Текст книги "Очень узкий мост"

Глава 4
Новые будни

Ремонт здания хоть и начался до приезда Кфира, особого прогресса никак не ощущалось. Как и ожидалось, проблемы со строительными материалами тормозили ремонт, но основной причиной задержки было пьянство рабочих. Ни разу Кфир не застал их работающими и трезвыми. Бригадир маляров, худощавый, сутулый еврей, всегда вставал Кфиру на встречу, обнимал и начинал плакать. Он знал, что Кфир израильтянин. Непонятно, что влияло на его эмоции и с чем они были связаны. Кфир пытался вести себя с ним несколько холодно и даже черство. Он не мог поощрять такого поведения, к тому же работа почти не продвигалась.

Несколько раз звонил Симон и с возбуждением пытался объяснить, что их регион находится на пороховой бочке. Очень просил приехать, но у Кфира никак не получалось. С одной стороны, ремонт, с другой – были запланированы поездки в места, которым он уделял гораздо меньше времени, чем Молдове. Наконец Симон не выдержал и приехал сам.

Он объяснил, что Молдова разделяется на две части: румынскую и русскую, то есть на Приднестровье или русскую часть и Заднестровье – румынскую часть. Оказалось, что уже были инциденты с применением оружия. Особенное напряжение ощущалось в районе Дубоссар. Симон сказал, что община Молдовы очень обеспокоена происходящим. Всем понятно, кому может попасть под шумок в первую очередь, если начнутся военные действия. Без всяких обиняков он прямо сказал, что в случае чего, они ожидают помощь от Израиля.

Кфир не знал, что ему ответить. На какую помощь они могли рассчитывать? Кроме того, нужно было узнать, какие соображения на эту тему были у руководства. Естественно, он не стал всего этого говорить. Слегка успокоив Симона, он пообещал вскоре приехать, чтобы увидеть все самому.

В очередной раз съездил во Львов. Было холодно и скользко, шел снег. На этот раз с визой все было в порядке.

Несколько дней прошли без всяких происшествий, кроме картины, свидетелем которой стал наш герой, и которая ярко запечатлелась в его памяти. Он шел с кем-то из местных активистов к зданию, где находилось помещение еврейской общины, по улице Угольной в центре города. В метрах 30-ти от них, загудела какая-то Волга и затормозила, едва не сбив женщину, переходившую улицу явно там, где этого делать было нельзя. Шофер, будучи в шоке от того, что чуть не сбил эту женщину, выскочил из машины, догнал ее и наотмашь ударил кулаком по лицу. Не веря своим глазам, Кфир застыл как вкопанный, с открытым ртом и широко открытыми глазам. Несчастная женщина, едва не упав, схватилась за лицо и с трудом зашла в какой-то подъезд. От увиденного Кфир был в шоке. Хорошо, что он находился не так близко от места происшествия, потому что будь он ближе, мог бы наделать глупостей. Впоследствии проигрывая в памяти эту сцену, он невольно вспоминал то, что не раз говорил ему Жан в отношении того, как иностранцы отличаются от местных даже выражением лица. «Вы смотрите вперед, а здесь люди смотрят вниз. Это связано с тяжелым образом жизни. Быт отражается в поведении». Может быть, он был и прав, но никакой быт не оправдывает такого уровня озверения.

Закончив дела во Львове, Кфир возвратился в Одессу. Ничего особенного не произошло за время его отсутствия. Ремонт едва двигался. Мастера пили, спали и немножко работали. Все было в традициях побежденного социализма.

Раз очень интересовался поездкой Кфира во Львов, а когда узнал о том, что его разыскивал Симон из Тирасполя, с удовольствием сразу же перешел на эту тему, удивив в очередной раз своей компетентностью. Через несколько дней Кфир уехал в Николаев.

Глава 5
Николаев – Москва

В Николаеве, как было известно, «товарищ майор» держал всех под самым пристальным контролем. Контроль был везде, но в Николаеве, который только перестал быть «закрытым городом», всевидящее око компетентных органов по инерции или по другим причинам продолжало свою «опасную и трудную службу» особенно тщательно.

В этот приезд Кфир собирался переночевать в гостинице, а на следующий вечер уехать поездом в Москву. Билеты он попросил купить своего местного помощника Гришу ещё из Одессы по телефону. Как обычно, если это было возможно, он брал всё купе, чтобы с максимальным комфортом проводить эти суточные переезды.

