Текст книги "От Адама к Храму"

12. Трансплантация в утробу Египта

Чем же превзошел Егуда Йосефа, чистого гения, не запятнавшего себя в полном одиночестве среди развращенных язычников и доведшего великие способности отца до того, что стал правителем и кормильцем мирового масштаба? Ведь Егуда не устоял перед Тамар! Правда, она не была замужней, он не знал её подлинную идентификацию, и, тем не менее, трудно назвать его поведение здесь образцом праведности… Да и были ли уделом Егуды такие колоссальные испытания, такие падения и взлеты, которые выпали на долю Йосефа? И ни тюремная бездна, ни необъятная власть не поколебали его святости. Ни месть, ни жажда, дорвавшись, насладиться сполна не наполняли его чистое сердце.

Одно только многолетнее заключение без подоплеки справедливого наказания могло бы начисто разрушить его подростковые представления о Праведном Судие… А ведь он сидел так долго не за приятное преступление, а за отказ от него! Йосеф, как никто другой, показывает нам, чего достигает душа, праведно несущая свою неправедную кару… Что может быть выше этого? И все-таки полное раскаяние и абсолютный отказ от доступного греха, которому ты с таким упоением предавался в прошлом, могут вывести человека на такой уровень, который недоступен даже праведнику от рождения. Все дело здесь в подлинности и необратимости этого процесса, имя которому в иудаизме – Тшува, Возвращение. И краеугольный камень этой идеи – Егуда. “Семижды упадет праведник, но встанет…” (Притчи, 24:16). На двух колоннах покоится величественный Храм раскаяния: “Модэ” и “Озэв”, т. е. на полном, без оговорок и переадресовок, признании своей вины и на безвозвратном преодолении совершенного греха, на его окончательном оставлении. Именно в истории с Тамар проявил Егуда это царское величие, заслужив не временное царство, как Йосеф, а царство вечное, династию Давида, Машиаха, корона которого пребудет навеки. Это та новая и высшая стезя служения, которая поставила Егуду над Йосефом. Колена Йосефа, династии израильских царей, согрешив, не знали пути назад. Колено Егуды и дом Давидов – знали. Поэтому они и возвращаются неизменно, и в духовной, и в физической сфере, которые взаимно отражают друг друга.

Йосеф вырвал к себе Биньямина, в уделе которого разместится Святая Святых, а Егуда стоял наперекор во главе десяти братьев, как десять отпочковавшихся от неделимого Вс-вышнего сфер – качеств, основ сотворенного мира. После раскола Царства роли меняются. Колена Йосефа возглавляют десятку, отпавшую от Иудеи, но Биньямин с Храмом, которого Егуда выкупил у Йосефа собой, навеки соединяются с великим коленом, столица которого в городе Праотцев Хевроне. Даже вражда Шауля и остатков его династии против иудейского царя Давида не разделила двух братьев! Егуда и Биньямин, как Давид и Йонатан, нераздельны.

А пока вслед за Йосефом вся семья спускается в Египет, спасаясь от голода. Не на много поколений ошибся Егуда, предрекая рабство в Египте, хотя пока ничто не предвещает его. Зачем же нужно было Вс-вышнему пересадить эмбрион нации в египетскую утробу из возвышенной и трудной страны Кнаан? В Шхеме выяснилось, что хананеи готовы породниться с семейством Израиля, но что же тогда останется от него? Как сформируется в такой ситуации особый, выделенный народ уникальной миссии?

И Б-г складывает пазель так, что эмбрион нации оказывается именно в Египте, причем отдельно, в губернии Гошен. Растворение среди египтян невозможно. Они даже есть не могут вместе с евреями, употребляющими в пищу египетских богов, баранов и телят. Какие тут смешанные браки? Именно в этой изоляции семья может беспрепятственно разрастись в клан, племя, народ. Кроме того, египтяне – люди дисциплины. Они умеют обуздывать свои буйные страсти, когда надо подчинить себя служению обожествляемому ими фараону. Неплохо поучиться у них этому качеству, заменив идола подлинным Б-гом. Кроме того, Египет – большая и изобильная мировая держава, там есть более чем достаточно физических ресурсов для постепенного формирования народа.

Семитская династия Гиксос рада принять евреев и предоставить им хорошие условия быта. А чтобы евреи не интегрировались в египетском обществе окончательно, эта династия на нужном этапе заменяется коренной египетской, которая объединяет страну под лозунгом избавления от семитского засилья.

