Текст книги "Жизнь после свадьбы"

Арина Ларина
Жизнь после свадьбы

Дверь кабинета бесцеремонно распахнулась, и по свежевымытому линолеуму, оставляя возмутительно грязные следы, прошлёпала странного вида дама. Лет ей было то ли сорок, то ли пятьдесят, а может – и все семьдесят.

– Не буду я напяливать ваши бахилы, – тут же выдала она, хотя никто и слова не успел сказать.

Светлана лишь вежливо улыбнулась, изобразив, что очень рада визиту. Она второй год работала окулистом в этом небольшом медицинском центре и уже с первых дней усвоила: клиент всегда прав. Даже если он с приветом и вот в такой дикой шляпке.

А шляпка у пациентки была выдающаяся. Мало того что физиономию занавешивала плотная, устрашающих размеров вуаль с омерзительными атласными розочками по периметру, так ещё и сам головной убор по форме сильно смахивал на ночной горшок, в который воткнули все мыслимые виды искусственных кладбищенских цветов. Венчало конструкцию перо. Из этого всего легко можно было сделать вывод о том, что в первую очередь даме нужно заглянуть к психиатру. Хотя, если рассуждать логически, возможно, у неё действительно серьёзные проблемы со зрением, и именно по этой причине тётка была не в курсе, что у неё на голове.

Это «воронье гнездо» по степени экспрессии и эпатажности даже затмевало кофту с рюшечками и ажурным воротничком, заправленную в кожаные байкерские брюки. Какая у мадам была обувь, Света разглядеть не успела, поскольку визитёрша решительно взгромоздилась на стул, вплотную придвинувшись к столу.

– У меня проблемы, – весомо и коротко выдала она.

Судя по карточке, звали носительницу проблем Ивановой Верой Степановной. Имя как имя. И в жизни в голову не придёт, что обладательница столь приличного и невыдающегося имени может выглядеть так неожиданно. Особенно учитывая 1946 год рождения.

Слегка подавшись вперёд, Света продемонстрировала готовность выслушать, понять и помочь. А что ей ещё оставалось делать?

– Я не вижу, – снова многозначительно заявила дама. – И не просто не вижу, а не вижу определённых вещей. Крайне необходимых.

– Давайте я задам вам несколько вопросов, – начала было Светлана, пододвинув к себе карточку, но ничего у неё не вышло.

– Нет, это я буду задавать вопросы. – Вера Степановна лихим жестом закинула свою вуаль-занавеску на шляпку, предъявив миру сухонькое личико с внушительным носом и глазками-буравчиками – хитрыми и неожиданно доброжелательными.

Опешив, Света моргнула и тоскливо посмотрела на дверь. Психиатр у них не принимал, охранника не было – только тревожная кнопка и видеокамера в регистратуре, поэтому, если что, справляться придётся самой. Прецеденты уже были. Главное в таких случаях – не провоцировать клиента, который, как уже говорилось, всегда прав. Даже если он на приеме поёт песни, пляшет или играет на докторских нервах. До сих пор самым запоминающимся в практике Светланы был дед, решивший проверить профессиональный уровень сотрудников и их общую подготовку. В первый раз он изобразил у Светы в кабинете приступ эпилепсии, сожрав какую-то шипучую таблетку и весьма талантливо забившись на полу. Она тогда едва не сломала затейнику зубы, по инструкции впихивая между ними ложечку. Дед страшно обиделся и долго строчил жалобы. А через полгода заскучавший пенсионер устроил новое представление, ворвавшись в клинику с чулком на голове и потрясая деревянной кухонной толкушкой с криками: «У меня граната, конец вам, капиталисты!» Ушёл он крайне недовольный подготовкой сотрудников, которые не смогли «дать достойный отпор террористической атаке». Регистраторша Анжела, во время эксперимента с визгом рухнувшая на пол и сильно ударившаяся всем своим тщедушным телом, потом выпила все запасы пустырника и потребовала отгул.

