Текст книги "Фея для школьной Золушки"

В ноябре гений креатива арендовал в фирме, занимающейся катанием горожан на лошадях, гнедую кобылу и прокатился на ней под революционную музыку под окнами школы. На башке при этом у него была буденовка, в руках красный флаг, а на плече макет винтовки, позаимствованный из школьного музея.

– Зато дети хотя бы запомнят историческую веху, – сказал историк Павел Семенович на педсовете, когда фиолетовая от гнева и переживаний Диана Романовна клеймила Лешку позором. – Теперь они все в курсе, что революция была в ноябре. И именно тогда солдаты и матросы пошли штурмовать Зимний дворец. А то у меня выпускной класс до сих пор путает Великую Отечественную войну и революцию 1917-го.

Наверное, Терехина давно выгнали бы из школы, но было одно «но». Лешка брал на всех олимпиадах по русскому и литературе первые места.

– У Терехина большое будущее, – вздыхала иногда Диана Романовна, после чего добавляла: – Будет, если он раньше не свернет себе шею или его не посадят.

Наде Алексей даже немного нравился. Он был веселым, если можно было так выразиться с учетом его анамнеза, неглупым и добрым парнем. Если бы он не считался в школе столь одиозной личностью, то она даже, наверное, с натяжкой могла бы и его представить на месте принца. Ну, не принца, а просто кавалера. Но все же иметь рядом столь активного ухажера, если поразмыслить, было слишком хлопотно. Но где-то в глубине души Надя держала его кандидатуру «про запас». Именно поэтому она все время давала Терехину списывать. Даже после того, как он пару раз заляпал ее тетрадь какой-то едой и один раз помял так, что тетрадь вовсе потеряла товарный вид и стала выглядеть как кандидат на туалетную бумагу.

– Лешка, дай раздеться-то, – пробормотала Надя, отпихивая Терехина от сумки, к которой он уже тянул свои жадные ручонки. – Потом дам. Первая все равно биология, успеешь списать. Только не помни́, как в прошлый раз.

– Это не я! – возмутился Терехин. – Меня оклеветали! Дашь?

– Сказала же – дам! Отвали, мешаешь!

– Леша, иди давай, – сдвинула брови Таня, которой не терпелось узнать подружкин секрет.

– Все-все, удаляюсь, – ухмыльнулся Алексей. – Я тебя, Черемушкина, почти люблю. До чего ж ты человек хороший. Давай я прямо сейчас тетрадь возьму, не буду тебя утруждать…

– Отвали, сказала! Потом! – рыкнула Надежда.

– Леха, даст она потом, – не выдержал Вася. – Иди уже. А то сейчас я тебе так дам, что ты алгебру вообще прогуляешь со свернутым на бок носом.

– Вы сговорились, – фыркнул Терехин. – Колитесь, что затеяли?

– Бомбу делаем, – светло и радостно улыбнулась ему Таня. – Школу подорвать хотим. Иди отсюда, Терехин.

– Скучные вы, – пробормотал Леша, внезапно уйдя мыслями в себя. Повращав глазами пару секунд, он сорвался с места и убежал.

– Ты зачем ему идеи подсказываешь? – прошипела Надя.

– Ну, идея не так уж плоха, – фыркнула Гусева. – Ладно, давай свой секрет!

– Я такого парня на улице встретила, – выпалила Надя. – Он офигенный.

– Да ну, – протянул Вася. – Я думал, что-то интересное. Давайте лучше…

– Помолчи, – шикнула на него Татьяна. – Ну, и чего он?

– Он та-а-акой обалденный красавец, как в кино, – мечтательно закатила глаза Надя. – Необыкновенный.

– Как все было-то? – Таня оттерла Пузикова, который пытался что-то такое возразить и перевести разговор в более интересное русло.

– Ну, сначала он меня случайно толкнул, – начала Надя. – И мы упали. Прямо в снег. А он такой смотрит и говорит, мол, вы, девушка, не ударились? А сам улыбается и смотрит, смотрит, смотрит. И я смотрю. Тоже, такая, улыбаюсь, говорю, что не ударилась, все в порядке. Ну, он извиняться начал. Я ему сказала, что ерунда, ничего особенного. А он стоит и уходить не хочет. Ну, я ж в школу опаздываю, я-то не могу с ним там стоять целый час.