Гриша, как всегда, встретил Кфира, и сразу же начался отчёт о текущей работе, решение различных вопросов и т. д. Кроме всего остального Гриша сообщил, что купил билеты на Москву, и спросил, может ли он присоединиться, на что, естественно, получил положительный ответ.

Весь оставшийся день, до поздней ночи, они были заняты. На следующий день работа началась с раннего утра и продолжалась до самого отъезда. Кфир очень устал и надеялся отдохнуть в поезде, насколько это было возможно. Каждый раз, укладываясь на ночь в поезде, он вспоминал, как, будучи ребёнком, любил спать под стук колёс, и всегда с улыбкой думал, насколько в детстве всё иначе. Оказалось, что то, что в детстве воспринимается убаюкивающим постукиванием колёс и укачивающим покачиванием вагона, для взрослого не более чем шум и помехи, часто не дающие заснуть. Однако в данном случае накопившаяся усталость могла способствовать решению всех проблем.

Они сели в поезд, и Кфир обратил внимание на то, что вагон нестандартный, по-видимому, старый, а в каждом купе по две полки, как и должно быть в спальном, но не одна напротив другой, а одна над другой. Кроме того, двери в купе не задвигались, как обычно, а открывались, как обыкновенные двери на оси. Естественно, у таких дверей не могло быть обычного защёлкивающегося механизма, предотвращающего открытие снаружи. Вместо этого была обычная цепочка. Тогда он этому не придал особого значения.

Было уже достаточно поздно. Поужинав провизией, которую мама Гриши дала им с собой в дорогу, что вечному страннику было особенно приятно, Гриша попросил помочь ему позаниматься ивритом, чем они и занялись, но ненадолго, так как почти сразу же начали зевать. Пора было спать.

Гриша лёг на верхнюю полку, Кфир внизу. Перед тем, как погасить свет, он попробовал закрыть дверь на цепочку, однако, она едва достигала зазора. Не хватало каких-то несколько миллиметров. «Как и всё остальное…» – подумал он и выключил свет.

Кругом воцарилась полная тишина, нарушаемая лишь стуком колёс. Было такое впечатление, что все соседи по вагону тоже страшно устали и были рады скорее лечь. Однако переутомление мешало заснуть сразу, и мысли беспорядочно вращались в медленно успокаивающемся сознании.

Минут через пятнадцать после того, как улеглись, кто-то внезапно начал дёргать дверную ручку купе и агрессивно рваться внутрь. Однако дверь была заперта. Интересно, что ни со стороны рвущегося в купе, ни со стороны соседей, не было произнесено ни слова. Гриша, благополучно успевший заснуть, проснулся, и хотел было открыть дверь. Кфир его остановил и спросил достаточно громко: «Кто там? В чём дело?», но ответа не последовало, и тишина, как и прежде нарушаемая стуком колёс, восстановилась вновь.

Странное происшествие возбудило Кфира. Утомлённый разум пытался найти объяснение произошедшему, но тщетно. Гришу, по-видимому, все это не впечатлило, и он вновь заснул, подтверждая это соответствующим аккомпанементом.

Кфиру не спалось. На душе было неспокойно. Примерно через полчаса кто-то слегка стукнул в дверь купе снаружи. Судя по звуку, стучали чем-то небольшим, металлическим и тяжеловатым. Воспалённое воображение сразу же представило себе целиндрообразный ключ, которым пользуются проводницы для открытия дверей купе. «Странно», – подумал Кфир, – что же это такое?» Ещё минут через десять ему показалось, что кто-то тихонечко повернул и также тихонечко отпустил дверную ручку.

Напряжение росло. Каждые минут десять-пятнадцать лёгкие металлические удары по двери в районе замка чередовались тихим нажатием на дверную ручку. Кфир напряжённо пытался объяснить себе происходящее. На ум приходил феномен «сонного раздражителя», суть которого состоит в том, что звуки, так сказать «приевшиеся» слуху, скорее усыпляют, чем обращают на себя внимание. Если так, то купе хотят взломать. Он не думал о том, кто и зачем. Его робкое рациональное нутро подавлялось вторым (или первым) внутренним «я», говорящим, что «это твоё больное воображение». Действительно, разве в реальной жизни такое бывает?

