Текст книги "Убийство как по маслу"

– И вы почему-то решили, что у меня это получится. Вы в этом уверены?

– Нет, конечно, – мои губы скривились в горькой усмешке, – просто если не вы, то кто?

– Но вы же понимаете, что если в ходе расследования я выясню, что все является тем, чем кажется, пощады не ждите?

– На пощаду не приходилось рассчитывать и с вашим предшественником. Но тут хоть можно ожидать, что вы не станете гнать лошадей и мочить меня из всех орудий исключительно из карьерных соображений.

– Это правда, – Коломойский почесал небритый подбородок, – но, честно, не представляю, на что вы вообще рассчитываете. Все так гладко, ясно и понятно…

– Вот именно! – вопреки данному себе обещанию я все же позволила дать волю эмоциям. – Вот именно – все гладко, ясно и понятно. Чересчур гладко и чересчур понятно. То есть я – хитроумный и коварный убийца, избавившийся в свое время от мужа так, что и комар носа не смог подточить, вдруг погорела на каком-то куртизане? Ну ок, убила я его в порыве страсти или просто ради удовольствия. Допустим, «Ганнибала» пересмотрела и решила поиграть в кулинара-людоеда. Но неужели вы думаете, у меня не хватило бы ума замести следы? Более того, согласно экспертизе, между смертью Краснопольского и обнаружением тела прошло много времени. И все это время я что? Тупо ждала, когда в дом явится полиция? Уж, наверное, как минимум за пилу бы взялась или не знаю… Спортивную сумку приготовила под останки.

– Ох, Арина Юрьевна, – усмехнулся следователь. – Если бы я всякий раз основывал свои убеждения о виновности или невиновности подозреваемых исключительно на логичности их поведения… Боюсь, мне в суде предъявлять было бы нечего. Вам история отчего-то кажется странной, в то время как мне она представляется более чем очевидной. Смотрите, как все могло быть. В тот вечер вы позвонили «Ночным ангелам» и заказали Краснопольского. Кстати, не в первый раз.

– Да я…

– Подождите, у вас еще будет возможность изложить свою версию. Так вот, по словам администратора «борделя», вы частенько пользовались их услугами, заказывая всякий раз одного и того же парня. Тут я вас, кстати, не осуждаю. Молодая одинокая женщина, естественные потребности, все такое. В этом нет ничего предосудительного.

– Да не было этого! – меня захлестнуло негодование.

– Ну, не было, так не было, – миролюбиво согласился Коломойский. – Правда, у «Ночных ангелов» другие сведения.

– Значит, они врут, – упрямо тряхнула я головой.

– Может, и врут, но зачем? Организация, сами понимаете, незаконная – им проблемы ни к чему. Они вообще предпочли бы не «отсвечивать», да деваться некуда. Кроме того, на удивление, учет у них будь здоров. Иная бюджетная контора позавидует. Все вызовы записываются в пронумерованный и – внимание! – прошнурованный журнал. И ваш адрес всплывает там с завидной регулярностью. Последние несколько месяцев вы с периодичностью раза два в неделю вызывали к себе Краснопольского. Дорогое, конечно, удовольствие, но женщина вы состоятельная – можете себе позволить.

– И что? Кто-то меня видел? Кто-то может подтвердить, что им звонила именно я?

– Нет, конечно. «Ночные ангелы» блюдут интересы клиентов, не желающих «светиться», но Краснопольский регулярно выезжал на ваш адрес и потом всегда платил положенную комиссию с заказа. Вплоть до последнего раза.

– Это ничего не доказывает. Мало ли где он все это время был и кто ему платил. Если вообще платил.

– А адрес?

– Что адрес? Вы опросили охрану в поселке? Узнали, как именно он попал на охраняемую территорию?

– Обижаете. Конечно. Первым делом. И охранники подтвердили, что распоряжение впустить Краснопольского в тот вечер, как и во многие предыдущие, отдавали именно вы.