В голове у нее пронеслась мысль, что уж если врать – так по полной программе. Не говорить же, что она там кулем лежала – ни «бэ», ни «мэ». Очень романтично, ага!

– И что? – ахнула Гусева. – Ушла?

– Угу, – кивнула Надежда. – Думаешь, зря?

– Конечно, зря! – заорала Таня. – Надо было… Ой, ну ты вообще! Как его зовут-то?

– Я сначала решила, что пусть первый скажет, а потом так получилось, что познакомиться не успели. Я ж ушла. Ну, то есть убежала.

Пузиков одурело смотрел на раскрасневшуюся одноклассницу и думал о том, что женщины – существа с другой планеты. Это ж надо, в каком она восторге от того, что какой-то урод пихнул ее в сугроб. Не говоря уже о том, что сам Василий видел эту картину несколько иначе, да и саму Черемушкину застал всю извалянную в снегу с глазами «в кучку» и совершенно идиотским выражением лица. И никуда она вовсе не бежала, а стояла столбом и шевелила губами. Потом и ему еще какую-то ахинею про принца несла.

В итоге Вася не нашел ничего лучше, как перебить подругу вопросом:

– Надька, а ты когда падала, башкой не стукнулась?

– Пузиков! – хором взвыли девушки. – Тебе завидно, что ли?

Это предположение настолько выбило Василия из колеи, что он аж задохнулся от возмущения. Но высказаться ему не дали. Надю несло дальше. Это было гораздо интереснее, чем логические выкладки какого-то там Васи.

– …А он мне и говорит: «Ты такая красивая!» Ну, я ему ответных комплиментов говорить не стала, мужчину нельзя добрыми словами баловать, а то он потом на шею сядет и будет ждать новых дифирамбов. И получится из него потом Ромка Федышко из одиннадцатого «Б», который больше всех девчонок, вместе взятых, перед зеркалом околачивается, – вдохновенно трещала Надежда. – А он за руку держит и не отпускает. Потом начал типа гладить меня, как бы снег отряхивать…

– Фигово он тебя отряхнул, – вставил свои «пять копеек» Пузиков. Но его уже никто не слушал.

Таня смотрела на подругу, открыв рот, и жаждала продолжения. Это было круче, чем кино по телевизору. Это была настоящая жизнь. И она не шла ни в какое сравнение с фильмами. У Надьки принц, которого теперь надо отыскать, у нее цветок в рукаве от неизвестного поклонника…

– Кстати, – очнулась Гусева. – А как ты его теперь найдешь? И вообще, мы собирались искать того, кто мне цветок подарил. Между прочим, моего найти проще. Круг подозреваемых ограничен школой. А с твоим принцем как быть?

– Раз он Надьку тут толкнул, значит – живет где-то рядом, – подсказал Вася.

– Вот, Пузиков, первая здравая мысль, – одобрительно похлопала его по плечу Татьяна. – Надь, ты нам его опиши подробно, а мы будем после школы ходить и всех разглядывать, так и вычислим твоего красавца. А в учебное время будем искать тут моего. Это будет честно.

– А я? – сварливо спросил Василий. – Интересное кино. Они тут свою личную жизнь устраивают, а я на подхвате.

– Давай мы тебе тоже поможем, – с готовностью согласилась Надя. Она после сегодняшнего происшествия вообще была добрая и великодушная, как мать Тереза. – Вот тебе кто нравится?

– Анжелина Джоли, – ехидно ответил Пузиков. – Только у нее муж, детей многовато и сама она мне в матери годится. А так вполне ничего.

– Вася, я серьезно, – надулась Черемушкина. – Мы ж тебе помочь хотим.

– Да, – поддакнула Татьяна. – От всей души. Давай быстрее придумывай, кто тебе нравится, и займемся моими делами.

– Звучит вдохновляюще, – кивнул Василий. – Спасибо за заботу, я сам как-нибудь.

– Ну и ладно, – не стала спорить Гусева. – Тогда сейчас выясняем, чей цветок. Только, Вася, я тебя прошу, не надо прямо в лоб у парней спрашивать, кто совал гвоздику мне в рукав. Начни издалека. Мол, «как ты к Гусевой относишься? Правда, она красивая?»

– Не лопни от скромности, Гусева, – заржал Вася. – И не учи ученого. Придумаю что-нибудь. Пойдемте, сейчас звонок будет. Эй, Надька!

