Текст книги "Классная. Грани жизни"

Классная
Грани жизни
Арина Малых

Дизайнер обложки Анна Ренова

© Арина Малых, 2023

© Анна Ренова, дизайн обложки, 2023

ISBN 978-5-0051-7616-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПЕРВАЯ ГЛАВА

Пошёл дождь. Большие капли причудливыми змейками сползали по стеклу. Небольшой желтый листок прилетел с новым порывом ветра и прилип к карнизу.

Миша смотрел в окно, внимательно наблюдая за движением струек и перемещением листка. Опускались сумерки, в комнате стало совсем темно. В комнату заглянула мама:

– Миша, укладывайся спать!

– Дождь осенью не такой как весной или летом… – не оборачиваясь, тихо сказал Миша, – он какой-то напряженный, капли тяжелые… как будто им не хочется падать – а их кто-то заставляет…

– Миша, пора спать! – мама нетерпеливо подошла к окну и задернула легкие синие шторы с нарисованными белыми и желтыми корабликами.

Миша вздохнул и стал медленно стягивать с себя толстовку.

Миша был упитанный мальчик двенадцати лет, с густыми темными волосами, выразительными карими глазами, обрамленными черными длинными ресницами и живым, любознательным взглядом. Его круглое лицо можно было бы назвать симпатичным, если бы не намечающийся второй подбородок и губы бантиком, которые выглядели, по мнению мамы, «совершенно по-девчачьи».

Раздевшись, Миша взял со стола книжку Александра Беляева, залез в кровать и уютно устроился под одеялом.

– Нет, нет! – воскликнула, мама, которая все это время стояла около окна и наблюдала за сыном, – никаких книжек! Спать!

– Ну, мам… – протянул Миша, – пожалуйста…

– Не мамкай, уже поздно, завтра в школу.

Мама забрала книжку и положила ее на стол. Невольно ее взгляд скользнул по книгам, разложенным на столе: Герберт Уэллс, Роджер Желязны, Аркадий и Борис Стругацкие, Джон Рональд Руэл Толкин, Рэй Брэдбери, Жюль Верн. «Ничего себе подборочка», подумала мама.

– Ты увлекся фантастикой? – спросила она и присела на кровать.

Миша кивнул. Мама его поцеловала, подоткнула одеяло, улыбнулась, встала и вышла из детской.

Анна Григорьевна, а именно так звали маму Миши, представляла собой довольно симпатичную особу. Высокая, стройная, с отличной фигурой, она постоянно себя ограничивала в еде, каждое утро делала зарядку и два раза в неделю ходила в бассейн. Густые темные волосы, чуть ниже плеч, она обычно завязывала узлом на затылке и собирала в пучок. Выражение лица было волевым и властным, иногда даже высокомерным. Большие темные глаза были абсолютно непроницаемы для посторонних. Очень редко, когда она находилась в компании приятных ей знакомцев или сына, Анна Григорьевна расслаблялась и тогда на ее лице появлялась светлая, добродушная улыбка, которая озаряла весь ее облик, делая его милым и привлекательным. Надо признать – такое случалось не часто.

Анна Григорьевна воспитывала сына одна. Замужем никогда не была, родила ребенка «для себя», по ее выражению. Маме было тридцать лет, когда появился Миша. Долгие поиски правильного мужчины ни к чему не привели, и она нашла «просто красивого интеллигентного Юру», который был счастливо женат, а Анна Григорьевна была для него «небольшой интрижкой», «приятным приключением» и не более того. Он не знал про ребенка: как только Аннушка забеременела, она сразу же порвала с любовником жестко и однозначно. С Юрой больше никогда не встречалась, и его настойчивые звонки, после постоянного игнорирования с ее стороны, сошли на нет.

