Текст книги "Неизвестный фронт Гражданской войны: конфликт между властью большевиков и крестьянской массой в Пермской губернии"

23 июня 1918 г., согласно инструкции к декрету СНК от 8 апреля 1918 г. «О волостных, уездных, губернских и окружных комиссариатах по военным делам», для управления гарнизоном при Пермском губернском военном комиссариате учреждалась Комендантская часть, начальником которой был назначен Сергей Сергеевич Гильденбрант²⁴.

В Богословской волости Оханского уезда был учрежден волостной военный комиссариат в составе Сергея Александровича Машьянова, Ивана Павловича Каржина и Ивана Алексеевича Архипова²⁵. 5 июня был утвержден военный комиссариат завода Мотовилихи в составе Синицына, Кержакова и Андреева. 22 июня был утвержден состав Пермского уездного военного комиссариата в лице Федора Ефимовича Колобова и Николая Трифоновича Ершова²⁶. Военным комиссаром Усольского уезда был назначен Коуров²⁷.

* * *

В своей работе губернский, уездные и волостные военные комиссариаты столкнулись с дезертирством, как массовым явлением, не сразу.

После обнародования объявлений о призыве на службу в Красную армию наблюдались лишь отдельные случаи уклонения. Такие события, как Ижевско-Воткинское и другие восстания, происходившие летом 1918 г., несмотря на то, что следствием их стало дезертирство из РККА, не были связаны с нежеланием служить среди крестьян, а, как будет показано ниже, имели сугубо политические и социально-экономические причины.

В начале Гражданской войны причин нежелания служить в новой армии у крестьян было несколько. Прежде всего таковой явился страх быть убитым, который дополнялся беспокойством за свою семью и хозяйство.

В июне 1918 г. военный комиссар Ошьинской волости Осинского уезда заявил военкому города Осы, что из 23 красногвардейцев «изъявил желание служить в рабоче-крестьянской армии только один человек»²⁸. В том же уезде в с. Фоки мобилизованные, не желавшие служить в армии, убили несколько членов волостного исполкома²⁹.

Вместе с тем списки мобилизуемых составлялись волостными комиссарами регулярно, без каких-либо промедлений. Желающих служить было более, чем требовалось, а количество дезертиров незначительным. Среди добровольцев были те, кому едва исполнилось 16 лет. Скорее всего, служба в Красной армии привлекала революционно настроенную крестьянскую молодежь возможностью активной борьбы, жаждой «приключений», самой неизвестностью и одновременно престижностью. Для низших слоев это была еще и возможность «выбиться в люди», сделать военную карьеру.

В приказе Пермского губернского военного комиссариата от 9 августа 1918 г. отмечалось, что, «по некоторым сведениям, основную часть добровольцев составляют мальчики 16–18 лет», при том что декретом ВЦИК 25 апреля 1918 г. призывной возраст определялся с 18 лет и указывалось, что «16–18 летние добровольцы не вполне пригодны для военной службы, так как тяжесть этой службы не соответствует физическому их развитию, к тому же от этого возраста нельзя ожидать вполне сознательного отношения к делу»³⁰. Иначе говоря, энтузиастов, не достигших призывного возраста, рекомендовалось отправлять домой до возмужания.

Помимо военкоматов списки иногда составляли учреждения, не имеющие на то право и без каких-либо оснований. Приказом Пермского губернского военкомата от 16 июля 1918 г. во исполнение приказа народного комиссара по военным делам Л.Д. Троцкого от 10 июля 1918 г. руководителям военных округов и губернским областным комиссариатам по военным делам запрещалось проводить на местах мобилизации местным органам управления, за исключением случаев, когда «по боевой обстановке проведение таковых являлось необходимостью и в короткий срок, при отсутствии возможности по телеграфу испросить распоряжения высшей государственной власти»³¹. При возникновении «надобности в местной мобилизации» следовало доносить об этом народному комиссару с указанием оснований³².

