Текст книги "Петли времени. Сборник стихотворений"

Петли времени
Сборник стихотворений
Анжелика Лавицкая

© Анжелика Лавицкая, 2024

ISBN 978-5-0062-6256-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

МГНОВЕНИЯ

«и распалась на атомы…»

 
и распалась на атомы
неживая вода,
воздух выбит и чист
в обрамлении солнца,
 
 
и несётся по ветру
к мишени стрела…
 
 
время
крошит мишень,
и смеётся.
смеётся.
 

«солнечные часы…»

 
солнечные часы
выкрали время снов,
стёклами падает лёд,
углями сыплется кровь,
нежность – всего лишь
вздох,
цифры подводят итог:
на перекрёстке миров —
некуда больше идти.
 

«время – вода…»

 
время – вода,
счастье – лидокаин,
белым листом пророчества;
 
 
и новый шаг – неотвратим,
всё это скоро кончится;
 
 
будто планеты сходят с орбит,
вечность меняет краски;
прошлое – в прошлом,
прошлое – спит;
и на снегу маски.
 

«сумрачный голос…»

 
сумрачный голос
шепчет во сне:
всё не тебе,
это всё – не тебе;
остановилась
за окнами гладь —
некуда падать,
негде шагать.
 
 
и наизнанку
вывернут мир:
тот, кого любишь —
не полюбил;
 
 
только остались
прохлада и тьма —
время так часто
здесь сходит с ума;
 
 
серость минут
опять и опять —
не во что верить,
некого ждать.
 

«выжигают память…»

 
выжигают память
ледяные сны;
в небе
безразлична
темнота весны;
обрела свободу
неживая мгла,
колесо Сансары
вновь сошло с ума:
и повторы копий,
как чернильный яд
забирают время,
вороньём кружат
около открытых
не тобой дверей.
 
 
маяки погаснут
без живых огней,
и темней, чем
в бездне
в этой пустоте —
навсегда исчезнуть
в ледяной весне.
 

«ухожу неслышно вдруг, если…»

 
ухожу неслышно вдруг, если
не нужны мои слова, песни,
не нужны мои любовь, правда,
и не будет никаких завтра.
 
 
ухожу спокойно в дом или
к лесу, солнечным ветрам,
были сочтены дороги все —
что же: Слово есть
и лишь оно может
 
 
повернуть назад,
стереть,
разжечь, чтобы
лишь тепло
и никакой злобы,
и поставить наконец прочерк
там, где было миллион точек.
 
 
я уйду неслышно
и не надо,
говорить,
что я была рядом,
в чьем-то прошлом
или лишь мимо
проходила,
подняла крылья,
отошла,
и, не сказав
слова —
меня вновь забрал
дождей город.
 

«Как актёр ты, может быть, даже норм…»

 
Как актёр ты, может быть, даже норм,
А как человек – не очень;
Я тебя разгадала со всех сторон,
И пора бы поставить точку;
 
 
Эти игры наскучили до десяти,
И вообще-то было нездорово;
Уходи из моей временной петли,
Мой огонь обжигает холодом.
 

«Ты уже так не смотришь пристально…»

 
Ты уже так не смотришь пристально,
Не пытаешься разглядеть;
И всё стало таким неискренним,
И похожим на нашу смерть;
 
 
И ветра холоднее прежнего;
Снегопады,
Дожди,
Тьма;
Надвигается неизбежное:
Бесконечная тишина.
 

«знаков оставлено не было…»

 
знаков оставлено не было;
не разломать печать;
молча смотрю на небо —
нечего вдруг сказать;
 
 
и в пустоте, и дальше —
пеплом летит весна;
пепел ненастоящий,
будто опять зима
 
 
или застыло время;
под обезболом сны;
выжжены все сомненья,
выжжены все мечты.
 

«ни друзей, ни звонков…»

 
ни друзей, ни звонков,
ни фоток, ни перемен —
чужая во все стороны;
всё до того ровное,
будто тебя нет.
 