Так создаются родовые схватки, выталкивающие, в конце концов, созревший плод наружу. И не является ли переход через море аналогом выхода из околоплодных вод? Далее следует период воспитания “ребенка” на Синае, его подготовки к вступлению в собственный дом, в Страну.

Страдания в Египте необходимы были, чтобы заслужить Святую Землю после снижения уровня поколений, а накопленные Йосефом богатства, которые море выбросило из потопленных колесниц – для строительства походного Храма вслед за Синайским откровением.

13. От единиц – к народу

Здесь необходимо отметить основополагающую асимметрию между Б-гом и человеком. Она состоит не только в том, Кто кого сотворил или в степени могущества. Её внутренняя суть укладывается в одной фразе: человек Б-гоподобен, но Б-г не антропоморфен. Все образы Б-га в Танахе – это не более, чем метафоры, иногда даже пророческие. Б-г запределен, нематериален, внепространственен. Б-г за границами времени. Он не состоит из частей, а представляет собой абсолютное единство, душу творения. (См. Рамбам. Комментарии к мишне. 13 принципов веры).

Такова же наша высшая душа, которая не более чем Его искра. Чем ниже мы опускаемся к нашему материальному составу, тем больше наше строение соответствует его эманациям, связующим Вс-вышнего с нижним миром. Мы Б-гоподобны не по своим физическим органам, которых у Б-га не может быть (зачем Ему желудок? Зачем ему печень? Зачем кишечник? и т. д.), а по заложенному в нас бессмертию, по способности свободного выбора, понимания добра и зла и абстрактного мышления. Во всем остальном мы уподоблены разным уровням Его творения, но не Ему самому. Иное понимание является не более чем пережитком язычества. Мы не можем познавать Запредельного непосредственно, а лишь по его проявлениям в этом мире, чем и наполнен ТАНАХ. Поэтому познание ТАНАХа дает для понимания Б-жественного больше любой умозрительной философии.

Книга Шмот (Исход) параллельна книге Брешит (Бытие), но одновременно контрастирует с ней. Первая по порядку повествует о сотворении мира и человечества, вторая – о рождении еврейского народа. Первая говорит о теле мира, вторая – о его душе, о его внутренней сути, о смысле его создания. Не случайно с третьей по двенадцатую недельные главы, т. е. пять шестых первой книги Торы, повествуют о формировании семьи-эмбриона еврейского народа внутри человечества. И все-таки контраст разителен: там – индивидуумы, тут – нация, её назначенные свыше руководители и её коллективные враги. Нет ли чего-то порочного в этом коллективизме?

Борис Пастернак, гениальный поэт и литературный диссидент, который пытался избавиться от досаждавшего ему еврейства заигрыванием с христианством, сформулировал в знаменитом “Докторе Живаго” мотивы этого бегства так. Когда-то люди могли спасаться только скопом (отсюда – Исход). Теперь же мы настолько развились, что способны спасаться индивидуально. Отсюда вытекает необходимый переход от иудаизма к христианству (по Пастернаку).

Видимо, не случайно этому поэту не удалось стать философом. Он явно не в состоянии отличить повод от причины. Причиной бегства является тяжесть еврейской ответственности, и индивидуальной, и коллективной. А все остальное – подведение удобной идеологической базы под дезертирство. В общечеловеческом плане такую же роль играет дарвинизм, за который цепляются, несмотря на его несостоятельность, даже очень умные люди, чтобы спрятаться от голоса Б-га в дерево (как Адам), в фауну и флору.

Дело не только в том, чтобы создать нацию как питательную и поддерживающую среду для идеи праведности, для связи с Б-гом и служения Ему, без чего древние праведники не могли нести свои идеи из поколения в поколение. Именно ее отсутствие явилось причиной потопа и Вавилонской башни.