И вот теперь, настороженно разглядывая эпатажную бабульку, Света судорожно прикидывала, чего ждать. Пенсионеров она вполне объяснимо опасалась. Дело в том, что, помимо работы в этом маленьком коммерческом медцентре, Светлана Михайловна Улановская имела счастье трудиться офтальмологом в районной поликлинике. А там основной контингент – именно пенсионеры. Да ещё какие! Это полные сил и жажды деятельности граждане нашей страны, оккупировавшие медучреждение и превратившие его в клуб по интересам. Они и ходили-то не столько на приём, сколько пообщаться в коридоре, поругать вороватую власть, врачей-недоучек, обнаглевшую молодёжь и, чего уж там, – поругаться между собой. С призывным воплем «Вас здесь не стояло» они с наслаждением втягивались в многоголосые свары, бились за справедливость и уходили домой с чувством выполненного долга.

Но если в поликлинике, переступив порог кабинета, пациенты становились приторно-вежливыми, то в платной медицине всё было с точностью до наоборот. Врач клиентам представлялся этакой грушей для битья без права голоса. Иногда Светлане казалось, что некоторые платили за приём именно с целью самоутвердиться, подзарядиться чужой энергией (как любила комментировать её рассказы про работу мама) и отбыть восвояси с чувством глубокого удовлетворения.

…Вуалька сползла, ощутимо царапнув зазевавшуюся Веру Степановну по длинному носу.

– Вот зараза, – весьма беззлобно отреагировала мадам и лёгким движением, сильно похожим на затрещину самой себе, сбросила шляпку на стол, жизнерадостно расхохотавшись. – Так вот, милочка! Я не вижу нормальных женщин вокруг себя. Только хищные, жадные развращённые самки, которые так и норовят запрыгнуть в постель, чтобы присосаться к кошельку!

За окном, словно раненый слон, проревела пожарная машина. Света вздрогнула и посмотрела на дырокол. Это был единственный предмет, которым можно было обороняться. В крайнем случае. Хотя, если Веру Степановну не злить, то, возможно, она выговорится и уйдёт, унеся свой старческий маразм. Надо же, женщины к ней в постель прыгают! Гадость какая. Не дай бог дожить до такого возраста, чтобы нести подобную околесицу.

– Так вы ко мне записались, потому что плохо видите? – Света попыталась вернуть посетительницу в реальность.

Но та, вдохновенно раскрасневшись, уже блестела глазками-бусинками и, словно в трансе, вещала про отвратительную молодёжь. Время приема было ограничено, поэтому Светлана, выждав несколько минут, перебила обличительницу:

– Я пока не очень понимаю, чем именно я могу вам помочь. То есть я бы с радостью, но вы же не видите не в буквальном смысле, а в фигуральном, да? А это не мой вопрос…

– Ваш! – Вера Степановна неожиданно ткнула в её сторону сухим, узловатым пальцем, сделав выпад, словно мушкетёр со шпагой. Света пугливо шарахнулась, стукнувшись затылком о шкаф и криво улыбнувшись. – Вы мне понравились. Но это только первое впечатление. Я к вам давно приглядываюсь и должна сказать, что у вас, деточка, есть шанс.

– Какой? – уже довольно сухо поинтересовалась Светлана. Бабка ей надоела. И никакие деньги не стоили таких унижений. Не хватало ещё, чтобы какие-то старухи делали ей непристойные предложения. Или что она там хочет? Поломойкой её взять? Или компаньонкой? А при чём тут тогда кровать?

– Стать нашей девушкой, – торжественно объявила Вера Степановна. Таким тоном можно сообщить, что вы выиграли миллион, но вот чтобы «стать девушкой», да ещё «нашей»…

– Давайте глазки проверим, – елейным голоском предложила Света, проигнорировав услышанную чушь. А про себя снова подумала, что лучше бабушке проверить го ловку.

– Давайте не будем терять время на ерунду, – оборвала её пациентка. – Вы согласны?

– Нет, – лучезарно улыбнулась Света.