Приказ Пермского губвоенкомата был вызван тем, что на местах производились мобилизации по инициативе местных органов управления «на весьма разнообразных основаниях». В приказе подчеркивалось, что «такой порядок вносил дезорганизацию в общее Государственное дело обязательной военной службы, установление которой было предложено»³³.

Наряду с этим различного рода трудности в деле комплектования Красной армии личным составом вынуждали местных большевиков нередко переходить к насильственным мобилизациям. В разных источниках, в частности в переписке между военными учреждениями, упоминаются «обязательные» и «принудительные» мобилизации. Термин «обязательные мобилизации» употреблялся теми, кто их проводил посредством приказов и повесток военных учреждений.

Термин «принудительные мобилизации» означал конвоирование мобилизованных к месту службы, применение физической силы, оружия, угроз, уговоров или морального нажима. Он часто использовался самими мобилизованными, чтобы в критический момент снять с себя ответственность за службу в армии. Так, военнослужащий, попавший в плен к противникам большевиков, на вопрос, почему он пошел служить в Красную армию, мог уверенно ответить, что «был принудительно мобилизован». С этой целью на призывных пунктах мобилизуемые нередко просили выдать справку или указать в военном билете принудительный характер службы. Так, 26 апреля 1920 г. в Пермскую губЧК поступила сводка, «в коей, между прочем, определенно указывалось, что делопроизводитель Пермского уездного военкомата некто Субботин совершает подделку документов, которые и выдает за известную мзду: продукты и прочее, красноармейцам»³⁴.

Подобные справки-«удостоверения» выдавались все теми же сельскими обществами при участии ревкомов, что имело место в декабре 1918 г. Возможно, сельские общества таким способом активно пытались помочь крестьянам обезопасить свою жизнь на случай отступления Красной армии и попадания в плен к противникам большевиков. Известны факты, когда сельские общества проводили собрания и выдавали крестьянам справки о принудительной мобилизации в белую армию на случай ее отступления. Если обратиться к более поздним показаниям на сельских сходах дезертиров из Красной армии, а также тех, кто добровольно служил на стороне белых или принимал участие в Ижевско-Воткинском восстании, то выясняется, что общества осуждали их, не поддерживали³⁵.

Мобилизации проходили регулярно на основании декретов, приказов, распоряжений и предписаний центральных и местных органов Советской власти, распространявшихся на разные категории населения – рабочих, крестьян, офицеров и унтер-офицеров 1890–1898 гг. рождения. Так, за декретом СНК от 29 июля последовал приказ СНК от 2 августа, затем телеграмма Пермского губвоенкомата от 2 сентября, телеграмма того же учреждения за 28 сентября, далее – распоряжение командующего особыми отрядами 3-й армии от 1 октября о мобилизации в Красную армию³⁶.

Приказ по войскам 3-й армии Восточного фронта от 26 сентября 1918 г., изданный во исполнение приказа РВСР от 11 сентября 1918 г., предусматривал призыв на действительную военную службу на всей территории Республики всех граждан, родившихся в 1898 г., бывших офицеров и военных чиновников 1890–1897 гг. рождения, бывших унтер-офицеров, родившихся в 1890–1897 гг. Согласно приказу призыв следовало начать 1 октября: бывших офицеров, военных чиновников и унтер-офицеров, в том числе родившихся в 1898 г. В приказе также говорилось: «Прочих граждан, родившихся в 1898 году – с 15 сентября и окончить не позже 15 ноября, причем точные сроки призыва устанавливать губернским военным комиссариатам. Все лица, призываемые на военную службу по этому приказу, задерживаются на таковой впредь до указания РВСР. Ответственность за несвоевременную явку призываемых возложить не только на окружные, губернские, уездные и волостные комиссариаты по военным делам, но и главы семей, которым принадлежат призываемые, председателей совдепов, комитетов бедноты, фабрично-заводских и домовых комитетов по месту работы и жительства призываемых. Обеспечить успех призыва тщательной его подготовкой. Из призываемых сформировать 5 дивизий с запасными к ним частями в Уральском военном округе. В Вятской губернии 1 пехотный полк, в Пермской 1 пехотный полк. Итого в Уральском военном округе 2 пехотных полка, подлежащие сведению в 1 бригаду вместе с одним полком из Приволжского военного округа»³⁷.

