лейтенанта Райкова (техник самолета лейтенант Копысов), за ним нажал на гашетки пулеметов и пушек техник моего самолета Володя Холдеев.

Все огневые точки дружно заработали. Такая методика была введена в нашем полку для определения готовности экипажа к боевому вылету.

Обычно после приведения самолетов в боевую готовность мы возвращались к мирной жизни. Бывало, что мы поднимались в воздух, шли на предельно малой высоте между забайкальскими сопками, маневрируя направлением и высотой, и, выскочив на полигон, по примеру командира стреляли по учебным мишеням. Чем же закончится сегодняшняя тревога, и предполагать не могли. По выражению лица командира трудно было понять, какие у него планы. Но все же таким сосредоточенным и внимательно строгим, как в этот раз, раньше его не видели. Ни шуток, ни малейшей иронии он сегодня себе не позволял.

Сидим в кабинах. Проверка кончилась, а отбоя нет. «Видимо, итоги не подведены», – решили мы. «Смотрите за сигналами», – предупреждаю экипаж. Не успел сказать эти слова, как в воздух одна за другой взвились две зеленые ракеты – сигнал для взлета нашей 2-й эскадрильи 22-го истребительного полка Забайкальского военного округа.

И вот мы в воздухе, и хотя изрядно вспотели от нагрузки во время взлета, а за бортом открытой и неотапливаемой кабины отрицательная температура, настроение у всех бодрое. Все очень довольны, что сработали дружно и четко, и когда командир звена посмотрел в мою сторону улыбаясь (лейтенант Николай Гринев всегда улыбался, когда было все в порядке), я тем же ответил ему.

Это означало, что я готов выполнять любую задачу (других средств связи не было).

Развернувшись после взлета на 180 градусов, мы ложимся на курс следования и проходим через свой аэродром. Стараюсь рассмотреть выложенный там сигнал на белом полотнище. Радио в то время на самолетах, да и на наземных станциях не было. На большом прямоугольнике белого цвета выкладывались красные квадраты по углам с цифровыми данными. Каждая цифра обозначала команду. Мне больше, чем кому-либо из эскадрильи надо было безошибочно прочитать этот сигнал. Я хотя и старшина по званию, но занимал должность капитана-штурмана эскадрильи. Увидел в верхнем левом углу красный квадрат, что означало единицу, или команду «выполняйте задание». Какое задание – знал лишь командир.

Мы «прижались» к самолету, пилотируемому командиром бригады майором Куцеваловым Тимофеем Федоровичем, и полетели за ним. Он один знал направление и цель полета, конечный пункт маршрута. Идет впереди, но зорко следит за нами. Вот уже река Онон, позади станция Оловянная, 77-й разъезд и Борзю прошли, похоже, идем к границе. Но прежде граница была под самым строгим запретом, а сегодня, похоже, ее пересекать будем. «Может, командир потерял ориентировку? – промелькнула мысль. – Может, сориентировать его. Но как?» Надо выйти вперед строя, подать сигнал «внимание» и показать, что идем в запретную зону. Но, словно угадав мое беспокойство, командир, покачивая свой самолет с крыла на крыло, подал нам сигнал «внимание, сомкнись», и, выполнив горку всей группой, мы, приветствуя своих соседей, простились с пограничниками Родины и пересекли границу Монгольской Народной Республики.

Нашему взору предстала обширная, покрытая зеленью степь, на которой паслись отары овец, стада коров, табуны лошадей и много— много диких коз. Наблюдая за новым пейзажем, изучая наземные ориентиры, обеспечивающие самолетовождение, я и не заметил, как мы подошли к аэродрому посадки города Баян-Тумен. Аэродромом служило голое, ровное поле без каких-либо построек. Зарулили после посадки самолеты на стоянку, а сами задумались: зачем мы оказались в этом безлюдном месте и где авиаторы этого аэродрома? Наш гарнизон тоже стоит в степи среди сопок, но кажется более обжитым.

Оставив самолеты, поспешили на построение. Существовал такой порядок: после того, как выключены моторы самолетов, сбор производится напротив самолета командира. Командир выслушивает доклад о выполнении задания и работе авиатехники. Высказывает каждому летчику свои замечания, ставит очередную задачу и намечает порядок ее выполнения. Все шло так и на сей раз. Но… командир сказал:

– Сегодня японцы напали на Монголию, и мы прибыли защищать ее. Я верю в то, что вы в бою будете достойными воздушными защитниками и своими подвигами прославите наш полк и нашу славную Родину.

