Текст книги "Операция «Хануман»"

Ар Елав
Операция «Хануман»

Предисловие

Все персонажи в этой книге вымышлены и любые совпадения с реальными людьми случайны. В образы некоторых героев я постарался вложить отдельные черты характеров моих друзей, вместе с которыми служил и делил последний кусок сала и горбушку хлеба. И тех, с кем подружились позже. Людей, от которых я многое узнал и многому научился. С кем довелось изведать немало приключений, во время которых мы поддерживали друг друга и вместе преодолевали все трудности, возникающие у нас на пути. Нас давно раскидало по разным городам и странам, но если кто-нибудь из них прочтет эту книгу и узнает себя, обратив внимание на именно свою коронную фразу или привычку, замеченную у героя или произнесенную его устами, то можно будет считать, что мы встретились снова, пройдя через расстояния и время.

Некоторые события, свидетелем которых был я сам или узнал о них от кого-либо, происходили на самом деле. Другие вполне могли где-то происходить, ведь жажда наживы у некоторых людей все еще перевешивает общепризнанные нормы морали, стремление к власти переходит все границы, а вседозволенность толкает на преступления. И если люди с такими пороками находят друг друга, то их сообщество становится большой угрозой для окружающих.

Что же касается фактов, связанных с историей Республики Того, то их легко проверить, обратившись к доступным источникам. И если где-то допущены какие-то неточности, то это потому, что роман не является историческим исследованием, а описывает приключения обычного парня, в которые он попадает не по своей воле и в которых проявляется его характер.

Места же происходивших в романе событий можно посмотреть на картах по указанным в тексте координатам.

Глава I. Ломе

6°08’31.8″N 1°16’48.4″E

Лето, оно и на Аляске лето. Даже на такой северной территории с суровым климатом наступает, хоть и короткое по сезону, но все же радующее теплом, это время года. Вступит лето в свои права, и все живые существа радуются ему, стараясь побольше набрать благодатной солнечной энергии. Они пускают ее в свой рост, расходуют неистово и безоглядно, но все равно ее с избытком хватает на то, чтобы запастись ею. В каждой клетке организма накапливается эта частичка солнца. Потом, когда этот короткий сезон оставит от себя одни лишь воспоминания, и наступят долгие холода, эта энергия будет подпитывать их теплом. Накопленная за лето, она поможет продержаться живому существу во время непрекращающихся бурь и бешенных снежных вьюг до следующего прихода тепла. И так будет продолжаться вновь и вновь, сотнями, тысячами лет – ведь так устроена жизнь на Земле, что все живое просыпается от зимнего оцепенения, стоит только солнцу обогреть весь мир своими добрыми лучами.

Но ласковое солнце, согревающее и радующее своим бархатным теплом в холодных широтах, в более теплых странах становится безжалостным убийцей и выжигает все живое. Горе тому путешественнику, который окажется под палящим солнцем без навеса над головой – его ждут ожоги кожи или тепловой удар, которого совсем не ожидаешь от кажущего другом светила. Здесь уже приходится приспосабливаться к иным условиям – нужно искать тень, пить воду, надевать одежду, которая хоть как-то сможет защитить от беспощадных обжигающих лучей. Недаром же бедуины носят веками уже проверенные галабеи, туники и куфии, которые защищают их от солнца во время постоянных переходов по пустыням Африки и Аравии.

Огромная Африка не так жестока к другим ее обитателям. Здесь реки и озера, саванны и тропические леса дают жизнь миллионам людей, которые занимаются тем же, чем и их далекие предки: растят детей, охотятся, разводят скот, выращивают просо и пшеницу, сорго и рис, лен, батат и ячмень. Живут в джунглях или в саваннах, строя себе хижины и шалаши из камня и глины, кустарников и трав, стволов, стеблей и листьев, бамбука или пальм, да мало ли из чего они научились строить свои жилища за тысячи лет? Они редко сидят дома, но, находясь вне его, стараются, по возможности, укрыться в тени, чтобы избежать перегрева.