* * *

Нежелание вступать в ряды Красной армии в ряде районов Пермской губернии не стало массовым явлением, тем не менее летом 1918 г. начались антисоветские мятежи. Мобилизации послужили поводом для открытого конфликта большевиков с их противниками, которые, используя антивоенные настроения в обществе, путем агитации и пропаганды, а также угроз пытались привлечь на свою сторону местное население и призывали к организованной борьбе против Советов. Так, в июне 1918 г. в Усолье прибыл член Пермского губисполкома, представитель от партии эсеров Токсунов. Он организовал собрание, на котором убеждал в необходимости борьбы с большевиками и оказании помощи двигавшимся на Дальний Восток чехословакам³⁸.

Отдел по борьбе с контрреволюцией Пермской губернской ЧК в отчете от 18 ноября отметил, что «ярые выступления» по причине мобилизаций произошли в Ильинской, Сретенской и Вознесенской волостях Соликамского уезда. «Местными кулаками были избиты председатель совета и председатель комитета деревенской бедноты». Выступления были подавлены. После проведенных митингов членом отдела Комольцевым мобилизации «прошли успешно»³⁹.

В Кунгурском уезде в выступлениях участвовало до 10 000 крестьян. В Красноуфимском уезде в конце июля из-за мобилизаций в антисоветских выступлениях приняло участие население 23 волостей из 25⁴⁰. В конце августа крестьяне 12 волостей Оханского уезда отказались производить мобилизацию⁴¹.

Между тем 25 июля части 3-й армии оставили Екатеринбург и отошли к Тагилу. В первой половине августа их попытка наступления на Екатеринбург закончилась неудачей. В августе начались бои в районе Кунгура и Лысьвы, где многие населенные пункты переходили из рук в руки⁴².

16 августа в Стряпунинской волости Пермского уезда 16 человек объявили о всеобщей мобилизации и вооружении против Советов. Мобилизация распространялась на лиц от 19 до 45 лет⁴³. В том же уезде крестьяне Богородской волости организовали собрание, на котором призывали противодействовать мобилизации в Красную армию⁴⁴.

7 августа в Сепычевской волости Оханского уезда комиссар Мальцев выступил с резолюцией левых эсеров: «Нам необходимо захватить власть, чтобы как можно скорее созвать Учредительное собрание. Проходит третий месяц революции. Зачем же вы, товарищи большевики, объявив мобилизацию крестьянских солдат, не подумали, что вы от них отбираете хлеб, скот, которые крестьяне наживали своим 16-часовым трудом и полагали, что они пойдут вас защищать?»⁴⁵. Тот же Мальцев заставлял крестьян от 18 до 40 лет вооружаться и сражаться против большевиков во время Сепычевского восстания. Это восстание вспыхнуло из-за мобилизации и продовольственной диктатуры большевиков 18 августа в с. Сепыч Оханского уезда и вскоре охватило шесть волостей⁴⁶. Советские работники, коммунисты, красноармейцы и их семьи были убиты местными зажиточными крестьянами и офицерами.

После подавления восстания из Перми был вызван следователь Пермской губЧК Комольцев, который организовал в Сепычах работу чрезвычайной следственной комиссии. В комиссию вошли представители: от губЧК – Воробцов, от губуправления – Тронов, от Верещагинской ЧК – Пермяков, от красногвардейских отрядов – Чазов, от Сепычевского исполкома – Кропотин, от Бубинского совета – Тиунов и Горбунов, агент ЧК и член московского Совета Матвеева⁴⁷.

