Текст книги "Замуж – не напасть. Любовный роман"

ГЛАВА 17

Любовь под огнём

Аксинья помнила угрозу Потапихи. Чтобы не дать, застать себя врасплох, она сходила на сеновал, проделала в крыше дыру и подставила к ней стремянку, мало ли, что взбредет в голову этой жабе, с ней надо быть на чеку! Убедившись, что теперь ни что не угрожает, она спокойно и долго крутилась перед зеркалом, перемеряла все свои наряды. Но не на одном из них не остановилась, была придирчива ко всяким мелочам и безделушкам. Ей не хотелось перед Михаилом, как-нибудь показаться. И, наконец, выбрала, хотя не по возрасту слишком откровенное шелковое, красно-коричневое платье с интригирующим вырезом. Она прикладывала его к себе несколько раз, затем втиснулась в него и с усилием закрыла молнию. Все что она хотела показать Михаилу, было на виду, она даже воскликнула: – вот это платье что надо! А, как я в нем неотразима! – некоторое время она смотрелась в зеркало, строила как ребенок рожицы и восхищалась собой. Ее высокая грудь сохранила упругость, а тело эластичность, она приподняла руками свою грудь, и, глядя на свое отражение в зеркале, шепотом сказала: – ты сегодня покажешь Михаилу то, что он никогда не видел! А после посмотрим, как он будет жить со своей толстушкой! Она ждала Михаила, часто выходила на улицу подолгу смотрела в сторону его дома.

И вот, наконец, она услышала шаги, он пришел, как обещал, но от излишне выпитого вина еле держался на ногах.

Аксинья обвила его шею, – я думала, ты забыл обо мне!

Он выдохнул на нее струю спиртного перегара.

– Не забыл! Как я могу забыть? – коверкая слова, сказал он.

– Ох, какой ты веселый, Миша!

– А, что нельзя? Сегодня мне сам Боженька велел, сына женил, понимаешь?

– Понимаю, Миша, да ты сам в пору как жених, хоть сейчас под венец!

– А я не против, пойдешь за меня, Ксюша?

– А ты попробуй, позови меня и узнаешь тогда, пойду я за тебя или нет! Посмотри, чем я тебе не невеста? – она покрутилась перед ним.

– Да, Ксюша, при виде тебя я всегда схожу с ума, но сегодня ты Богиня! – он смотрел на ее округлые плечи, погладил их шелковистую кожу и, затаив дыхание, широко раскрыл свои черные глаза, – я никогда тебя такой не видел! – Грудь его вздымалась, как кузнечные мехи, а глаза пожирали ее обнаженную грудь.

Видя, что он от нее без ума, она кокетливо спросила: – ну, так что берешь меня в жены?

– Да, Ксюша, беру прямо сейчас, только дойдем до сеновала, и сразу женюсь без всяких свидетелей!

– Я так и думала, Миша, – она прижалась к его груди и довольно рассмеялась. – Хорошо, жених, пойдем, держись за меня, в сеновале до утра проспишься, а после сыграем свадьбу!

– Ха, – рассмеялся он, – ты что, Ксюш? Я не спать пришел, эту ночь буду любить тебя до утра! – он произносил все фразы, ломая слова и то, что он говорил, можно было, только лишь догадаться.

Аксинья ехидно съязвила, – ну-ну, Миш, сейчас посмотрим на твою любовь!

– Ты ещё сомневаешься? – и чтобы доказать ей, что из-за спиртного, он не потерял мужскую прыть, взял ее на руки и понес на сеновал. Рука его коснулась обнаженной шелковистой спины, а губы произвольно оказались на ее упругих грудях. От ее тела исходил сладкий запах ромашковой пыльцы, он страстно целовал их, будто никогда этого не делал, и был готов жениться на ней, не доходя до сеновала. Он как медведь, с силой прижал ее к своей груди, от него исходил запах хмельного и пота с привкусом горькой полыни.

Аксинья попыталась высвободиться от него, – Миш, ну, что ты такой нетерпеливый? Пойдем в сеновал, здесь я не могу!