Мы молчали и ждали команды.

– А сейчас, – сказал командир, – заправьте самолеты горючим, переложите полетные карты и будьте готовы к вылету, возможно, для боя, для отражения налета авиации противника. По машинам!

Мы пошли молча, и, видимо, у каждого в голове роились одни и те же мысли. Я пытался представить себе противника, его тактику действий, первую встречу с врагом в воздухе. «Буду стремительно атаковать, – решил я, – и стрелять в упор по самолетам противника».

Однако то, что мне пришлось увидеть и пережить в первом воздушном бою, нисколько не было похоже на то, что я представлял себе на аэродроме города Баян-Тумен.

Первая встреча с самолетами противника произошла над озером Буир-Нур при неожиданной обстановке. Звено, разведав действия наземных войск и авиации противника, пройдя через аэродром истребителей японцев, возвращалось с ценными данными на свою базу и совсем неожиданно на своей территории на фоне озера заметило на встречном курсе 17 японских самолетов И-96. Они шли метров на 500 ниже нас. Разойтись мирно и не наказать врага за нарушение границы, удержаться от столкновения у нас не хватало сил, хотя мы были предупреждены, чтоб в бой без необходимости не вступать. Тем не менее мы все втроем внезапно и дружно бросились в пике, атакуя группу спокойно идущих японских истребителей. Атака была. настолько внезапной, что даже после того, когда, сраженные меткими очередями из наших пушек, один за другим свалились в воду сбитые самолеты, строй не шелохнулся. А когда противник наконец всполошился, мы вышли из боя и направились на свой аэродром.

Нам из этого эпизода стало ясно, что внезапность – это победа, а всегда ли она достигается? Несмотря на то что у каждого был открыт боевой счет, тем не менее мы не переставали строить свои планы воздушного боя, взаимной поддержки и выручки на будущее.

Вылеты на разведку и воздушные бои продолжались ежедневно. Помню, на рассвете 22 июня нашему звену выпало дежурство в самолетах в готовности для немедленного взлета. Еще только начинало светать, когда в воздух с командного пункта полка взвилась зеленая ракета – сигнал. Долго разгадывать причину подъема звена в воздух не пришлось. Уже на разбеге самолета виден был разведчик противника, проходивший наш аэродром и направляющийся в тыл наших войск. Рассвет еще не наступил, а в воздухе уже пробивались лучи далекого солнца, поэтому нам снизу самолет было видно отлично. Но так как на земле было еще темно, экипаж разведчика нас, естественно, не видел, и к тому времени, когда мы вышли на высоту его полета, он стал разворачиваться на 180 градусов и подвернулся под огонь нашего оружия. Застрекотали пулеметы, загрохотали пушки, и разведчик со снижением попытался уйти от наших атак. Но было слишком поздно. Уйти ему не удалось. Атаковали мы противника непрерывно один за другим. Самолет загорелся и рухнул на землю.

После этого боя, в момент разворота, мы заметили выше нас на 1000 метров группу из 27 истребителей противника, шедших в сторону наших аэродромов. Атаковать японцев с такого положения не представлялось возможным, так как наш И-16 по скорости всего километров на 15—20 превосходил противника в горизонтальном полете, и нам ничего не оставалось, как следовать за вражеской группой с набором высоты. Поднявшись на высоту более 4000 метров , мы пошли на сближение. Но в районе Тамцаг-Булака мы увидели такую картину: группа японских бомбардировщиков из 12 самолетов, следующих в строю «ромб» в сопровождении более 80 истребителей, направлялась в сторону поля (аэродрома), на которое мы приземлились накануне. Общий боевой порядок смешанной группы японских самолетов был похож на рой пчел: бомбардировщики со всех сторон, сверху, снизу «облеплены» истребителями. Похоже было на то, что они не только огнем, но и корпусом защищают их.

Когда я увидел все это, то неудержимо захотелось преодолеть заслон противника и проникнуть к группе бомбардировщиков. Машина у меня была испытана на всех режимах, любил я ее, и мне казалось, что она мне отвечает тем же, так как никогда не подводила.