Комиссия приступила к следствию, розыску убитых и установлению главных зачинщиков восстания. ГубЧК вынесла постановления о расстреле 83 человек – представителей сельской буржуазии, офицеров и священников. Приговоры были приведены в исполнение. Среди расстрелянных был председатель Кулигинского волостного Совета Глазовского уезда Вятской губернии Я. Бузмаков, который, будучи в нетрезвом виде, «призывал идти в село Сепыч и убивать красноармейцев», называя их «советскими шпионами». Участники выступления были привлечены к принудительным общественным работам, заключавшимся в восстановлении разрушенных сооружений. 200 человек были оштрафованы. Несмотря на то, что восстание удалось подавить, некоторым его участникам удалось скрыться⁴⁸.

11 августа Пермский губернский военком постановил призвать на военную службу всех заводских рабочих, указав при этом, что предприятия, обслуживающие военные нужды, закрытию не подлежат, занятые в них рабочие остаются на своих местах и их призыв будет определен последующим постановлением⁴⁹.

Помимо недалеких военных действий и вспышек вооруженной борьбы в губернии важным фактором, влиявшим на ход мобилизаций, на масштабы уклонения и дезертирства стали сельскохозяйственные работы. Нежелание крестьян отрываться от них и тем наносить ущерб своему хозяйству стал серьезным препятствием при проведении мобилизаций.

Когда в августе 1918 г. в Осинском уезде была объявлена мобилизация офицеров и унтер-офицеров (основную массу последних составляли грамотные крестьяне-фронтовики), рожденных в 1893–1895, 1896 и 1897 гг., население возмущалось тем, что это случилось в разгар уборки хлеба: «Лучше, если бы призыв начался позднее недели на 2—З»⁵⁰. В сводках губЧК отмечалось, что в Камышловском уезде на этой почве «отношение населения к Красной армии не вполне доброжелательное»⁵¹. В Кузинской волости Екатеринубргского уезда также «ввиду страдного времени мобилизация протекала плохо»⁵². В Никулинской и Останинской волостях Пермского уезда в октябре имели место попытки «контрреволюционеров» организовать восстание вследствие недовольства крестьян мобилизацией⁵³.

Одновременно с переходом к мобилизациям в Красную армию на территории Советской России большевики установили и твердо проводили в жизнь государственную монополию торговли хлебом. Для решения продовольственной проблемы в мае 1918 г. Народный комиссариат по продовольствию (Наркомпрод) был наделен неограниченными чрезвычайными полномочиями по закупке хлеба по низким государственным ценам, свободная торговля запрещалась, были введены карательные меры против лиц, скрывающих хлебные «излишки», и отказывающихся продавать зерно государству по установленным им ценам (ниже рыночных). Под «излишками» имелась в виду та часть собранного урожая хлебов, которая за вычетом продовольственного и фуражного зерна, необходимого для пропитания крестьянской семьи и прокорма скота, а также для засева полей на следующий год, могла быть продана на рынке. Тем самым правительство большевиков сделало решительный шаг в направлении, совершенно противоположном чаяниям и интересам крестьян: вместо свободной торговли по рыночным, «вольным», ценам оно ввело продовольственную диктатуру (проддиктатуру).

Экономическая политика большевиков, конкретные мероприятия местной Советской власти в хозяйственной области – национализация промышленных предприятий, введение государственной монополии хлебной торговли и запрещение частной торговли хлебом, конфискации хлеба по низким государственным ценам⁵⁴ – вели к росту недовольства Советской властью в крестьянской среде⁵⁵, а также среди рабочих. Нарастало сопротивление большевикам, что закономерно оборачивалось ростом числа уклонившихся от мобилизации в Красную армию и дезертиров из войсковых частей. Многие из уклонившихся и дезертиров пополняли как вооруженные силы Белого движения, возникшего как альтернатива большевистской государственности, так и прочие силы антибольшевистского сопротивления⁵⁶.