«никакой надежды, горят мосты…»

 
никакой надежды, горят мосты;
ничего забывать не стоит;
звёздный ветер нынче невыносим,
и снега никого не скроют;
 
 
колесо Сансары – обычный круг,
нити красные – стали пеплом;
настежь окна, двери,
и каждый звук – ничего,
пустота Вселенной.
 
 
обещанья только —
опять водой
или ядом в стакане,
в море.
и в шестом измерении
лишь огонь
с ещё большим огнем
в ссоре.
 
 
всё дотла
истлело,
до тишины,
до луны,
до молчанья,
холода.
 
 
никакой надежды;
падут мосты
как и стены
этого города.
 

«градус не понижают…»

 
градус не понижают,
если идут на дно:
холод, глинтвейн…
я знаю,
что тебе всё равно
будет ли в моих окнах
новый рассвет к шести;
мне уже не вернуться,
а на твоём пути —
нет моей тени больше.
и никаких обид.
градус не понижают,
если ещё болит.
 

«Тьма по привычке снова разинет пасть…»

 
Тьма по привычке снова разинет пасть,
Я прорастаю в давно привычную грязь;
И здешний холод такой же, как и везде,
Ты не услышишь в этой осенней мгле
И не узнаешь, где я теперь и с кем —
Катится солнце, и ничего взамен
Не предложить, да и не взять с собой,
И нет души, ничего нет и за душой,
Чтобы остаться или пойти вослед;
И переломан звук и неслышен свет,
Всё что манило – стало пустым, и я
Вновь выхожу одна за свои края.
 

«в мёртвой чаще…»

 
в мёртвой чаще
тьма обретает власть:
ведьмин круг и вороны —
только часть
всех цепей и звеньев
под небом,
от
деревьев
слышится
и от вод,
что скрывает
чаща среди теней
голоса непрожитых
кем-то дней,
свет и песни
где-то вдали
и над
этим тёмным куполом,
и назад
нет путей,
и нет здесь
проводников —
выбирайся вон,
выбирайся вброд;
только травы,
как змеи,
цветы смердят,
тишина заглушает
весь мир,
и ад —
не так страшен
будет,
будь он вблизи:
кружат вороны над,
и нельзя уйти.
 
 
[это сон,
кошмар,
ведьма
спит;
не спят
только
те, кто
выпил
её же яд].
 
 
забывается
всё,
было прожито зря:
вот он вызов смерти,
и за края
уже смысла нет
выходить, бежать —
и стирается время,
не миновать
этой тьмы,
и всё больше
ты веришь ей:
холод стали,
оскал неживых
зверей —
принимаешь
как есть,
будто ты —
есть часть
мёртвой чащи,
где тьма
обретает власть.
 
 
рыжим всполохом
солнце прорежет
тьму —
лишь мгновение есть,
но её одну —
оставлять
не хочется,
и с собой
тащишь к свету
тьму,
но за той стеной
вековых деревьев —
она бледна,
(краше только Смерть),
и сойдёт с ума —
стоит только
небу шагнуть вперёд,
и забрать из чащи
и из болот,
увести подальше
от мертвецов,
где свободна ведьма
от страшных снов.
 

«остальные останутся…»

 
остальные останутся:
взять их с собой нельзя;
у меня в рукавах
не козыри, а моря,
за спиною не крылья,
а чёрт-те что или кто;
остаются: бессилье,
разыгранное кино,
бесконечное лето
да сорок десятков зим,
все, кто любят меня,
и те, кто не полюбил;
настоящее в руки,
до будущего – вперёд;
даже если никто,
никогда и нигде не ждёт;
даже если обу́глится
что-то внутри ещё —
я всего лишь хочу
выровнять этот счёт:
ничего не оставить
бесследным,
в забвенье вод —
я у времени выиграла
новый, другой исход;
 
 
и ничто не мешает,
не сможет теперь сломать.
ухожу от всего,
и мне некуда вдруг бежать.
 

«Где «машины не ставить» – ставят…»

 
Где «машины не ставить» – ставят,
Где «прохода нет» – там идут;
Там, где «не курят» – курят;
И мне нравится этот круг,
Где частица – всего лишь частица,
Ничего общего с настоящим «нет».
Я обещаю влюбиться
И не гасить свет.
 