Он дернул Черемушкину за рукав. Но та смотрела куда-то поверх голов, словно зачарованная. И вид у нее был впечатляющий.

– Надь, челюсть подбери, – доброжелательно посоветовала Таня. – А то у тебя сейчас слюни потекут. Вернись в реальность, мы тут, прием, Черемушкина!

Но Надя не реагировала. Она криво улыбалась, лицо ее покрылось красными пятнами, а руки, сжатые в кулачки, мелко дрожали.

– Красавишна, – пробормотал Вася и дернул одноклассницу еще раз: – Эй, Надюха! Ку-ку. Нет, она точно ку-ку. У нее даже глаза косят, ты глянь, к носу съехались.

Таня внимательно посмотрела туда, куда был устремлен взгляд подруги, и радостно объявила: – О, Надь, вон этот новенький, про которого я рассказывала. Дима, кажется. Ты еще про него вчера спрашивала.

– Это он, – прошептала Надя.

– Ну да, я и говорю – он. Смазливый, но не в моем вкусе. Вон на него девки как налипли, прям как осы на лужу варенья.

– Или как мухи на свежую лепешку, – продолжил логическую цепочку Пузиков.

– Танька, это он! Он меня утром… Он нашелся! – Надя ликующе посмотрела на подругу: – Нашелся! С ума сойти!

– Вау, – осторожно обрадовалась Гусева. – А ты ж говорила, что он прям раскрасавец, тот, утренний парень.

– А ты что, сама не видишь? Он же прекрасен, как… как… как я не знаю кто! – выпалила Надежда.

– Ну, на вкус и цвет товарищей нет, – пожала плечами подруга.

Василий и вовсе покрутил пальцем у виска.

– Вы ничего не понимаете, – оскорбилась за своего избранника Надя. – Он необыкновенный.

– А я и не спорю, – немедленно согласилась Таня.

– А я в шоке, – в тон ей заявил Пузиков.

– Я сейчас. – Надя схватила сумку и пошла к новенькому.

Он стоял на лестнице, уходящей на второй этаж, и болтал с девчонками. Они действительно окружили его и о чем-то наперебой щебетали. Правда, и парни там имелись, но Надя видела только наглых раскрашенных десятиклассниц, которые лезли к ее принцу и орали, как чайки над помойкой, стараясь привлечь его внимание.

Сначала она вознамерилась пройти мимо и небрежно бросить «привет». Он, конечно, сразу оставит эту воронью стаю, сверкающую голыми ляжками, коленками и декольте, и подбежит к ней. Наверное, возьмет за руку. А она небрежно скажет, что торопится. Тогда он непременно спросит, когда они смогут увидеться. А она, конечно, сделает вид, что не очень-то и хотела…

Нет, это слишком. Надо просто удивиться и сказать, что ладно, если хочешь, давай. Найди меня после уроков…

Вот, здрасте! А где «найди»? А вдруг он не найдет? Тогда самой придется носиться по школе и искать его. Нет, это унизительно. Надо оставить ему инициативу, пусть сам придумает. А если он тоже не придумает? Он же не ожидает ее увидеть прямо здесь и сейчас. Тоже брякнет какую-нибудь ерунду, а потом будет переживать…

Пока она шла к группке десятиклассников, все казалось простым и ясным. Но уже на подходе Надя поняла, что, во-первых, у нее пересохло во рту, а язык намертво прилепился к зубам и лежит неподъемной могильной плитой, во-вторых, колени не просто трясутся, а норовят подогнуться, да и сами ноги какие-то ватные и еле волокутся, и, в-третьих, лицо горело, а это могло значить только одно – она опять краснеет – глупо, по-детски, некрасивыми пятнами.

Но цель тащила ее вперед, как бегущий домой хозяин волочет за собой на поводке упирающуюся болонку. Остановиться Надя уже не могла. Она, старательно изображая незаинтересованность и независимость, поравнялась с группой старшеклассников, в центре которой стояло ее счастье, и попыталась поймать Димин взгляд. Изначально Надежда планировала просто махнуть рукой или кивнуть, имея в виду, что он тут же рванет следом. Но новенький лишь мазнул по ней взглядом, даже на мгновение не задержавшись, и снова начал что-то говорить одноклассникам.