Итак, решение принято. Мотор заработал быстрее, и самолет набрал высоту. Вот бомбардировщики бросили бомбы на пустое поле, где вчера мы базировались и откуда вечером ушли на другое место. «Слабо работает разведка японцев», – подумал я, продолжая набирать высоту и следя за ходом воздушного боя.

Наши истребители никак не могли прорваться к бомбардировщикам. Вокруг них шли очаговые воздушные бои. А самолетов в небе настолько много, что подобного я и представить себе не мог. Только не помешали бы набрать высоту. Но вот И-97 откололся от общей массы самолетов и устремился мне навстречу. «Ну что ж, тебя я вижу, а раз вижу, уже не страшно, давай скрестим наши огненные трассы и посмотрим, кто из нас сильнее». И я пошел на сближение с двойной скоростью. Японец не выдержал и открыл огонь. «Рановато, – подумал я, наблюдая, как трассы его пуль уходят под мой самолет. – Вот тут-то мне надо не прозевать. Когда сблизимся на дистанцию действительного огня, он перестанет вести огонь, нужна передышка оружию, а то перегреется, а я в это время открою огонь, но бить надо точнее и наверняка».

На встречных курсах атака настолько скоротечна, что я засомневался: успею ли открыть огонь? Вот японец оказался в моем прицеле. Растет и растет его силуэт, хоть бы не свернул, и я нажал на гашетки-рычаги управления огневыми точками. Оружие словно ждало команды, все точки дружно сработали. «Ну теперь сворачивай, а то будет поздно – столкнемся», – подумал я. Японец попытался увернуться и ушел вверх, тем самым подставляя всю нижнюю часть фюзеляжа и плоскостей своего самолета под трассу огня. Я увидел, как в эту площадь И-97 вонзились мои снаряды. Самолет противника вздрогнул, и я еле успел увернуться от столкновения. Японец опустил нос самолета и устремился к земле. «Жаль, нет времени проводить его хотя бы взглядом, – посожалел я, – но посмотрю в ту точку, когда разойдусь с очередным истребителем».

И едва бросил взгляд вперед, увидел: очередной истребитель валится, и тоже в мою сторону, не дают они проникнуть к бомбардировщикам. Рядом пролетел вниз горящий И-97. У меня была доля секунды взглянуть на землю. Увидел взрыв – это, скорее всего, мой «крестник». В стороне распустился парашют, другой падает, не раскрыв парашюта. Разменялись мы очередями трасс с новым встречным истребителем противника и даже не оглянулись друг на друга, мне ущерба враг не нанес, нанес ли я ему, не знаю. Я поспешил к бомбардировщикам. Еще метров 500, и я выйду на высоту, с которой могу проскочить верхний заслон истребителей противника. Но в это время остановился мотор моего самолета, и я только сейчас вспомнил о времени полета, а оно истекло – израсходовано все горючее. Боеприпасы тоже, наверное, израсходованы.

Вот когда нежелательна встреча с противником. Я спикировал в сторону аэродрома и вышел из боя. С ходу приземлил самолет на аэродроме. Техники дружно покатили его на стоянку и быстро заправили горючим и боеприпасами.

Я взлетел снова. Все летчики полка в этом бою, который длился около 3 часов 30 минут, приняли участие дважды. Жестокая схватка давала возможность сделать вывод о том, что предстоящие сражения будут сложными и тяжелыми. На легкую победу рассчитывать – значит, ошибиться, – так понимали мы сложившуюся воздушную обстановку. Из разных источников стало известно, что японцы сосредоточили в районе боевых действий специально отобранное и подготовленное истребительно-авиационное соединение. Прошедшие воздушные бои показали высокое мастерство маневра и ведения огня летчиками противника. То и другое было настолько отработано, что с любого положения, и даже находясь кверху колесами, летчики вели огонь, но, как мне показалось, больше для острастки. Я заметил, что многие авиаторы противника стреляли даже по далекой и недосягаемой цели.