Уж что-что, а улыбаться она умела. Хотя Светлане всегда казалось, что зубы у неё крупноваты, и собственная улыбка казалась несовершенной, но окружающих она по неизвестной причине просто очаровывала. Мама всегда говорила, что дело лишь в Светиных комплексах. Дожив до двадцати семи лет, получив хорошее образование и нормальную профессию, дочь продолжала чувствовать себя неуклюжим подростком, стесняться и жить с ощущением, что на небесах при раздаче бонусов её обделили красотой, дав двойную порцию мозгов. А мозги, фигурально выражаясь, они как шоколад: в меру – вкусно, слишком много – сплошные проблемы в виде прыщей, аллергии и лишнего веса. Конечно, прыщей и лишнего веса у Светланы не было, но избыток ума жить мешал капитально. Всем известно, что мужчины умных и проницательных женщин побаиваются, а сами умные и проницательные шибко много видят и знают, потому и живут в дисгармонии с миром и окружающими. Наверное, назвать Свету красавицей было сложно, но она, без сомнения, была миловидной и интересной: стройной, светловолосой, большеглазой, с чуть полноватыми для её фигуры ножками и россыпью бледных веснушек на лице.

«Приятной» – как говорила мама.

«Среднестатистической» – поправляла её Светлана.

– …Вы просто не понимаете, от чего отказываетесь. – Вера Степановна даже встала, опасно нависнув над столом. – Лёвушке вы тоже нравитесь, хотя это не показатель. Ему нравятся все подряд. Но он хороший мальчик, поэтому в наш дом войдет только та девочка, которая приглянется не только ему, но и мне! Вы – позитивная. Для начала этого достаточно. Собирайтесь, поедем. Я должна познакомить вас с Молли – это наша такса. С возрастом у неё испортился характер, но если вы с ней поладите, мы вас точно берем.

– Одну минуту, – Света прервала поток бабкиного красноречия, проворно вскочила и, обежав стол, выскользнула в коридор. На УЗИ сегодня принимал Игнат Павлович, здоровенный дядька, по габаритам напоминавший шкаф. Он умел очаровывать выживших из ума пациенток, а в крайнем случае мог их же выдворить из центра. Светлана была уверена, что настал момент для его выхода, так как других вариантов у неё просто не было.

Пробежав по узкому коридорчику, она уперлась в стойку регистратуры и остолбенела. На столе, кокетливо выставив в проход коленки, заливисто хихикала Анжела. Рядом с ней, блестя толстыми губами, глазами и лысиной, топтался розовощёкий толстячок неопределенного возраста. Увидев Свету, он испуганно ойкнул и зачем-то одернул на Анжеле халатик, попытавшись прикрыть её коленки.

– Лёвочка, держи ее! – взвыла выскочившая следом за Светой Вера Степановна.

Вероятно, Лёвочка в этой семье исполнял роль вменяемого и адекватного, поскольку держать никого не стал, а лишь виновато развел толстыми лапами, мол, вот такая у нас мамаша, уж извините.

На шум подтянулся и Игнат Павлович. Не вдаваясь в подробности, он, напористо воркуя, уволок мигом разомлевшую пациентку в свой кабинет, а Анжела взяла на себя несостоявшегося жениха.

– Дурдом, – констатировала Света, вернулась в кабинет и заперла дверь изнутри. Лишь после этого она позволила себе беззвучно расхохотаться.

Иногда родители, желая своим детям счастья, слегка двигаются на этой почве рассудком и ведут себя совершенно неприлично, достигая прямо противоположного результата. Светина мама тоже до дрожи желала увидеть дочь замужем. Но, надо отдать должное Александре Александровне, женихов она так нахраписто не залавливала. Она лишь тихо мечтала и изредка робко намекала дочери, что пора бы уж хоть кого-то завести. Сама мама давным-давно была в разводе и очень этим тяготилась.

– Одинокая женщина противоестественна, – втолковывала она легкомысленной Светлане. – Это как лес без грибов, как собака без хвоста или как швабра без ручки. Тебя жалеют, тебе сочувствуют, тебя обсуждают – потому что когда дома имеется свой паразит, то только тем и можно себя утешить, что у кого-то вовсе никакого нет. Человеческая психология такова, что люди бьют друг друга по самому больному месту.

– У меня это не больное место, – терпеливо напоминала Света, которой подобные разговоры порядком надоели. – И вообще, ты что, тоже хочешь иметь дома «своего паразита»? Зачем он нам?

– В семье должен быть мужчина, как ты не понимаешь? Мебель подвинуть, гвоздь забить, кран починить! – гнула свое мама.