«Не узнал? Не заметил? Решил не афишировать?» – судорожно соображала несчастная Черемушкина, оцепенев от неожиданности.

Но не стоять же рядом с ними!

И она, старательно вихляя бедрами, пошла дальше.

– Черемушкина, ты задом все стены помяла. – Запыхавшийся Вася обогнал ее и, схватив за руку, потянул за собой. – Сейчас звонок будет, а она тут шатается, как сосна в ураган. Если хочешь знать, манекенщицы так не ходят.

– Много ты знаешь про манекенщиц, – пробормотала Надя, шмыгнув носом, и припустила следом. Нет, она не будет плакать, она будет бороться. А кто борется, тот побеждает.

Дорогу осилит идущий.

На перемене Татьяна, едва дождавшаяся звонка, тут же отправила Пузикова добывать информацию, а сама притиснула подругу в укромный угол и требовательно заявила:

– Сейчас я пойду к Зогинову, а ты смотри на его реакцию. Со стороны всегда виднее. Ясно?

– Тань, слушай, давай не сейчас, – умоляюще проблеяла Надежда, которая думала только об одном – как бы еще раз пройти мимо новенького. И вообще, нужно было придумать план действий на все случаи: если он с ней заговорит, если не заговорит, если заметит, если не заметит, если полезет целоваться…

– Ты совсем уже? – вспыхнула Гусева. – Мы же договаривались!

– Ну, мне надо с Димой… это…

– Потом! У тебя с Димой и так полная идиллия, а у меня сплошной туман. Имей совесть! – прошипела Таня. – Я и так всю ночь не спала от переживаний. Я от любопытства просто трескаюсь! Неужели тебе не интересно, чей цветок?

Если честно, еще утром Надежде было любопытно, но сейчас ситуация в корне поменялась. И никакой идиллии с Димой у нее не было. Но признаваться было стыдно.

– Давай иди, – махнула она рукой. – Гусева, только не долго! У меня тоже дела.

– Это уж как получится. – Таня внимательно посмотрелась в зеркальце, мазнула по губам перламутровым блеском и не спеша направилась к Вадику.

Вадик Зогинов прекрасно знал, что девчонкам он очень нравится. Причем многим. Этот факт позволял ему выбирать лучшую из лучших. А что выбирать, когда общественное мнение уже давно определилось с лучшей. Нет, конечно, самой красивой в школе была Катя Совко из десятого «А». Она была как модель – глаза огромные, волосы иссиня-черные, ноги длиннющие, и вообще – выглядела совсем как взрослая. В школу и из школы ее возил на машине старший брат. Она с шиком под музыку выпрыгивала из салона и величаво шла к школьному крыльцу, цокая острыми, тонкими шпильками. Конечно, поухаживать за такой – почетно, все парни обзавидуются. Но Вадик все же был реалистом и понимал, что год разницы в данном случае – пропасть. Никогда эта красавица не захочет гулять с парнем, который младше. Да и вообще, ясно же, что здесь ничего не светит. Поэтому Вадик выбрал Алису.

Алиса тоже была взрослой, легко хамила учителям, носила короткие юбки и была яркой, веселой и видной. С ней было не скучно, она вечно находилась в эпицентре каких-то событий, а Вадик тоже любил быть в центре внимания. Это гораздо интереснее, чем тихой мышью сидеть в углу и корпеть над учебниками. Заниматься можно дома, причем по-быстрому, благо голова варит, а в остальное время хочется просто жить. Главное – не упускать материал. Для себя умный Зогинов вывел простенькое правило: если каждый день быстро делать все уроки, ничего не пропуская, то и оценки будут нормальными, и нагонять потом, делая лишние дополнительные задания, не придется. Исправлять оценки гораздо затратнее по силам и времени, чем сразу получать нормальные. Вадик вообще был парнем сообразительным.

Поэтому он сразу понял, что Таньке Гусевой что-то от него надо. Потому что двигалась она именно к нему, по прямой, легко лавируя между многочисленными школярами. Она и взглянула-то на него всего пару раз, но Зогинов уже твердо знал – сейчас подойдет.

Татьяна же была уверена, что ее маневр остался незамеченным, и она застанет Вадика врасплох.

Аккуратно подтянув юбку повыше и тряхнув белокурыми локонами, она решительно уставилась на Зогинова и требовательно спросила:

– Слышь, Вадик, как ты считаешь, какие цветы самые красивые?

