Книга: Заступник. Твари третьего круга - Арина Свобода

И всё-таки эпиграф прекрасно подходит к роману. При чтении мне казалось, что Вилли Старк всё время заглядывает через плечо в текст, одобрительно кивает и подмигивает, особенно когда речь заходит о политической борьбе в придуманном Ариной Свободой городе. Ох уж этот мне безымянный полис, город-притча! Вечный герой антиутопий, неустроенный, погрязший в коррупции и лжи, окружённый вымершими пустошами, непонятно как выживающий в безразличном или враждебном окружении, населённый политически озабоченными, трусоватыми, ленивыми обывателями и восторженными борцами за их права. Царство слепых, в котором и кривой — король. Проклятый город.

Но каким же ему и быть, если правосудие в нём абсолютно беспристрастно, слепо, неотвратимо и применяется если не мгновенно, то очень быстро — стоит только преступнику заснуть?

Как же, спросите вы, но разве это не идеальная система наказаний? Дал по шее сыну за «опять двойку» — два часа сна, который горше смерти. Сбил зазевавшегося на пешеходном переходе нищеброда — месяц гнусных кошмаров. Если насмерть — полгода, и ещё не известно, проснёшься ли. Не только потому, что во сне страшно (а там очень страшно!), есть ещё одна закавыка — чёрт его знает, что за эти полгода случится со спящим телом. Есть, конечно, центры сна, где за вами присмотрят (разумеется, не бесплатно), но есть ведь ещё и родственники, которые просто в восторге от вашей вечной сонливости. Вот, к примеру, как у мальчишки Ника родные — милые люди. Отец — скорый на расправу алкоголик, старший брат — гопник, мать... Нет о матери ничего хорошего не известно, всё это сплетни — про неё и соседа. Естественно, отец Ника Арсона сонлив до невозможности: тяпнет, изобьёт жену или ещё чего выкинет — и в спячку. А любящая жена наизнанку выворачивается, чтобы супруг проснулся в добром здравии. Хорошая, крепкая семья, таких в городе много, но...

Вот то-то, что но. На их счастье, есть у мальчишки Ника талант — отвращать наказание. Непонятно как, но умеет Ник Арсон вытаскивать из Тёмного Города. А, ну да, вы же ещё не знаете, что за город этот Тёмный! Там страшно. Там очень страшно. Нет, там очень и очень страшно. Автор не устаёт сообщать нам это, напоминает чуть ли не на каждой странице. Там ад. Туда и попадают те, кто заснул в наказание за грехи. Они дико мучаются там, один лишь страх попасть туда за мельчайшую нечаянную провинность (скажем, за то, что случайно толкнул кого-то, а он упал и раскровенил себе нос) отравляет дни и ночи мирных граждан, а преступников держит в узде, но... Вот то-то, что но. А если найдётся у преступника Заступник? Тот, кто вступится за него перед Тёмным, вытащит оттуда? Вот как тот же Ник Арсон вытаскивает непутёвого старшего братца. Сначала по мелочи выручает, потом... Ну, об этом вы лучше сами прочтите. В романе подробно разбирается, что будет потом, если в мире, где невозможно естественное правосудие и око нельзя подбить за подбитое око (себе дороже), и где нравственные установки заменяет страх, появится человек, этот страх приручивший.

Скажу пару слов о сильных и слабых сторонах текста. Эстетика романа, вполне ожидаемо, — нуар, в бытописании полиса граничащий с чернухой. Чтобы сделать Тёмный Город темнее реального, автор, погружая туда героев, сгущает краски, но ужас Тёмного Города декларативен,

«Грай, привычно преодолевая навалившуюся усталость – в Темном Городе всегда чувствуешь себя, как тысячелетний старик – доковылял до ближайшей скамейки. Тяжело опустился на крашенные в унылый коричневый цвет доски. Показалось, что дерево прогнило и сейчас рассыплется под тяжестью его тела. Ничего, это тоже нормально. Тут все так – неприятно, мерзко, отвратительно. Асфальт не упруго подталкивает ноги, а тряско проседает под ступней. Трава рассыпается в прах от прикосновения. На лице и руках как будто липкая пленка – сколько не три, она не исчезнет. Гадость»

тогда как реальный город описан выпукло и сочно, и он куда больше похож на ад.