Не лучше них приходится тем, кто живет в городских джунглях. Они вкусили прелести цивилизации, но от жары их не спасают ни кирпичные стены зданий, ни круглосуточно гудящие в них кондиционеры, которые сами, порой, выходят из строя из-за перегрева, ни холодное пиво из раскалившихся от постоянной работы холодильников. Средняя температура воздуха в Ломе держится около восьмидесяти шести градусов по Фаренгейту, лишь ночью немного опускаясь до семидесяти семи. Раскаленный воздух становится настоящей пыткой для тех, кто живет в более умеренном климате. Но ничего не поделаешь – приходится привыкать к этой изнуряющей жаре, к этому палящему солнцу, от которого белые становятся бронзово-коричневыми, а черные кажутся еще чернее. Приходится привыкать к африканской жаре ребятам из Вайоминга и Мичигана, Висконсина и Орегона. Да и тем, кто прибыл сюда с берегов Бразаса и Миссисипи тоже нелегко – не бывает в их краях такой постоянной жары. Не по своей воле попали они сюда. Вместо того чтобы днем лежать под зонтиком на пляже, плескаться в воде, а ближе к вечеру балдеть на дискотеке, им приходится днем и ночью с оружием в руках нести охрану посольства США в Республике Того. Охранять дипломатов. А чем занимаются дипломаты? Пьют виски, ходят на встречи, устраивают приемы, да травят анекдоты. Поэтому и привыкли считать морские пехотинцы, что охраняют банду порядочных кутил.

Благо хоть, что, сменившись, можно наконец-то снять форму и принять холодный душ! Постоять в душевой, чувствуя, как упругие струи прохладной воды, массируя тело, придают ему эластичность и свежесть. А потом, надев легкие брюки и рубашку, бродить по улицам Ломе в сгущающихся сумерках и наступающей прохладе, да сидеть в каком-нибудь баре, потягивая холодное пиво. Теперь уже не нужно каждые пять минут вытирать пот со лба и с отвращением ощущать, как прилипает майка к мокрой спине. Нет! Теперь одежда пропитана запахом духов, и романтика густой экваториальной ночи заставляет забыть про накопившуюся усталость и броситься на поиски развлечений.

Пыльные лачуги бедняков, понятно, не пользуются интересом праздно шатающихся богатых бездельников и туристов. Не интересны они даже городским властям: не с кого там взимать налоги, да и о каких налогах может идти речь, если в этих кварталах можно блуждать сутками и не найти выхода в цивилизованную часть города?

А она, эта часть, достаточно цивилизована. Настолько, что напоминает такие милые сердцу американские города: прямые улицы, освещенные бесчисленными огнями фонарей, витрин, подмигивающих на все лады реклам. Бары, казино, рестораны, дискотеки, призывающие хорошо погулять – только кидай монету. Были бы деньги – местные ли франки, доллары или фунты, и ты уже желанный гость в любом заведении. Есть тут и полуподпольные публичные дома, и кабаки, где можно предаться любым удовольствиям весьма предосудительного толка, есть и подпольные арены, где мастера кулачного боя молотят друг друга пудовыми кулаками, а потом, обнявшись, пропивают кровью и потом заработанные деньги, чтобы завтра снова ломать друг другу носы и сворачивать скулы.

Кого только не встретишь в портовом районе: в Ломе пересекаются торговые пути Запада и Востока. Через порт Ломе идет постоянный поток грузов между странами Западной Африки, не имеющими выхода к морю и остальным миром. Крупные соседи: Буркина Фасо, Мали, Нигер, платят немалые деньги в казну удачно расположенного государства за использование его глубоководного порта. Даже Нигерия и Гана, имеющие выход к морю, пользуются его услугами. А оборот этого порта велик. Кроме собственной добычи фосфатов, по экспорту которых страна находится на четвертом месте в мире, Того с удовольствием занимается реэкспортом: государство покупает нефть, удобрения, пищевые продукты и продает их своим соседям. И весь этот поток товаров идет через порт.