Зогинов от неожиданности слегка опешил.

«Ага, – обрадовалась Татьяна. – Глазками захлопал, ответ придумывает!»

Она на всякий случай оглянулась в поисках Нади. Та послушно топталась в отдалении и таращилась на подругу: значит, потом можно будет сравнить впечатления.

– Гусева, ты чего? – выдавил Вадик.

– А чего ты зеленеешь-то сразу? Я просто спросила. Что, спросить нельзя? – начала напирать на него Таня.

– Да не знаю я, чего привязалась?!

– Ну, вот ты какие бы цветы девушке подарил? – помогла ему Татьяна.

– Какой девушке? – не понял Зогинов.

– Такой, которая тебе нравится!

– А тебе-то что?

– Да ничего. Просто так, интересуюсь. Считай, что это соцопрос, – вывернулась Таня, цепко вглядывавшаяся в его растерянную физиономию и пытавшаяся понять: он или не он. – Мне, например, розы нравятся. Но иногда и гвоздички подойдут.

Таким незатейливым намеком она, с одной стороны, решила сразу дать понять, что в следующий раз нужно дарить более приличный цветок, а с другой – как бы одобряла подаренную гвоздику, чтобы совсем уж не отпугнуть симпатичного кавалера.

– Я не понял, Гусева, ты на что намекаешь? Я тебе цветы дарить не собираюсь, – обозлился Вадик, которому этот странный разговор порядком надоел.

– Какие цветы? Кому цветы? – К Вадику подошла Алиса Николаева и нахально обняла его за плечо, уставившись на Таню наглыми круглыми глазами. – Я цветы не люблю, с ними потом гулять неудобно. Мне, чур, чипсы или сухарики.

И она довольно хохотнула, шлепнув себя полной ладошкой по животу.

– Ты б, Николаева, лучше яблоки жрала и кефир пила, – процедила Таня. – Тебе сухари вредно, лопнешь.

– Пока толстый сохнет, тощий сдохнет, – заржала Николаева, колыхнув бюстом. – А ты, Гусева, капусту ешь, а то грудь не вырастет.

– Дура, – выпалила Таня и, развернувшись на каблуках, гордо удалилась.

– Ну, – налетела она на Надю. – Что скажешь?

Ничего сказать Надежда не успела.

– Черемушкина, вот ты где! – подскочил к ним взъерошенный Леша Терехин. – Какая ты все же безответственная! У человека алгебра не сделана, а ты по углам ныкаешься! Дай тетрадь!

– То есть у человека не сделана, а я безответственная, – пробормотала Надя.

– Терехин, уйди отсюда, – рыкнула Таня. – Мы заняты!

– Тань, погоди, я ему тетрадь дам, он же не уйдет! – остановила ее Надежда. Она выудила из сумки вожделенную тетрадку и сунула Леше. – Все, иди!

Но Терехин никуда идти не желал. Он пристроился рядом, на подоконнике.

– Уши греть будет, – покосилась на него Таня и оттащила Надю в сторону. – Давай, делись впечатлениями.

– Тань, если честно, я думаю, что это не он, – подумав, сказала Надя.

– Что «не он»? – Между ними просунулась очкастая башка Терехина.

– Иди отсюда! – гаркнули девушки хором. И Алексей послушно потрусил обратно к подоконнику.

– У Зогинова такое удивление на лице было. А потом он вообще разозлился, – осторожно сказала Надя. – По-моему, он искренне не понял, о чем речь. Ты только не обижайся…

– Да ну, я и сама вижу, что это не он. Чего обижаться, – вздохнула Таня. – Слушай, Надь, а от чего грудь растет?

– Я читала, что от горбушек.

– От каких горбушек? – обалдела Гусева.

– Ну, от хлебных и булочных. Типа, если их есть, то грудь растет, – неуверенно пояснила Надя.

– Тогда Николаева, наверное, живет у хлебозавода и подгрызает все выходящие оттуда караваи и батоны, – вздохнула Таня. – Да и побочный эффект налицо. Вернее – на другой части. Вон у нее зад какой. Хотя, наверное, лучше чтобы и зад, и грудь, чем когда ни того, ни другого.

Татьяна печально оглядела свою фигуру.

– Это на любителя, – снова сунул башку Терехин.