– Ради устранения мелких неполадок заводить какое-то чучело не вижу смысла! – упиралась Светлана.

Эти разговоры повторялись с завидной периодичностью, а в последнее время ещё и с пугающей частотой. Мамуля отчего-то решила, что у Светы подходит критический возраст и замуж нужно не выходить, а просто-таки выбегать.

Светлане же это казалось несусветной глупостью.

Не далее как сегодня, после такого же полоскания мозгов за завтраком, она вышла на лестницу и услышала диалог соседей снизу. Они были женаты лет пять и производили впечатление гармоничной пары, как любила говорить мама. Так вот эта «гармоничная пара», Таня с Максимом, так чудовищно собачилась, что Светлана пугливо затихла, застеснявшись показываться им на глаза. Пусть думают, что никто этого кошмара не слышал.

– Падла! Всё настроение испортил, – заорала Таня, видимо, продолжая какую-то начатую ещё дома тему.

– Чтоб тебе пусто было, выдра! – рявкнул в ответ Максим, грохнув дверью так, что у Светы под ногами дрогнул пол. – Ковыляй пешком, я тебя не повезу!

Он с топотом сбежал по лестнице. Судя по звуку, вслед соседу полетело что-то увесистое, с тяжелым звуком бухнувшееся на ступеньки и прокувыркавшееся вниз.

Вот вам и семейная жизнь. И так у большей половины женатого человечества. Это даже хуже, чем пустить в дом навязчивую и беспардонную родню из какого-нибудь Кукуевска. Тех хоть можно рано или поздно выпереть с родной жилплощади, а с мужем эту площадь ещё и при разводе делить придётся. Да с мужиками вообще жить невозможно. Нет, конечно, если вдруг случится любовь…

Дверь кабинета содрогнулась от мощного натиска, прервав Светланины мысли о мужьях и связанном с ними дискомфорте. Она тревожно затихла: вдруг ненормальная обладательница шляпки вернулась и снова будет её вербовать в невестки?

– Улановская! – пробасили за дверью. – Я знаю, ты там! Пусти хорошего человека, а он тебе пирожка за это даст!

– Лялька! – с облегчением выдохнула зашуганная докторша и бросилась отпирать замок.

Нелли Гольдберг все и всегда звали Лялей. И была она всем Лялям Ляля – высоченная, пышная голубоглазая блондинка с такими ямочками на щеках, что ее, несмотря на солидный возраст, так и хотелось за эти щёки ущипнуть. Ляли всегда было много: помимо гарабитов, барышня обладала очень громким голосом. Но от мадемуазель Гольдберг позитив исходил столь мощными волнами, что не любить её было нельзя. Когда вокруг серость, тоска и мелкие неприятности, жалящие психику, как мошкара на болоте, только генератор хорошего настроения в лице Ляли мог удерживать на плаву.

– А чего у вас тишина такая? Померли все? – доброжелательно поинтересовалась подруга, с шумом вваливаясь в кабинет.

– А что, никого нет? – Света удивлённо выглянула в коридор. Там и правда было пусто.

– Никто не хочет работать, даже ты, Улановская! А ведь такая была хорошая, правильная девочка, – хохотнула Гольдберг, по-хозяйски шаря в Светином столе. – А печеньки есть?

– Ты ж на диете, – ехидно напомнила Светлана, выуживая из сумки шоколадку.

– Какая ты бестактная, – Неля вздохнула и умильно глянула на шоколад. – По шли чай пить, а то у меня организм калорий просит. Надоели эти диеты, нет от них толка, один вред здоровью. И стресс для моей нежной психики. Главное, для чего это все? Чтобы понравиться какому-то мужику? Да пусть любит меня натуральную! Мужчина, который требует от женщины жертв, – не пригодный для семейной жизни эгоист. А они все такие – эгоисты. Так что, Улановская, давай жить в гармонии с собой и с природой: жрать, что хочется, одеваться, во что нравится, чесать, где чешется, и тогда мы помрем счастливыми.

– Давай, – покладисто согласилась Света, выпихивая подругу из помещения. – Пошли, чайник будем ставить и сплетничать.

– А я ж не просто так пришла-то, – вдруг всполошилась Ляля. – Я тебя в кафе хочу пригласить.