Но это было нелегко. Он был далеко не слабым человеком, а опьянение, казалось, еще и удвоило его силы. Они лежали в пяти метрах от сеновала.

Она почувствовала на своей шее прикосновение горячих губ, отчего на миг потеряла самообладание.

В следующее мгновение Михаил поднял ее и занес в сеновал.

Через секунды они были уже в костюмах Адама и Евы. Аксиньи сразу бросился в глаза мощный перц, сплошь покрытый густыми, черными волосами. Лицо Михаила побагровело и придало ему чудовищный вид, в его черных глазах горел огонек неудержимого желания. Одним рывком Михаил подмял ее под себя, с силой прижал к своей волосатой груди.

Аксинья, никогда в жизни не испытывала такой любви полностью растворилась в ней. Пьянея от счастья, она чувствовала себя счастливой, и этому счастью казалось, не было конца.

– Миша, – восхищенно сказала она после паузы, – я тебя таким не знала!

– Каким таким, Ксюш?

– Сильным, настоящим мужиком! Сегодня ты был, как никогда!

– Спасибо, Ксюша, но я здесь не причем, ты меня таким сделала, – задыхаясь от только что пережитой страсти, сказал он, выдыхая на неё перегар спиртного.

Она перевернула его с себя на спину и прильнула к груди. Прислушиваясь к его сердцебиению, спросила: – Миша, если бы ты раньше меня встретил, женился бы на мне? – ей хотелось услышать от него, что он скажет, ведь что у трезвого на уме то у пьяного на языке.

– Опять ты об этом, Ксюш! Конечно, женился бы, ты же знаешь, как я отношусь к тебе. Я прям сейчас бы, женился, если бы не сын. Он за мать горой стоит, мне угрожает, убью, говорит, если мать обидишь!

– А ты любишь свою жену?

– Любил когда-то, а теперь просто живу, она как вещь, которая принадлежит мне, и я не могу обойтись без неё.

– Значит, любишь, – разочаровавшись ответом, обижено произнесла она.

– Тебя люблю я, Ксюш, и давай будем, любить друг друга, забудем обо всех и обо всём! – он привлек ее к себе и они заново погрузились в свою страстную и глубокую любовь.

Потапиха заметила отсутствие Михаила, в голову сразу нахлынули плохие мысли. Не теряя ни секунды, она пошла, искать его. Ни в саду, ни во дворе среди гостей его не было.

– Так, – подумала она: – опять ушел к Аксинье! Значит, она греет больше чем я. Ну, держитесь, любовники, сейчас я вас погрею! – От ревности она задыхалась, – ничего, ничего, недолго вам осталось, тешьтесь пока, а я сейчас! – Смачивая тряпку в солярке, она злорадно приговаривала: – ничего, дорогой мой, сейчас ты увидишь фейерверк! Сейчас я тебя согрею за все года! – Обмотала смоченной тряпкой обломанный голик от веника, положила в жестяную банку и незамеченной вышла со двора. По пути взяла палку, которой подпирала свой сеновал и направилась к сопернице. Отойдя от дома несколько шагов, остановилась, – все ли я взяла? – спросила она себя. – Спички! – она пощупала в карманах и смачно выругалась, – самое основное и забыла! – она вернулась в дом, взяла коробок спичек и как девчонка побежала до дома соперницы. Ноги ее не слушались, она запиналась и падала, вставала и снова падала, будто кто-то путался у нее под ногами. Наконец, она стояла у двери сеновала, внимательно осмотрелась по сторонам, нет ли свидетелей. В голове будто звонил церковный колокол в такт со стуком ее сердца. Казалось, оно разорвется на части от отчаяния, ревности, ненависти и злости. Но у нее хватило силы прислониться ухом к двери, и слушать, затаив дыхание, чтобы не пропустить ни звука. Но было тихо. Ее лицо покрыли капельки холодного пота. Отчаянные мысли подгоняли ее, зайди в сеновал, чего ты ждешь? И она готова была открыть дверь и войти, но услышала пьяный голос мужа, и ненавистное хихиканье Аксиньи, она затрепетала как лепесток на ветру. – Посмотрим, как вы сейчас засмеетесь! – она достала коробок со спичками, пыталась открыть, но руки тряслись, и коробок выпал из рук в солому. Она почти ползала, искала его, проклиная при этом всех, что всё против нее. Наконец, ей удалось нащупать злосчастный коробок и зажечь факел. Не думая о последствиях, а только о мести, она приоткрыла дверь и бросила факел на кучу соломы, которая лежала у самой двери, затем подперла палкой дверь.