Мама считала себя самодостаточной женщиной. Анна Григорьевна была уверена, что присутствие мужчины в доме совсем не обязательно, и что она «отлично знает, как именно нужно обращаться с мальчиком, чтобы он вырос достойным мужчиной». Ей очень нравилось, что Миша много читает. Сын читал постоянно: утром, днем, вечером, когда делал уроки, вместо прогулок, в туалете, во время еды… В некоторые моменты, конечно, Миша получал жесткие замечания, типа: «нельзя читать когда ешь!», «иди погуляй – хватит торчать дома, надо выходить на воздух!». Вообще слова «надо» и «нельзя» были постоянными спутниками Миши, можно сказать, что эти два слова сопровождали его на каждом шагу. Миша к ним даже привык. Единственный бунт был по поводу чтения. Книги были везде. Он читал все, что попадалось под руку. Периодически это вызывало опасения у Анны Григорьевны, потому что в их доме была большая, очень разнообразная по жанрам библиотека, которую долгое время собирали ее родители, бывшие преподаватели МГУ. Анна Григорьевна с удовольствием продолжала этот процесс, приобретала, а иногда «с трудом доставала» новинки, редкие издания и книги, «заслуживающие внимания».

Вообще, мама была довольна увлечением сына и мысленно гордилась его пристрастием к литературе. Правда, иногда Миша употреблял выражения, которые Анна Григорьевна не понимала, это ее раздражало. «Но с другой стороны, – размышляла она в такие моменты, – Миша такой эрудированный, так много всего знает, рассуждает совсем по-взрослому и говорит так хорошо, грамотно, емко… это однозначно пригодится ему в жизни…». Что по-настоящему матери не нравилось в сыне так это его полнота. «Просто удивительно, как у такого красивого и стройного мужчины мог родиться такой полный сын! – думала она, глядя на Мишу, – и главное, я не толстая! Как это неприятно!». И она не уставала подтрунивать над сыном, отбирать у Миши калорийные булочки, бутерброды с белым хлебом и докторской колбасой, пломбир в вафельных стаканчиках с кремовой розочкой, который он тайком покупал на свои карманные деньги. Конечно, конфеты и шоколад были вообще под запретом в их доме.

Они жили вдвоем в небольшой двухкомнатной квартире в конце Ленинского проспекта, которая досталась Анне Григорьевне от родителей. Довольно рано Аннушка осталась одна, родители умерли, когда ей едва исполнилось двадцать лет. С тех пор Анна заботилась о себе сама. Она устроилась на работу методистом в университет, где преподавали ее родители, обзавелась нужными знакомствами и со временем заняла место проректора. Когда родился Миша, Анна Григорьевна договорилась с соседкой, чтобы та, за небольшую сумму, сидела с малышом, а сама вышла на работу. У мамы случались короткие «незначительные» романы, как она говорила: «для здоровья». Предпочтение Анна Григорьевна отдавала мужчинам женатым – «так проще», никогда не встречалась в своей квартире и с сыном не знакомила.

***

– Миша, вставай! Уже семь часов! – мама открыла дверь в детскую и ушла на кухню.

– Не хочу, – буркнул Миша, уткнувшись в подушку.

Закончив варить кашу, Анна Григорьевна не услышала, что сын встал, и пошла в детскую. Миша по-прежнему лежал в кровати. Мама присела на край, стянула одеяло и потрепала сына по волосам.

– Вставай, – ласково сказала она.

Миша повернулся к маме и вздохнул.

– Ну что такое? – улыбнулась мама.

– Сегодня литература… – промямлил Миша.

– И что?

– Как что… – Миша поджал губы, – ты же знаешь, …опять она будет цепляться ко мне… Мама вздохнула.

– А ты побольше молчи, старайся не высовываться, – предложила мама.

– Ага, молчи! Она найдет к чему придраться! – воскликнул Миша и надул губы.

– У, Федул, губы надул, – попыталась пошутить мама.

– Не смешно, – отрезал Миша.

– Ладно, вставай, школу никто не отменял, – строго оборвала разговор Анна Григорьевна и вышла из комнаты.

У Миши был долгий процветающий конфликт с учительницей по литературе.