– С чего вдруг? – изумилась Светлана. – Есть повод?

– Нету повода, – пригорюнилась Ляля. – Но твой вопрос меня убедил в том, что я права. Вот как мы с тобой живем?

– Нормально? – предположила Света.

– Скучно, – рявкнула подруга. – Уныло и однообразно. Дом-работа, работа-дом. Где драйв? Где эмоции? Где смысл бытия?

– Такими вопросами начинают задаваться алкоголики на начальном этапе болезни, – хмыкнула Светлана. – Ой, погоди, иди без меня пока, я шоколадку забыла!

– Улановская, вот, маразм уже не за горами, склероз на подходе, – обрадовалась Ляля. – А вспомнить-то и нечего.

– Не ори, – шикнула Света. – У нас тут клиника, а не…

– Ой, простите, мадам, забылась я. Зубы мне не заговаривай, я чай без шоколадки пить не буду, – напомнила Ляля. – Давай, шевелись! А потом я изложу тебе свой план.

Когда Света пришла в ординаторскую, Ляля уже вовсю кокетничала с Игнатом Павловичем.

Хотя Гольдберг в медцентре не работала, да и врачом не была, здесь она сразу же стала своей. Даже раньше, чем своей стала Света. Однажды Ляля пришла к гинекологу и, нимало не смущаясь ситуации вообще и собственной позы в частности, помимо получения необходимых медуслуг, умудрилась сосватать на работу «отличного офтальмолога, руки золотые, характер ангельский, специалиста с большой буквы».

– Нечего стесняться и отлынивать, – ворчала она, волоча на первое собеседование слегка упиравшуюся Свету. – Живешь рядом, поликлиника твоя тоже в двух шагах, грех не устроиться на вторую работу! В своей поликлинике столько получаешь, что давно могла бы сообразить и напрячься на поиск дополнительного заработка. Скажи спасибо, что у тебя есть я. Теперь у тебя будет две зарплаты и достойная жизнь, насколько это возможно в нашем сомнительном государстве.

С тех пор Света в медцентре работала, а Гольдберг по дороге с работы заруливала и пила там чай со всеми по очереди. Она, как и Светлана, была девушкой одинокой, бездетной и скучающей по вечерам.

– …Если дома тебя вечером никто не ждёт, то и нечего туда идти, – заявила она, едва Света вошла в ординаторскую. – Логично?

– Не очень. – Светлана стеснялась общаться на такие темы при посторонних. А Лялька никогда ничего не стеснялась. И почему-то в её исполнении все выглядело естественно. – Меня мама ждёт.

– Это не считается. Я имела в виду другое. Раз у тебя нет мужа, ты – свободная и счастливая женщина. Ты свободна от обязательств и можешь делать, что хочешь. Вот ты сегодня чего хочешь? Хочешь молодецкого загула с мальчиками? Мы можем пойти на мужской стриптиз!

Игнат Павлович восхищённо пожирал Ляльку глазами. Как супруг, сыгравший серебряную свадьбу, и отец троих детей, он, безусловно, ценил таких девушек, как Неля.

Это был ещё один довод в пользу того, чтобы никогда не выходить замуж. Вот так выйдешь, нарожаешь ему наследников, а он будет поить чаем какую-нибудь блондинку и облизываться!

– Не пойду на стриптиз, – наотрез отказалась Света. – Я устала и домой хочу.

– Ты как бабка старая, – расстроилась Лялька. – Ну, разве можно так бездарно тратить вечера, когда тебе ещё нет тридцати? Надо жить и дышать полной грудью!

– Да, – подобострастно вякнул узист и предложил: – А поедемте ко мне! У меня есть отличное французское вино.

Ляля с интересом сфокусировалась на Игнате Павловиче, но Светлана вредным голосом напомнила:

– У него там ещё жена и дети к вину прилагаются.

– Вечно ты всё портишь, – сокрушённо вздохнул несостоявшийся кавалер. – Я не совсем к себе приглашал. Ладно, секретничайте тут, а я пойду, поработаю.

– Шикарный мужик, – констатировала Нелли Гольдберг, когда двери за доктором закрылись. – Но с балластом, да. А для веселья нужен свободный и лёгкий на подъем.