* * *

7 августа 1918 г. началось антибольшевистское Ижевско-Воткинское восстание. Его ход и подавление во многом определили политические настроения пермского крестьянства в последующие 1919 и 1920 гг., породили массовое уклонение от призыва и дезертирство уже призванных крестьян из частей Красной армии. В источниках можно встретить утверждения, что восстание вспыхнуло по причине мобилизаций в Красную армию. В воспоминаниях одного из руководителей восстания – командира Ижевского стрелкового полка А.Г. Ефимова – утверждается, что большевики посылали продотряды, чтобы отбирать у крестьян хлеб для голодающих городов и Красной армии, и поэтому у крестьян были свои счеты с большевиками. При этом на вооружение крестьянских отрядов, которые участвовали в восстании, было выдано не менее 60 000 винтовок⁵⁷.

Как нам представляется, на Ижевско-Воткинском восстании в соседней Вятской губернии как факторе роста уклонения от службы в Красной армии и дезертирства необходимо остановиться подробнее.

Состав участников восстания не был однородным, а комплектование повстанческих частей, как и в целом частей Народной армии, далеко не всегда шло за счет добровольцев – проводились и принудительные мобилизации.

Можно выделить две основные группы. Первая – активные участники, а именно противники Советской власти, недовольные запретом продавать хлеб на рынке по «вольным ценам» (проддиктатурой большевиков) и мобилизациями в Красную армию. Это зажиточные крестьяне, бывшие офицеры, представители партий меньшевиков и эсеров, чье влияние, однако, не было существенным. Вторая – принудительно мобилизованные крестьяне, не желавшие воевать, и разными способами намеренно избежавшие призыва в Красную армию, несмотря на то, что Советской власти в общем «сочувствовали».

Последние оказались в антибольшевистских вооруженных формированиях, когда наиболее активные противники большевиков проводили насильственные мобилизации среди местного населения. После поражения восстания эта часть восставших предпочла вернуться домой. Впоследствии они были определены большевиками как «добровольцы белых» (были репрессированы или оставлены без особого внимания), причем они стремились вернуться на прежнее место работы, чтобы вновь получить отсрочку от призыва в Красную армию. Так, в Заводо-Михайловской волости председатель коллегии по управлению заводом сообщал Осинскому уездному военному комиссару: «Из колчаковской белой гвардии возвратился в Михайловский завод ранее работавший у нас слесарь Николай Степанович Баранов, 27 лет. В белой гвардии он был с ноября 1918 г. и вступил в нее по рассказам рабочих под давлением белогвардейцев и под страхом террора, проведенного у нас в то время белыми. Советской власти сочувствовал. Можем ли мы взять его на наш химический завод как нужного работника?»⁵⁸. На это Осинский уездный военком ответил резко отрицательно: «Баранов подлежит мобилизации и не может остаться как работник на заводе»⁵⁹.

Более 300 участников дала восстанию Тойкинская волость Оханского уезда. После поражения восстания в ноябре, во время отступления постанческих частей ижевцев и воткинцев с ними ушли 1500 жителей Пермской губернии, среди которых были женщины, старики и дети. Вряд ли их можно причислить к добровольцам. Когда они начали возвращаться домой, то говорили, что «были в подвалах» или «насильно мобилизованы»⁶⁰.

Как указывалось, ранее сельскими обществами при участии ревкомов выдавались удостоверения о принудительном характере службы при оставлении Перми. Позже, после освобождения губернии, это было чуть ли не единственным доказательством «невиновности» мобилизованных. Они рассказывали на сельских сходах об их добровольности или принудительности, и они же выдавали тех сельчан, от которых пострадали крестьянские семьи, в том числе семьи красноармейцев. Иногда в характеристике дезертиров сельскими обществами можно встретить термин «случайно мобилизованный»⁶¹.