Внутреннее «я» продолжали свой спор на фоне периодических ударов и прикосновений к ручке, пока рациональное «я» не предложило скептическому эксперимент. Кфир сел на кровать около двери, легонько положив ладонь на ручку, и стал ждать. Это была самая настоящая засада, и ему стало несколько легче от того, что он, наконец, что-то предпринимает.

О сне, конечно, говорить было нечего. Сомнения продолжали разрывать его, когда он сидел в этой неловкой позе, положив правую ладонь на дверную ручку. Может быть, всё это происходит в соседнем купе? Ведь при такой тишине легко ошибиться. А может он действительно достиг такого уровня переутомления, что это своего рода галлюцинация?

Сомнения развеялись в тот момент, когда ручка под его ладонью стала медленно и тихо опускаться вниз, а затем также вернулась в прежнее положение. Да, сомнения развеялись, но им на смену пришёл страх от незнакомой до сих пор ситуации. Ожидание чего-то плохого, страшного и неясного, выдавало, по-видимому, далеко не геройское, а скорее заурядное нутро.

Однако нужно было собраться и подготовиться к взлому. Скептическое «я», по-видимому, играет вескую успокаивающую роль, в отличие от рационального «я», заставляющего нас быть начеку и в напряжении. Взяв газовый баллончик в руки, наш герой всё ещё надеялся, что это нечто непонятное кончится таким же образом, как и началось, без лишних эксцессов. Да, позиция скептического «я» явно ослабла.

Что ещё мог он делать, кроме того, как сидеть и ждать? Прикосновения к ручке и удары в районе замка продолжали чередоваться, а он сидел начеку в огромном напряжении. Это продолжалось долго, может быть несколько часов, а когда, наконец, прекратилось, то он почувствовал ужасную усталость. Прекратилось всё это после какой-то довольно длинной остановки, на которой, по-видимому, поменялось много пассажиров, судя по шуму и движению в коридоре.

Кфир прилёг, положив баллончик в карман, и наконец-то, начал засыпать. Вот тогда-то это и произошло. Он услышал, как осторожно и тихо вставляется тот самый ключ, который он себе представлял, и как осторожно, чтобы избежать резких щелчков цилиндра, ключ поворачивали в замке. «Да, вот оно», – сказало рациональное «я», «это на самом деле в жизни, а не в кино, как ни парадоксально». Скептическое «я» впервые молчало.

Кфира поразило, насколько спокойно он сел, достал и приготовил баллончик. Удивительно, что страх абсолютно пропал, присутствовала лишь полная готовность к действию, даже какая-то лёгкость. Когда дверь открылась примерно на ширину кулака, он направил баллончик на уровень лица и нажал на кнопку «от всей души». Струя, расширявшаяся по мере достижения цели, настигла её мгновенно. Дверь моментально захлопнулась, человек, не издав ни единого звука, быстро удалился вправо, где на некотором расстоянии сразу же тихонечко хлопнула другая дверь.

Да, это явно был профессионал с опытом. Сам факт того, что получив в лицо изрядную порцию газа, он не издал ни малейшего звука, а всего лишь бесшумно убежал, говорит о многом. Этот профессионализм заслуживает, естественно, особого внимания.

Трудно описать, как проходил спад напряжения. Время было 4:15 утра. Гриша проснулся и, ничего не понимая, начал расспрашивать, что произошло. Когда он, наконец, понял, в чём дело, сразу же предложил, чтобы Кфир поспал, а он подежурит. Он сел у Кфира в ногах. За окном начинался рассвет. Кфир пробовал заснуть, но не смог. Когда он открыл глаза, то увидел, как Гриша мирно спит, прислонив голову к окну.

Всё пережитое за эту ночь продолжало проигрываться в памяти, но уже не так резко, что позволяло думать обо всём более рационально. Тогда-то он и вспомнил о дверной цепочке. Совпадение ли это? Возникало множество разных вопросов. Однако какими бы ни были ответы, из них могли формироваться только гипотезы. Неоспоримым остается лишь то, что иногда Всевышний позволяет нам тем или иным образом заглянуть в будущее. Мы же по своей глупости называем это инстинктом. Кфир понимал это.

