Текст книги "На свободное место"

Мне, однако, не дает покоя пистолет. Я ни на минуту о нем не забываю, пока веду разговор с Лехой. Это дело нешуточное. Если я этот пистолет не найду, если он останется у кого-то из бандитов, страшно подумать, что может случиться. И все, что случится, будет целиком на моей совести, чья-то оборванная жизнь, например. С ума можно сойти от одной этой мысли.

Итак, следует перевести теперь разговор на пистолет, надо реализовать нашу «домашнюю заготовку».

Я небрежно достаю из кармана патроны и рассыпаю их на столе перед Лехой. Он недоверчиво, с любопытством рассматривает их, ни к одному, однако, не притрагиваясь.

– Узнаешь? – насмешливо спрашиваю я.

– Чего ж тут не узнать, – в тон мне отвечает Леха.

– Эх, темнота, – уже с откровенной насмешкой говорю я. – Это же все разные калибры, вон, на глаз видно, – и кладу рядом два патрона. – Вот «вальтер» номер три, а это – наган. А вот этот, – я придвигаю ему третий патрон, – от ТТ. Лавка к тебе приехала, дура. Выбирай чего требуется. Ну?

Леха озабоченно чешет затылок.

– Вроде «вальтер»…

– «Вроде!» – передразниваю, я. – А номер какой?

– Хрен его знает какой.

– Ну, тащи тогда, примерим, чего тебе требуется.

– Ишь ты, какой «примерщик», – недоверчиво усмехается Леха, наклоняясь над столом и рассматривая патроны, по-прежнему не решаясь, кажется, к ним прикоснуться, потом откидывается на спинку кресла и, сунув руки в карманы, объявляет: – Вот я их отнесу, там и примерят.

– Там пусть свои примеривают, – зло отрезаю я. – А эти, милый человек, я из рук не выпущу, понял? Не мои они.

– Так я тебе гроши оставлю.

Я знаю, что Лехе уже не выйти просто так из этого дома. Стоит ему показаться на улице, как его возьмут под наблюдение и он сам приведет наших ребят к месту, где спрятан пистолет, или к его истинному владельцу. Может быть, он приведет нас к Чуме? Или к третьему, если он существует? Однако отдавать Лехе патроны я все же не должен. Еще не хватает снабжать этих гадов патронами, даже если подойдет только один. Это может стоить одной человеческой жизни. Кроме того, такая подозрительная доверчивость – отдать ему все, а главное разные патроны, большинство из которых ему не подойдет, при их очевидном дефиците, способен только последний «лопух», и это может насторожить Леху или того, другого, к кому он понесет патроны.

– Значит, так, – решительно говорю я, поворачиваясь к Лехе. – Хочешь маслята примерить или нет? Давай сразу говори.

– Хочу, – не задумываясь, отвечает Леха.

– Тогда ноги в руки, и пошли, – все так же решительно заключаю я. – Так и быть, гляну, что за пушка у вас.

– С тобой… ехать?

– Со мной. Чего вылупился? – усмехаюсь я. – Не бойся, не обижу.

– Ну зачем обижать, – неуверенно гудит Леха, все еще не придя в себя от моего неожиданного решения. – Мы зазря тоже никого не обижаем.

– И того, значит, не зазря, – вполне к месту интересуется Илья Захарович. – За дело, выходит, а, Леха?

– За дело, – хмуро соглашается Леха.

– Как же вы с ним перекрестились, ежели ты первый раз в Москве, а он, выходит, тутошний? – не отстает Илья Захарович.

– Он тоже из наших мест.

– Чего же вы его там не завалили, у себя? – удивляется Илья Захарович.

– Чего проще-то, лопухи?

– Значит, надо было так, – недовольно отрезает Леха и предупреждает: – Не цепляйся, дядя Илья. Больше трепать об этом деле не буду. Нельзя.

– О! – поднимает палец Илья Захарович и обращается ко мне: – Видал, Витек? Я ж тебе говорю, деловой мужик, – указывает он на Леху. – Вполне можешь доверить ему… кое-что. Как он нам.

– Ну, так как, едем, что ли? – спрашиваю я таким тоном, словно проверяю Леху, «деловой» он мужик или так, и в самом деле мелочь пузатая, как выразился Илья Захарович, и можно ли вообще с Лехой иметь дело.