«в капкане дорог, гостиниц …»

 
в капкане дорог, гостиниц —
всего лишь однофамилец
с какой-то другой реальностью —
не выйти к себе никак;
и с кем-то опять простились,
и с кем-то договорились,
меняя за маской маску —
уходишь то в свет, то в мрак;
 
 
забыты платформы прошлого,
и в памяти всё изношено:
на каждом шагу – лишь линия,
лишь вымысел, пустота;
всему придаёшь значение,
и слушаешь плач и пение —
всё, чтоб не шагнуть за грани,
и чтоб не ушла черта,
 
 
придуманная случайно
(как будто бы изначально)
на случай последней тайны,
последнего в жизни дня.
 

«Дом покинут…»

 
Дом покинут,
Игры кончились,
Осыпается броня;
Сны растаяли
Под звёздами,
И срывает якоря;
Все цветы мертвы
От холода,
все дороги – наизусть,
окна, башни, стены города —
пересказанная грусть
и усталость манит
в пропасти
или
в круг безликих дней,
красной нитью
сшиты плоскости
и морозностью теней —
там, за гра́нями – всё тщетное,
и изношено дотла;
мир покинут
и нечестная
завершается игра.
 

«я созвучна со многими…»

 
я созвучна со многими,
а со мною – никто.
рассыпается небо
будто стекло;
время поймано
солнцем —
золотая петля:
что вернётся к
исходной —
маяком
на моря.
 
 
догорает
в закате
надоевший сюжет.
я созвучна со многими,
и созвучных мне – нет.
 

«Слышишь, а сердце – просто дешёвый шёлк…»

 
Слышишь, а сердце – просто дешёвый шёлк,
Если его навсегда забирает мрак.
Если б любил —
Давно бы меня нашёл,
Всё бы давно
(не выдумывай)
Было б не так.
Я вновь застряла
В глянцевой темноте
С теми, кто тоже
Ступил на картонный лёд.
Что там ещё
Заготовлено
В той судьбе?
Ты там один в списках,
кто не придёт.
 
 
Или скажи,
Что опять изменился мир,
Или вселенную глючит от нас двоих.
Я остаюсь в тенях чужих квартир.
Какой ещё у тебя там случился сдвиг,
Что так мешает сделать навстречу шаг,
Не исчезать,
И просто позвать с собой?
 
 
Да, и я знаю – это всего лишь страх,
Что это – ложь совпадений, но не любовь,
Или вообще – мне нужно чего-то там,
Или ещё: не с кем идти в снег,
И просто так, от скуки, плету обман.
 
 
Но я устала ждать,
И мой гаснет свет.
 

«я соглашаюсь вновь с первым встречным на что угодно…»

 
я соглашаюсь вновь с первым встречным на что угодно,
какая разница, с кем идти, когда свободна —
лишь бы избавиться от пустоты
[её вдруг стало
больше, чем было
до тех веков,
где я встречала
что-то похожее на любовь;
и вновь не с нею —
всё стало выжжено до краёв,
и я ничьею
согласна даже на смерть,
на крик, на этот выстрел].
 
 
я соглашаюсь идти за тем,
кто также выцвел
от неудач,
падений,
и —
с кем не сдается,
и забирает меня идти
туда, где солнце.
 

«Воскрешение – всего лишь попытка…»

 
Воскрешение – всего лишь попытка
Вернуться назад,
Отыграть наугад
Или заново все миражи;
И всего-то для этого надо:
Нажать на START,
и убрать все осколки
памяти, боли, лжи;
И живою водой
Или ядом —
Уже плевать,
Чем поить,
Чем травить —
Непрерывен Сансары бег.
 
 
Мне не то чтобы нравится
жить и опять умирать.
Я люблю тишину;
Тишина – охуительный трек.
 

«вот: пустеет комната…»

 
вот: пустеет комната,
зал – пустой,
голосов всё меньше,
а по кривой —
выползают тени,
и кадр снят:
кто-то станет лишним
в системе дат,
планов, цифр,
слов,
километров, миль,
в переплёте льдов
надоест и штиль,
да и рядом —
те же
и тот же круг.
 