Огонь быстро охватил сухую солому, дым заполнял сеновал и во все щели повалил наружу.

Убедившись, что огонь набрал силу, Потапиха почувствовала удовлетворение и так же крадучись, незаметно вернулась домой.

– Ксюш, мне кажется или на самом деле здесь дым? – спросил Михаил.

Аксинья подскочила и ахнула. От самой двери горело сено, и огонь мгновенно распространялся по всему сеновалу.

– Вот тварь, все-таки выследила! – выругалась Аксинья.

– Нет, Миша, тебе не кажется! Здесь не только дым, но и пламя. Зажарить нас хотят заживо!

Михаил рассмеялся, – что к свадебному столу?

– Да ты посмотри, Миша сено горит, нас подожгли!

– Ксюша, пусть все сгорит, нам ничто не помешает, любить друг друга.

– Миша, черт тебя подери! Приди в себя, я не шучу, мы горим! Это Варька твоя подожгла нас! Она обещала мне поджечь сеновал, если ты еще хоть раз ко мне придешь! Давай быстро отсюда выбираться! К дверям не ходи, вылезай через крышу, видишь дыру в конце сеновала? Иди туда, там стремянка, я специально ее притащила, знала, что она подожжет. Возьми свою одежду, там оденемся.

Михаил быстро сориентировался, на ходу натянул брюки. Вылезти наружу и скатиться по пологой стене сеновала не составило труда.

– Убью стерву, – выругался он, – пусть лучше на глаза мне не попадается, ишь, чего удумала!

– Ничего, Миш, успокойся! Все обошлось, иди домой никого не трогай, ложись, отдыхать, понял?

– Понял, Ксюш, понял! Да я, эту гадюку! – он поднял руки вверх, сжав огромные кулаки, потряс ими в воздухе, – прибью, как бешеную собаку прибью!

– Все это ерунда, Миша, а вот, что мне делать? Без сена я в зиму осталась, скотину нечем кормить. Надо срочно вызывать пожарных, может, что-то успеют затушить!

– Без толку их вызывать, они все равно все зальют и сено пропадет, где его просушивать, обратно в поле везти? Ксюш, сено я тебе привезу, а сеновал сыновья твои быстро поставят, так что не волнуйся!

У Аксиньи все отлегло от сердца, она прильнула к нему.

Он приподнял ее, как маленькую и крепко поцеловал, – ничего, Ксюш, любовь тоже требует жертв. А уж, как наша любовь с тобой, ни с какой потерей не сравнишь! Пусть все нас осуждают, а мы на зло всем будем любить друг друга!

Аксинья закрыла глаза, – Миша, я хочу, чтобы ты мне говорил такие слова до конца дней моих!

– А так и будет! Я вот сейчас думаю, как я мог, не разглядеть, где мое счастье? А счастье это ты, Ксюша, ты всегда была рядом, а я не видел, слепец!

Она обвила его шею, его руки крепко сжались у нее за спиной.

– О, Господи! Ксюша! Как я люблю тебя! Ты создана для меня!

От такого признания у Аксиньи кружилась голова, она приподнялась на цыпочки, прижалась к его волосатой мощной груди и нежно поцеловала.

– С тобой, Миш, мне ничего не страшно, – она слышала, как сильно бьется его сердце и высоко вздымается грудь.

Он все еще ощущал ее и его разум склонился перед страстью.