Как и во всяком портовом городе слышится речь едва ли не всех стран мира, а подвыпившие морячки с торговых кораблей слоняются по прибрежным кабакам, да договариваются с местными этуалями о сходной цене. Такое количество иностранцев, любящих отдохнуть и расслабиться после морских переходов, приводит к тому, что с избытком хватает работы местным полицейским. С наступлением ночи учащаются нападения и грабежи, уличные драки и потасовки в увеселительных заведениях. Патрулям постоянно приходится выезжать на вызовы и утихомиривать чересчур разгулявшихся морячков, ловить грабителей и хулиганов. Поэтому камеры в участках под утро обычно заполнены приходящими в себя после ночных приключений иностранцами и местными жителями, которые, бывает, и в камерах продолжают не закончившиеся вчера разборки, или затевают новые. А днем дежурные по участкам, на свое усмотрение, отпускают протрезвевших за ночь «посетителей», которых не в меру рьяные патрули задержали ночью. Постепенно камеры пустеют и к полудню участки уже готовятся к приему новых «клиентов».

Глава II. Большой начальник

6°10’16.9″N 1°13’25.1″E

Так происходит везде – моряки не ограничиваются припортовой зоной, а разбредаются в поисках приключений на свою пятую точку по всему городу. Но в этот раз обычный для 14 полицейского участка распорядок дня был нарушен. Сержант Алессандро Бийянгма заступил на дежурство по участку в восемь ноль-ноль и, как обычно, взялся за чтение рапортов ночных патрулей. Среди них попался один, заслуживающий особого внимания своей необычностью: перечисление «подвигов», совершенных задержанным, заняло в рапорте целых две страницы, что для местных полицейских, не очень-то хорошо владеющих грамотой, и уж, тем более, не любящих писать, было случаем, из ряда вон выходящим. И все эти подвиги – нанесение тяжких телесных повреждений, причинение вреда собственности и сопротивление при аресте на месте убийства. Прочитав еще пару раз этот рапорт, Бийянгма принял самое правильное решение в этой ситуации – он просто положил его в самый низ этой, нельзя сказать, что такой уж большой стопки рапортов, и занялся более простыми делами, среди которых были рапорта о мелком хулиганстве и нарушениях общественного порядка. Суть этих рапортов состояла в том, что кто-то не добежал до туалета и, помочившись на фонарный столб, попался на глаза полиции, кто-то послал по известному адресу сделавшего ему замечание патрульного, кто-то разбил окно, кто-то не захотел заплатить за пиво, а кто-то устроил драку в баре и сам же за это поплатился, оказавшись выброшенным на улицу, избитым, униженным и вдребезги пьяным. Подобные проступки повторялись день ото дня с завидной постоянностью, изменяясь лишь в деталях, не меняющих общего фона рабочей обстановки, давно ставшей уже обыденной и привычной. С такими задержанными поступали просто: иностранных моряков и местных жителей штрафовали на месте и отпускали, а, ставших уже завсегдатаями местных тоже штрафовали, если у них были еще деньги для оплаты штрафа, или просто выгоняли пинками под зад, обещая в следующий раз отправить на корм крокодилам. Такая мера убеждения на какое-то время срабатывала, но через пару дней этот хулиган попадался снова и с ним обращались по давно заведенной практике: есть деньги – плати штраф, нет – пинок и очередное предупреждение.

Наконец, распустив всех «посетителей», Бийянгма снова натолкнулся на рапорт о задержании на месте убийства. Снова перечитав его, дежурный задумался: «Что же с ним делать? Никаких документов у задержанного не обнаружили. Доставлен в участок в бессознательном состоянии. Допросить его возможности нет – он еще не пришел в себя. Да и зачем с ним возиться? Придет следователь и допросит». Но так как заняться ему, в общем-то, было уже больше нечем, он сидел и снова перечитывал рапорт, разбирая каракули полуграмотных коллег. «На месте происшествия обнаружен труп, двое пострадавших без сознания доставлены в госпиталь Сан-Мишель, а парень, который стал причиной всей этой истории, при задержании выбил одному из патрульных челюсть, а другому разукрасил физиономию и расквасил нос так, как и на боксерском ринге редко увидишь. Третьему сломал руку и умудрился сломать кобчик. И, как назло, документов ни у кого нет», – анализировал подробности дежурный. Представив себя Шерлоком Холмсом, Бийянгма решил применить «индуктивный» метод, о котором имел весьма смутное представление на основе когда-то давным-давно прочитанного рассказа Артура Конан Дойла. Перебирая в уме факты и пытаясь сложить из них логическую картину, дежурный пришел к совершенно неожиданному выводу, к которому его подтолкнуло описание одного из пострадавших: «Белый. Особые приметы: большой горбатый нос». «Француз! Только у француза может быть такой нос, – удовлетворенный Бийянгма радостно хлопнул в ладоши. – А я очень неплох, если сумел из этих обрывков определить его национальность! Может быть, мне стоит в следователи перейти?».