 
шли за мной,
и вот —
больше не идут,
и остались где-то
в глухой дали.
не зову к себе,
не зову идти —
потому что это —
последний шаг.
только мой.
не будет пути назад.
 

«это звучало как…»

 
это звучало как:
зачем ты мне здесь нужна?
жизнь твоя – неважна,
и убирайся к чёрту;
там, вон, твоя метла,
письма сожги дотла,
не приходи сюда,
я не люблю мёртвых.
 
 
мне и самой смешно,
всё было хорошо:
пусть я летела вниз,
но я хотя бы знала,
что ничего вокруг
и мне никто не друг,
и укрывала тьма,
и навсегда стирала
память, пустые дни,
серость знакомых лиц,
вопли двух чёрных птиц,
и всё привычно больно.
 
 
а теперь я жива,
слышу твои слова…
мы стоим у окна.
выхода только два.
я ухожу.
довольно.
 

«я приду к кому угодно…»

 
я приду к кому угодно,
не к тебе —
догорает пачка писем на воде;
и в душе, вокруг меня – безумство льда;
забываются чужие города.
 
 
меня нет среди прохожих и других,
кто придёт, и кто останется в живых
от немого безразличия и тьмы —
ничего не будет,
нет ничьей вины.
 
 
меня можно ненавидеть и любить —
я не в силах тебе это запретить,
да и впрочем – можешь даже проклинать,
но не смей меня обратно к себе звать.
я осталась
в этой комнате одна.
плачет ветер у разбитого окна, —
ведь чужие мне родней теперь,
и я —
отдаю, что было холоду огня.
 

«моя прошлая версия…»

 
моя прошлая версия
вышла курить в окно:
наконец-то отмучалась.
нынешняя – в говно
напилась, поминала,
жгла свечи за упокой,
и никто не позвал ту,
прежнюю, за собой;
 
 
говорят, что, конечно,
насмерть, —
а как ещё
разбиваются, если
даже дурак прощён;
когда ей говорили:
– Да, Господи!
Не люби!
У вас, ясно как день, —
Не сходятся с ним пути.
 
 
И чего ожидала,
не слушая никого?
Что-то сердце шептало,
Оно же у всех одно;
[А у ней – будто тысяча,
Чего бы и не разбить —
ну, поплачем, покурим,
и снова – его любить].
 
 
Как-то утром, когда я вернулась:
Сидит, молчит,
Смотрит в небо как в зеркало…
Думаю: пусть летит —
Это лучше, чем вдруг
Оказаться в запасе,
Где
Убивают молчанием
Или ведут к воде,
Чтобы вновь погасить,
Уничтожить,
Отправить в мрак.
 
 
Я, конечно же, думала,
Что, мол, нельзя же так…
 
 
Но гуманней всего —
Это сделать самой,
И вот —
Моя прошлая версия
Вышла курить за борт.
 

«Всё сожгу дотла без сожалений…»

 
Всё сожгу дотла без сожалений,
Никаких не будет откровений,
Облетают крылья вдохновения,
И теперь всё – прах, и всё – забвенье.
 
 
Всё было лишь в мечтах,
Всё было лишь во снах —
Тебя вновь побеждает страх
От счастья в нескольких шагах.
 
 
Забытое кино,
последнее письмо —
смотри в открытое окно,
теперь мне тоже всё равно.
 
 
Всё сожгу дотла без сожалений,
Никаких не будет откровений,
Имена, пароли – всё забыто,
Наша вечность холодом разбита;
Облетают крылья вдохновения
И теперь всё – прах и всё забвенье.
 
 
Я всё сожгу дотла,
И не моя вина,
Что ты не можешь
Убежать и снова отпустить себя.
 
 
Закончилась игра,
Пустые города,
И облетает бесконечность
Чёрным пеплом
В никуда.
Всё сожгу дотла без сожалений,
Никаких не будет откровений,
Имена, пароли – всё забыто,
Наша вечность холодом разбита.
 