Рав Штайнзальц справедливо отмечает, что если христианский бог воплотился в человеке, то Б-г евреев воплощен в Законе. Закон же дается не только для изучения. Изучение – лишь средство для его выполнения. Поэтому праведное судопроизводство – основа основ иудаизма в его воплощении. Но нет судьи без полицейского, и нет полицейского без державы. Держава же держится на двух ногах: народ и страна. Отсюда жесткая необходимость создать, избрать и то, и другое для осуществления идеи. Индивидуум, каким бы духовным или гениальным он ни был, не в состоянии разгромить врагов воплощения Б-жьего Закона в реальную жизнь общества, не может построить Храм, со всем великолепием служения, не удостоится установить Суд с необходимыми мерами принуждения. А без всего этого от Закона остается только бледная тень, только невоплощенная идея, которая в своем историческом ракурсе обнаруживает бессилие обожествленного человека. Неслучайно Пастернак в том же самом романе изображает жесточайшую мировую войну, которая ведется между самими же христианами уже на исходе христианской истории. Десятки миллионов жертв той бойни являются самым неопровержимым свидетельством того, что час мессианских пророчеств все ещё не настал. Попытки провозгласить досрочный “конец истории” (которая конечно же выходит за индивидуальные рамки) – это не более чем бегство от её родовых мук, от её великой ответственности. То же самое касается и бегства от требований Великого Закона, заменяемого ни к чему конкретному не обязывающей “всеобщей любовью”. В случае её реализации мир становится добычей преступников, и попытки навести в нем какой-то порядок без надежного фундамента Закона порождают произвол инквизиции, опричнины или красного террора партийной “церкви” и “инквизиции” НКВД. Крайний индивидуализм, отказ от соборности, от общественной ответственности является оборотной стороной медали тоталитарного зверства. Где нет Закона, разработанного по всем конкретным конфликтам, возможным в обществе, там царствует беззаконие. Третьего не дано. Это то предисловие, которое необходимо осмыслить для понимания миссии рождения народа, описываемого в книге Исхода. Общество, народ – не роскошь и не рудимент, а единственно возможный адресат Высшего Закона и субъект его воплощения. Поэтому величайший герой и книги Шмот, и Торы, и человечества вообще – это Моше, вершина социальной ответственности, а не возвышенный индивидуалист в башне из слоновой кости.

14. Погружение в бездну

Скупыми словами повествует Тора первую историю нашего изгнания, ставшую потом столь типичной. Вынужденное пребывание в чужой стране постепенно превращается в добровольное и “постоянное”. Евреи приспосабливаются к обстоятельствам места и времени, акклиматизируются, занимают свою биологическую нишу, составляют успешный симбиоз со своим этническим окружением, и от этого все выигрывают. Реформы Йосефа создали социальное обеспечение, устранили угрозу голода, превратили Египет в самую передовую, богатую и развитую страну.

И вдруг вопреки всему этому начинает звучать нотка диссонанса. Она кажется непонятным недоразумением, но её доминантность все нарастает, подминая под себя все и всех, и евреев, и египтян.

Слишком увлекшись своим симбиозом с Египтом, евреи забыли свое истинное предназначение, свой симбиоз со Вс-вышним. И тогда то, что мы ошибочно приняли за свое, становится вдруг отчужденным и все более враждебным. Нас, как опасное инородное тело, начинает обволакивать гной чужого организма. Воспаление нарастает. Начинается порабощение, вызванное необоснованными подозрениями, страхом, завистью. Мы уже исключение из общего правила, объект дискриминации и притеснения.

Появляется и патологическая цель: извести опасного врага силой и хитростью. Рабство перерастает в разрушительные каторжные работы, а потом и в поэтапное истребление. Предание добавляет к утоплению младенцев их замуровывание, зарезание и даже сжигание в печах. Вот она, вся история изгнания вплоть до Катастрофы.

Однако всему плохому предшествует хорошее, и оно же следует за ним, как отрицание отрицания. Зачем же нужно зло? Не для того ли только, чтобы оттенить добро, сделать его из саморазумеющегося – желанным, из незаметного, как воздух, – осознанным и драгоценным результатом выбора, из незаслуженного – заслуженным?..

И нигде это не проявится так, как в органическом коллективе, где все опции открыты и все примеры перед глазами, в мире естественных связей человека, в обществе.

Вместе с болезнью Б-г посылает исцеление, чье имя – Моше, индивидуум, который перевешивает нацию в свою сторону именно тем, что до конца выполняет свою почти невозможную общественную миссию. Нередко отвергаемый Б-г никогда до конца не отвергает отвергающих Его, предоставляя им один шанс за другим, после чего лишь ослиное упрямство губит своего обладателя.

Б-г привел в мир великую душу. Но и темные силы чувствуют это и работают на уничтожение всех родившихся в это время в еврейском народе. Может быть, по этому образцу, как Моше из воды, так и Машиах, которого мы ожидаем, был чудом спасен из огня Голокоста? Гибель в Ниле и спасение из вод Тростникового моря глубоко связаны между собой, в том числе через Моше, который был спасен, чтобы спасти других.