– Что на любителя? – оскорбленно поинтересовалась Таня. – И вообще, подслушивать нехорошо. Тебя родители этому не учили?

– Я просто тетрадь принес, – пожал плечами Алексей. – Спасибо, списал.

– От ответа не уходи, – потребовала Надя, запихивая тетрадь обратно в сумку. Ей тоже было интересно, какие параметры интересуют мужчин больше. Может быть, ей тоже нужно начинать что-то такое есть. Просто пока неизвестно, что и для чего.

– Ну, кому что нравится. Кому толстые, кому тощие, – со знанием дела поделился Терехин.

– А тебе какие? – заинтересовалась Гусева.

– Мне нравятся умные и добрые, которые списывать дают, – расплылся в дурашливой улыбке Леша, умильно глядя на Надежду. – Черемушкина, а физику списать дашь?

– Подхалим, – обиделась Таня.

– Ты тоже ничего, – польстил ей Терехин.

– Физику – на. – Надежда сунула ему очередную тетрадь. – Леш, не до тебя, дай поговорить, а?

– На здоровье. – Отвешивая ей земные поклоны, Терехин попятился обратно к облюбованному подоконнику.

Когда одноклассник наконец занялся списыванием, Таня успокоенно отвернулась и печально констатировала:

– Это не Зогинов. Хотя и жаль.

– Да ну, – утешила ее Надя. – Ничего не жаль. Давай дальше думай. А мне по делу надо.

– Я с тобой, – схватила ее за локоть подруга. – Какое это у тебя дело?

– Да я к Диме хочу сходить. У них русский сейчас. Я быстро. Ты пока придумай еще варианты, кто мог фокус с цветком проделать. – Надя ловко вывернулась и припустила к лестнице.

Десятый «А» рассредоточился небольшими группками у кабинета русского языка. Новенького нигде не было видно. Запыхавшаяся после взлета по лестнице Надежда внимательно разглядывала ребят из-за угла и пыталась отдышаться.

– Зато румянец наверняка есть, – утешила она себя и медленно двинулась прогуливаться по рекреации.

«Надо было очки снять», – запоздало сообразила девушка. Без очков, конечно, она была бы больше похожа на принцессу. Но, во-первых, Дима без очков мог ее просто не опознать, а во-вторых, она сама без них мало что видела.

Объект поиска внезапно возник сбоку. Надя вздрогнула, услышав его голос, и остолбенела. Новенький действовал на нее как яд кобры – она сразу начинала тихо помирать, цепенея, задыхаясь и заваливаясь в обморок.

Вот она какая, любовь. Сплошные переживания и нервный стресс. Особенно на первом этапе, когда еще не совсем ясно, любовь или нет, взаимная или нет, и вообще – кому от кого чего надо.

Надежда дышала мелко-мелко, словно боялась, что кислорода не хватит. Дмитрий стоял рядом, немного справа, а она даже не могла к нему повернуться, старательно отводя глаза и зачем-то притворяясь глухой. Все же для первого разговора с парнем, который для тебя важен, нужна серьезная тренировка. Планировать и предполагать можно все, что угодно, но вот просчитать реакции собственного организма – задача непосильная. То есть получалось, что сначала надо натренировать и закалить психику на менее важных кавалерах.

– А что ты сегодня вечером делаешь? – спросил Дима.

– Еще не решила, – насмешливо ответил уверенный девичий голос.

«Да-да, именно так и надо отвечать в этих случаях, – заторможенно подумала Надежда. – Какая я молодец. Только, по-моему, это сказала не я…»

Она осторожно скосила глаза вправо.

Так и есть.

Ее Дима, ее принц, парень, ради которого Надя готова была на все, увивался вокруг Катьки Совко, этой крашеной манекенщицы, этой, этой…

Из глаз брызнули горькие слезы, и Надя ринулась в туалет.

– Не реви. – Следом за ней туда же ворвалась Татьяна.

Разумеется, едва только Надя двинулась на свидание к своему Димочке, любопытная Таня поскакала следом. Она вовсе не собиралась застукать Черемушкину врасплох, разоблачить или подглядеть что-то неприличное. Нет, ей просто было интересно. Зато сейчас ее любопытство оказалось как нельзя более кстати, потому что она быстро утерла Надину зареванную физиономию мокрым, холодным платком и сказала:

– Может, Катька с ним еще и не пойдет никуда. Поматросит и бросит. Она такая, сама знаешь… И вообще, он тебя не узнал. Он на тебя даже не посмотрел.