– Я?! – Я почувствовала, что начинаю утрачивать связь с реальностью. Комната потеряла очертания и «поплыла». В голове помутнело, и ужас холодными пальцами сковал сердце. Неужели это правда? Неужели прошлое настигло меня и… Нет, прочь мысли! Прочь! Этого не может быть потому, что не может быть никогда. – Охранники точно слышали мой голос?! Значит, врут. Ошибаются, в сговоре с настоящим убийцей. Я не знаю, как все это объяснить, но я точно никогда не видела этого Краснопольского живым и о существовании «Ночных ангелов» до того дня, когда меня задержали, даже не подозревала.

– Не знаю, – Коломойский взял лежащую на столе ручку и принялся откручивать и закручивать колпачок. – Допустим, я вам поверю. Тем более что сотрудники КПП действительно получали распоряжение по телефону, но ведь звонок всегда поступал из вашего дома. У них пульт, и… Голоса они вашего не знают, но уверяют, что связывалась с ними женщина. Один, правда, отметил, что «звучала» она как-то странно, но объяснил это помехами на линии. Пусть это будете не вы, тогда кто? Ваша помощница?

– Алена?! Исключено, – я стукнула ладошкой по столу, отчего где-то в его недрах что-то жалобно звякнуло. Подозреваю, чайная ложка о чашку. Наверняка в одном из ящиков покоится какая-нибудь дурацкая кружка с надписью в стиле «Лучшему папе и мужу» или «Настоящий мужик». Никогда не жила долгим браком, но в моем представлении подобные вещи – его обязательные атрибуты. – Я скорее поверю, что сама, находясь в помутнении рассудка, вызвонила парня по вызову, нежели предположу, что это могла сделать она. Во всяком случае, точно не без моего ведома.

– Зря вы так, – Коломойский покачал головой. – Мне доводилось вести дела, где дети заказывали родителей, а родители детей. А уж сколько предательств наблюдал со стороны менее близких людей… Не перечесть.

– Нисколько не сомневаюсь в вашем огромном опыте и подозреваю, что, если бы всякий раз, когда кто-то пытался убедить вас в невиновности близкого человека, вам бы давали рубль, вы были бы несметно богаты, но и на старуху бывает проруха. Алена не могла меня подставить. И точка. Или можете сразу отправлять меня на электрический стул.

– Боже, сколько пафоса! – усмехнулся Коломойский. – Не беспокойтесь, мы, чай, не в бездушной Америке живем – смертная казнь вам не угрожает в любом случае. Ну, хорошо, оставим пока этот вопрос. Вернемся к другому. Какие у вас там еще были доводы? Мол, догадались бы замести следы?

– Именно!

– Ну, тут вообще все просто. Что, если это убийство не было спланированным? Да и кто такой этот Краснопольский, чтобы вокруг него огород городить? Что, если вы просто обожрались с ним на пару наркотиков, а потом что-то не поделили? Или в наркотическом бреду закололи его мясным ножом и отключились? Проснулись же и впрямь, когда полиция в дверь постучала. Когда вам о расчлененке думать было?

– Какие наркотики, господи?!

– Те самые, следы которых в большом количестве в крови вашего визави обнаружились.

– Вот именно, – я даже рассмеялась, хоть мне и не было весело. Но то был скорее нервный, истерический смешок. – Вот именно, что в его крови. Не моей. И если бы ваш коллега взял экспертизу вовремя, мне бы сейчас не пришлось доказывать, что я не верблюд. А ведь мы с моим адвокатом на том настаивали, как и на смывах с рук, однако ж Андреев эту просьбу-требование проигнорировал. Протянул время, а потом уже, конечно, было поздно что-то предпринимать.

– Мой коллега все сделал правильно – он и не должен был тратить деньги налогоплательщиков на подобные экспертизы. Они обязательны, только когда речь идет о преступлениях, связанных с незаконным оборотом наркотиков или когда есть основания полагать… – следователь «споткнулся» о мой торжествующий взгляд. – Согласен, здесь есть некоторое противоречие, но не настолько критичное, чтобы развалить дело. В любом случае улик против вас вполне достаточно.

– А звонок в полицию? – Я цеплялась за любую соломинку. – Личность звонившего ведь так и не установили. Вам не кажется это странным?