Не так ли и самая жуткая Катастрофа жестко связана с предстоящим величайшим Избавлением, и возвращение на Святую Землю без достаточных заслуг – это только преддверие?

Наверняка были евреи, которые думали всерьез, что они оказались в Египте, чтобы стать рабами фараона. И сегодня можно встретить тех, кто считает, что мы оказались в Стране, чтобы обслуживать шайку взяточников, землепродавцев и казнокрадов, финансирующих террор против собственного народа сворованными у него же деньгами. Как убога, бессмысленна и принижена жизнь таких людей! Отрыжку процесса они приняли за суть. Гораздо легче понять тех, кто в своем служении Б-гу отгораживается от всего этого. Однако и они далеки от уровня Моше. Б-г не только привел в мир самую возвышенную душу. Он заботится о том, чтобы эта душа не погрязла в процессе рабства, в рабстве процессу, но и не изолирует её от действительности. Цель Б-га – сделать Моше формировщиком жизни, а не её рабом. В царском дворце находит Моше убежище и от уготованной оттуда смерти, и от рабства, влияние которого на душу нередко является сквозным и непоправимым, но и от изоляции, от индивидуалистической башни из слоновой кости, где расцветает нарцисизм. Две великие женщины, мать и сестра, спасают его через Нил, который должен был стать его могилой. Это те самые жены, которые рисковали своей жизнью, чтобы не участвовать в убийстве евреев, даже подчиняясь непререкаемому приказу. Третья великая женщина, принцесса Египта, шла окунуться в тот же Нил, как в микву, чтобы перейти в истинную веру жалких уничтожаемых рабов, и именно за это встретила она там Моше, усыновила его и дала ему это пророческое имя.

Именно когда положение казалось безнадежным, уговорила Мирьям своего отца вернуться к его жене, и от этого повторного брака, который был расторгнут, чтобы не рождать детей на смерть, зреет Избавление в доме Губителя.

15. Избранничество

Моше, приемный внук фараона, добивается надзора над работами своих братьев. Его родство с ними ясно ему как день: приемная мать Батья воспитала его в правильном духе. Цель Моше поначалу скромная: распределить работу так, чтобы ни для кого его доля не оказалась непосильной.

Однако Избавитель не может удержаться на программе-минимум. Когда он видит, как перед его глазами египетский надсмотрщик избивает еврея смертным боем, чтобы умертвить его, он отвечает египтянину тем же. Так изначально Избавитель предстает перед миром в двойном свете. Для евреев он спаситель от смерти, а для врагов – убийца. За три с половиной тысячелетия, истекших с тех пор, ничего принципиально не изменилось в нашей жизни: и сегодня ликвидация главарей самого зверского террора рассматривается не только всеми без разбора арабскими врагами (даже теми, которые в “мире” с нами), но и “добропорядочной” Европой как ничем не оправданное убийство. Опять мы нарушаем священное и неприкосновенное право человека безнаказанно убивать евреев… Таково “раскаяние” Европы после Холокоста, и оно определит её дальнейшую судьбу…

Точно так же и в нашей внутренней жизни мало что изменилось. Личные амбиции и интересы толкают евреев и сегодня сотрудничать, за плату или за “идею”, с уже упомянутыми внешними силами, обслуживать их и бороться за все те же священные “права человека”… Донос заставляет Моше бежать из Египта. Въевшееся в кровь рабство отодвигает Избавление на несколько десятилетий, а в глазах убегающего Моше – навсегда. Праведник не может представить себе, что доносчику на своего спасителя полагается освобождение от рабства. Наоборот, его физическое состояние является отражением духовного! Поэтому Моше десятки лет пасет скот Итро, не мечтая о невозможном. Он уяснил для себя причину жалкого положения евреев. Потому же Посланничество захватывает его врасплох. Он отказывается с большим упорством, по-видимому, не только из скромности.

Но даже когда сам Моше переживал, казалось бы, полное поражение, его “донкихотские” действия проложили трассу Избавления. Три вмешательства Моше в человеческие конфликты символизируют этапы Избавления. Первый – уже упомянутое убийство египтянина “без суда и следствия”. А какие суд и следствие могут быть во время войны или в ходе разбойного нападения? Моше предпочел право убиваемого праву убийцы и заплатил ему его же монетой. Идея “суда” вместо ответных военных действий – это плохо замаскированная поддержка убийц. Суд может быть только над капитулировавшим убийцей, но не над вооруженным! Кто, где и когда приводил в суд вооруженного убийцу? Разве такое возможно? Не бегство, не отступление, не “отрыв” и не “переговоры” были и будут первым этапом Избавления Израиля, а беспощадный и полный разгром тех, кто занят уничтожением евреев! Так открылся народу Давид убийством Голиафа. Так откроется и сын Давида. Именно в этом деянии обнаруживается и высшее милосердие (к жертве, а не к убийце), и подлинная отвага, и освящение имени Вс-вышнего, оскверняемого неотомщенной кровью Его сынов!