Нелли Михайловна была не просто учительницей по русскому и литературе, она была классным руководителем Миши. «Классная дама» или просто «Классная», как звали ее ребята с оттенком иронии, была личностью неординарной. Жесткая и принципиальная, эта женщина готова была отстаивать свое мнение даже тогда, когда это было совсем не нужно. В школе ее не любили: учителя сторонились, а ученики побаивались и старались поменьше попадаться ей на глаза. Нелли Михайловне недавно исполнилось сорок пять. Она была маленького роста и хрупкого телосложения. Ее лицо было некрасивым, даже неприятным: маленькие беспокойные серовато-голубые глазки, вдавленный, как будто от удара, нос и большой рот с тонкими, еле заметными губами. Прическу она носила высокую, сильно начесывая редкие светлые волосы. У Нелли Михайловны не было ни мужа, ни детей, и она успокоила себя тем, что школа и есть ее семья, со всеми вытекающими (для школы) последствиями. Своим долгом Классная искренне считала воспитание подрастающего поколения. Твердым голосом, а иногда и твердою рукою, останавливала она красноречие подростков и выуживала ценные знания или их отсутствие у школьников помладше. Конечно, она не была монстром, у нее даже были свои привязанности, пара любимчиков в классе, которых Нелли Михайловна выделяла из остальных поощрительным кивком или одобрительным комментарием. Миша к этой категории не относился. Классная считала его «зазнайкой» и «выскочкой», задавала ему много каверзных вопросов, но к ее большому разочарованию Миша всегда достойно выходил из подстроенных ловушек. Тогда, с досады, она быстро переключалась на более слабых учеников, и кто-то непременно получал плохую оценку.

Миша представил свою Классную, в голове пронеслись последние перепалки с учительницей, ее визгливый голос в тишине урока: «вы все дебилы!», «тупые бараны!», «ни-че-го-не-по-ни-ма-е-те», «вон из класса!». Миша поморщился и стал натягивать школьные брюки.

«Да, с учителем нам не повезло, – думала мама, накладывая сыну пшенную кашу, – еще и классный руководитель. Ох, и ничего не поделаешь, сколько раз я ходила к директору – никакого толку, в ответ только – у нее хорошая успеваемость, жесткая дисциплина, в классе больше всего обладателей значков ГТО и пионеров… Пионеры, – она хмыкнула, – как будто это первостепенная задача школы!..». Мама тяжело вздохнула и позвала Мишу завтракать.

В школьной жизни Миши Нелли Михайловна появилась в четвертом классе, когда началось разделение на предметы. Проблемы с новой учительницей возникли практически сразу. Для мамы это было удивительно – в начальной школе Миша отлично учился, исключительно на пятерки, принимал активное участие во всех мероприятиях, которые проводились в классе и устраивала администрация школы. Как только начались уроки литературы – начались и конфликты. Сначала мама приняла сторону Нелли Михайловны. Анна Григорьевна реагировала на каждое замечание, ходила в школу, общалась с директором и с учительницей. Но вскоре поняла, что проблема не в Мише. «Если ребенок умнее и более начитан чем вы, то это не повод его унижать и таким образом самоутверждаться! – перебивая Нелли Михайловну, громко говорила мама в учительской, когда ее последний раз вызывали к директору, – какие же вы педагоги?! Я тоже работаю в системе образования, ваша обязанность найти подход к ребенку и развивать его знания, а не гнобить!». В ответ сыпались новые обвинения и невнятные примеры Мишиного плохого поведения. Анна Григорьевна сделала вывод о бесполезности подобных разговоров, и ушла, хлопнув дверью. С тех пор она не обращала внимания на красные надписи в дневнике и изредка появляющиеся двойки и тройки по литературе и русскому, тем более что по остальным предметам у Миши были только пятерки.

***

– Сегодня мы поговорим о прекрасном русском поэте Михаиле Юрьевиче Лермонтове, – медленно, разделяя слова, сказала Нелли Михайловна. – Кто читал его стихи?

В классе все замерло. Ученики опустили глаза и уткнулись в учебники. Со стен на них строго смотрели с портретов Лев Николаевич, Федор Михайлович и Иван Сергеевич. Мише казалось, что они осуждающе рассматривают каждого в этом помещении. «Интересно, чтобы сказал Достоевский про нашу Классную? – подумал Миша и тихонько хихикнул, – вот бы их познакомить…».

– Лентов! – громкий пронзительный окрик вернул Мишу к действительности. Он вскочил с места.