– Некуда пока ехать, понял? – горячо, даже с каким-то надрывом отвечает мне Леха, как бы принимая мой вызов и изо всех сил демонстрируя искренность.

– У Чумы она, пушка-то. Его она. А маслят нет. Он чего хочешь за них отдаст.

– Ну, а за чем дело?

– За Чумой и дело, – все так же горячо отвечает Леха, совсем утеряв свою сдержанную солидность. – Мы как в тот вечер разбежались, так и не сбежались пока. Побоялся я по тому адресу идти, куда меня ночевать определили. К бабке одной. Вот к вам, значит, прибился. Ну, Чума меня и потерял. И я про него пока ничего не знаю.

– Ну и что дальше? – холодно и напористо продолжаю спрашивать я, словно экзаменуя Леху.

– А дальше вот – звоню Музке-Шоколадке, бабе его, – охотно продолжает Леха. – Она по телефону темнит. Чуму даже называть не хочет. Встретиться, говорит, надо. В городе. К себе, видишь, не пускает.

– А вообще-то ты с ней знаком?

– Какой там знаком. Издаля видел два раза.

– Чума у нее живет?

– Хрен его знает. Может, и у нее.

– Ну, и как же ты его теперь найдешь? – спрашиваю я.

– А вот с Музкой-Шоколадкой в четыре часа свидимся, она и скажет. Отсюда до Белорусского вокзала далеко?

– Отсюда куда хочешь далеко, – рассеянно отвечаю я. – Это же конец Москвы.

Однако и болтлив же стал Леха. С чего бы вдруг? Неужто так напуган? Положение у него, конечно, такое, что не позавидуешь. Это он видит. Вот-вот задымится, если не сгорит. Хотя на паникера он никак не похож. Он мне кажется парнем крепким. Впрочем, чужая кровь на руках многое меняет в психике. И состояние его сейчас необходимо использовать.

– Ты помни. Намертво себе заруби, – внушительно говорю я ему. – Если за тобой мокрое дело, это всегда может вышкой обернуться. И ты тут никому не верь. Ни богу, ни черту. Вот твой Чума, к примеру. Ты его как знаешь?

– Этот по гроб свой.

– По гроб никто не свой, помни. Ни брат, ни сват. Только мать, понял? У тебя она есть, мать-то?

– Ну, есть… – неохотно отвечает Леха.

– Во. Больше на свете никого у нас нет. Никто по тебе не заплачет.

– Чума – кореш мой старый Чего у нас только не было, упрямился Леха, – ни разу не подвел. Так что будь спокоен.

Он, кажется, готовит меня к встрече с этим Чумой.

– Ха! – иронически восклицаю я. – А чего у вас было-то? Морду кому вместе били? Или из ларька шоколад утянули пацанами еще?

– Было кое-что получше, чем ларьки, – самодовольно возражает Леха.

– Где работали?

– У себя.

– Это где же?

– В… Южноморске.

– Ишь ты. У самого синего моря, значит?

– Ага.

– А тебя оттуда отдыхать отправляли?

– Было дело, – невольно вздыхает Леха. – Два раза хватали. Двояк и пятерку имел. Сто сорок четвертая, часть вторая и восемьдесят девятая, тоже вторая часть. По двум крестили.

Насчет первой статьи у меня сомнения не возникают, скорей всего квартирная кража, это вполне к Лехе подходит. А вот насчет второй статьи он, скорей всего, врет, цену себе набивает, авторитет. Это у них водится Никак к нему эта статья не клеится – крупная кража государственного имущества группой или с применением технических средств. Конечно, врет.

– Где последний раз сидел? – продолжаю спрашивать я.

– В Мордовской, строгого режима, – с оттенком хвастливости даже сообщает Леха. – Там Чуму и встретил. Там и скорешились. Из наших мест оказался. Потом вместе и вышли.

– А у него в Южноморске кто?

– Мать, жена и дочка, – усмехается Леха. Три бабских поколения по нему ревмя ревут.

Я смотрю на часы и говорю:

– До Белорусского нам переть долго. Пора, Леха, двигаться.

Говорю я это таким тоном, словно вопрос о нашей совместной поездке уже давно обговорен и решен.