– Всё, всё, всё, Миша, тебе нужно уходить, пока народ не собрался!

Он нехотя согласился с ее отказом, – да, Ксюш, и, правда, мне пора, я пошел, а ты не переживай за сено, сделаю как обещал! Ты мне веришь?

– Верю, Миша, как себе!

– Я так и думал! – довольно сказал он и шаткой походкой пошел в сторону дороги.

Аксинья проводила его взглядом, а сама незаметно прошла домой, переоделась, распустила волосы, и улеглась в постель.

Ближе к Аксинье жил ее сын Александр, он первым увидел пожар. – Что это? – он подбежал к окну и увидел горящим сеновал матери.

– Вера! – крикнул он жене, – сеновал матери горит! Беги к ней, она, наверное, уже спит, разбуди ее, а я вызову пожарных!

Запыхавшись, Вера забежала к Аксинье, – мама, твой сеновал горит!

Аксинья изобразила из себя по-настоящему напуганной, не могла сразу сосредоточиться, что делать. Затем подбежала к окну, открыла занавеску и увидела, как полыхает её сеновал. – Ох, Вера, что же делать? – заголосила она так, что на голове волос зашевелился. – Господи, чем же я буду кормить скотину зимой? И за что меня люди ненавидят, и кому я сделала плохо? – собрав волосы в пучок, она выбежала на улицу.

– Мама, ты хоть халат на себя набрось, а то совсем голая! – крикнула в след Вера.

Аксинья вернулась, сняла с вешалки шелковый сиреневый халат и уже на ходу застегнула пуговицы.

На пожар сбежалось много народа, из-за дыма и темной ночи невозможно было, разглядеть лица людей.

Никто из присутствующих даже и пальцем не пошевелил, чтобы помочь затушить.

Аксинья проталкиваясь через толпу собравшихся людей, увидела сына Сашу, обхватила его руками и заплакала.

Он обнял ее, – ну, что теперь поделаешь, мам? Слезами не поможешь. Я ни как в толк не возьму, почему он загорелся, или кто специально поджог?

– Откуда мне знать, сынок! Тушить надо, там столько сена, если не затушим, чем скотину кормить будем?

– Пожарных я уже вызвал, что-то долго их нет! Да, и что с этого сена будет? Водой зальют, оно только и пойдет скоту на подстилку и то, сколько времени нужно будет, чтобы просушить его. Пусть бы лучше сгорело все, только страшно огонь дальше перекинется. Ничего, пожарные должны уже прибыть с минуты на минуту, затушат, а ты, мам, не расстраивайся, без корму не останемся!

Аксинья была рада, что все идет гладко, и хвалила себя, какая она умная, обвела всех во круг пальца и вся семья поддерживают её.

Люди не скрывали своих эмоций. У них была своя версия на этот счет.

– Так ей и надо! Молодец Потапиха, все-тки захватила своего Мишку, сколько веревочка не вьется, а конец, будет! И Аксинье пришел конец, теперь сгорит заживо! – переговаривались между собой соседки.

– Ты что такая кровожадная, Евдокия?

– А ты поставь себя на место Потапихи!

– При чем здесь Потапиха, Евдокия?

– А притом, что ее Михаил с Аксиньей любовники!

– Ты, что над ними свечку держала?

– Зачем держать? Они не скрывали своих отношений! Вон недели три назад Потапиха приходила к ней домой, всю морду ей расцарапала за мужа! А Аксинья с нее блузку содрала, и Потапиха в одной юбке бежала огородами до своего дома и угрожала Аксинье поджечь сеновал!

– А ты прям слышала?

– Не только слышала, но и видела, я зря не скажу! Совсем потерял совесть, у сына свадьба, а он к любовнице! Вот, наконец, жена подкараулила и подожгла, молодец Потапиха!

– Тебя, Евдокия, послушать так ты все про всех знаешь, может, ты видела их на сеновале?

– Нет, не видела!

– И никто не видел! – вступилась подруга Потапихи. И Аксинья только что была здесь. Так зачем наговаривать зря? Может, и не жена вовсе подожгла!