– Лентов, я к тебе обращаюсь, – процедила Нелли Михайловна, – тебе смешно?

– Нет.

– Я сказала что-то смешное?

– Нет.

– Ты читал стихи, которые я задавала на дом?

– Конечно.

Ночевала тучка золотая

На груди утеса-великана;

Утром в путь она умчалась рано,

По лазури весело играя;

Но остался влажный след в морщине

Старого утеса. Одиноко

Он стоит, задумался глубоко,

И тихонько плачет он в пустыне, – продекламировал Миша.

– Я не задавала наизусть, – сказала Классная.

– Оно само как-то запомнилось, рифма легкая, – улыбнулся Миша, – вот еще про осень очень хорошее:

Листья в поле пожелтели,

И кружатся и летят;

Лишь в бору поникши ели

Зелень мрачную хранят.

Под нависшею скалою

Уж не любит, меж цветов,

Пахарь отдыхать порою

От полуденных трудов.

Зверь отважный поневоле

Скрыться где-нибудь спешит.

Ночью месяц тускл и поле

Сквозь туман лишь серебрит. – Еще запомнилось…

– Достаточно, я поняла, что стихи ты читал! – оборвала Мишу Классная.

– Мне просто понравилось, как пишет Михаил Юрьевич, – извинительным тоном сказал Миша. Он понимал, что лучше замолчать, но не удержался и продолжил, – особенно его проза, читается легко, как будто рассказчик – мой хороший знакомый, жаль, что произведений в прозе совсем мало, в основном не оконченные, кроме «Героя нашего времени», конечно.

Нелли Михайловна стояла перед Мишей и смотрела на него сверху вниз. Миша был не намного ниже, но у нее получалось так смотреть – сверху вниз.

– Вы только посмотрите на него! – воскликнула она и, всплеснув руками, сцепила пальцы перед собой, – товарищ Лентов уже осваивает программу девятого класса!

В классе засмеялись.

– Нет, я просто прочитал стихи в учебнике, потом заинтересовался жизнью Лермонтова и нашел прозу. Решил почитать – мне понравилось, так случайно все и прочитал…

– Случайно, – передразнила его учительница.

– Да, – тихо ответил Миша.

– И часто ты читаешь слу-чай-но? – разделяя слоги, выговорила Классная.

– Чаще, конечно, не случайно, – поправил ее Миша.

– Чтение – хорошее занятие, но это однобокое развитие. Нужно принимать участие в жизни класса, заниматься спортом, а конкретно тебе Лентов вообще надо больше двигаться, тогда и фигура будет лучше. От лишних килограммов надо избавляться Лентов, а то скоро придется сажать тебя за парту одного, – с кривой ухмылкой говорила Нелли Михайловна, смерив Мишу взглядом с головы до ног.

По классу пробежал смешок.

– Это вас не касается, – отрезал Миша.

– Грубишь, Лентов.

– Я не готов обсуждать мою внешность с вами, – твердо сказал мальчик и продолжил, – предлагаю поговорить на тему творчества Лермонтова. Вот мне показалось, что Михаил Юрьевич был под очень сильным влиянием Пушкина, особенно я это почувствовал в «Герое нашего времени», то, как части романа объединены одним рассказчиком, мне напомнило повести Белкина…

Нелли Михайловна стояла молча, скрестив на груди руки. Обрадовавшись, что его не прерывают, Миша возобновил свою речь:

– Некоторые рассуждения Михаила Юрьевича производят довольно сильное впечатление, вот например: «одной капли яда довольно, чтобы отравить чашу, полную чистейшей влаги, и надо ее выплеснуть всю, чтобы вылить яд».

– На что это ты намекаешь? – поджав и без того тонкие губы спросила Нелли Михайловна.

– Ни на что, это просто фраза из неоконченного романа «Вадим», если я не ошибаюсь…

– Вероятно, сегодня у нас урок проведет Михаил Лентов! – воскликнула Нелли Михайловна.

– Я не претендую на проведение урока, продолжайте, пожалуйста, – Миша стушевался и сел за парту.

– Ой! Вы мне разрешаете! Какая честь! – Нелли Михайловна сделала демонстративный реверанс, шаркнув ножкой.