В дальнейшем члены обществ помогали чекистам в поиске бандитов. Например, старший милиционер Сайгатской волости Осинского уезда Афанасий Еговцев 15 сентября 1919 г. докладывал уездному комиссару о взятии в заложники сельчан, скрывающихся от мобилизации в Красную армию, с указанием, что «к сему списку прилагаются одобрения обществ всех упомянутых заложников»⁶². Таким образом, борьбу с дезертирством начали вести сельские общества, что свидетельствовало о прочном крестьянском укладе. До 1919–1920 гг. свои показания дезертиры давали сельским обществам, ревкомам, милиции, а затем уже – комдезертирам, исполкомам, ячейкам РКП(б), ОГПУ.

Многие участники Ижевско-Воткинского восстания действительно были мобилизованы принудительно. М.М. Шадрин отмечал в своих показаниях: «Мобилизовали меня в Белую армию в августе 1918 г., загнали меня и прочих граждан д. Богодуй, под силой оружия вынужден был сражаться против Красной армии»⁶³. А. Кострюков рассказал о том, что его заставил воевать с красными комендант завода «Ножовка» П.Г. Кузнецов, который ему приказал: «Бери в руки винтовку и иди на фронт против власти советов, а если не пойдешь – то становись к стенке»⁶⁴. Ф.Е. Морозов признавался: «При занятии Рождественской волости белыми, я находился дома, ко мне пришли наши граждане и приказали мне идти на Воткинский завод вооружаться, что я и исполнил, боясь их угрозы… Мне дали винтовку и зачислили в 1-й Воткинский батальон, в распоряжение капитана Юрьева, где я и находился по охране р. Кама, дабы красные не могли переправиться. После… белые отступили за Каму на левый берег и всю нашу дивизию расформировали… Я уехал вместе с ними в Сибирь. Доехав до Новониколаевска, я остановился и проживал там до прихода красных войск, а когда они пришли, то меня зачислили в строительный отряд Омской железной дороги…»⁶⁵.

Понимая, что фронт совсем близко и участия в военных действиях не избежать, некоторые крестьяне делали выбор не в пользу Красной армии. Так, один из них, Е.Н. Глумов, во время мобилизации, проводившейся Осинским уездным военным комиссариатом, на сборный пункт не явился, а добровольно ушел в Воткинск. В Маркетовской волости он расстрелял 12 человек (видимо, сочувствовавших Советской власти; по документам точно установить не удалось). Впоследствии, после отступления повстанцев, скрывался в лесу⁶⁶.

Скрывавшиеся в лесу уклонившиеся от призыва и дезертиры стали объединяться в группы и отряды, действия которых быстро превратились в бандитизм. Они грабили и убивали прежде всего крестьян, сочувствовавших Советской власти и участвовавших в работе советских учреждений, комитетов бедноты и т. д. С этого времени в документах ЧК, военных комиссариатов и других советских учреждений дезертиров фактически стали приравнивать к бандитам, а бандитизм, в котором участвовали дезертиры из Красной армии, считать «политическим».

Во второй половине 1919 г. проблема дезертирства в Пермской губернии обострилась. С одной стороны, помимо дезертиров из Красной армии появились дезертиры из колчаковских войск, и в целом дезертирство стало перерастать в социально-политическое явление – бандитизм. С другой стороны, органы Советской власти, реагируя на это, резко активизировали использование всего накопленного за первую половину года арсенала методов и средств борьбы с дезертирством, прежде всего карательных, репрессивных. Этому способствовали также победы Красной армии на Восточном фронте, разложение колчаковских частей и откат линии фронта за Урал (на фоне поражений Красной армии на Южном фронте и успешного наступления армий генерала А.И. Деникина на Москву⁶⁷).