– Вот так выйдешь когда-нибудь замуж, а какая-нибудь наглая блондинка, положившая глаз на твоего супружника, обзовёт тебя балластом, – мрачно буркнула Света.

– Я замуж не выйду, я принципиальная холостячка, – фыркнула Ляля. – Если только у меня вдруг случится неземная любовь, тогда ещё подумаю.

– Нет никакой неземной, есть только земная, которую все рано или поздно с чем-то путают и сдуру портят себе жизнь. – Света отхлебнула горячего чая и покосилась на подругу. Та морщила лоб, сосредоточенно формулируя мысль. – Ляль, ты сейчас возразить хочешь или поддержать?

– Сама не знаю, – расхохоталась Нелли. – Пошли просто в кафе. Или в кино. Чего дома-то киснуть?

– Ну, пошли, – неуверенно согласилась Света. Она не умела долго упираться, особенно под Лялькиным натиском.

Если б Светлана только знала, что из этого в итоге выйдет…

Пошли они не в кафе, а в кино. На какую-то комедию для американцев. В том смысле, что по сюжету явно должно было быть смешно, но юмор был уж больно плоским, и смеяться категорически не хотелось. Свете было невозможно скучно. А когда ей становилось скучно, то тут же выяснялось, что ноги стоят неудобно, попа плющится тоже некомфортно, и руки деть куда-то надо, а ещё чешется глаз, ухо и до одурения хочется шевелиться, хотя это и неприлично.

– Что ты елозишь? – не выдержала Лялька. Ей как раз фильм очень даже нравился, и она периодически басовито заливалась хохотом. – Шилопопая ты моя!

– В туалет хочу, – наконец идентифицировала свои тягостные ощущения Света и начала пробираться к выходу.

Тот, кто хоть раз полз в темном зале вдоль зрителей, знает, чем это может закончиться. Народу было мало, но если день с самого утра не задался, то ничто не убережёт вас от какой-нибудь особенной пакости на его исходе.

– Ой, девушка! – раздался раздражённый голос откуда-то снизу, что-то булькнуло, хрустнуло, и Светлана с ужасом поняла, что кого-то чем-то облила. И это что-то сейчас плеснуло на её правое колено. Отлично!

– Простите, как неудобно, извините, – залепетала она, мысленно проклиная и Ляльку, и американскую киноиндустрию, и свою дурацкую покладистость, от которой были одни неприятности. Вот надо было ей в это кино по морозу тащиться! – Я сейчас вытру!

И выхватив из кармана бумажные носовые платки, Света начала усердно шарить в темноте.

– Гера, что у тебя там? – раздался ещё один довольно заинтересованный мужской голос. – Что ты вяжешься к девушке? Неужели не понятно, что она шла в уголок задумчивости, ей сейчас не до тебя. Вот пойдёт обратно, тогда и будешь её клеить.

Судя по тону, обладатель голоса, как и авторы фильма, тоже был убежден в своем остроумии. Ему, вероятно, казалось, что это ужасно смешно.

– Девушка, – прошипел пострадавший, – перестаньте хватать меня за штаны, их бесполезно вытирать – их сушить надо! Я весь мокрый! Дайте мне встать.

– Вах, не донесла, – снова неудачно сострил второй голос. Возня на соседнем кресле его занимала явно больше, чем комедия на экране.

Сзади зашикали.

«Можно подумать, приличные люди при шли в оперный театр! Шикают ещё…» – раздражённо подумала Света про себя, а вслух извинилась и потащилась вслед за жертвой к выходу.

«Чёрт бы побрал тех, кто придумал продавать в кинотеатрах колу!»

Судя по размерам бедствия, до Светланиного демарша у парня было полведра газировки. По светло-голубым джинсам разлилось отвратительного цвета пятно, даже не пятно, а пятнище. Судя по колеру, сухим остался только ремень и штанины ниже колен.

– Мда, – протянула Светлана и нахмурилась. – Давайте я оплачу вам химчистку. Или, хотите, дайте мне, я постираю и верну.

– Хочу, – совершенно серьезно кивнул облитый. – Сейчас, стяну портки, повеселя вас трусами в горошек, и пойду домой, согреваемый шерстью на коленках.