«– На пол! Быстро! Мордой в пол, я сказал! – Грай от души приложил замешкавшегося толстяка между лопаток и расхохотался. Мир вокруг был выпуклым и сочным, как свежесорванное яблоко. Блестящие прямоугольники черной плитки на полу, матово сверкающее золото ламп, хрустальная прозрачность витрин… Кровь упругими толчками пульсировала в кончиках пальцев и наполняла голову пузырящейся легкостью. Белые, исполненные ужаса лица покупателей и черные маски налетчиков создавали удивительное ощущение гармонии, правильности происходящего. – Син, бери деньги! Ари, полегче, нам не нужны трупы! Грай крутанулся на пятке, стараясь держать в поле зрения сразу весь зал ювелирного магазинчика. Порядок. Кассир торопливо сгребает разноцветные бумажки в подставленную сумку. Ари, прикрыв от удовольствия глаза, размеренно пинает лежащего перед ним охранника (Не жилец, ох, не жилец парень! Слишком увлекается. Рано или поздно он-таки перейдет грань и сгинет в Темном Городе навсегда. Что ж, его право). Син торжествующе потряс приятно округлившейся сумкой. – Уходим! – скомандовал Грай и несильным толчком опрокинул обратно на пол начавшего было приподниматься толстяка. – Полежи еще, жирный!»

Тёмные твари декларативно страшны, но совершенно бесплотны, реальные персонажи значительно гаже их, и вполне жизнеспособны. Хорошо это или плохо? Если считать, что автор хотел показать, как нужно делать добро из зла — плохо, но если перед нами доказательство «от противного»... Противный мальчишка Ник Арсон почему-то ведь тянется из обыденности в Тёмный Город? Такая, понимаете ли, у него игрушка с монстрами, а сам он... Но это в эстетическом плане. В эмоциональном плане — перехлёст. Слишком много рефлексии, как тёмной, так и светлой. Все страдают, даже выбившийся из гопников в бандиты старший брат Ника. Даже беспринципный манипулятор-сектант, его серое преподобие Эйлин.

«Эйлин медленно пересек свободное пространство и тяжело опустился на край узкой койки. Помедлил, дотронулся кончиками пальцев до лба спящего. Холодный… Какой холодный. Старик беспокойно дернулся, нащупал тонкую жилку на шее… Бесконечно долгое время она оставалась безжизненной и Эйлин успел почувствовать, как останавливается его собственное сердце, когда наконец раздался слабый удар пульса. Рука старика бессильно упала на колени. Одинокая мутная слеза скатилась по морщинистой щеке – здесь, наедине с названным сыном, он мог быть самим собой. Сбросить маску несгибаемого лидера, недрожащей рукой посылающего в бой детей своих, и стать просто отцом, страшащимся потерять единственного ребенка. Жаждущим принять на себя его боль, его кошмар, его вину… И не могущим этого сделать»

Эмоции брызжут из текста, даже когда уместен был бы сухой стиль криминальной хроники. Хорошо это или плохо? Если автор хотел показать, что в каждой тёмной твари осталась светлая искорка, и не будь в городе страха, из неё можно было бы сделать добро... Гм-м... В финале Арина Свобода демонстрирует, что будет с городом, если исчезнет страх. Пересказывать не буду, прочтите сами. К сожалению, чаще, чем хотелось бы, избыток эмоций мешает интеллектуальному восприятию текста. Внутреннее действие излишне утяжелено, из-за чего поступки героев кажутся хаотичными и недостаточно обусловленными, а иногда и абсурдными. То же можно сказать и о построенном Ариной Свободой «слоистом» мире, управляемом эмоциями и «надчеловеческой этикой», и значит, иррациональном, абсурдном по сути. Хорошо это или плохо? Если автор хотел создать картину мира, лишённую внутренних противоречий — плохо. Но если придуманный Ариной Свободой «цепной» ад — доказательство ad absurdum невозможности существования человеческого общества, в котором страх возмездия подменяет собою нравственность, то замысел автора удался. Ну и напоследок, к слову о «цепных» мирах и без видимой связи со сказанным, приведу ещё одну цитату из романа Роберта Пенна Уоррена «Вся королевская рать».

«Если у нас было такое замечательное,прекрасное прошлое, то откуда, черт подери, взялось это совсем не замечательное и не прекрасное настоящее - откуда, если этого незамечательного и непрекрасного не было у нас в прошлом?»

К чему этот «антиэпиграф», вы поймёте, если внимательно прочтёте роман Арины Свободы от начала и до конца. Он того стоит.

В. Ключко