– Ага, – беспечно и как будто даже обрадованно подхватывает Леха Пошли. Эх, познакомлю я тебя с такой кралей, что закачаешься.

И мне почему-то кажется, что игра у нас с ним пошла взаимная, и притом серьезная.

Глава 2.
ИЩЕМ ЧУМУ

В то утро, когда мы расстались с Валей Денисовым, он вернулся к себе в комнату и, скинув пиджак, принялся за работу.

Валя вообще, надо сказать, щепетильно аккуратен и педантичен, как старый холостяк, во всем, а в работе особенно. Я уже рассказывал о нем. Он никогда ничего не забывает, он все собранные сведения по делу, даже самые мелкие и, казалось бы, пустяковые, располагает так точно и аккуратно, что становится в сто раз легче работать дальше.

И одет Валя всегда очень тщательно, я бы даже сказал – франтовато. Известная пословица «по одежке принимают, по уму провожают» в первой своей половине вовсе не несет иронического оттенка А вообще внешность Вали Денисова многих вводит в заблуждение: невысокий, худощавый, изящный такой, белокурые волосы подстрижены весьма модно, на узком лице большие задумчивые голубые глаза, тонкие руки музыканта и эдакая благородная бледность разлита на челе. Ну, прямо-таки бедный Вертер с его страданиями, а не оперативный работник милиции. Валю надо хорошо узнать, чтобы это впечатление исчезло. Ну, а для некоторых его обманчивая внешность оборачивается крупнейшими неприятностями.

В то утро Валя, как всегда, основательно принялся за дело. Прежде всего, по имеющемуся у него номеру телефона он узнал, какому учреждению этот телефон принадлежит. Он поступил куда проще, чем обычно в таких случаях официально принято. Он сразу позвонил по этому телефону и вежливо осведомился:

– Извините, девушка, это поликлиника?

Веселый женский голос ему насмешливо ответил:

– Я, молодой человек, скоро уже бабушкой буду. А во-вторых, это не поликлиника. В поликлинику, случается, после нас попадают. Или в милицию.

– Ого! – удивился Валя. – Сразу два таких интересных открытия. Ну, девушку с бабушкой еще можно по телефону спутать. У вас удивительно молодой голос. Но кого же вы отправляете в поликлинику? И тем более – в милицию? Вам не трудно сказать? Очень уж вы меня заинтриговали.

– Отвечаю вам молодым голосом, – засмеялась женщина. – Кто переест – того в поликлинику, кто перепьет – в милицию.

– Все понятно, – ответил Валя. – И у вас так вкусно кормят, что можно объесться? Вы не приукрашиваете суровую действительность?

– А вы приезжайте и попробуйте. Не пожалеете.

– Отлично. И сам приеду, и друзей привезу. Как вы называетесь и где расположены? Диктуйте, записываю.

Задорный Валин голос никак не вязался с его томной внешностью. И это было только первое и, пожалуй, самое безобидное из всех обманчивых впечатлений, которые он внушал.

Итак, Валя отправился в тот ресторан, естественно, даже не упомянув в разговоре с неизвестной женщиной имя Музы Владимировны. Про себя он только решил, что сама эта женщина Музой Владимировной никак быть не может, той, надо думать, до бабушки еще далеко.

Однако предварительно Валя заехал в трест, которому подчиняются все московские рестораны, зашел к кадровикам и, представившись по всей форме, попросил выдать временное удостоверение инспектора по кадрам.

– Кое-что требуется по двум районам проверить, – туманно сообщил Валя.

Уголовный розыск не служба ОБХСС, и это обстоятельство было воспринято, как и ожидал Валя, с очевидным облегчением.

И все же начальник одного из отделов, к которому Валю в конце концов отправили, седой, полный, барственного вида человек, небрежно и снисходительно спросил словно о сущей безделице:

– Имеете конкретные подозрения?

– Конкретных не имею, – коротко ответил Валя, моргая своими длинными, как у девушки, ресницами.

Весь вид его, очевидно, не вызывал у этого величественного старика ничего, кроме иронического пренебрежения. На холеном, розовом его лице с отвислыми, как у дога, щеками было ясно написано: «И такие вот цыплята работают в уголовном розыске? Ну, знаете…»

– Наобум, выходит, идете, – не то спросил, не то констатировал он и насмешливо предложил: – Можем помочь, если угодно.