Распространению «политического бандитизма» способствовало недовольство крестьян продовольственной политикой и другими шагами большевиков, которые задевали их интересы и наносили им ущерб. Это недовольство выливалось, в частности, в активную поддержку крестьянами уклонившихся от мобилизации и дезертиров. В свою очередь вооруженные и организованные в отряды дезертиры еще сильнее заражали крестьянскую массу антибольшевистскими, антисоветскими настроениями. Недовольные коммунистами и Советской властью крестьяне вместе с дезертирами стали представлять собой серьезную «третью силу», способную противостоять большевистской диктатуре, всему ее карательному аппарату и ее насилию по отношению к населению⁶⁸.

Житель д. Зяблых Д.Ф. Лысков рассказывал на сельском сходе: «Бандит Н. Дегтерев проявлял контрреволюционную деятельность с осени 1918 г. Когда во время восстания Тойкинский волисполком издал приказ о сдаче населением оружия, каковое было собрано председателем деревенской бедноты, Дегтерев и его единомышленники отобрали оружие. Вооружившись, они хотели сделать подлое дело контрреволюции – убить моего сына, за его сочувствие Советской власти и за то, что последний не хотел вооружаться против таковой – не бежал к белым в Воткинск, но сына скрыли соседи от бандитов и при первой возможности он бежал в стан Советской власти»⁶⁹. П.А. Шадрин рассказывал: «Дегтерев пришел на обыск и не нашел ничего. Потом начал бить мою жену. Начал агитировать против Советской власти, говорил, что надо вырвать этих людей и их поколение»⁷⁰.

После поражения ижевских и боткинских повстанческих сил часть повстанцев, и среди них жители Пермской губернии, вынуждена была уйти за Каму. Крестьянин Рождественской волости Осинского уезда А.А. Тумяков дал такие показания чекистам по возвращении домой в 1920 г.: «По занятии волости белыми бандами я находился дома… Пришел ко мне Я.П. Пермяков и сказал, что если не пойду, то буду расстрелян. Я вынужден был идти в с. Бабки, где и вооружили… Я ходил в караул на р. Кама для охраны берега, дабы красные не могли переправиться через Каму, в караул нас назначил начальник гарнизона… Ханжин Григорий Михайлович, [который] служил офицером. В настоящее время он находится в Красной армии комиссаром… При отступлении белых последний раз я вместе с ними на своей лошади уехал в подводы до Ялуторовского уезда, где меня снова мобилизовали, отправили в Томск и зачислили в Первый Сибирский артиллерийский дивизион, в котором я пробыл до восстания красных партизан, а когда [они] пришли, меня отправили по месту жительства»⁷¹.

Среди ижевских и боткинских повстанцев оказались и те пермские крестьяне, для которых участие в восстании, в том числе и формальное, стало одним из способов избежать мобилизаций в Красную армию. Впоследствии из-за страха за свою жизнь они переходили из одной армии в другую.

Бывший участник восстания П.К. Сычев рассказывал: «Когда в 1918 г. в Воткинске свилось гнездо контрреволюции, я бежал туда по добровольному желанию из-за боязни красноармейцев, но в рядах белых войск не был, а лишь проживал в Воткинске… При отступлении бежал в Сибирь, где и находился до нашествия Колчака на нашу местность, т. е. в июне 1919 г. при последнем отступлении белых, уехал с ними… и 25 августа через фронт прибыл оттуда домой и скрывался по причине боязни»⁷².

По словам А.А. Пятунина, «при занятии… завода Ножовка белыми» он «находился дома и был арестован местными гражданами, которые взяли меня и посадили под арест… после чего направили в Воткинский завод… насильно вооружили, а затем отправили в с. Альняши Осинского уезда, из села… направили на фронт за Осинскую дубраву. Там я находился до тех пор, пока белые не заняли снова Рождественскую волость. При отступлении из Ножовки я вперед них уехал вместе с беженцами до Красноярска… При занятии [города] красными, я сдался им добровольно и пошел к коменданту города, который отправил меня в милицию, а последняя, как эвакуированного, – по месту жительства, в Рождественскую волость»⁷³.