– Вы шутите?

– Нет, я абсолютно серьёзен. Как и вы, – он вдруг улыбнулся и добавил: – Гера.

– Что «Гера»? – не поняла Светлана, заторможенно сообразив, какую чушь только что предложила. Ладно бы от смущения, так ведь нет! Просто её так разозлил фильм, что даже стыдно особо не было – она чувствовала только раздражение и неловкость от того, что устроила неприятности незнакомому человеку. Сидела бы сейчас дома с мамой, чай пила, вопли какие-нибудь смотрела: мама любила всякие ток-шоу с разборками, когда все на всех орали, было ничего не разобрать, и только жуткие, перекошенные злобой лица обозначали общее направление балагана. Александра Александровна в такие моменты говорила, что нужно ценить спокойную, мирную жизнь, когда нет вот такой родни или знакомых, с которыми нужно насмерть сцепляться перед миллионами телезрителей, вываливая всё грязное белье. Светлана эти разборки терпеть не могла, но сейчас следовало признать, что просмотр телешоу был бы гораздо менее дискомфортным, чем весёлый вечер, который ей устроила Лялька.

– Гера – это мое имя, – парень сунул руки в мокрые карманы и подсказал: – А вас как зовут?

– Света меня зовут, – пробормотала Светлана. – Что со штанами будем делать? Я просто не знаю, сколько сейчас стоит химчистка, я обычно сама все стираю…

– Наверное, вы очень хозяйственная, – предположил Гера. – Может, вы ещё и пирожки печете?

– Издеваетесь? – вспылила Светлана.

– А что, похоже на то? – изумился собеседник. – Вообще-то я думал, что хвалю вас, но, видимо, ошибся.

– Да, ошибся, я не хозяйственная, – буркнула Света. – Давайте разрулим нашу проблему и разойдёмся, а то мы так весь фильм будем тут препираться.

– Да фильм ерундовый был, – легкомысленно вынес вердикт Гера. – Пойдемте в кафе. Я приглашаю. Мне надо высохнуть, а сохнуть в одиночестве мне неохота. Скрасьте мой вечер, раз уж так вышло. И будем квиты.

– В каком смысле «скрасьте вечер»? – напряглась Светлана, заподозрив, что её за испорченные джинсы хотят заставить расплатиться натурой.

– Поужинайте со мной, – хмыкнул новый знакомый. – Света, я по лицу вижу, что вы подумали. Я ничего такого в виду не имел!

– А я ничего такого и не подумала!

– Вот и отлично. Пойдёмте. – Гера дружелюбно улыбнулся. – Здесь есть чудесное кафе. Тем более что на улицу мне все равно в ближайший час не выйти – я себе все отморожу, – с этими словами он галантно, но крепко взял Светлану под руку и повлек за собой.

К середине ужина Света решила, что парень скорее симпатичный, чем нет, а к концу – что он просто прелесть.

Гера был обаятелен, как киноактер из каких-нибудь «Сумерек». В том смысле, что у него была удивительная харизма и внешность любимца девушек. Именно девушек, а не дам, так как дамы, исходя из жизненного опыта, предпочитают крепких парней с мускулами, мощной шеей и другими зрелыми достоинствами. А девушки любят принцев – утончённых, с глазами как у Бэмби и детской улыбкой. Вот и ясноглазый, с нежной кожей и белоснежной улыбкой Гера выглядел, как голливудская звезда. Его сложно было назвать красивым, но обаятельным – да, безусловно.

Во всяком случае, Свету он обаял до такой степени, что она не только дала свой телефон, но и полночи мечтала чёрт знает о чём, совсем как недозрелая гимназистка.

Утром она опоздала на работу.

– Тебя Нелли искала, – с порога сообщила ей зевающая Анжела. – Там что-то срочное. У неё такой голос был…

Тут регистраторша блеснула глазками и с сорочьим любопытством уставилась на Свету. Видимо, надеялась на какую-нибудь сплетню.

– Ёлки-палки! – хлопнула себя по лбу Света и полезла в сумку. Мобильник был выключен. Разумеется, как и всякая добропорядочная барышня, она ещё перед началом сеанса его вырубила. А знакомство с Герой лишило её последних мозгов, поэтому аппарат Светлана так и не включила. Можно себе представить, что сейчас ей скажет брошенная в темноте кинозала Лялька.