– Вряд ли, – снова коротко ответил Валя.

– Что, простите, «вряд ли»? – толстяк поднял одну бровь.

– Вряд ли вы сможете, – невозмутимо пояснил Валя.

– Ах, во-от оно что, – насмешливо протянул тот. – Но мы тоже ведь не лыком шиты, молодой человек. И я, например, с людьми начал работать, когда вас небось и на свете не было. Так что не советую пренебрегать.

Валя бесстрастно посмотрел на него своими синими глазами и все тем же невозмутимым тоном произнес:

– Вы плохо разбираетесь в людях. Мне, например, это сейчас на руку… – И сухо добавил: – Будьте добры меня не задерживать.

Толстяк слегка опешил от неожиданности и несколько секунд растерянно и неприязненно смотрел на Валю, потом наконец пробормотал:

– Что ж, извольте.

Он сделал торопливый росчерк на бумаге, которую положил перед ним Валя, и, откинувшись на спинку кресла, пояснил:

– В порядке исключения. Следующий раз озаботьтесь специальным отношением руководства. Желаю успеха.

К нему вернулась обычная небрежная самоуверенность.

– Благодарю, – вежливо ответил Валя, беря бумагу. – Следующий раз непременно озабочусь. Всего доброго.

Начальник отдела, видимо, соображал, как бы подостойней ответить этому мальчишке и поставить его на место, но ничего подходящего в голову не приходило. И он, сцепив руки на огромном животе и крутя большими пальцами, лишь изобразил на толстом лице заговорщицкую улыбку и утвердительно кивнул головой.

– Работайте, – сказал он покровительственно.

Валя не спеша спрятал бумагу в карман и все тем же бесстрастным тоном произнес:

– Вам, конечно, не надо говорить, как пострадает дело, если хоть одна душа в тех ресторанах узнает о моей просьбе к вам. Не так ли?

– Ну что вы! Конечно, не надо, – поспешно развел тот пухлые руки, всем видом своим давая понять, что все это само собой разумеется. Но от Вали не ускользнула и легкая тревога, мелькнувшая в глазах его собеседника, некое даже опасение, что ли.

Этот человек терпеть не мог лишней ответственности. А кроме того, он неожиданно ощутил, что стоящий перед ним щуплый, голубоглазый, похожий на девушку паренек оказался не таким уж робким простачком и способен причинить ему, в случае чего, немалые неприятности. Черт их знает, кого они только берут в этот уголовный розыск.

Валя между тем, не теряя времени, отправился в ресторан, который находился совсем в другом районе, нежели те, что он назвал в тресте. Ехать до него было недалеко.

Время уже подходило к обеденному, и Валя с самым беззаботным видом вошел в зал, решив поначалу присмотреться к незнакомой обстановке, может быть, даже пообедать. Почему бы и не пообедать в самом деле? Не каждый день удается это вовремя сделать.

Ресторан оказался совсем неказистым, несмотря на пышное название, сулившее что-то и вовсе неземное. Все тут было скучно, буднично, тускло. Не очень свежие скатерти на столиках, местами закапанные чем-то или с круглыми следами жирных тарелок, дешевые, розовые, из пластмассы, стаканы для четвертушек бумажных салфеток, унылые стены с какими-то темными разводами, незажженные, очевидно из экономии, стандартные, безвкусные люстры, потертые, из зеленого плюша занавеси на узких окнах.

Ждать официантку пришлось довольно долго, несмотря на полупустой зал. За это время Валя успел вполне освоиться и поразмыслить. Интересно, кто такая эта Муза Владимировна – официантка? Скорей всего. И тогда ее знакомство с этими приезжими парнями могло произойти очень легко. И уже сразу дала им телефон, назначает встречу? Но Валю это не очень удивило, даже вовсе не удивило. И не к такому привык.

У его столика появилась наконец и официантка, толстая, немолодая и сонная. Она вяло достала из кармашка блокнотик и молча приготовилась слушать заказ.

– Во-первых, здравствуйте, – усмехаясь, сказал Валя.

– Здрасте, – раздраженно ответила официантка.