Солнце уже давно вышло на свою немилосердную орбиту и снова стало прожаривать Землю. «Хорошо бы сейчас холодного пива», – подумал Бийянгма, протягивая руку за стаканом с водой, и чертыхнулся: правила есть правила – за пиво на дежурстве можно и по шее получить. С ненавистью опрокинув в себя стакан теплой воды, Бийянгма поморщился: вода уже нагрелась, а он ведь только недавно достал бутылку из холодильника. «Вот бы уехать на север», – стал мечтать Алессандро. Он бредил Италией. Италия была источником его постоянной депрессии. Появившийся в Ломе четверть века назад итальянский коммерсант, через некоторое время вернулся в свою родную Италию, а через девять месяцев в грязных кварталах Старого города появился на свет маленький чернокожий мальчик, во всю глотку заявивший о своем праве на жизнь. Да так громко, что местные мудрецы заявили в один голос: «Быть ему большим начальником!». «Что ж, – криво усмехнулся Бийянгма, – дежурный сержант в полицейском участке действительно большой начальник. Ночью. Какой же подлец папаша», – в очередной раз решил он, злясь на то, что родился не в том месте, где ему было бы жить лучше. По его мнению, в Италии, находящейся севернее Того, должно было быть значительно прохладнее. Человеку, в жилах которого смешалась кровь его предков, бывших нигер-конголезцами и французами, немцами и итальянцами, было жарко и неуютно на Родине. Его манила, его звала Италия – страна его отца, которого он никогда не видел. Страна, в мечтах его, так отличающаяся от той, в которой он жил и гражданином которой являлся. Даже в его внешности были детали, отличающие Алессандро от большинства своих сограждан – папаша постарался и подарил ему прямой нос и тонкие губы, а итальянские гены со временем слегка отбелили негритянскую кожу. Но волосы его кучерявились, так же, как и у всех, и он рос среди таких же детей бедняков, впитывая в себя обычаи и традиции своего народа, пока не заинтересовался своим, таким нетипичным для тоголезцев, именем. После рассказов матери и стариков о своем происхождении, он стал интересоваться Италией, да и не только ей, а и остальным миром, и постепенно, с осознанием происходящих в столице событий, в нем сформировалось чувство неприятия несправедливости, царящей вокруг культа Эйадемы.

Но Бийянгма никому не говорил о своей мечте. Он лелеял и взращивал ее, холил ее и нежил так, чтобы, когда все-таки настанет подходящее время, эта мечта стала реальностью. Чтобы собраться с духом и хотя бы одним глазком взглянуть на ту чудесную страну, которая являлась пределом его мечтаний. Взглянуть одним глазком и остаться – на меньшее он не был согласен. Эти мысли наполняли его и бурлили в нем, но он никогда не позволял себе хоть намеком, хоть даже неосторожным словом показать, что готов бросить все и отправиться на край света, чтобы достичь самого главного в своей жизни – осуществления своей мечты. С кем он мог поделиться, чтобы собеседник мог понять его мечту? С сослуживцами, которые интересовались только тем, чтобы кроме вполне достойной, по местным меркам, зарплаты, которая, уже позволила Бийянгме скопить достаточную сумму для его побега от обыденности, получить еще где-нибудь хоть небольшую взятку? С родственниками, интересы которых не простирались дальше рынка в Ломе, и для которых эта Италия была так же далека, как и Луна? С начальником, который за такие мысли мог не только вышвырнуть его на улицу и оставить без работы, но и обозвать подлым демократом и объявить в предательстве интересов страны? Нет, стать личным врагом Эйадемы не желал никто. Судьба таких людей оставляла желать лучшего. Все помнили о событиях девяносто первого года, когда Эйадема подчинил себе Коффиго, закончив противостояние с премьер-министром, длившееся около трех месяцев.