– Отнюдь. Кто угодно мог позвонить, услышав шум в доме. А то, что не представился… Это вполне можно объяснить нежеланием портить с вами отношения. Мало ли, чем дело кончится, а человек подставится. Может, это соседи стали свидетелями убийства – жалюзи на окнах спальни не были же опущены.

– Ага! Но я точно помню, как их опускала. Я всегда делаю это вечером. Кроме того, почему же это соседи три часа выжидали, чтобы позвонить, а?

– Я вам назову добрую сотню причин, хотите?

Я махнула рукой и отрицательно помотала головой. В конце концов в изложении Коломойского история выглядела вполне логичной. Если уж даже я начала сомневаться в своей невиновности, что уж говорить о судье… Кажется, дела мои плохи – пора заказывать тюремную робу. Интересно, они бывают дизайнерскими? В чем-то же Васильева свое короткое наказание отбывала? Не в синем же халате, калошах и фуфайке щеголяла? Похоже, пора изучать тюремные порядки. Интересно, могу ли я рассчитывать на тепленькое место на кухне? Хотя вряд ли за решеткой пригодятся мои таланты готовить лучшие в мире муссовые торты и покрытые золотом конфеты. Там скорее больше ценятся иные рецепты. Нужно бы изучить на досуге книгу «Сто тысяч блюд из картофельных очистков» и «Пятьсот салатов из лебеды». На всякий случай «Кашу из топора» перечитаю – авось найдутся и в колонии необходимые для нее ингредиенты.

Глава пятая
Если жизнь подсунула вам лимоны, сделайте из них лимонад

Мой покойный муж был редкостной скотиной, но нельзя не признать – мне есть за что его благодарить. Например, за приобретенную за годы нашей с ним совместной жизни стойкость. Теперь я похожа на каучуковый мяч – швыряй меня о стену, все нипочем. Почетное же второе место положительных жизненных уроков от Влада принадлежит страсти к кулинарии. Именно благодаря «счастливой» семейной жизни с супругом вчерашняя выпускница юрфака, презиравшая немецкую формулу «Кухня. Церковь. Дети» и мнившая себя А.Ф. Кони в юбке, упала в мягкие и теплые объятия кулинарии.

Не то чтобы это была любовь с первого взгляда, но чем дольше я совершенствовала свое мастерство, чем больше погружалась в процесс, тем отчетливее понимала, что готовка – это необязательно про борщ и жареную картошку (хотя и их приготовление можно превратить в искусство). Она всегда про удовольствие.

Немецкий физик Хайнц Майер-Лейбниц писал: «Радость приготовления пищи дома можно уподобить игре на скрипке в составе струнного квартета, в то время как посещение лучших ресторанов можно сравнить с походом на хороший концерт».

Конечно, не у всех есть «музыкальный слух» – некоторым медведь в детстве на ухо наступил. Знавала я женщин, которые при виде муки и скалки в обморок падали. Были и такие, кто готовил вынужденно, в силу обстоятельств и самые простые блюда. Кто их осудит? Уж точно не я – меня, например, в священный трепет вид иголки с ниткой приводит. Я даже пуговицу не могу пришить, чтобы не обмотаться в кокон, как гусеница. Благо достаток позволяет не надевать одну и ту же вещь два раза подряд. Так что пуговицы просто не успевают отлетать. Живу, словно в сказке про спящую красавицу, – не зная, что такое иголки и веретена.

Зато у меня есть масса других инструментов – разъемные формы, кондитерские спатулы и насадки, фигурные и регулируемые по толщине скалки, силиконовые, металлические, бумажные и поликарбонатные формы (большие и малые), венчики, кисточки и лопаточки, коврики, весы и термометры – кухня в моем доме похожа на сокровищницу Али-Бабы. Если предположить, что он женщина и обожает готовить. Баба по имени Алик, короче.