 
Облетают крылья вдохновения,
И теперь всё – прах и всё забвенье.
 
 
Всё забвенье,
Отравление,
Избавление,
Отвращение,
Нет надежды,
Нет любви,
И нет теперь тебе прощения.
 
 
Всё сожгу дотла без сожалений,
Никаких не будет откровений,
Имена, пароли – всё забыто,
Наша вечность холодом разбита.
 

МИНУТЫ

«я пью колу без вискаря…»

 
я пью колу без вискаря,
отрываю от шара стразы,
всё что заново – всё не зря —
я избавилась от проказы
 
 
ожидания и звонков,
трёх зеркал
и влияний прочих;
ты не видел моих оков,
и не знаешь, что каждой ночью
 
 
я уже не схожу с ума,
расчищая огнём пространство;
и рисуется вновь канва
без привычного декаданса,
 
 
без витрин, золотых цепей,
где-то там или тут – неважно;
утром: кофе, рассвет огней,
и самой от себя не страшно.
 

«И смотрела Геката в глаза…»

 
И смотрела Геката в глаза,
И позвал за собою Харон.
 
 
Ничего не успела сказать,
И не видела этих сторон —
 
 
Разноцветным плыло полотно,
И бесцветным был яблочный сад —
 
 
Слышен был только хохот воро́н,
Первый шаг и второй – наугад.
 
 
Облетели снега и ветра,
Пеплом сыплются звёзды с небес.
 
 
Открывай на рассвете глаза —
Холод грёз безвозвратно исчез.
 

«Видишь, там кто-то опять просит помощи…»

 
Видишь, там кто-то опять просит помощи,
Чтобы обняли, и пить не пришлось.
Крик их утихнет через две полночи,
Крик их прошьёт нас обоих насквозь.
 
 
Я буду той, кто не вытянет руку,
Чтобы запомнили злой и больной,
Чтобы назвали последнею сукой,
И не просили пойти вслед за мной.
 
 
Ты станешь самым для них ненадёжным,
Скажешь спокойно: а я здесь причём?
Чтобы запомнили: ты слишком сложный,
Чтобы так просто быть с кем-то вдвоём.
 
 
Мы не поможем, и нам не помогут —
И друг для друга – мы слишком больны.
Я буду той, кто не верит их богу,
Ты будешь тем, кто не знает вины.
 

«из наркотиков в доме…»

 
из наркотиков в доме:
неживая вода, кофе, сахар
и аспирин,
никакой агонии нет у льда,
никакие спазмы не бьют витрин;
только мания:
выпить последний раз,
заколоть, зарезать,
забить в углы;
антитело сдаётся на сотый раз,
терминальны опухоль и узлы;
не удержит легирование тьму,
и открыты раны, —
тебе плевать,
и блокада – вообще не предел всему:
только выйти к свету
и подышать;
а потом обратно:
адреналин,
сумасшедший, страшный тягучий сон…
паллиативная помощь
и аспирин…
 
 
слышишь, Лазарь, иди вон!
 

«Всё навсегда забыли…»

 
Всё навсегда забыли,
И в окнах гаснет свет —
На пол спадают крылья,
Да оперенья нет.
 
 
Проще уже не будет —
Серость берет своё;
Здесь меня – пять процентов,
А остальное – чьё?
 
 
Утром туман, прохлада —
Вечный наш город спит.
Черти смакуют ладан,
А в небесах горит
 
 
Что-то там вроде жизни…
Или опять – зима?
Или лишь первый признак,
Что я схожу с ума?
 
 
И голоса застыли,
И никого здесь нет —
Просто в моей Сибири
Выпал сто первый снег.
 

«мы не были приучены к тому…»

 
мы не были приучены к тому,
что нужно выжигать свои следы,
идти, бежать
и всё – по одному,
и всё не с теми,
и не по любви;
 
 
на каждого бессонного ловца
находится один и тот же сон:
где нет давно знакомого лица,
и рядом нет того, кто пробуждён
 
 
то выходом, то криком,
то стрелой
отравленной реальностью
дорог.
 