Второй этап – вмешательство Моше в конфликт между евреями. Так и Машиах после разгрома врагов установит праведные суды внутри своего народа.

И, наконец, у колодца в Мидьяне вмешивается Моше (всем чужой в этом месте) в конфликт между издевающимися пастухами и дочерьми Итро. Моше – один, чужой – прогоняет местную шайку и помогает обиженным. Так и Машиах после установления праведных (по Торе!) судов в Израиле понесет источаемый ими свет всем народам, чтобы исправить мир в царство Вс-вышнего.

А пока Моше, далекий от подобных мыслей, пасет скот своего тестя.

Итро – опальный (“расстриженный”) священник Мидьяна, который поверил в единого Б-га и отверг идолов. Поэтому его дочери пасли скот, а пастухи куражились над ними. Так изгой нашел изгоя и женился на его дочери, а теперь пасет его скот в пустыне. И вдруг видит он на горе горящий куст. Нечто странное происходит там. Есть огонь, есть куст, но и то, и другое существует как бы независимо друг от друга: куст не сгорает! Другой пастух прошел бы мимо, не обращая никакого внимания на необычное явление. Разве от этого куста у меня убавится или прибавится хоть один барашек? Гори себе хоть тысячу лет, у меня свои дела, мне надо зарабатывать свой хлеб! Такой подход более чем логичен, но не для Моше. Тот, кто нигде и никогда не мог равнодушно пройти мимо несправедливости, одержим также жаждой бескорыстного познания. А без неё Тора непостижима! Так Моше, оставляющий повседневные дела ради изучения необычного явления, избирается Б-гом для Посланничества, Избавления Израиля, получения Торы и руководства народом на его пути к Святой Земле, на пути, долгом и нелегком, из проникшего внутрь рабства.

Пройден последний вступительный экзамен, начинается эпоха Избавления.

16. Знаки, сомнения и разгадка

Моше получает от Б-га три знака. На самом прямом уровне они должны быть чудесными доказательствами его миссии свыше. Вера в Избавление является неотъемлемой составной частью процесса, поэтому Б-г прибегает к чудесам, чтобы добиться этой веры.

На более глубоком уровне в них есть намек на злословие со стороны Моше, у которого были вроде бы все основания выразить сомнение в качествах евреев, из-за определенной части которых он и стал беженцем в пустыне. Змея – символ злословия, а проказа – наказание за него. На еще более внутреннем пласте эти знаки вместе с горящим кустом символизируют еврейский народ. Он всегда горит – но никогда не сгорает. В руках Б-га евреи – Его верный посох, но, отдалившись от Господа, он способен уподобиться началу греховности, змею, и возглавлять противостоящие Вс-вышнему отрицательные течения, наподобие коммунизма. Но стоит Высшей Силе взять этого змея в руки, как происходит чудесное обратное превращение в посох.

Не менее поразительным является превращение руки в прокаженную и её чудесное же исцеление. “Рука”, проявление Б-га в мире – это в первую очередь еврейский народ. Нет более неопровержимого доказательства действия Вс– вышнего, чем сверхъестественные судьбы еврейского народа, охватившие все пространство и время истории, его бессмертие в самых невероятных условиях, его вечная творческая молодость, его воскрешение из мертвых на своей древней земле. Ничего, хоть отдаленно похожего на это, не ведает вся история человечества от Адама до наших дней. Зная, что сами по себе мы обычные смертные люди, нам никак невозможно приписать эту заслугу самим себе. И одно из невероятных чудес еврейской истории – это достаточно резкие переходы от здоровой жизни на своей земле к поражению Иова и последующему исцелению.

Последний знак, который Б-г только пообещал Моше, но не показал, это превращение воды из реки, выплеснутой на сушу, в кровь. Поскольку вода – символ Торы, суша символизирует отказ от неё с последующей кровавой катастрофой. Моше только начинает еврейскую историю, а Б-г уже намекает ему на все её протяжение.