Популярность же моего канала свидетельствует о генетической любви женщин к готовке. Впрочем, почему только их? Мужчинам тоже не чужды подобные увлечения. Просто обычно тортам и пирожным они предпочитают самогон или, на худой конец, пиво и колбасу, но суть одна – взять некие, часто малопривлекательные ингредиенты, поколдовать с ними особым образом и получить на выходе что-то, чем можно порадовать желудок и, возможно, убить печень.

Разумеется, последнее совсем не обязательно – в последнее время нам, приверженцам традиционной школы, активно на пятки наступают адепты ЗОЖ. Они готовят безглютеновые (безмучные и безъяйцевые) торты, отбивные из сои и оладьи, прости господи, на отрубях. Одно время Алена и меня пыталась подбить на этот эксперимент и уговорить на хотя бы «вкрапления» подобных рецептов. За что была подвергнута остракизму и на целую неделю изгнана из кухни за святотатство. Возможно, у меня в жизни и не так много принципов, но одного я придерживаюсь строго – мы то, что едим. В наш век пластиковых эмоций и чувств, картонных героев и эмоционального суррогата настоящего осталось немного. Запертые в каменных джунглях, мы давно не помним – а многие никогда и не знали, – что такое ощущать себя частью природы, ее любимым сыном или дочерью. Возможно, когда-то наступят времена, в которых приготовление еды и вовсе превратится в анахронизм. Как сегодня полоскание белья в проруби или сбор валежника – отдельные чудаки практикуют, но остальные давно отказались. Быть может, человечество изобретет более простой и менее затратный способ восстановления энергии. Может быть, когда-то нашим потомкам будет достаточно нажать на кнопку между большим и указательным пальцем, чтобы в кровь поступили необходимые витамины и микроэлементы. Не удивлюсь также, если наука научится превращать в пищу загрязняющий планету пластик – в конце концов, делают же сегодня икру из нефти, сало из желатина и растительного масла, а крабовые палочки из рыбных отходов. Мы потребляем в пищу колбасу из туалетной бумаги, сосиски из сои и даже молоко растительного происхождения. Не так давно мне на глаза попалась статья об экспериментах голландских ученых, которым удалось вырастить мясо в пробирке. По их мнению, это открытие имеет все шансы стать революцией в пищевой индустрии. Как минимум решением проблемы голода, который еще свирепствует во многих уголках Земли.

Но, сколь бы велико ни было мое сочувствие бедным детям Африки, пока есть возможность, сама я предпочту качественные и, что немаловажно, натуральные продукты всем прочим. При этом нет для меня запрещенных. Адепты ЗОЖ, как по мне, бессовестные лжецы. По крайней мере, те из них, которые доказывают исключительную полезность овсяной муки и кокосового молока. Не отрицая ценности этих продуктов, отмечу только, что и обычное коровье при грамотном подходе не причинит вреда. Как сливочное и подсолнечное масла, жирная рыба или даже сало. В природе практически нет «плохой» пищи. Есть только неправильно приготовленная и чрезмерно употребляемая.

Не то чтобы эта моя точка зрения основывалась на научных изысканиях, но зато она была доказана экспериментальным путем – сама я ем практически все, следя лишь за балансом входящих и расходуемых калорий. Маленький кусочек торта поутру прекрасно сжигается десятью километрами бега трусцой, а бокал вина за ужином – часом работы с гантелями.