– А кроме Потапихи больше некому! – утверждала Евдокия.

– Я же говорю тебе, что видела Аксинью здесь на пожаре, зачем Потапихе поджигать пустой сеновал?

– Ага, пустой, там столько сена на три зимы хватит кормить скотину. Она может, в отместку ей подожгла. Кто знает и Мишка может, в сеновале уснул и не слышит что горит!

– Так у них же свадьба, что ему на сеновале делать?

– Ха! Что делать? У них одно дело! Ушел со свадьбы, ждал на сеновале Аксинью, закурил и уснул, вот вам, откуда и пожар! Там же только искорка попади на соломинку и все за секунды возьмется огнем!

– Как бы ни так, Аксинья бы не знала, что Мишка ждет, да и

не спорьте вы, бабы, если сгорит Мишка, не велика потеря, на одного кобеля меньше станет! А подруга твоя поплачет, потом спасибо скажет, что отмучилась, – со всей серьезностью сказала Евдокия.

Потапиха вернулась домой. Помыла руки, осмотрела себя со всех сторон, нет ли чего подозрительного на ее костюме, поправила на голове косу, и как ничего не произошло, присела за стол рядом с Игорем. Она старалась сохранить спокойствие, но ее руки тряслись, а зубы цокали как на морозе. Сердце казалось, вот-вот выскочит из груди. Виски сдавило как тисками, а в ушах колокольный звон, кроме него, она ничего не слышала.

Игорь всегда был внимателен к матери и не мог не заметить ее настроение. Он обнял ее и заглянул в лицо, оно было мертвецки бледным и испуганным.

– Мама, что с тобой? Ты вся дрожишь! Тебе плохо?

– Нет, сынок, со мной все хорошо, – дрожащим голосом ответила она.

Игорь посмотрел по сторонам, он искал отца. – Мама, где отец?

Потапиха опустила голову и заплакала.

– Он что обидел тебя?

Мать часто закивала головой, встала из-за стола и вышла на улицу.

Игорь шепнул молодой жене: – прости, мне нужно выйти.

Она артистично улыбнулась, показывая при этом свои редкие зубы.

Игорь машинально бросил свой взор на ее лицо и глаза его округлились. Она показалась ему еще более неприятной, чем когда увидел ее первый раз. Выйдя во двор, в его глазах, как на фотографии запечатлелись зеленые, квадратные глаза, и редкие рифленые зубы. – Кто тебя такую выродил? – вслух произнес он и смачно плюнул в угол, затем ладонью с силой потер губы.

За углом дома он услышал голос матери, она плакала и вслух говорила: – что же я наделала, дура, зачем пошла туда?

Игорь поспешил к ней, – мама, что случилось?

Она припала к его груди, – сынок, – захлебываясь слезами, – если бы ты знал, что я натворила, я даже не знаю, как тебе сказать!

– Ну, что ты натворила? Говори, только успокойся! – Он не мог спокойно смотреть на плачущую мать и тормошил ее за плечи, – ну, говори, мама!

– Я…я, – через силу выдавила она, – подожгла сеновал Аксиньи, а там был отец, ах, что же я наделала?

– Зачем, мама? Ты с ума сошла! – он резко отодвинул ее от себя и выбежал со двора.

– Сынок, не ходи туда, сынок! Не спасай его, пусть сгорит, не ходи! – она упала у калитки и рыдала от злости и обиды.

– Из ревности совсем потеряла разум! – сквозь зубы проговорил Игорь. И только, теперь понял, насколько его мать жестока и ни перед чем не остановится, лишь бы удовлетворить свое самолюбие. – Ты даже заставила меня пожертвовать своей любовью из-за своей ревности и ненависти к Аксинье, а я, как ненормальный повелся! Ну, ничего, как ты меня женила, так и разженишь! А сейчас надо успеть спасти отца, ведь он был так пьян, и сам выбраться из огня не сможет!