В Осинском уезде на Рождественском волостном сходе крестьянин Бурков рассказывал односельчанам: «Я служил в белой армии с 1 ноября 1918 г. по 1 марта 1919 г. Причина служить в белой армии в силу необходимости, так как угрожала опасность жизни и разорение домашности. В прошлом 1918 г. наша местность была под Советской властью, я имел должность председателя сельского земельного отдела. Мой сын в 1918 г. ушел добровольцем в Красную армию»⁷⁴.

Крестьянин д. Сосновки Еловской волости Осинского уезда В.Т. Наборщиков рассказал в военном комиссариате свою историю, не менее характерную: «В декабре 1918 года, при подходе белогвардейских банд в Еловскую волость, я был мобилизован под силой их оружия, для чего и прилагаю удостоверение от общества, заверенное ревкомом. В настоящее время перебежал и считаю долгом явиться в военком, так как года мои подлежали мобилизации. 4 июня 1918 года в селе Елово мне была перекомиссия ввиду тяжелого ранения в голову в Германскую войну и признан комиссией не способным к военной службе навсегда с назначением пенсии 298 руб. в год, свидетельство о болезни было одобрено комиссией, но документов для возврата на право проживания я получить не успел, так как уже подходили банды, по сему и прошу военком назначить меня на Врачебную комиссию для освидетельствования, что для меня будет служить правом проживания»⁷⁵.

* * *

Рост антибольшевистских настроений в пермской деревне, Ижевско-Воткинское и другие восстания летом 1918 г. в целом не помешали проведению мобилизации в Красную армию на территории Пермской губернии. Об этом свидетельствуют количественные данные о проведении мобилизаций Осинским уездным военкоматом в июне-августе 1918 г. Эти данные для отчета в Пермский губернский военкомат были сведены в таблицы⁷⁶.

Таблица 1

Результаты мобилизационных мероприятий Осинского уездного военкомата Пермской губернии за июль-август 1918 г. (призывной возраст: 1896–1897 гг. рождения)⁷⁷

Таблица 2

Результаты мобилизационных мероприятий Осинского уездного военкомата Пермской губернии за июль-август 1918 г. (призывной возраст: 1893–1895 гг. рождения)⁷⁸

Из табл. 1 видно, что явка призванных рабочих и крестьян составляла 90 %, а бывших унтер-офицеров —82 %. Не явились 10 %. Согласно данным табл. 2, явка призванных рабочих и крестьян составляла почти 84 %, бывших унтер-офицеров– 57 %. Не явились 17 %.

За тот же период число явившихся унтер-офицеров призывного возраста 1890–1898 гг. рождения составило 55 %, а отправленных на пополнение РККА —46 %⁷⁹.

Наступление войск Временного всероссийского правительства (Уфимской директории) существенно повлияло на ход проведения мобилизаций, о чем прямо указывалось военными комиссарами в «примечаниях»: «Разница в графах между „подлежало призыву“ и „фактически принятых“ замечается тем, что некоторые волости уезда заняты белогвардейскими бандами»⁸⁰.

Данные по Осинскому уезду за 16 августа выглядят следующим образом: подлежали призыву граждане, не эксплуатирующие чужой труд – 4085, принято – 3013 (74 %); за 18 августа (унтер-офицеры) – 622 и 381 (61 %); за 14 сентября (все граждане) – 2178 и 138 (6 %); за 3 октября (унтер-офицеры) – 360 и 165 (46 %), за 9 октября (все граждане, включая унтер-офицеров) – 2853 и 885 (31 %)⁸¹.

31 августа 1918 г. в Пермский губвоенкомат явились 5769 человек, из которых дезертировали 233 человека (4 %), а остальные были отправлены в пермские полки⁸².