У нас с едой особые отношения: я к ней со всей душой, и она отвечает взаимностью. Я могу есть все, что угодно, но всегда слежу за качеством и количеством. Чтобы ощутить восхитительный вкус шоколада, совсем не обязательно съесть всю плитку. Достаточно позволить маленькому квадратику растаять на языке. Покатать его по небу, ощутить горьковато-сладкий вкус, представить залитые солнцем сады Африки и высокие деревья, с которых гроздьями свисают похожие на дыню плоды, дожидающиеся мускулистого чернокожего сборщика. Он уже рядом! Совсем скоро острым, как бритва, мачете срежет их, разрубит на несколько частей и оставит сушиться на солнце, чтобы вернуться через десять дней – тогда, когда закончится ферментация. Он вернется и сложит в чистые джутовые мешки, перевяжет их веревкой, погрузит на корабли и отправит в Европу. Там бобы пройдут через пресс, превратившись кто в какао-масло, а кто и в тертое какао. Из отходов изготовят нежнейший, одуряюще пахнущий порошок, который подходит и для восхитительных десертов, и для ненавидимого детсадовцами напитка с пенкой. А белое масло на фабрике или в домашней кондитерской соединится с темными твердыми кусочками чистейшего шоколада в разных пропорциях, аккуратно растает и вступит в брачный союз с сахаром, медом или термолином. Слегка сдобренная лецитином для стабильности масса будет разлита по формам. У каждого шоколатье свои секреты, но настоящий мастер непременно обеспечит своему продукту и гладкий блеск, и ласкающий слух хруст при разламывании. Всевозможные добавки: такие как розовые лепестки, клюква или даже острый перец, на мой вкус, не более чем уловка ушлых маркетологов, которые в отчаянной попытке удивить искушенного потребителя не останавливаются ни перед чем. Что до меня, то я люблю шоколад в его чистом, не замутненном посторонними вкраплениями виде. Люблю и умею есть так, чтобы не превратиться в сладкую булочку. Один кубик и много воображения, и вы получите больше удовольствия, чем от целой плитки, съеденной впопыхах.

Правда, сегодня мне хотелось совсем другого вкуса – острого и пикантного. Сегодня я не хочу в Африку. Сегодня моя душа перенесется на гангстерскую, обагренную кровью Сицилию. Туда, где на черепичных крышах вялятся на солнышке восхитительные помидоры черри, собранные донной Франческой. Они дожидаются того часа, когда, кряхтя и охая, престарелая синьора поднимется по скрипучей лестнице, ругаясь на непутевого сына Джованни, который опять куда-то запропастился, когда так нужен матери. Поминутно рискуя свалиться, аккуратно переступая через надломившуюся перекладину, она с трудом спустит огромный поддон впитавших солнечный свет томатов, уложит их рядами в пузатую банку, пересыпая пряными травами, солью и чесноком, зальет оливковым маслом и отправит «доходить» в погреб. Очень скоро восхитительные черри станут украшением ее фирменной пасты. Непутевый Джованни будет прощен и накормлен любящей матерью до отвала. А иначе на Сицилии угощать не умеют.

Я не донна Франческа, у меня нет черепичной крыши, да и солнце в наших краях тот еще помощник, поэтому я давно приспособилась сушить помидоры в духовке. Пару-тройку часов на 70 градусах, и… Да, конечно, это не одно и то же, но в любом случае очень и очень вкусно, а уж если подать их с рукколой, козьим сыром и бокалом вина, любые проблемы померкнут и отступят на задний план.

Однако в тот вечер у меня были на вяленые помидоры совсем другие виды. Сегодня они были нужны для восхитительной фокаччи – ничто так не прочищает мозги, как работа с тестом.

Поэтому по возвращении домой я сразу же включила духовку, задав умной программе задачу нагреться до 190 градусов.

Тщательно, будто хирург перед операцией, помыла руки. В глубокую прозрачную миску просеяла триста семьдесят пять граммов муки, хлопнула руками, подняв белое облачко – жест не обязательный, но желательный: при приготовлении фокаччи вся поверхность стола должна быть покрыта тонким слоем белоснежной пудры. Иначе что мы за повара?

Я добавила к муке щепоть морской соли на глаз и чуточку коричневого сахара. Непременно коричневого – солнечного тростникового. Наш хлеб должен пахнуть морем и солнцем. Перемешала сухую смесь венчиком, добавила чайную ложку сухих дрожжей и теплой кипяченой воды – ровно сто пятьдесят семь миллилитров. И вот теперь самое главное. Погрузить руки в будущее тесто, пропустить вязкую жидкость между пальцами, сжать кулаки, разлепить и сжать снова. И так до тех пор, пока неприятная на ощупь субстанция не превратится в упругую податливую массу. В зависимости от сорта муки, ее может и не хватить, но это не страшно – у нас наготове на аптекарских весах белой горкой всегда возвышается запас, и мы подсыпаем и подсыпаем по мере необходимости. Наконец главный штрих – пара столовых ложек оливкового масла. Именно так – в конце. Это важно.