– Да уж лучше бы я провел урок, побольше и поинтереснее рассказал бы, чем в учебнике написано, – пробурчал Миша.

– Неужели! – взвизгнула Нелли Михайловна, – то есть ты меня обвиняешь в том, что уроки неинтересные?!

Миша замолчал, опустив взгляд. Он внутренне ругал себя, что не удержался и дал повод для агрессии.

– Отвечай! – крикнула Нелли Михайловна.

– Что отвечать-то? – не понял Миша.

– Ты издеваешься? – прошипела Нелли Михайловна, – хамло!

– Да что я сказал-то? – промямлил Миша.

Нелли Михайловна схватила дневник с парты Миши, быстро размашисто написала замечание и швырнула его обратно.

– Вон из класса! – крикнула Нелли Михайловна и показала пальцем на дверь.

Миша нехотя собрал свои вещи и вышел из класса.

***

– Что случилось в этот раз? – Анна Григорьевна рассматривала жирные красные буквы в дневнике. Надпись гласила: «Хамил учителю и сорвал урок литературы».

Миша тяжело вздохнул.

– Я не захотел обсуждать мое телосложение, а она вдруг решила, что я хамлю, – расстроенно сообщил Миша.

– Она что, сказала, что ты толстый?

– Ну не прямо так, но… Да, это было очень неприятно…

Мама вздохнула, закрыла дневник и положила его на стол.

– Я не мог молчать, это было обидно… – Миша поморщился, вспомнив разговор с учительницей, – я защищался, ты же сама говорила, что надо уметь за себя постоять…

– Я тебя предупреждала, чтобы ты не высовывался и вел себя скромнее! – Анна Григорьевна внимательно посмотрела на сына.

– Не смог промолчать, – согласился Миша.

– Вот, видишь! Надо держать себя в руках. Ты же мужчина! – в тоне мамы послышались властные нотки.

Миша опустил голову.

– Тебе надо понимать, что она – женщина! – недовольно продолжала Анна Григорьевна.

– И что? – вспылил Миша. – Женщина… у нее даже детей нет!

– Это ничего не значит, – возразила мама.

– Очень даже значит, она злая, жестокая, – продолжал Миша, – и страшная…

– Я не желаю с тобой спорить, – твердо сказала Анна Григорьевна и встала.

Миша сидел, опустив голову, ему не хотелось ругаться.

– Я не виноват, – тихо сказал Миша, – прости…

– Ладно, все, забыли, – мама вздохнула и направилась к двери.

– Знаешь, – быстро заговорил Миша, – я говорил о Лермонтове, рассуждал о его творчестве, …мне кажется, это ее разозлило, и она перевела разговор на меня лично. Если не веришь – спроси у Коли…

Мама остановилась в дверях.

– Это, с которым ты сидишь за одной партой?

– Да…

– Я тебе верю, – примирительным тоном сказала мама.

Она вышла из детской и крикнула из коридора:

– Пойдем ужинать. Я устала сегодня. У нас скоро сессия, знаешь… так много работы. Я знала, что сегодня задержусь и утром пожарила твои любимые котлеты!

– Да?! – Миша обрадованно вскочил с кровати.

– Да, и сделала вкусное пюре, – уже из кухни громко сообщила мама.

– Ура! – Миша обрадованно побежал к ней на кухню.

– Не забудь вымыть руки! – остановила его Анна Григорьевна и взглядом показала на ванную.

ВТОРАЯ ГЛАВА

– Какое сегодня число? – спросила мама.

– Двадцать второе ноября, – ответил Миша, срывая листочек с отрывного календаря.

– Смотри, снег пошел, – мама стояла около окна. На улице медленно опускались маленькие снежинки. – Полетели белые мухи…

– На мух совсем не похоже, – весело сказал Миша, – мухи летают быстро, – пояснил он, хмыкнув, – скорее уж на крошечных стрекоз или маленьких паучков.

Мама засмеялась.

– Мам, можно сегодня ко мне Коля придет, хотим поиграть.

– А уроки?

– После уроков, конечно.

– Хорошо, пусть приходит, только, чтобы порядок был, а не как в прошлый раз.