Пришло время выйти, чтобы умыться. Проводница почему-то злобно фыркнула, увидев Кфира. Странно, ведь люди её профессии привыкли к пьяницам и дебоширам, а он вроде бы вёл себя как нормальный человек. Это ещё один вопрос.

Приведя себя в порядок, он вышел постоять в коридоре. Интересно было посмотреть, кто же ещё ехал с ними, и кому же больше всех подошла бы роль «ночного гостя». Справа, примерно на том же расстоянии, где ночью хлопнула дверь «бежавшего противника» (3–4 купе от них), стоял худощавый, среднего роста, очень бледный мужчина лет тридцати. Очень скоро после того как Кфир вышел в коридор, он вышел в тамбур покурить. Из беглого осмотра населения вагона, «бледнолицый» казался самым подходящим кандидатом.

В Москву приехали ранним вечером. Попрощавшись с Гришей и пожелав друг другу быть осторожными, они разъехались, каждый в своём направлении. Кфир поехал в свою гостиницу. Расположившись и приняв душ, сел поработать, чтобы подготовиться к встрече назавтра в посольстве. Работа затянулась, и он пошёл спать после 11-ти вечера. После произошедших событий и бессонной ночи он почти сразу же заснул, но взвинченные нервы давали себя знать, и когда где-то около 12-ти щёлкнул мотор холодильника, Кфир буквально подпрыгнул в кровати. После этого ему снова не спалось. В Москве, после того, как он подробно отчитался о событиях предыдущей ночи соответствующим товарищам, оставшееся время было проведено в интенсивной работе с прямым руководством. Покончив со всеми текущими вопросами, он заговорил о Приднестровье. Начальство почему-то пыталось избегать этой темы, и только когда они закончили все остальные дела, Кфир подчеркнуто всем своим видом и позой дал понять, что никуда не уйдет, не получив каких-либо разъяснений о позиции руководства в этом вопросе. Ответ был в конечном итоге в стиле лучших традиций – ничего не говорящий, но «поддерживающий общую линию». Кфиру предложили сказать на предстоящем съезде Молдавской общины в Бендерах, что государство Израиль готово принять всех репатриантов, имеющих требуемый статус, и если общине грозит какая-либо опасность, то ей следует быстрее реализовать свои права на репатриацию.

Глава 6
Будни

Кфир не знал, как относиться к ответу, полученному им от руководства в отношении Приднестровья. Он также не до конца осознавал, какого развития событий можно было ожидать в этом проблемном регионе. Однако больше всего его беспокоило то, что Молдавская община ожидает помощи от Израиля. Симон звонил довольно часто, иногда приезжал, и, не переставая, рассказывал о продолжающихся инцидентах с применением оружия. В своих отчетах Кфир стал давать сжатую информацию о Приднестровье и о давлении, оказываемом на него Симоном. На вопрос, что делать, если что-то там все же случится, не поступало никаких ответов.

Когда к нему приезжали коллеги высокого ранга, он всегда затрагивал тему Приднестровья. Они же, все как один, ее избегали. Со временем у Кфира собралась масса информации из Тирасполя, и можно сказать, что он становился экспертом по этому району. Когда приезжали коллеги невысокого ранга, он всегда через них передавал вопрос: «Что делать, если…?» – но ответ никак не поступал. Кфир начинал понимать, что по какой-то причине политика руководства, по-видимому, ограничивается чистым наблюдением.

Месяцами он ощущал на себе давление Симона, которое усугублялось молчанием руководства. Дело осложнялось тем, что ему даже поговорить об этом было не с кем, кроме Раза, которого все интересовало, но Кфир вел себя с ним сдержанно и не особенно распространялся о своих проблемах.

Если бы не давление Симона, можно было бы сказать, что все шло своим чередом. Здание ремонтировалось в своем ритме. И хотя к этому ритму трудно было привыкнуть, с ним нужно было жить. Кфир тешил себя мыслью о том, что в таком ритме, по-видимому, строился коммунизм, и ему повезло увидеть воочию остатки этого заповедника. Однако он надеялся, что результаты в случае с ремонтом в конечном итоге все же будут другими.

Наблюдая за бригадой строителей, он пришел к выводу, что существуют несколько стадий эволюции в зависимости от алкоголя, когда: 1 – выпивают и закусывают, 2 – едят и запивают, 3 – просто пьют, 4 – пьют и запивают.