Эта война началось с создания Национальной конференции, которая должна была подготовить страну к демократическим выборам и оставить в прошлом авторитарный режим. Такие процессы в то время, происходили во многих странах Африки. Выборы премьер-министра, казалось, положили конец власти Гнассингбе, которой он безгранично владел уже двадцать четыре года. А это целых четыре шестилетних срока. Или почти пять пятилетних. Или шесть четырехлетних. Эйадема при этом остался президентом, но президентом, лишенным всякой власти – ведь вся исполнительная власть перешла в руки премьер-министра. И это совсем не устроило Гнассингбе, тем более, что в его руках был самый главный козырь – верная ему армия. Но что его разозлило больше всего, так это запрет на участие в выборах президента, назначенных на девяносто второй год. Жозефу Коффиго тоже было запрещено участвовать в них, но это ничего не значило для Эйадемы – он пришел к власти в результате военного переворота в шестьдесят седьмом году и не собирался отказываться от нее без боя.

Противостояние президента и премьер-министра сопровождалось вооруженными стычками, захватом радиостанции и закончилось штурмом резиденции Коффиго. Результатом этого противостояния стала гибель более двухсот человек, захват Жозефа Коффиго и конец начавшихся было демократических преобразований. Слухи о расправе президента со своими политическими противниками уходили в массы и пугали людей, которые, в большинстве своем, заботились только о выживании в стране, которую в восьмидесятых называли «маленькой африканской Швейцарией». Сосредоточенные в ее столице Ломе прибыльный порт, банки и бутики, зарубежные кредиты и крупные вложения иностранных компаний в развитие промышленности, позволяли так называть это маленькое, но гордое государство. Республика Того, в отличие от своих соседей не стала строить социализм, благосклонно принимала иностранные инвестиции и спокойно продавала все товары капиталистического мира своим соседям. Впрочем, все эти вложения, так же, как и оплата алмазами крупных закупок оружия повстанцами Анголы, никак не влияли на благосостояние народа, а лишь набивали и без того тугой кошелек богатеющей элиты.

После победы над Коффиго, в девяносто третьем Гнассингбе Эйадема победил и на выборах президента. Теперь даже слепые увидели, насколько всесилен действующий властитель. Оппозиция бойкотировала выборы, но это не помешало объявить победу действующего президента с результатом в девяносто шесть процентов голосов. Демократическая Европа обвинила Эйадему в нарушении прав человека, подтасовке результатов подсчета голосов и отказалась оказывать стране финансовую помощь. И теперь Гнассингбе размышлял, как вернуть себе благосклонность европейских партнеров, не ослабляя, впрочем, нажима на своих подданных.

Неудивительно, что Бийянгма, имевший достаточно мозгов для того, чтобы понимать в какой стране он живет, всей душой, всем сердцем стремился вырваться из нее. Нельзя сказать, что он был беден, или угнетен – работа в полиции позволяла ему не только сводить концы с концами, но и быть уважаемым человеком в своем районе. Но, читая газеты или слушая новости об очередном внезапно умершем или посаженном в тюрьму политике, он все больше и больше ощущал, что в нем рождается и крепнет чувство отвращения к этой власти, к системе подавления инакомыслия, где все проблемы управления страной решались только с применением силы.

Бийянгма не был революционером и не собирался вступать в их ряды, чтобы свергнуть ненавистного диктатора. Он, не был демократом и не участвовал в их секретных собраниях. Он, как и многие тысячи других недовольных, скрывая свое возмущение, ходил на службу и тщательно следил за собой, чтобы ненароком не выплеснулась наружу та переполнявшая его тоска по переменам, которые он может достичь сам, без революций и митингов. Нужно только решиться на эти перемены. Но решимость эта никак не приходила.