– Ладно, ладно.

– Сам себе разогреешь обед или в школе поешь?

– Разогрею.

Миша быстро позавтракал и стоял одетый в коридоре с портфелем.

– Сменку не забудь, – Анна Григорьевна сняла мешок со сменной обувью с вешалки и подала сыну.

– Как ты вытянулся… – задумчиво сказала Анна Григорьевна и стала рассматривать Мишу, как будто давно не видела, – моему мальчику пятнадцать лет… а помнишь, до двенадцати ты был толстым? Скажи, а тебя ребята не дразнили тогда «толстым»?

– Мам, может, хватит? – Миша поморщился.

– Правда, скажи, интересно, ты никогда не жаловался, – допытывалась мама.

«Тебе пожалуешься, сам же и огребешь потом», подумал Миша.

– У меня все списывали, поэтому никто не дразнил. И потом, Коля меня часто защищал.

– Коля твой – двоечник! – мама посмотрелась в зеркало, поправила пучок, вытащив и заново воткнув шпильку с выбившейся прядью.

– Неправда, у него и тройки есть!

Анна Григорьевна засмеялась.

– Ладно, иди, а то опоздаешь.

Миша чмокнул маму в щеку и ушел. Анна Григорьевна надела пальто, окинула себя взглядом в зеркале и отправилась на работу.

По дороге Миша встретил своего другана Колю.

– Колян! Привет! – Миша заспешил навстречу товарищу.

– Привет, привет, – Коля расплылся в улыбке и хлопнул Мишу по плечу, – что, брат Миха, понедельник сегодня?

– Ага…

– Твоя любимая литература, – гоготнул Коля.

Миша фыркнул и промолчал.

Они шагали рядом, размахивая сменкой и портфелями.

– Я бы так не смог, – сочувственно произнес Коля, – почти каждый урок Классная тебя чморит, как у тебя терпения хватает, ума не приложу…

– Ладно, уроки, а классные часы? – воскликнул Миша.

– Да, уж, – вздохнул Коля.

– Выхода другого нет, – грустно сказал Миша.

– А почему ты мамку свою не попросишь в другую школу перевестись?

– Просил…

– И чо? – спросил Коля.

– Ни чо, – передразнил Миша, – она сказала, что уйти – это значит сдаться.

– У вас война что ли? – Коля остановился и уставился на Мишу.

– Пошли, пошли, а то опоздаем, – Миша слегка подтолкнул Колю вперед. – Я-то не воюю… просто много читаю, кучу разной информации получаю из книг, да и память, наверно, хорошая, все запоминаю, вот и получается Классная, что не спросит – на все есть ответ, а ее это бесит…

– Это да… – протянул Коля, – ладно Миха, осталось немного! Держись брат, скоро уже закончится эта дурацкая школа, – весело сообщил Коля.

– Не так уж и скоро, еще целых три года, – со вздохом промямлил Миша.

– Ну не целых, – оптимистично поправил Мишу Коля, – уже меньше – считай два с половиной…

– Все равно, до фига, – проворчал Миша.

Они замолчали. Под ногами хрустели подмерзшие листья, сильные порывы ветра толкали мальчиков в спину, заставляя ускорять шаг.

– Представляешь, – встрепенулся Миша, – я тут рылся на стеллажах с книгами и нашел «Камасутру»! Она была спрятана на полке с собранием сочинений Мориса Дрюона.

– Это что такое? – спросил Коля.

– Ээ, – замялся Миша, – я потом тебе покажу. Пошли быстрей, холодно.

Мальчики подошли к зданию школы.

За углом стояли десятиклассники.

– Эй, ты, – прокричал один из них, – папироску дай!

– Не отвечай, идем в школу, а то прицепятся, – тихо сказал Миша, наклонившись к Коле.

– Мы не курим, – крикнул в ответ Коля, – и вам не советуем.

– Кто ты такой, чтобы мне советовать, – высокий худощавый парень отделился от компании и выдвинулся наперерез мальчикам.

– Мы спешим, нет времени и желания с тобой разговаривать, – твердо сказал Миша. Прикинув, что дойти до входной двери в школу они уже не успевают, мальчик внутренне приготовился к возможной драке.