Кажется, ей Валя чем-то не понравился, хотя это случалось весьма редко.

И все тем же нелюбезным тоном она спросила:

– Что будем есть?

Валя с интересом оглядел ее и неожиданно спросил:

– Скучно у вас, правда?

– А какое тут днем может быть веселье? Вот возьмите грамм триста коньячку, сразу станет веселее, – на бледном, рыхлом ее лице, похожем на невыпеченную лепешку, появилась нагловатая усмешка.

– Да-а… Вот тут и проверяй жалобы, – вздохнул Валя.

– Это какие же такие жалобы?

Официантка насторожилась.

– Обыкновенные. Которые к нам в трест приходят.

– Ну конечно! Им бы только писать! – возмутилась официантка. – Знаете, какой народ пошел? Выпьют на копейку, а обслуживания требует на сто рублей. Фон-барона из себя строят, особенно если с дамой. А как что – так писать. Больно грамотные все стали.

– Но и наш персонал бывает не на высоте, – назидательно заметил Валя. – Самокритики не хватает.

– Нервов на каждого не хватает! – запальчиво возразила официантка. – А самокритики у нас во как хватает. – И она провела пухлой рукой по горлу, потом, не скрывая любопытства, спросила: – И на кого же у вас жалобы, интересно?

– Не имею права раньше времени говорить, – важно ответил Валя и, как бы давая понять, что разговор на эту тему окончен, взял в руки замусоленный листок с дежурным дневным меню. – Ну-с, что бы такое покушать, – и поднял глаза на официантку. – Вас, кстати, как зовут?

– Катя. Лавочкина… – Она сделала паузу и, пересилив себя, жеманно спросила: – А на меня-то, случайно, не жалуются?

Валя добродушно улыбнулся.

– Так и быть, открою вам служебный секрет: на вас – нет.

– Ой, я знаю, на кого, – обрадованно всплеснула руками Катя. – Ну точно. На Верку небось. Воронина, да?

– Нет, – загадочно покачал головой Валя, подзадоривая ее на новые догадки.

– Ну, тогда Мария.

– И не Мария.

– Неужели Любка? – загораясь, продолжала перечислять Катя. – Спиридонова.

– И не Любка, – улыбнулся Валя, давая понять, что сам он назвать имя не может, но не возражает, если Катя угадает.

– Ну, кто же тогда? Не Музка же? Ею-то уж всегда довольны.

– Почему же это ею всегда довольны? – поинтересовался Валя, впрочем, как можно безразличнее.

– Ой, она так умеет, позавидуешь, – махнула рукой Катя. – Характер ужас какой. Ну, всем умеет угодить, представляете? И буквально каждому улыбается. Надо же? Я, например, так не могу. И потом, Музка красивая. Тоже, знаете, имеет значение, – Катя невольно вздохнула. – Ей, если что, все простят.

– Ударник комтруда? – деловито осведомился Валя.

– Ясное дело. И в местком ее выбрали.

– Значит, жалобы не на вашу смену, – заключил Валя и снова занялся меню. – Что же мы все-таки будем есть?

– Пожалуйста, – с готовностью откликнулась Катя. – На закуску можно будет рыбку организовать. Севрюжку, например, завезли. Очень свежая.

– Но в меню…

– Можно будет, – энергично прервала его Катя. – А еще язычок…

Словом, обед у Вали неожиданно получился отменный, нанесший немалый урон его бюджету. Катя проявила, видимо, небывалую для нее расторопность, и блюда сменяли друг друга с такой быстротой, что Валя едва успевал с ними покончить. При этом с пухлого лица Кати не сходила льстивая, даже, пожалуй, кокетливая улыбка.

– Спасибо, товарищ Лавочкина, – под конец торжественно сказал Валя и, не удержавшись, все же оставил ей на чай всю сдачу.

Катя удивленно посмотрела ему вслед и пожала плечами.

А Валя проследовал в кабинет директора.