Не торопитесь убирать масло, ведь оно понадобится нам прямо сейчас, чтобы смазать глубокую миску и отправить тесто отдыхать. Минут через сорок, если все было сделано правильно, оно значительно увеличится в объеме и будет готово к работе. Нам останется только переложить его в форму для выпечки, разровнять, а затем сделать пальцем «лунки» и уложить в них вяленые томаты и листики базилика. Оставить под влажным полотенцем еще на двадцать минут, а затем запечь в духовке примерно полчаса до румяного цвета. Главное – не сойти при этом с ума от разливающихся по дому ароматов. Нет ничего на свете восхитительнее этого запаха – запаха тепла и уюта домашнего очага.

Меня всегда удивляло, как и почему из таких простых продуктов получаются настолько восхитительные блюда. И главное – всякий раз разные. Итальянская фокачча, ближневосточная пита, литовская хала – все они не имеют в своем составе ничего, кроме муки, воды, соли, сахара, дрожжей и растительного масла. Но обладают при этом совершенно разным вкусом и видом. Как? Как это выходит? Как получается? Загадка, поиском ответа на которую я, если честно, не заморачиваюсь. Не дай бог найду, и тогда прощай, магия. Волшебство разрушится, останется лишь скучный набор сухих фактов и химических формул, чего я никак не могу, да и не желаю допустить.

Пока тесто дышало и росло в духовке, набирая объемы, словно женщина после тридцати, я решила побаловать себя кофе.

Дорогущий аппарат мгновенно откликнулся на прикосновение пальца к кнопке. Урча от удовольствия, как обожравшийся сметаной кот, наполнил чашку горячим напитком. Легкая дымка поднималась над черной гладью, подернутой светло-коричневой пенкой, и распространяла умопомрачительный аромат. Пальцы обвили тонкий фарфор, впитали его приятное тепло. Я закрыла глаза, втянула ноздрями воздух, на несколько секунд остановила стремительный бег носящихся в сознании мыслей. Обожаю такие медитативные состояния. Если смерть не заберет меня внезапно, свой последний миг хочу провести именно так – вдыхая божественный запах бодрящего кофе. Какие бы беды и невзгоды ни приготовила мне жизнь, в ней всегда найдется время таким мгновениям.

Вообще-то обычно я предпочитаю варить бодрящий напиток сама, перемалывая ручной (непременно ручной) мельницей кофейные зерна. Обожаю экспериментировать со вкусами, добавляя корицу и мускатный орех, имбирь и гвоздику. Весной срезаю веточку цветущей вишни, используя ее вместо ложки. Чудесен кофе со свежими ягодами малины или смородины, ароматной земляники или голубики. Однако сегодня, отдав весь свой кулинарный пыл фокачче, я предпочла, чтобы внутреннего кофемана удовлетворила умная техника. От нее, конечно, не дождешься душевности – хотя за те деньги, что я за нее заплатила, она как минимум должна поддерживать философские беседы о трудах Канта, танцевать канкан и делать массаж. Но сама, дура, виновата – могла бы квартиру в Мытищах купить, а выбрала это. Правда, нужно отдать должное, убийца бюджета маленькой африканской страны дело свое знает – кофе варит отменный. Не такой, конечно, как я в медной турке, но тоже весьма и весьма неплохой.

Помешав в чашке напиток, нарушив гармонию идеальной пенки эспрессо, я наконец сделала первый глоток.

– М-м-м, – я зажмурилась от удовольствия, словно фитоняшка, поймавшая свое отражение в зеркале спортивного зала.

– А мне? А как же я? – звонкий голос вернул меня с небес на Землю. – Я ведь лучше собаки! Сама плюшками балуешься, а девочка твоя ноги в кровь топчет.

– Ох, батюшки, кто к нам пожаловал. Сама Алена Геннадьевна, – запричитала я нянькой из сказки Роу. – Чего изволите? Чем же вас потчевать, гость мой дорогой?