За длинным парнем еще трое старшеклассников медленно направились в сторону, где остановились Коля и Миша.

– Вы нарываетесь, малявки, – крикнул длинный, подошел ближе и сильно пихнул Колю в грудь. Мальчик пошатнулся, но устоял на ногах.

– Мы не малявки! – заорал Коля, бросив на асфальт школьного двора портфель и мешок, – мы в восьмом классе!

Коля резко подскочил и с размаху ударил кулаком длинного парня снизу в челюсть. Удар оказался неожиданным и весьма болезненным, длинный упал. Трое других старшеклассников остановились поодаль и с удивлением посмотрели на Колю.

Коля схватил мешок с обувью и, размахивая им перед собой, стал наступать на старшеклассников.

– Кто еще хочет, – истошно орал Коля, – ща вмажу!

Пацаны переглянулись и ушли обратно за угол, приговаривая: «ну на фиг, бешенный какой-то».

Длинный парень пришел в себя, медленно поднялся и, пошатываясь, ушел к своим.

– Ого, круто! – Миша восхищенно подал портфель Коле, – прям апперкот! Откуда знаешь?

– Да батя показал несколько приемчиков, – пояснил Коля и взял у Миши портфель.

– Класс! – протянул Миша.

– Да ладно тебе, ты же знаешь, я подраться люблю, – добродушно улыбаясь, сказал Коля.

Невысокий и коренастый Коля не пропускал шуточек в свой адрес или по отношению к другу, огрызался и частенько пускал в дело кулаки. Последний метод он считал наиболее действенным. Рыжий, в веснушках, с добрыми светло карими глазами Коля первым никогда не задирался и не начинал драку. Учился он плохо, считал спорт занятием более важным, первым в классе сдавал нормы ГТО и очень этим гордился. Жил Коля в соседнем со школой доме с родителями и младшей сестренкой. Мама работала в каком-то секретном НИИ, отец состоял на службе в правоохранительных органах и был человеком суровым, но, как говорил Коля, справедливым. Часто за плохие оценки и драки мальчику попадало от отца ремнем, но в целом он считал себя вполне счастливым человеком.

Первым уроком была литература. Миша разложил учебник, тетрадь и пенал на своей половине парты. Коля устроился рядом с тетрадкой и ручкой.

– А где твой учебник? – спросил Миша.

– Забыл, – Коля ответил шепотом, потому что в класс вошла Нелли Михайловна.

– Ладно, будем одним пользоваться, – Миша передвинул учебник на середину парты.

– Здравствуйте, дети, – громко сказала Нелли Михайловна и внимательно посмотрела на Мишу.

Ученики стоя приветствовали учителя.

– Можете садиться, – Нелли Михайловна подошла к доске. – Тема сегодняшнего урока, – медленно сказала Нелли Михайловна, – Евгений Онегин. Мы продолжаем изучать творчество великого русского поэта Александра Сергеевича Пушкина. Кто прочитал произведение полностью?

Миша пододвинул учебник к Коле.

– Так, в чем дело? – окрикнула его Нелли Михайловна.

– Ни в чем, – ответил Миша, – просто Коля забыл учебник дома.

– Учебник сейчас вам не нужен, – процедила Нелли Михайловна. – Я задала вопрос. И вообще надо вставать, когда с тобой разговаривает учитель.

– Какой вопрос? – Миша встал.

– Ты что глухой? Повторяю для бестолковых – ты прочитал роман? – повысив голос, спросила Нелли Михайловна и подошла к парте Миши.

– Да. Мне понравилось, – бодро ответил Миша.

– Потрясающе! – выдохнула Классная, – я очень рада, что такому начитанному критику понравилось произведение Пушкина!

– Я не критик, я просто читатель. Вот Белинский был критиком.

– Я тебя не спрашиваю про Белинского, – Нелли Михайловна начала злиться.

– Я прочитал роман полностью, – спокойно повторил Миша.

– Какое отчество было у Татьяны? – спросила Нелли Михайловна, прищурившись.

– Дмитриевна, такое же, как у Ольги, – ответил Миша, глядя в глаза учительнице.