Бой 22 июня принес нашему полку успехи, но и немало тяжелых утрат. Погиб командир полка майор Глазыкин и другие боевые товарищи. Результаты этого тяжелого воздушного боя нам стали известны лишь на второй день. Оказалось, что японцы направили против наших войск 120 самолетов. Для отражения этого налета с советско-монгольской стороны поднялось 95 истребителей. По количеству участвовавших в сражении самолетов и сбитых машин военная история до того времени еще не знала подобных примеров. Было сбито сорок три самолета. Из них 11 наших и 32 японских.

Тем не менее это воздушное сражение окрылило нас. Ведь на каждый сбитый наш самолет противник потерял три. Но и огорчило – только в од— ном бою мы потеряли столько прекрасных летчиков и замечательных товарищей. Из тактики и задач налета авиации противника стало ясно, что он стремится к внезапным ударам по нашим аэродромам с целью уничтожения самолетов и летно-технического состава. Правда, из этого у японцев ничего не выходило. Мы хорошо изучили и поняли коварство японских летчиков: хитрость, притворство лисицы, нахальство волка, вероломство и внезапность всегда были их оружием.

После этого воздушного боя к нам приехал Яков Владимирович Смушкевич. Он обошел все самолеты на аэродроме, беседовал с летным составом. Расспрашивал о прошедших воздушных боях. Его интересовали тактико-технические данные японских самолетов в сравнении с нашими. Смушкевич интересовался боевыми возможностями летного состава японцев: их выносливостью, тактикой, мастерством ведения воздушного боя и волевыми качествами. Мы дали высокую оценку летчикам Японии, но сказали, что бьем их и будем бить, пока не уничтожим или не принудим сдаться. Затем командующий авиацией спросил: как мы думаем, пойдут ли японцы на усиление воздушных операций? Наше мнение было однозначным: враг будет пытаться мстить за понесенные потери, но мы готовы ему ответить еще более мощным ударом. Яков Владимирович слушал нас очень внимательно, многие вопросы уточнял, в обращении был прост. Разговаривал на равных, и видно было, что он не любит чинопочитания. Постоянно шутил…

– Необдуманный риск, – говорил он, – приносит лишь потери самолетов, а главное – летчиков.

Подготовленные боевые летчики – это ценные кадры, это специалисты, без которых не решить поставленную задачу по разгрому врага…

Скоро мы в этом убедились. Боевой день 24 июня начался задолго до рассвета. Как и всегда, самолеты техническим составом были подготовлены к боевому вылету. Летчики прибыли к машинам еще в предутренней темноте, дежурные звенья заняли свои места в кабинах. Как только рассвело, наша эскадрилья по приказу нового командира полка Героя Советского Союза майора Кравченко Григория Пантелеевича поднялась в воздух и всем составом взяла курс, указанный стрелой.

В районе Баин-Бурды мы встретили смешанную группу самолетов противника, которая пыталась нанести удар по вторым эшелонам наших войск. Командир полупереворотом своего самолета повел эскадрилью в атаку. И закружились наши и японские машины в горизонтальной и вертикальной плоскости, трассы снарядов скрещивались, как шпаги. Первым сбил самолет противника лейтенант Трубаченко. За ним, отбивая атаку японца от самолета командира, сразил стервятника Голубев. Загорелся еще один И-97, появились парашютисты – один, второй, а бой не ослабевал.

Мы перешли на вертикальный маневр и атаковали сверху, но японские самолеты бросались из стороны в сторону и беспорядочно стреляли. Поразить их было очень сложно. Но вот один попался на долю секунды в мой прицел, и этого хватило, чтобы его сбить. Как же изловчиться, чтоб атаки были все более результативными? Вот самолет противника оказался ниже меня, я открыл огонь, но снаряды шли мимо, самолет противника ускользнул влево, потом увернулся вправо, но все-таки попал прямо под трассу моих огневых точек и, распуская черный дым, ушел к земле. Взрыв.

Что будет дальше? Мы уже достаточно устали и думали, хватит ли технических возможностей и сил нашего летного состава до того времени, когда японцы покинут поле боя. Я резко бросил машину вправо и в это время увидел длинную очередь огневой трассы, направленную в сторону левого борта моего самолета. Хорошо, что успел вовремя уйти, опоздай на долю секунды – и закончился бы бой для меня печально. Но что это? К нашему «клубку» приближалась группа самолетов, рассмотреть, чьи они, мне сразу не удалось, так как перегрузки, созданные непрерывными маневрами самолета, снизили возможность зрения, да и отвле-: каться от боя было смертельно опасно.