– Сама знаю, – шмыгнула Надя. – Я страшная, очкастая дура.

– Нет. Просто на улице ты была в шапке и с воротником до глаз. Как тебя узнать-то? Только по очкам. А у нас полшколы очкариков. Поэтому ты, Надь, должна его заинтересовать.

– Как? В паре с Терехиным проехаться на кобыле под окнами школы? Тогда мною в первую очередь заинтересуются директор и санитары, – снова всхлипнула Черемушкина. – Тань, я жить без него не могу, я думать ни о чем не могу. Ладно бы он пока просто на меня не смотрел, так он уже к девицам клеится.

– Совсем обнаглел, – согласилась подруга. – Не успел прийти в школу, уже романы затевает. Ничего, мы что-нибудь придумаем.

– Что тут придумать-то? – страдальчески поморщилась Надя.

– Надо с Васькой посоветоваться. У мужчин своя логика. Вернее, это они думают, что она у них есть. На самом деле они все ненормальные, и реакции у них непредсказуемые. В общем, нам нужен засланный казачок. Вот выяснит он, чья гвоздичка, и займется тобой, – распланировала ближайшее будущее сообразительная Гусева.

– Я ждать не могу. Я умру, – всхлипнула Надя. – Пока мы собираемся, Дима с этой Совко что-нибудь замутит.

– Ладно, – великодушно решила подруга. – Будем заниматься обеими проблемами параллельно. Пошли. Вдруг Пузиков уже что-нибудь выяснил.

Дойти до Пузикова они не успели.

Дорогу им преградил один из одноклассников – Сергей Каратаев, невысокий, коренастый увалень, обычно тихо сидевший на задней парте и занимавшийся своими делами. Про таких говорят – середнячок. Учился он так себе, хулиганом не был, но и паинькой его назвать было сложно.

– Танька, ты какие цветы любишь? – деловито уточнил Сергей и строго посмотрел на Гусеву.

Положа руку на сердце, можно было сказать, что раньше Таня его не замечала и вовсе не интересовалась каратаевской персоной. Но как же меняется отношение девушки к парню, как только он проявляет к ней какое-то внимание! Конечно, в том случае, если он не совсем бросовый вариант.

Заалевшая от смущения Гусева кокетливо захлопала ресницами, улыбнулась и взглянула на Каратаева совершенно другими глазами. Во-первых, рост у него был нормальный, с ним даже на каблуках можно было пойти. Во-вторых, сразу вспомнилось, что он занимается какой-то там борьбой, Сережа даже пару раз приносил какие-то медали – хвастаться. В-третьих, лицо у него было вполне приятное, а вовсе не серое и не страшненькое. То есть из разряда «пустое место» Каратаев резко перекочевал в разряд «а он ничего».

– Ну, я всякие цветы люблю, – осторожно улыбнулась Татьяна. – А что? Какие ты странные вопросы задаешь.

– Да тут Пузиков всю перемену ходит и приматывается ко всем с вопросами про тебя и про цветы, – ошарашил ее Сергей. – Я решил, дай, думаю, помогу парню. Я ему даже сказал, чтобы он сам к тебе подошел и спросил. А то чего вот он, например, у меня спрашивает? Мне-то откуда знать? Но он сказал, что стесняется. Короче, Гусева я ему скажу, что ты любые цветы любишь. Пусть не парится, да?

– До чего ж вы все придурки, – в сердцах выдохнула Таня. – Нет, Надь, ну вот что это за издевательство?

– Да я просто спросил, – нахмурился Каратаев. – Чего такого-то?

– Ничего! Сам дурак и вопросы у тебя дурацкие! – выпалила Таня.

– Нормально, – потряс головой одноклассник. – Еще и нахамила. Вот и помогай после этого людям.

– Иди лучше бабушек через дорогу переводи, помощник, – процедила оскорбленная в лучших чувствах Гусева.

Каратаев, пожав плечами и пробормотав что-то крайне нелестное, развернулся и быстро ушел.

– Чего ты на него наехала-то? – заступилась за Сережу Надя.

– Потому что сначала я размечталась, что это он!

– А ты хотела, чтобы цветы были от Каратаева? – изумилась Надежда.