Там он застал средних лет человека, высокого, смуглого, с сухим лицом, тонким, орлиным носом и глубокими залысинами на висках. Он был в модном костюме цвета маренго, белоснежной сорочке и бордовом полосатом галстуке. На широком, заросшем густыми волосами запястье видны были какие-то необыкновенные часы на широком золотом браслете. Это, без сомнения, был сам директор, так барски развалился он в широком кресле за столом. А перед ним стоял другой человек, помоложе, потоньше, в черном бархатном пиджаке, серых брюках и с пестрым шейным платком вместо галстука. В тот момент, когда вошел Валя, он самоуверенно произнес, заканчивая, видно, какой-то деловой разговор:

– Все будет в лучшем, виде, Сергей Иосифович. Даже не сомневайтесь.

Внимательно взглянув на вошедшего Валю и, видимо, что-то уловив в его облике, директор сделал нетерпеливый жест рукой, и молодого человека выдуло из кабинета как ветром, он лишь успел торопливо извиниться перед Валей.

– Прошу, – любезно произнес директор, широким жестом приглашая Валю располагаться в кресле возле письменного стола. – Чем могу быть полезен?

– Пока не знаю, – улыбнулся Валя. – Пока прошу ознакомиться.

Он протянул через стол полученное в тресте временное удостоверение, и директор, бегло взглянув в него, тут же вернул.

– Все понятно. Слушаю вас.

Было видно, что его уже успели предупредить о появлении инспектора.

Валя коротко объяснил, что ему требуется, и добавил:

– Чисто профилактическая мера, учтите. Никого конкретно ни в чем не подозреваем. Так, для общего знакомства с кадрами.

– Понимаю, – невозмутимо кивнул директор.

Он выдвинул один из ящиков письменного стола, порывшись в бумагах, достал какие-то списки и протянул Вале:

– Для оперативного руководства дубликат держу всегда под рукой. Вот тут фамилии, должности, домашние адреса и телефоны.

– Очень предусмотрительно, – кивнул Валя.

Он просмотрел список и положил его перед собой.

– Что ж, давайте займемся.

– Минуточку.

Директор пружинисто поднялся, подошел к двери и, приоткрыв ее, сказал кому-то в узкий коридор:

– Валечка, я уехал.

После чего он запер дверь и, возвратясь к столу, с готовностью спросил:

– Ну-с, так как? Начнем, пожалуй, с официанток?

– Прекрасно, – согласился Валя. – Прошу только с полной откровенностью. И характер, и образование, и поведение, конечно. Если можно, то и семейное положение тоже. Что делать, – он с улыбкой развел руками. – Все надо знать. Такая уж работа.

– Понятно, понятно, – сурово кивнул директор.

Он стал называть фамилии официанток и каждой давал короткую характеристику. Валя внимательно слушал, время от времени задавая дополнительные вопросы, и делал краткие пометки у себя в блокноте.

А директор, между тем, добросовестно перечислял всякие прегрешения и беды своих подчиненных, не забывая, впрочем, и о их положительных качествах. Одна уже три раза была премирована и носит звание, другая совсем недавно послана делегатом, но с мужем живет плохо, у третьей мужа вообще посадили, пьяница он и дебошир, она в синяках на работу приходила, четвертая была нечиста на руку, но теперь исправляется. А вот пятая и добросовестна, и приветлива, и культурна, и все у нее налицо, как говорится, но другое плохо – любой мужчина ей голову кружит, а потом всякие трагедии, и топиться хочет, и вешаться, и травиться. Ну, а вот эта ленива, к тому же врет на каждом шагу, давно бы уволил, но детей жалко, трое их у нее, и, между прочим, от трех отцов, а никаких алиментов, дура, не требует. Дурой этой была Катя Лавочкина.

Словом, директор проявил отличное знание своих кадров и весьма тактично подчеркнул полную свою беспристрастность, а также гуманность.

Наконец он хмуро сказал:

– Ну-с, а теперь Леснова Муза Владимировна. Тут я, пожалуй, ничего особенного сказать не могу. Так себе человек. Заносчивая, дерзкая, я бы сказал, грубая эгоистка. Плохого за ней, впрочем, ничего не числится, – с неохотой добавил он.

– Семейное положение вам известно? – равнодушно и торопливо спросил Валя, словно утомившись этим однообразным перечислением, но про себя удивляясь, как рознятся два отзыва об этой самой Музе.

– Почти одна, – небрежно заметил директор.

– То есть?

– Ну, кажется… кто-то говорил… мать у нее в Москве… А сама Муза Владимировна… ребенок у нее, кажется.