Спор Моше с Б-гом по поводу его посланничества нередко ведется намеками. Моше, в числе прочего, не хочет обойти своего старшего брата Аарона, пророка, унаследовавшего руководство народом от их отца Амрама. Это можно назвать соперничеством навыворот: впервые братья стараются не обогнать друг друга, а уступить друг другу высшую честь, славу, лидерство.

Б-г соглашается присоединить Аарона к посланничеству и заверяет Моше, что тот только обрадуется, узнав о высокой звезде своего младшего брата. Если бы Каин и Авель могли быть такими! Вот оно, настоящее братство, ставшее краеугольным камнем Избавления.

По дороге с Моше происходит нечто странное: Б-г как будто хочет умертвить его. Ципора догадывается, в чем дело, и обрезает их второго сына, спасая тем самым мужа. По-видимому, перед Моше стояла трудная дилемма: обрезать сына и из-за этого задержаться в пути, или же, прежде всего, исполнить Посланничество, придти в Египет, а уж потом позаботиться об обрезании. Моше выбрал второе, Б-г – первое. Почему? Потому что личный пример лидера важнее самого лидерства, предваряет его. Аарон выходит навстречу Моше по слову Б-га, и они обнимаются на полпути между Мидьяном, где Моше вернул Итро его скот и отпросился в дальний путь, и Египтом – на горе Синай.

В Египте они убеждают евреев в истинности Избавления, и отправляются к фараону возвестить и ему волю Б-га. Однако фараон непреклонен: “Я не знаю Г-спода, и Израиль не отпущу!” Более того, чтобы неповадно было и думать об Избавлении, фараон издает драконовский указ. Раньше солому для изготовления кирпичей поставляли еврейским рабам сами египетские власти, а теперь идите, ищите и собирайте сами, а от и без того трудновыполнимой нормы кирпичей не убавляется ничего! За невыполнение же – тяжкие побои. Разражается кризис сначала между народом и Моше с Аароном, а потом между Моше и Б-гом. Вождь отчаявшегося народа упрекает Б-га за то, что народу стало только хуже, Избавление же не пришло. “Зачем Ты послал меня?” – вопрошает Моше. В этом вопросе звучит эхо упорных отказов вождя от своей миссии у горящего куста на Синае. И вдруг в разгар страшного кризиса между всеми сторонами процесса Избавления, когда надо срочно что-то предпринять, гасить пожар, Б-г затевает вроде бы отвлеченную академическую лекцию о своих именах. Что это? Бегство от действительности?

Нет. Б-гу важно, чтобы Моше, посредник между ним и народом, поверил в свою задачу. Моше же сомневается по той причине, по какой Авраам сомневался в возможности сочетания Страны с народом. Это продолжение и развитие диспута между рассеченными животными. Моше не материалист. Он знает, что вся хваленая мощь фараонова Египта – это жалкая букашка перед Б-гом. Не во всесилии Г-спода сомневается он. Для Моше, как и для Авраама, Б-г – это не только всесильный, но и справедливый Судия. Сила Г-спода ограничена требованиями справедливости. А заслуживает ли народ, погрязший в скверне Египта и рабства, чудесного освобождения? Перед Моше ещё слишком жива причина его бегства из Египта…

Б-г же отвечает ему лекцией о своих именах, т. е. качествах. Праотцы знали Меня в образе праведного судьи. Однако у Меня есть и другое Имя, иное качество: Милосердие. Поэтому Я могу помиловать не по заслугам праведности, а из жалости в связи с их тяжкими муками! Египтяне перешли меру в своих издевательствах над евреями, поэтому история с соломой становится последней каплей, переполняющей чашу и позволяющей Мне и без всенародной святости выполнить клятву, данную праотцам. Если не праведностью, то великими страданиями заслужили евреи Землю Святости, а она уже поможет со временем произрастить из них то, что требуется: пророчество, царство и Храм.

Моше не только понимает и принимает доводы Вс-вышнего, но и полностью подражает Г-споду, до конца адаптируя это качество Милосердия. Теперь Моше согласится скорее погибнуть во всех мирах, чем преступить через это усвоенное им качество по отношению к народу, который, увы, далеко не всегда его заслуживает. Теперь Милосердие Г-спода свыше и Милосердие Моше снизу взаимно дополняют, поддерживают и воспламеняют друг друга, спасая народ во всех перипетиях и падениях, поднимая его из рабской грязи. “Нить втрое скрученная, не скоро порвется” (Притчи, 4:12). Теперь Моше научился видеть в народе не то, что он из себя представляет в действительности, а то, что из него можно вылепить…