– Нет! Мне вообще все равно! Я хочу уже определиться, от кого эта чахлая гвоздичка. Я хочу ясности в отношениях, а какая может быть ясность, если ничего не понятно. И Васька, идиот, все испортил.

– Да почему? – изумилась Надя.

– Потому что теперь вообще никого будет не найти. Все сейчас начнут обсуждать, что это от него цветок! Вон, гляди, Каратаев понес уже сплетню. Ты, Надь, имей в виду, парни еще хуже, чем бабки-сплетницы во дворе. Насочиняют сейчас, и уже завтра Пузиков узнает про себя много нового и интересного. А девчонки еще и от себя что-нибудь добавят. Тьфу!

– Это не наши. – Пузиков подошел к ним с видом главы семейства, вернувшегося домой после тяжелой работы. Он явно ждал, что его сейчас будут хвалить, благодарить и всячески ублажать.

– Да неужели? Ты, наверное, издалека начинал, вел психологически выверенный диалог, да? – с трагическим сарказмом поинтересовалась Таня. – И, проанализировав все факты, сделал правильные выводы?

– Гусева, мне твой тон не нравится, – поделился Вася. – По-моему, ты хамишь опять. Я тебе что, нанимался? Чего тебе все время все не так?

– Да потому что теперь все обсуждают, что ты в меня втюрился и не знаешь, какие мне цветы подарить!

– Ты преувеличиваешь, – пробормотал озадаченный Пузиков.

– Я преуменьшаю! – гаркнула Таня. Она попыталась сказать что-то еще, но ее гневный монолог был прерван звонком. Когда грохот школьного набата стих, Гусева недовольно уточнила: – С чего ты так уверен, что это не наши?

– Интуиция, – мрачно поведал Вася и ушел на урок.

Девушки поспешили следом.

На алгебре Наде было не до задачек. Она ушла в свои невеселые мысли.

Когда любовь взаимна, это, наверное, счастье и здорово. Ведь пишут же, что влюбленные словно летают на крыльях. Надя и летала ровно до того момента, пока не увидела рядом с Димой другую. А увидев, почувствовала себя птицей, сбитой из рогатки. Это было так чудовищно больно, несправедливо и страшно, что больше всего хотелось плакать и жалеть себя изо всех сил.

Никогда раньше она так не переживала по поводу своей внешности. А сейчас сидела и думала лишь о том, какая она неказистая, невзрачная и вообще…

Почему она никогда не носила юбки? Да, зимой коленки мерзнут и можно застудиться. Но ведь летом и весной она тоже ходила в джинсах! И одежда! У нее не было абсолютно ничего нарядного, ей всегда хотелось спрятаться, смешаться с толпой, поэтому Надя предпочитала темные, неброские вещи. И что она получила в результате? А ничего! Теперь, даже если сильно захотеть, она не сможет выделиться при всем желании. На каблуках она ходить не умела, краситься не умела, прическа у нее была идиотская – косичка какая-то. Ну да, не надо было ничего укладывать, завивать, заливать лаком – утром расчесала, заплела – и вперед на танке.

– Черемушкина, расскажи нам, что там в окне такого интересного? – вырвала ее из печальных дум учительница алгебры.

– Тоска там сплошная, – скорбно поведала развеселившемуся классу Надежда.

– Ты себя плохо чувствуешь? – заволновалась математичка. Надя была у нее в любимчиках, поэтому никаких репрессий в любом случае не последовало бы, что бы Черемушкина ни сказала.

Пользуясь этой привилегией, Надя вдруг кивнула и нахально соврала:

– Да, что-то мне нехорошо, можно я в медкабинет схожу?

– Можно, – обалдело кивнула учительница.

– Она одна не дойдет, – вскочила Татьяна. – Я провожу!

И она выразительно уставилась на подругу.

– Ага, – вяло согласилась Надя. – Не дойду.

Конечно, Гусеву тоже отпустили.

– Ты чего? – прошипела Татьяна, едва они вышли из класса.

– Влюбилась, – равнодушно пожала плечами Надя. – Знаешь, оказывается, от этого так плохо. Просто даже тошно. И вообще ничего не хочется.

– Почему? – искренне изумилась Таня. – Это ж классно, драйв такой…

– Потому что у меня нет шансов. А нет шансов – нет драйва. И вообще ничего нет. Где он, а где я?