– На работе она как?

– Так, жалоб нет. В местком выбрали. С гостями, правда, любит пококетничать. Это, знаете, мешает… Всякие приставания, ухаживания. Приходится реагировать. Ну, и, конечно, всякие разговоры отсюда. И вообще…

– Что значит «разговоры»? Какие идут разговоры?

– Ну, как вам сказать?.. – замялся директор.

– Так и сказать, Сергей Иосифович, – сурово предложил Валя. – Как о других говорили. Все, что вам известно. Мы же условились.

– Ну, вроде бы кто-то у нее есть. Завелся, – досадливо сказал директор.

– Влюбилась, одним словом.

– Вам тут что-то не нравится?

– Да нет, так сказать нельзя… прямо так… Но все-таки… случайные связи…

Вдруг Валю осенило. Так он же, директор, сам, очевидно, пытался приударить за Музой, и ничего не вышло. Вот он и кипит, вот и пытается бросить тень на нее. Подлец все-таки. Но с другой стороны, если Муза предпочла ему того бандита, Леху, то как это охарактеризовать? Интересно, знает ли Сергей Иосифович, кто его счастливый соперник.

– А вы знаете, кто именно у нее есть? – напрямик спросил Валя. – Это не пустое любопытство. Если человек хороший, то, как говорится, на здоровье. А вот если плохой, то сами понимаете…

– Откуда же мне знать, – по-прежнему с досадой ответил Сергей Иосифович, сдвинув свои черные длинные брови над орлиным носом. – Подружка лучшая и та, кажется, не знает… То есть, я так думаю, конечно, – торопливо поправился он, чуть заметно смутившись при этом.

«Неужели он и подружку расспрашивал?» – подумал Валя.

– Кто же она такая, эта подружка?

– Наш счетовод, Ниночка.

– Ладно, до бухгалтерии мы еще дойдем, – невозмутимо сказал Валя. – Давайте кончим с официантками. Кто там после этой Лесновой?

И директор поспешно, словно обрадовавшись, что неприятная тема наконец исчерпана, принялся называть новые фамилии. Валя все так же внимательно слушал, делал пометки, уточнял, переспрашивал.

Когда директор наконец дошел до бухгалтерии и упомянул Нину Скворцову, Валя довольно равнодушно осведомился:

– Та самая?

– Именно, – с готовностью подтвердил Сергей Иосифович.

– Что же она из себя представляет?

– Очень хорошая девушка. Это уж я вам точно говорю, абсолютно. Честнейшая девушка. С матерью живет, с отцом. Никаких кавалеров. Скромница, красавица. Отца ее знаю, вместе работали. Очень хорошая девушка. Комсомолка.

– Чего ж тут хорошего, если кавалеров нет? – улыбнулся Валя. – Есть, наверное. Только вы, конечно, знать про это не обязаны.

– А я говорю, нет! – запальчиво воскликнул Сергей Иосифович и тут же смутился. – Конечно… Вполне возможно…

– Тогда пойдем дальше, – предложил Валя.

Он терялся в догадках. Вот, оказывается, какая у нее подруга. Характеристика не вызывала у него сомнений. Что же представляет собой сама Муза? Не мешает побеседовать с этой Ниной Скворцовой, осторожно, конечно, не вызывая у нее никаких подозрений.

Когда наконец беседа с директором была закончена и ни один из сотрудников не остался без исчерпывающей характеристики, Валя, помолчав, сказал:

– Что ж, прекрасно. Теперь я полностью в курсе. Это, знаете, не каждый руководитель вот так может. Я бы только напоследок вас попросил… Не могли бы вы мне на часок отвести какой-нибудь кабинет… Ну, словом, для двух-трех коротких бесед?

– Да ради бога, дорогой! – с готовностью воскликнул директор, чрезвычайно польщенный высокой оценкой, которую дал их беседе Валя. – Берите кабинет главного бухгалтера. Заболел бедняга, вторую неделю лежит.

Он окончательно сбросил с себя всякую суровость и сейчас казался необычайно приветливым и по-восточному гостеприимным. Что ни говорите, а совместная работа всегда сближает. А главное, Сергей Иосифович был, видимо, крайне заинтересован в хороших отношениях с новым инспектором треста.