Еще издали Игорь увидел языки огня, поднимающиеся высоко в небо. Сердце у него колотилось, – только бы отец был жив! Только бы жив! – Подбежав к горящему сеновалу, он столкнулся с Сергеем.

Он спрыгнул с велосипеда и тоже спешил спасать свою мать. Они виновато посмотрели друг другу в глаза, и ничего не говоря, каждый из них понял, почему они здесь. Вместе расталкивая людей в стороны, двое сыновей кинулись в сеновал.

Ведь Сергей слышал, как Потапиха грозилась, сжечь мать и своего мужа заживо, и когда увидел горящим сеновал, подумал, – она там и поспешил спасать.

Пожарные преградили им путь, – вы, что с ума сошли? Вам жить надоело? Сейчас обвалится крыша, отойдите отсюда подальше и не мешайте работать нам!

– Внутри находятся люди их спасать надо! – отталкивая пожарных, кричал Игорь.

– Нет там никого! – утверждал пожарный, – уходите!

Но сыновей невозможно было удержать, они подбежали к двери сеновала, как и предполагал Сергей, она оказалась подпертой. Стало понятно, их родители находятся внутри. Они как по команде сняли с себя пиджаки, прикрыли ими свои головы, и открыли дверь. Пламя огня вместе с серым горящим пеплом вылетело им на встречу.

Не обращая внимания на огонь, ребята вместе бросились в самое пекло. Сено горело под ногами со всех сторон, они стали пробираться вперед по горячей, как лава соломе проваливаясь в ней по пояс. Не переставая, они оба звали своих родителей.

В этот момент на них обрушилась крыша, они оказались под завалами горящих стропил.

Собравшиеся зеваки затаили дыхание, и сердца их сжались.

Двое пожарных поспешили на помощь ребятам. Через некоторое время они вытащили одного из парней и снова скрылись в сеновале.

Галина с Татьяной убрали с головы пострадавшего прожженный пиджак. – Господи! – вскрикнула Таня, – да это же наш Сережа! Он обгорел! Скорую помощь вызывайте! – закричала она.

К удивлению всех, через секунду подошла машина, из нее вышла Тося и поспешила к пострадавшему, она чуть не лишилась чувств, когда увидела Сергея. – Сережа! – срывая голос, закричала она, – Сереженька!

Он приоткрыл глаза, – Тося, там еще Игорь Потапов с отцом и моя мать, их надо спасти.

– Хорошо, Сережа, не волнуйся, их спасут! – она осторожно сняла с него мокрую одежду, укрыла простыней, – ребята, положите его на носилки и занесите в машину! – попросила она.

– Сережа, да как же так? Зачем ты заходил туда? – Поднимая его на руки, дрожащим голосом спрашивал Саша.

– Брат, там наша мать, помоги ей, – морщась от боли, проговорил он.

– Сережа, с чего ты взял, что мать там? Она, только что была здесь рядом со мной!

Он приоткрыл глаза, с облегчением вздохнул, – слава Богу, жива!

Вытирая слезы, Тося тяжело вздохнула, – Таня, ты не знаешь причину пожара, и почему Сережа оказался там?

– Нет, Тося, мы с Галиной подошли несколько минут назад.

Сотни глаз в ожидании смотрели в огненную пасть. Наступила мертвая тишина, и только слышно было потрескивание горящих стропил. Прошло несколько минут, как пожарные скрылись в сеновале, а всем казалось, прошла целая вечность. И вот, наконец, они появились с человеком, на его теле болтались тлеющие огнем клочья рубашки и брюк. Круг людей сузился над ним.

– Как он, живой? А кто это? – спрашивали они друг друга.

Таня узнала Игоря и в ужасе, чтобы не закричать закрыла рот.

Тося пощупала его пульс. Повернувшись к Тане, тихо сказала: – пока жив, но без сознания. Ребята, сняли с него обгоревшую одежду, закрыли плотным одеялом, и через минуту скорая помощь с сиреной умчалась с места пожара.

– Таня, кто это был? – с болью в сердце спросила Галя.