Темп сражения между тем становился напряженнее – подошли свежие силы с нашей стороны, но и противник усилил свою группу. Японцы, видно, и на этот раз пытались с разных направлений прорваться к нашим аэродромам. Но все их группы перехватывались истребителями. В этой операции участвовало 80 самолетов противника. Японские летчики, чтобы добиться внезапности, пытались заходить со стороны солнца. Но нас этот маневр не застал врасплох. Солнечную сторону мы не оставляли без внимания, более того, сами старались сблизиться с противником так, чтобы выйти в атаку с солнечной стороны. Для этого часть своих сил мы всегда держали именно на этом направлении.

После первой атаки воздушный бой набрал новый, более высокий ритм, огневые трассы метались между самолетами на встречных или пересекающихся направлениях. Тот, кто попадал под эти трассы, неизбежно проваливался вниз, уходил к земле и больше не возвращался. Падали горящие самолеты, и сыпались парашютисты.

Однако, как противник ни нажимал, дальше горы Хамар-Дабы продвинуться в глубь нашей обороны ему не удалось. Бой подходил к концу. Японцы, преследуемые нашими истребителями, поодиночке пытались резким пикированием выйти из боя и оторваться от преследования, но это им не всегда удавалось, огонь наших пушек настигал их. Темп боя резко усилился. Вижу, за противником «нырнул» Гринев, за ним Райков, облюбовали себе цель Трубаченко, Скобарихин и другие. Выбрал и я «напарника» и тоже устремился за ним. Японец пикировал с углом, близким к 90 градусам. Ну что ж, мой И-16 этот маневр выполнил свободно. Я поймал противника в прицел, но дистанция оставалась великовата, быстро пошел на сближение, но высота тоже упала. Бросил взгляд на высотомер: 1000 метров уже потеряно, пора выводить самолет из пикирования. Обеспокоенный потерей высоты, я открыл огонь. Японец продолжал пикировать, наверно, мои снаряды сделали свое дело. Моя машина вышла из пикирования. Я решил, что японец, потерявший высоту, уже не сумеет вывести свою машину в горизонтальное положение. И когда мне казалось, что вот-вот произойдет столкновение японского самолета с землей, он резко перешел в горизонтальное положение, и мои пушки снова послали длинную очередь, от которой он уже не ушел.

Я вспомнил, что наш летчик Акимов преследовал противника на пикировании и погиб. И тут я понял, что японские летчики изучили маневренные качества нашего самолета и пикируют до самой земли, рассчитывая на то, что мы, увлекшись погоней при пикировании до предельно малых высот, неизбежно столкнемся с землей.

Это открытие было высказано на итоговом совещании вечером в нашей эскадрилье.

В этот день воздушный бой без перерыва продолжался около двух часов. Противник понес большие потери. У нас они были значительно ниже. Забегая вперед, скажу, что эскадрилья не только в этом бою, но и в последующих потерь не имела. Все летчики уцелели, но ранений избежать не удалось.

Пять летчиков во главе с командиром эскадрильи капитаном Чистяковым были удостоены высокого звания Героя Советского, Союза и наград Монгольской Народной Республики, остальные – орденов Ленина, Красного Знамени и монгольского ордена Боевого Красного Знамени.

Вернувшись из боя, я получил приказание: подготовиться к новому вылету для подсчета сбитых самолетов противника. И вот я снова в воздухе. На сей раз вдвоем с ведомым Райковым. Он меня прикрывает от внезапных атак истребителей. Пришли в район прошедшего боя, и я веду подсчет. Летаем змейкой в полосе между Буир-Нуром и горой Хамар-Даба. Уже насчитал 19 упавших самолетов японцев. К сожалению, на земле лежали останки и трех наших истребителей. Кто их вел, я пока не знал. Хотел уже было подать команду ведомому о прекращении работы, но неожиданно к этому же району подлетели три японских самолета, видимо, с той же целью, что и мы.