В классе стояла гробовая тишина. Ученики напряженно наблюдали очередную сцену между Классной и Мишей.

– Как звали няню Татьяны? – Нелли Михайловна сверлила Мишу взглядом.

– Филипьевна.

– На каком языке было написано письмо Татьяны? – быстро задала следующий вопрос Нелли Михайловна.

– На французском.

– Какое время года любила Татьяна?

– Зиму. Нелли Михайловна у нас что – викторина?

– Ты продолжаешь практиковать интеллектуальное хамство? – вспылила Нелли Михайловна.

«Видимо она не знает слово «викторина», подумал Миша, опустил голову и замолчал.

– Иди к директору, – прошипела Нелли Михайловна.

«За что? за что?..» пронеслось по классу.

– Есть еще желающие? – Нелли Михайловна развернулась и пробежала взглядом по лицам детей.

Все замолчали.

– Вон из класса! – процедила Нелли Михайловна, – и без родителей не возвращайся.

– Вы отлично знаете, что мои родители – это мама, которая уже достаточно с вами общалась и больше не желает продолжать это общение, – твердо возразил Миша, собирая вещи.

– Ты вздумал пререкаться?! – голос Классной сорвался на визг. – Встретимся у директора! На урок я тебя больше не пущу.

Миша вышел из класса, медленно пошел по коридору и спустился с третьего этажа на второй, в учительскую, откуда ученикам разрешалось звонить в «исключительных случаях», как гласила надпись над телефоном.

Миша набрал номер и попросил к телефону Анну Григорьевну Лентову.

– Миша, я не могу прийти, да и не хочу, – голос мамы был запыхавшийся.

– Она сказала, что не пустит меня на урок.

– Не имеет права.

– Это ты ей скажи…

– Ты сейчас где?

– Я в учительской, – Миша огляделся, «прикольно тут», подумал он, рассматривая многочисленные папки на стеллажах во всю стену, длинный стол и большое количество деревянных стульев с мягкой красной обивкой, тумбочку с какими-то пробирками, колбами и банками, огромные окна с белыми тюлевыми занавесками, маленький холодильник ЗИЛ, притаившийся в углу комнаты. Телефон, по которому звонил Миша, стоял на специально подвешенной для него полочке, справа от входа, «чтобы те, кому надо позвонить, не шастали по всей учительской», как говорила директор.

– Ладно, – немного помолчав, сказала мама, – у меня скоро обед, могу ненадолго в школу заехать.

– Спасибо, я буду тебя ждать у входа.

Миша положил трубку, вышел из учительской и пошел вниз на первый этаж. Он спустился по лестнице и вышел в широкий, длинный коридор. Налево находились два кабинета медсестры и несколько классных комнат. Прямо перед Мишей расположилась заполненная одеждой учеников обширная раздевалка, в которой сидели два мальчика из дежурного класса. Направо по коридору, за раздевалкой, находились стеклянные двери в небольшой вестибюль с выходом на школьный двор. Напротив был расположен переход в столовую, который вел к актовому и спортивному залам, переодевалкам и мастерским.

Следуя дальше по коридору, можно было попасть к кабинету канцелярии и учебным классам. Миша в задумчивости остановился. Он посмотрел на раздевалку: «одеться и подождать маму на улице?», подумал он. «Там дубак, лучше останусь в школе», решил Миша и зашагал к холлу, примыкающему к входному вестибюлю. В холле было просторно, посередине стояли в ряд три колонны, на которых висели небольшие овальные зеркала. Огромные окна с видом на школьный двор и высокие потолки приятно добавляли объема и воздуха. Во всю длину помещения растянулась вереница облупившихся деревянных стульев. В самом конце холла разместился небольшой гипсовый бюст Ленина на высоком постаменте. Скульптуру вождя окружали вазоны с бегониями и несколько напольных кашпо с традесканциями. Миша прошел к последнему в ряду стулу, сел, на соседнее место положил портфель. Он осмотрелся, удовлетворенно заметил, что его почти не видно со стороны основного коридора за растениями, достал из портфеля книжку «О дивный новый мир» Олдоса Хаксли, открыл на заломленной странице и углубился в чтение.