В отношениях с Ланой не было ничего нового. Они довольно часто встречались, но от ее эгоистичности веяло холодком. Он был углублен в работу и старался этого не замечать, хотя подсознательно все мелкие штрихи накапливались и формировались в весьма нелестный облик.

Очередная поездка в Николаев оказалась более запоминающейся, чем обычно. Приехав вечером и поселившись в одной из местных гостиниц, они с Гришей за ужином обсудили план работы на следующий день. Договорились, что завтра утром Гриша заедет с тем, чтобы поехать в общинный центр в синагоге, где было запланировано несколько мероприятий.

Утром, после душа, Кфир спустился на первый этаж, в некое подобие кафе. Там кроме «кофейного напитка» и подозрительного цвета творожного пирога ничего не было. Его нисколько не удивило подобное изобилие, так как, если бы там ничего не было вообще, он бы тоже нисколько не удивился. Итак, проглотив порцию сероватого пирога неопределенного вкуса и запив его «кофейным напитком» непонятного цвета, он оставался голодным. Не хотелось начинать день на голодный желудок, тем более что в подобных ситуациях никогда не знаешь, когда сможешь пообедать, да и получится ли вообще. Короче, проглотив вторую порцию чего-то неопределенного, и запив ее вторым стаканом чего-то непонятного, Кфир вернулся в номер.

Едва дойдя до двери, все непонятное стало определяться, и он ощутил внезапную слабость в ногах. Присев в номере на кровать, почувствовал, как весь покрылся холодным потом. Тело становилось ватным. Кфир понял, что отравился, хотя сквозь мутнеющее сознание возникал вопрос: «Так быстро? Ведь я съел эту пакость всего несколько минут назад!» Это, естественно, вопрос для специалистов…

Почти сразу же в дверь постучали. Это были Гриша и его помощник. Нечетким языком Кфир сказал, что отравился и никуда не сможет поехать. Гриша ответил, что они не могут его оставить в таком состоянии. Они помогли ему надеть плащ и, поддерживая с обеих сторон, на подкашивающихся ногах, вывели на улицу, где ожидала машина.

Подъехали к зданию синагоги, и ему помогли выйти и подняться по большим неудобным ступенькам в кабинет исполняющего обязанности председателя общины Диница. Это был добродушный человек среднего возраста. Его неуверенность в себе на новой должности выражалась в желании продемонстрировать какие-то знания в иудаизме, которые, по-видимому, в большинстве своем ни на чем не основывались. Тем не менее, их отношения всегда отличались взаимным уважением и симпатией.

Итак, Кфира усадили напротив Диница, и объяснили тому, что с ним происходит. Если бы Кфиру рассказали о том, что произошло дальше, он бы не поверил, но это происходило с ним. – «Сейчас я тебя вылечу», – с уверенностью сказал Диниц. На этом этапе состояние было таким, что Кфир с абсолютной апатией наблюдал за тем, что вокруг него происходит, и просто пытался не потерять сознание. Говорить он уже практически не мог. Тем временем Диниц достал бутылку водки, стоявшую почему-то в сейфе. Он налил полный стакан, добавил в него несколько столовых ложек соли и хорошо размешал. После этого он поставил стакан перед Кфиром и грубовато сказал: «Пей!» Кфиру стало дурно от одной лишь мысли о водке вообще, не говоря уже о целом стакане, да еще с солью. Собравшись, он прошептал: «Это меня убьет…» Но Диниц твердо повторил: «Пей!» Подумав, что терять, в общем-то, нечего, так как он и так в любой момент мог потерять сознание, собрав все оставшиеся силы, и отключившись от вкуса, он залпом выпил эту гремучую смесь. С ужасом ожидая сам не зная чего, он в напряжении просидел несколько мгновений. Убедившись, что все еще на месте и в сознании, Кфир начал ощущать, как силы постепенно возвращаются к нему. Через пятнадцать минут к нему вернулась не только былая энергия, он почувствовал себя как после хорошего отдыха. Интересно, что не было никакого намека на опьянение. Восторгу Диница не было предела. Наконец-то ему удалось себя проявить. Как это не было смешно или странно, Кфир, конечно, был бесконечно благодарен этому человеку за столь необычную и неожиданную помощь.