– Да сиди уж, – отмахнулась помощница, беря чашку со специальной подогревающей подставки. Поставила ее под хромированный краник, щелкнула кнопкой. Спящий секунду назад аппарат тут же откликнулся веселыми огоньками и тихим, еле слышным хрустом перемалываемых зерен.

– М-м-м, – Алена повела носом, словно заправская ищейка, напавшая на след, – что это мы тут печем? – и расплющила нос о стекло духовки, не боясь обжечься. И правильно – в моем доме очень умная техника. Настолько, что иногда я ее даже побаиваюсь. Кажется, провинись я однажды перед чайником или роботом-пылесосом, и они подобьют стиральную машину на бунт. И тогда все – кранты. Захватят дом, как пить дать. На холодильник надежды никакой – этому равнодушному ко всему мерзавцу лишь бы живот набить, а там хоть трава не расти. На редкость холодный тип. Но пока все они милостиво разрешают ими пользоваться и даже берегут нас от возможных травм – вот и стекло жаркой духовки не нагревается снаружи, какой бы жар ни пылал внутри.

– Только не открывай, – предупредила я наперсницу, опасаясь за судьбу итальянского хлеба.

– Не учи ученого, – фыркнула Алена.

– Ну, мало ли, – пожала я плечами. – Как дела на студии?

– Степан говорит, на ближайший месяц записей хватит. Потом повторы можно прогнать. Первые выпуски мало кто помнит, да и новых подписчиков тьма. Выберет те, что менее популярны – не разошлись по сайтам… Продержимся, короче.

– Приплыли, – скривила я губы. Так старались просмотров набрать, а вынуждены размещать заранее провальные записи.

– О, за это не волнуйся. Степа только-только сайт поднял. Лежал из-за наплыва посетителей. Народ толпами валит после такой рекламы. Куда там Андрюше с его «Давайте обсудим».

– И? Это все не целевая аудитория. Могу представить, что в комментах творится. Наверняка весь интернетный неадекват пасется у нас.

– Это да. Но Степка чистит комментарии. Так что не переживай.

– В любом случае плохо. Наша главная аудитория – домохозяйки. Они от этой грязи быстро устанут. Боюсь, долго потом восстанавливать позиции будем. Хотя… – горькая, как стоящий передо мной кофе, усмешка тронула губы. – Не о том я сейчас думаю, ой не о том. Будет ли мне в тюрьме разница, какие там у нас позиции?

– Ты мне эти разговоры брось, – Алена стукнула кулачком по столу, отчего ее чашка, звякнув, расплескала вокруг себя жидкость. На мраморной поверхности расплылась крошечная лужица. – Какая, к черту, тюрьма? Что сказал следователь?

– А что он может сказать? Я по-прежнему под домашним арестом, – подняв штанину джинсов, я продемонстрировала обхвативший голень браслет. Мой страж весело мигал синими лампочками, демонстрируя полное равнодушие к проблемам заключенного. Впрочем, грех жаловаться. Сижу тут пью дорогущий кофе, жду фокаччу, с подругой беседую. А могла ведь и в СИЗО париться, радуясь редкой возможности «3 в 1» из пластикового стаканчика хлебнуть. – Я под домашним арестом, прогнозы неутешительны, подозреваемых, кроме меня, нет, и где их брать, он не знает.

– Как это не знает? – Алена аж гневом поперхнулась. – Что значит «не знает»? Он сыщик или кто?

– Сыщик, и очень хороший. А у тебя будто есть идеи?

– У меня как раз есть! – Девушку распирало от гордости. – Я тут, Арин, много думала. Только не пугайся, но мне кажется, – помощница выдержала положенную МХАТом паузу, – это кто-то из своих.

– Да ладно! – Я не смогла сдержать улыбку. – Не может быть! Очень неожиданная и смелая мысль, только… Ален, ну понятно, что это первое, что приходит в голову. Звонок на пульт охраны из нашего дома. Звонила женщина. Дом на сигнализации. Значит, кто-то этого убитого должен был впустить. Ну, пока он еще не был убит, сама понимаешь. И кто это мог быть, если мы в доме с тобой одни? Ты это делала?