– Отлично, – одобрил его предложение Валя. – А для беседы пришлите мне ну, скажем, по одному человеку из официанток, с кухни и из бухгалтерии. Но, сами понимаете, из актива, посознательней.

Через некоторое время Валя уже беседовал в маленьком кабинетике главного бухгалтера с официанткой Верой Ворониной, крупной, неуклюжей, рыжеволосой девушкой с веснушчатым бледным лицом и усталыми глазами. И хоть была она активисткой и даже делегатом какого-то общемосковского совещания, но держалась скованно и еле отвечала на вопросы. Минут через пятнадцать Валя с облегчением простился с ней, так и не получив ни одного толкового ответа. Кажется, с неменьшим облегчением рассталась с ним и Вера, так и не разобравшись, чего хотел от нее услышать молоденький инспектор из их треста.

Пышная немолодая повариха, краснолицая, распаренная и громкоголосая, принесла Вале некоторое облегчение своей энергией и напористостью, когда жаловалась на недостатки и нужды ресторанной кухни. Вале даже стало совестно, что он ее обманывает и все ее разумные требования не дойдут по назначению, и еще он невольно удивляется многообразию и сложности этих кухонных проблем. Энергичная и веселая повариха выпалила все это ему с пулеметной скоростью, поминутно вытирая красное, разгоряченное и потное лицо большой белой тряпкой, которую носила заткнутой за длинный, тоже белый фартук. Наконец ушла и повариха.

А за ней в кабинет заглянула Нина Скворцова. Валя сразу догадался, что это она, девушка даже не успела назвать себя. Видимо, со слов директора у него сложилось именно такое представление о ней. Кроме того, Валя был уверен, что из бухгалтерии директор пришлет конечно же Нину, после той характеристики, которую он ей дал.

Девушка оказалась невысокой, худенькой, с роскошными золотистыми кудрями, спадавшими на спину. Большие серые глаза смотрели серьезно, чуть тревожно. Аккуратный белый халатик подчеркивал стройность ее фигурки. Словом, Вале девушка показалась очень симпатичной, он даже поймал себя на мысли, что хорошо было бы познакомиться с такой девушкой совсем в другой обстановке и куда-нибудь ее пригласить.

Ну, а тут ему пришлось представиться вполне официально, хотя, как вы понимаете, и не слишком откровенно. И Валя вторично за последний час ощутил неловкость. На этот раз, однако, это его рассердило, и он с излишней, пожалуй, сухостью обратился к девушке:

– Расскажите, как вам тут работается?

Девушка чуть заметно улыбнулась. Эта улыбка очень шла ей. Валя нахмурился и опустил глаза, делая вид, что просматривает свои записи.

– Мне хорошо работается, – мягко ответила Нина, словно успокаивая его.

– И жалоб у меня никаких нет.

– А меня интересуют не только жалобы.

– Что же вам рассказать? – совсем просто спросила Нина.

И Валя ощутил вдруг какую-то неуверенность, что вовсе было на него не похоже. При взгляде на эту девушку мысли у него начинали незаметно путаться, и на место нужных и важных то и дело пробивались совсем пустяковые и к делу не относящиеся. Наконец Валя спросил:

– Вы давно здесь работаете?

– Всего два года.

– Впрочем… это значения не имеет, – махнул рукой Валя. – Я хотел узнать, нет ли у вас каких-нибудь замечаний по работе, пожеланий? Что-то, может быть, надо изменить в системе учета, отчетности.

– Ой, что вы! – улыбаясь, пожала плечами Нина. – Нет у меня никаких пожеланий. Я еще мало для этого работаю. И пришла сюда, можно сказать, со школьной скамьи. Это вам лучше мой начальник скажет, – она обвела глазами кабинет. – Он только болен. Грипп у него. Сколько у нас больных, если бы вы знали.

– Эпидемия, – вздохнул Валя. – Даже в газетах пишут. А вы не болели?

Последний вопрос вырвался у него как-то непроизвольно и внезапно разрушил официальную сдержанность разговора.

– Я – нет, а вот папа болен, – огорченно сказала Нина. – И еще моя близкая подруга одна тоже больна. И так тяжело. Даже «неотложку» вызывали.