Таня крепко обняла Галину, и через силу сдерживая слезы, выговорила, – Игорь Потапов.

– Танечка, не может, быть, у него же свадьба! Как он здесь оказался?

– Не знаю, как, но это был он, – потухшим голосом ответила Таня.

– Бедная Рая, что будет, когда она узнает?

– Больнее того, как с ней обошлись, Галина, уже не будет!

– Во всем, Таня, виновата его мать!

– Нет, Галина, виноват только Игорь! Он же не девушка, чтобы насильно выдали замуж! Не захотел бы не женился! Это его Бог наказал за то, что он Раю бросил! Конечно, жалко Игоря, но чему быть тому не миновать!

– И все-тки, Таня, очень большую роль в судьбе Игоря сыграла его мать! Бог неправильно рассудил, надо было матери сгореть, а не сыну!

– Ты права, Галина, но такие как Потапиха, сухими из воды выходят и в огне не горят!

– Галина, сегодня я заходила к Раисе, ее не было дома. Может, сейчас сходим к ней? Но об Игоре говорить, ничего не будем!

– Конечно, Танечка, давай зайдем!

Через минут десять, они стояли у дома Раисы. – Странно, почему в доме нет света? И дверь на замке! Что бы это значило, Галина?

– Не могу даже представить себе!

– Мне, Галина как-то не по себе, где она может, быть?

– Что гадать, Танечка? Завтра с утра придём к ней и все узнаем. А сейчас выброси из головы негативные мысли, с ней все будет в порядке!

Аксинья успокоилась, что сеном будет обеспечена, а пожар затушат и без нее, решила, убедиться ушел ли Михаил домой или свалился где-то в канаве и спит. Интуиция ее не подвела, он лежал в метрах пятидесяти в заросшей травой канаве и сладко спал.

– Я так и знала! Она наклонилась к нему, взяла руками за его голову и крепко потерла уши. – Миш, вставай, ты, что здесь разлегся? Иди домой!

– К ее удивлению он сразу же проснулся. – А, Ксюша! – сонным голосом прохрипел он, – как хорошо, что ты пришла, – в одно мгновение он овладел ею и почувствовал сладкую истому.

– Знаешь, Ксюш, вот лежу я с тобой в этой канаве и думаю: – у кого сегодня первая брачная ночь у Игоря или у меня – отца его?

– Такой ночи, Миш, как у нас с тобой ни у кого не было и не будет! Кому скажешь, не поверят, чтобы во время пожара хозяйка занималась любовью!

– Что нам, Ксюш, пожар? Когда мы сами сгораем от любви! Дурья моя голова, Ксюш, прожил со своей женой почти тридцать лет и ни одного разу не чувствовал себя таким счастливым! – он сказал это с глубоким сожалением и тяжело вздохнул.

– Все зависит от тебя, Миш, человек, он кузнец, кует свою судьбу сам! Если бы ты не хотел так жить, давно бы развелся с ней!

– Теперь разведусь… – он сделал короткую паузу, – после того, что она сделала! – из его груди прозвучал ком обиды сопровождающий рыданием, – это же надо додуматься, сжечь мужа заживо! – он заскрипел зубами, – теперь, наверное, вместо свадьбы панихиду по мне справляет, стерва! Уйду из дома совсем, пусть остается с Игорем, Аксинья молчала и про себя довольно улыбалась. Потом обвила руками его шею и нежно сказала: – ну, что, Миша, иди домой и не затевай скандал с женой, свадьба все-таки, люди чужие, лучше незаметно пройди в сад и спи до утра!

– И то, правда, сейчас, Ксюш, пойду, – он сделал шаг и тут же остановился, – посмотри, как я выгляжу, нет ли на мне мусора.

– Аксинья обошла вокруг Михаила, стряхивая рукой с него сухую солому, – ты как жених, Миш, – затем снова обвила его шею и, обменявшись поцелуями, расстались.

Никто из них не подозревал, что в минуты любви, на пожаре пострадали их сыновья.