– Нет! – Аленка так испугалась, что мне даже обидно стало. Неужели она и впрямь могла подумать, будто я могу подумать… Что за бред?

– Разумеется, я знаю, что это не ты. Я скорее допущу, что в минуту временного помутнения рассудка сама вызвонила этого куртизана, а потом заколола мясным ножом. Но эту версию предпочту все же напоследок оставить. А пока давай будем исходить из того, что это не ты и не я. Следовательно – кто угодно.

– Да, но как? Как неизвестный попал в дом? Не просто попал, но и целое дело провернул у нас под носом? Это должен быть кто-то, кто к нам вхож. Кто мог сделать дубликаты ключей так, чтобы мы не заметили, кто…

– Иными словами, кто угодно. Ты вечно в студии свою сумку где попало бросаешь. Любой мог воспользоваться.

– Вот! Говорю же – свои.

– Да у нас на студии проходной двор же обычно. Сколько раз просила не приводить посторонних, но вы же никогда не слушаете.

Алена хотела что-то сказать, но была остановлена тренькнувшим таймером духовки. Умная печка сообщила об истечении заданного времени.

Я открыла ее, полюбовалась творением рук своих, нацепила на них силиконовые варежки, извлекла горячий противень. Поставила прямо на столешницу, не опасаясь за сохранность – специальное покрытие выдержало бы и ядерный взрыв. По крайней мере, по заверению продавца.

Фокачча получилась умопомрачительной – и на вид, и, я уверена, на вкус. Но убедиться в последнем пока не получится. Любой хлеб – и итальянская лепешка не исключение – перед употреблением должен, нет, просто обязан отдохнуть. По мнению врачей, поедание горячей выпечки запускает процессы брожения и активизируют микробы в кишечнике, что ведет к его воспалению. Я же не ем хлеб из печи из уважения к нему, полагая (небезосновательно), что готовка не завершена до остывания. Вынутый из духовки каравай продолжает «доходить», и попытка его разрезать или сломать ведет к повреждению пористой мякоти, лишает ее упругости, портит пышную форму – хлеб не женщина, подобное ему только вредит.

Поэтому, проглотив слюну, я оставила ароматную лепешку сначала на противне, а потом на подставке-решетке. Иметь такую должен любой уважающий себя пекарь – во избежание запотевания и намокания нижней части выпечки.

Самое сложное в нашем деле – ожидание. Но без терпения ни удачного каравая не испечь, ни тем более хорошего торта не приготовить. Шустрым невротикам, стремящимся как можно быстрее покончить с блюдом – в нашей профессии делать нечего.

Зато и в другую сторону это тоже работает – никакая медитация не сравнится с выравниванием торта, например. Поместите его на вертящуюся кондитерскую подставку (по внешнему виду и принципу действия очень напоминает гончарный круг), зачерпните лопаткой крем и… наслаждайтесь. Процесс, который может длиться бесконечно. Мозги прочищает ничуть не хуже буддийских песочных мандал.

Однако сейчас мне предстояло медитировать на хлеб. Что может быть приятнее, чем вдыхать ноздрями тонкий аромат свежеиспеченной фокаччи, пахнущей пряными травами солнечной Италии? Что может быть лучше прикосновения к ее упругому «телу»? Что восхитительнее, чем предвкушение предстоящей трапезы? Главное, дождаться, пока она остынет до комнатной температуры, и умудриться при этом не захлебнуться слюной.

– А как тебе новый следователь вообще?

Я еле расслышала вопрос, так как он прозвучал из недр холодильника, куда Арина залезла едва ли не целиком.

– Такой, каким его и описывал Н.Н. Очень уставший и чрезвычайно несчастный.

– Нам же это только на руку?

– Трудно сказать, но, думаю, да. Обычно, если у человека разлад в семье, он либо погружается в эти проблемы, забывая о работе, либо наоборот. Различные саморазрушительные варианты мы в принципе не рассматриваем. Так вот нам достался второй вариант – адреналинозависимый трудоголик. Для такого каждое дело что тот наркотик. И в нашем случае это, пожалуй, неплохо.