Резко взмыв в сторону солнца и набрав высоту, мы бросились в атаку. И завертелись все в каскаде замысловатых кривых. Воздух наполнился ревом моторов и треском огнестрельного автоматического оружия. Японцев осталось двое. И это меня беспокоило и раздражало: где же третий? Все время ищу его, не в хвосте ли он? «Японцы пришли позже, и у них горючего больше», – думал я, а сам, атакуя, искал исчезнувший самолет. Но что это ниже нас? Я увидел парашютиста. Вот теперь все внимание оставшимся двум.

«Мы отклонились от выполнения основной задачи, – мелькнула мысль в голове, – но как уйти?» И здесь, словно отвечая на мой вопрос, сверху нам на помощь спикировали наши краснозвездные истребители. Это помощь, а скорее всего смена. Хорошо.

Но посмотрел вокруг, что еще может быть нового, и увидел, что от границы к месту боя приближаются белые самолеты с увеличенным поперечным прогибом крыла – знакомые силуэты японских истребителей, которые потом долго во сне снились.

Настало время нам уходить, но просто улететь было бы тактически неправильно, так как могли японцы подумать, что мы уклонились от боя или просто удираем. И бой разгорелся с новой силой. Я увидел ниже себя вражеский самолет, резко спикировал на него, дал длинную очередь, перешел на бреющий полет и поспешил на свой аэродром с докладом о результатах прошлого боя. «Наверное, снова придется лететь на подсчет, но как их, вновь сбитые, отличить от тех, что уже подсчитаны, – подумал я. – Ведь все происходит в том же районе. А где мой напарник?» Оглянулся и увидел: спешит, догоняет. Вот молодец, славный мой друг хакасец Райков. «Сейчас бы конины», – вспоминаю слова, однажды сказанные им в столовой за обедом…

26 июня в воздушном бою участвовало около 110 японских самолетов. С нашей стороны приняли участие около 80. Но, несмотря на численное превосходство, враг потерял 25 самолетов. В конце июня шли бесконечные воздушные бои между истребителями больших и малых групп, что вынуждало нас 25, 26, 27 и 28 июня вылетать по 7—9 раз в день и каждый раз встречаться с противником.

Столкновения происходили на высотах до 7000 метров , и первое время кислородное голодание приводило к сильным головным болям и усталости, иной раз после посадки не хватало сил выбраться из кабины. Техники приходили на помощь.

Помню, как 3 июля со стороны линии фронта донеслись громовые раскаты взрывов артиллерийских снарядов. В четыре часа утра в воздухе уже стоял непрерывный гул авиационных моторов. Вытянувшись в колонну, одна за другой эскадрильи наших бомбардировщиков шли в сторону линии фронта, туда, где, не умолкая, грохотала артиллерия. Наша эскадрилья тоже взлетела и взяла курс к линии фронта. Шли с набором высоты и наблюдали, как вдали, на территории, занятой противником, происходили один за другим большой силы взрывы.

Впоследствии нам стало известно, что в этот день японцы перешли в наступление и форсировали реку Халхин-Гол. Высота Баин-Цаган была местом жестокого сражения, которое с воздуха наблюдалось как огнедышащий вулкан. Трое суток без передышки дрались войска за высоту Баин-Цаган. С рассвета дотемна над полем битвы непрерывно, словно поднятая листва осенней порой, кружились в жарком воздушном бою машины. В те дни, как и раньше, температура воздуха держалась выше 30 градусов, и тяжелые бои вконец изматывали наши силы. Но снижать темп боя мы не собирались. Бомбардировочная авиация, вооруженная скоростными самолетами, четко и слаженно работала за линией фронта днем, а многомоторные тяжелые самолеты ТБ-3 ночью сбрасывали на головы захватчиков свой смертоносный бомбовый груз. Таким образом ни днем, ни ночью не было покоя наземным войскам противника. Контрнаступление взаимодействующих советско-монгольских войск, как известно, завершилось полнейшим разгромом группировки японских войск.

В начале июля группа летчиков во главе с Героем Советского Союза Сергеем Грицевцем направлялась в тыл на базу за получением машин новой конструкции. Прошло не более недели, и наша авиация в районе боев пополнилась новыми самолетами И-153, которые внешне, особенно если смотреть на них издали, мало чем отличались от самолета И-15-бис, ранее принимавшего участие в боевых вылетах и показавшего себя не с самой лучшей стороны. Ограниченная скорость И-15-бис не позволяла ему эффективно вести бой на вертикальном маневре, преследовать противника. Японцы охотно вступали в бой с нашими летчиками, летавшими на нескоростных самолетах.