 
след выжжен,
и не вывернуть домой.
след выжжен
нереальностью костров.
 
 
за городом – ни леса,
ни зверей;
а в городе —
свои зажгли огни.
и нет теперь
других, ещё смелей.
нет никого,
кто смог бы сбить с пути:
 
 
последняя из ведьм —
сошла с ума,
и больше
не вернулась в этот дом.
мы выиграли.
забрали.
отдала,
всё то,
что нам тогда
казалось сном.
 

«говорят, что аптечку пора менять…»

 
говорят, что аптечку пора менять
на напитки покрепче и город другой,
что не катится время ни вспять, ни опять,
и никто никогда здесь не будет со мной,
потому что я первой не подхожу
даже к самым простым,
даже к самым больным,
никого не люблю и ни с кем не дружу,
и к рассвету
внезапно растаю как дым.
 
 
в этом городе, в комнате —
нет никого,
кто бы просто забрал,
прекратил этот бред.
 
 
я была за стеклом,
а теперь: я – стекло,
устаю от полётов,
побегов, побед;
 
 
и ничто вроде бы
не желает разбить,
и феномен лишь в том,
что внезапен итог:
когда снова попробуешь
что-то любить —
лишь осколки тебя
упадут между строк.
 

«ты говоришь лишь то, что я хочу услышать…»

 
ты говоришь лишь то, что я хочу услышать;
искренности – едва, или едва в глаза;
оберег за спиной, ангелы спят на крышах,
я всё равно – сильнее, за тобой – пустота,
сотканная из
скудных обрывков жизни,
чьих-то заблудших душ
(и в том числе – твоей).
и в дневной темноте —
слышу твои мысли:
что ты уже не вернёшься
в свой лабиринт теней.
 
 
ты говоришь лишь то,
что не имеет веса,
не приведёт нас к дружбе,
не приведёт к вражде.
у меня за спиной
сказки и духи леса;
обернись, посмотри —
вернёшься ли ты к себе?
 

«Раньше надо было…»

 
Раньше надо было
Выводить меня за края,
А теперь я – проекция, сон,
И тебе нельзя.
 
 
Заключительный вечер,
Солнце в последний раз…
И какое мне дело,
Что будет там после нас,
После всех событий,
Что просто вот так сбылись.
 
 
[Я плела красной нитью,
И жгу эту красную нить];
 
 
И не будет истерик,
И слёзы – мне не к лицу.
Хочешь просто увидеть —
А я больше не приду.
 
 
Мы наравных давно;
Кто талантливей,
Кто смелей…
 
 
Да и сколько там дальше
Разных зажжем огней.
 
 
Загадаю ещё,
Что не сбудется всем назло.
 
 
У меня нет депрессий,
Мне просто – не повезло.
 
 
Раз который я выжгу
Дотла всё вокруг себя…
Разлетается пепел.
И рядом со мной – нельзя
Оставаться и просто смотреть —
Это ад. Почти.
Я умею считать здесь только до девяти.
 
 
Ну, конечно…
Не слышишь.
Не знаешь.
Да и плевать.
 
 
И молчим.
И не скажем.
И нечего вдруг сказать.
 
 
Без бухла здесь, конечно,
Обоим не обойтись.
 
 
Я желаю тебе:
Ты вот так же теперь влюбись.
 

«только зажило…»

 
только зажило,
и опять расцарапывать шрам;
как же оставить всё,
и без лишних драм
выйти на улицу,
чтобы дышать легко,
и всяких прочих
впустить в свою жизнь,
но
сила привычки
тянет нажать репит,
взять бы в кавычки,
то, что итак сгорит,
а только память
будет мешать
опять:
пора привыкнуть,
учиться вот так терять
и обжигаться,
и оставлять, как есть.
ты не зовёшь,
но так хочется,
чтобы здесь
я вновь была,
и осталась бы здесь ещё,
ну, чтобы, помнишь:
«обнулить всем несчастьям счёт»,
только теперь
всё не так,
и пора понять:
я не приду.
научись же
и ты терять.
 

«сколько простуд переживу ещё?..»