– Лялечка, прости! – взвыла Света, едва подругино «аллё» прервало длинные гудки. – Сама не знаю, как так вышло!

– Ну, как?! – с придыханием охнула Гольдберг и взволнованно засопела.

– Что «как»? – смутилась Света. Реакция была неожиданной. По идее, Ляля должна была рвать и метать.

– Кавалер как? Оправдал надежды? – хмыкнула Ляля. – Я вас в кафе видела. Я ж, когда ты пропала, попёрлась тебя искать, споткнулась об его друга, потом мы вместе решили вам не мешать.

– Как тактично с вашей стороны, – пробормотала Светлана. – А друг как? Оправдал что-нибудь?

– Кто? Этот шпендель? Да он мне по плечо! А я мелких мужиков не люблю, они на моем фоне неприлично смотрятся. Как и я – на их. Я даже не стала спрашивать, как его зовут. Еле отвязалась. Ну куда я с таким пойду? Даже ты ржать будешь.

– Не, я воспитанная, я не буду, – хихикнула Света.

– Не хихикай там, – строго потребовала подруга, – а рассказывай. Я должна знать подробности. Раз уж я одна домой ковыляла. Как он в смысле секса?

– Лялька, ты сдурела? – гаркнула Света. – Я его впервые видела. И вообще: я просто облила мужика колой…

– И это правильно! – Неля удовлетворённо крякнула. – Мне он не очень…

– Чего это? По-моему, он очень даже симпатичный, – неожиданно обиделась за Геру Светлана.

– О, и этим всё сказано, – расхохоталась Ляля. – То есть у истории будет продолжение? В принципе – я не против.

– Тебя забыла спросить, – огрызнулась Света и тут же решила уточнить волновавший её вопрос: – Так почему он тебе «не очень»?

– Улановская! Я уже говорила – не люблю мелких. И некрупных тоже не люблю. Мужика должно быть много – вширь, ввысь и вообще. А твой какой-то субтильный, смазливый и совершенно киношно-прилизанный. Какой-то пай-мальчик с кучей комплексов или плейбой с бабскими замашками.

– Это ты очертила примерный диапазон? – оскорбилась Света. – Он, между прочим, умный, эрудированный и вообще – приятный собеседник! Я сто лет с нормальными мужиками не разговаривала! И не просто с нормальными, а с интеллигентными! И чтобы при этом от них не несло дешёвым парфюмом, потом или столовкой!

– Не разговаривала она, – проворчала Ляля. – Просто у тебя секса сто лет не было, вот ты и радуешься любой ерунде. Вот какая у него машина?

– Никакая! Мы пешком гуляли и разговаривали! И это было замечательно! – выпалила Света.

– Что ты орешь? – фыркнула подруга. – Можно подумать, ты воплями меня в чём-то переубедишь. Да чтоб ты знала, Улановская, машина для мужика – это вторичный половой признак. Это свидетельство самостоятельности, мобильности и самодостаточности. Мужик без машины, это как козёл без рогов. Или как слон без хобота! Вроде и мужик, а вроде и не совсем полноценный. И вообще, он какой-то непредставительный у тебя. Шейка тонкая, щёчки розовые, реснички длинные – картинка лубочная. Аккуратненький, хорошенький – тьфу.

– Тебе завидно, – резюмировала Света.

– Нет, мне обидно, что ты не нашла ничего лучше, – наставительно загудела Ляля. – Понимаешь, мужчина – это как… ну, не знаю… Как сумочка! Вот сначала берёшь и хочешь, чтобы была просто удобная и подходила к туфлям. И ерунда, что купила ты её в переходе за копеечные деньги. Но потом вдруг выясняется, что тебе надо в приличное место. И всё! До тебя доходит, что с этой сумочкой туда идти неприлично, потому что все сразу увидят, что это дешёвка! И плевать, что она удобная и под цвет обуви. Она некачественная – и этим всё сказано. Так и мужика надо подбирать такого, чтобы с ним можно было пойти в любое место: хоть на рынок, хоть на приём, хоть на встречу одноклассников.