Неудачи в сражении за высоту Баин-Цаган не отрезвили японское командование. Пополнив и перегруппировав свои войска, оно снова бросило их в наступление с задачей отбросить за реку советско-монгольские наземные войска и захватить плацдарм на ее левом берегу. Боям на земле, как правило, предшествовали крупные воздушные сражения истребительной авиации. С переходом войск противника в наступление обстановка в воздухе еще больше накалилась. В этот период впервые вышла на боевое задание группа на самолетах И-153. Самолет «Чайка» – так мы его назвали – был высокоманевренный. Мощный мотор и убирающиеся шасси значительно увеличили подъемную и горизонтальную скорость. Машина послушно пикировала и легко выполняла вертикальный и горизонтальный маневры, что повысило ее боевые качества по сравнению с И-15-бис. Самолет был вооружен четырьмя крупнокалиберными пулеметами, установленными на подмоторной раме, стреляющими через воздушный винт (пропеллер), что создавало высокую кучность огня и повышало его эффективность.

Для первой встречи подняли 12 самолетов (четыре звена). Группу новых самолетов повел сам командир майор Грицевец. Подходя к линии фронта, «Чайки» набрали трехкилометровую высоту. С командного пункта сигнальной стрелой им указали направление в сторону противника, навстречу группе японских самолетов И-97. Эскадрилья на самолетах И-16 шла несколько выше, в стороне и позади группы «Чаек». Готовые помочь нашим летчикам, летевшим на новых самолетах, если в этом будет необходимость, мы внимательно следили за воздушной обстановкой. Таким образом, боевой порядок смешанной группы получился двухъярусный и растянутый в колонну.

Вот «Чайки» подошли к границе, развернулись влево, пошли вдоль нее. Замысел ясен: пока не ходить на этих самолетах на территорию врага. Но вот из района озера Буир-Нур появилась группа японских истребителей. Нам не терпелось увидеть «Чаек» в воздушном бою. Мы спешили сократить расстояние между группами и зашли с солнечной стороны. По поведению японцев было видно, что группа Грицевца противником обнаружена, и он пошел на сближение. Мы поняли, что японцы, заметив группу И-153, приняли их за самолеты, над которыми они сравнительно легко одерживали победу. Но вот «Чайки» развернулись и направились в обратную сторону. Мы не сразу поняли замысел их командира. Было похоже на то, что он уклонился от боя, но мы в это не верили, потому что знали Сергея Грицевца как волевого и боевого командира. Он что-то задумал, видимо, хотел оттянуть противника в глубь своей территории или подвести его ближе к командному пункту группы войск, чтобы понаблюдали с земли товарищи Жуков, Смушкевич, Лакеев, Гусев и другие за воздушным боем и оценили достоинство новой машины.

Так и оказалось. Это был маневр заманивания, важный и нужный для боя и наблюдения с земли, с командного пункта. Вот «Чайки» энергично развернулись навстречу идущим к ним вражеским самолетам, резко взмыли вверх и с полупереворота стремительно, как коршуны, бросились на врага. Японцы не любили удара сверху, да и кому это может нравиться? Самолеты сразу закружились, заработало оружие. Вот уже один самолет противника, охваченный пламенем, и другой с черным дымом провалились вниз и, словно боясь опоздать, на большой скорости, обгоняя друг друга, пошли к земле. Третий упал листом с крыла на крыло. А вот и парашютист появился. Несмотря на то что бой шел над нашей территорией, японец рискнул выброситься с парашютом, видимо, забыл про самурайский дух.

– Вот это удар, – показал большой палец командир звена Николай Гринев.

После первой атаки противник как-то сник, видимо, летчики поняли, что встретились с новой, ранее неизвестной машиной, и допустили промашку. Помощь наша оказалась излишней. Мы радовались за успех товарищей, которые славно разбросали группу самонадеянных японских пиратов. Я знал, что в составе этой группы сражается мой друг Толя Орлов. С ним два года жил в одной комнате в нашем гарнизоне. Хороший летчик, очень любил свое дело. Его брат Леонид тоже был с нами.