 
сколько простуд переживу ещё?
не пила витамин D до этого августа;
в каждой кофейне – открыт на меня счёт;
в барах твердят: прочитай стихи, ну, пожалуйста;
 
 
кто я теперь – и боги не разберут,
да и нет дела ни им, ни отражению;
каждую пятницу я там, где за сотку споют
хоть про районы с кварталами, хоть про спасение;
 
 
я прохожу сквозь толпу и ещё толпу,
прошиваю шагами Лиговский и Литейный;
Невский почти полюбила за тесноту;
каждый второй прохожий – почти ничейный;
 
 
и почему бы мне не остаться тут:
после семи ветров, от которых сбежала —
переживу сто тысяч своих простуд,
в Купчинской тьме,
в синей комнате
под одеялом.
 

«и свои мне чужими стали…»

 
и свои мне чужими стали,
и чужие теперь – свои;
на другой стороне медали —
всё сначала, одни нули;
 
 
и так много теперь пространства,
много суетных дел
и встреч;
в прошлом сумерки декаданса,
согревают огарки свеч
 
 
в чужом доме —
 
 
всё так безлюдно,
и вокруг:
много разных лиц.
 
 
мне почти среди всех уютно —
рядом шорох пустых страниц.
 

«Этот город слишком мал…»

 
Этот город слишком мал,
Приближается финал:
Лёгкий бриз,
Нет границ,
Лишь рюкзак
И вокзал.
 
 
Последний кайф,
Последний мост,
В кофейнях чай,
И чистый холст —
Вдали лишь окна
Ярче всех звёзд.
 
 
На красный «стоп»
В последний май
И нет здесь мест,
И нет здесь тайн,
И шепчет ветер,
Что я свободна,
Убегай.
 
 
Этот город слишком мал,
Приближается финал:
Лёгкий бриз,
Нет границ,
Лишь рюкзак
И вокзал.
 
 
Этот город слишком мал,
Приближается финал:
Лёгкий бриз,
Нет границ,
Лишь рюкзак
И вокзал.
 
 
Рассеян мрак,
И старый парк
За столько лет —
Не вспомнит след;
Воспоминанья
мне не нужны,
Нет.
 
 
Этот город слишком мал,
Приближается финал:
Лёгкий бриз,
Нет границ,
Лишь рюкзак
И вокзал.
 
 
Этот город слишком мал,
Приближается финал:
Лёгкий бриз,
Нет границ,
Лишь рюкзак
И вокзал.
 
 
И будет проще
Изменить почерк,
С новой страницы,
И к новым лицам,
Не вспоминать то,
Что
теперь
вдали.
 
 
Этот город слишком мал,
Приближается финал:
Лёгкий бриз,
Нет границ,
Лишь рюкзак
И вокзал.
 
 
Этот город слишком мал,
Приближается финал:
Лёгкий бриз,
Нет границ,
Лишь рюкзак
И вокзал.
 
 
Этот город слишком мал,
Приближается финал:
Лёгкий бриз,
Нет границ,
Лишь рюкзак
И вокзал.
 
 
Этот город слишком мал…
Лёгкий бриз,
Нет границ,
Лишь рюкзак
И вокзал.
 
 
Этот город слишком мал…
Лёгкий бриз,
Нет границ,
Лишь рюкзак
И вокзал.
 

«если колдуешь – колдуй не зря…»

 
если колдуешь – колдуй не зря,
чтобы всё это скорей прошло:
чтоб отпустила всё за моря,
чтобы моё меня вновь нашло;
 
 
если не видишь меня насквозь —
значит, и нет никакой игры:
я в твоём мире всего лишь гость;
и не считаю свои ходы
с теми, кто не отрицает страх,
и всё равно продолжает путь;
не переводит все чувства в прах,
кто настоящий, а не чуть-чуть;
 
 
если гадаешь, так предскажи,
что теперь будет совсем не так,
как было раньше:
боли, лжи – вовсе не станет,
и всё – пустяк;
 
 
если не знаешь, что мне сказать:
карты соврали, аркан не тот —
не начинай виновато лгать —
у всего в мире один исход.