Текст книги "Берись за оружие!"

Николай отворил калитку.

Обе старухи испуганно смотрели на него, но он уверенно подходил к столу.

– Здравствуйте, тётя.

– Что?.. Что такое? – с беспокойством спросила одна из сидящих.

– Не узнали, должно быть? Николай, ваш племянник.

– Ах, батюшки мои! – взмахнула тётка руками. – Да откуда же ты? Ну, иди, поцелуемся.

– Эммочка, Эмма, – закричала она после первых приветствий, – иди сюда, беги скорее, смотри, кто к нам пришёл.

На её зов из двери выбежала девушка лет девятнадцати в ситцевом беленьком платьице, с книжкой в руках, и удивлённая остановилась.

– Твой двоюродный брат. Да поздоровайся же, чего же столбом стоять?

– Здравствуйте, – подошёл к ней Николай, протягивая руку.

– Здравствуйте, – ответила Эмма.

– Да вы что? – вскричала тётка. – Или на балу познакомились? Вместе на стульях верхом катались, а теперь з-д-р-а-в-с-т-в-у-й-т-е!

– Это ещё от непривычки, – звонко засмеявшись, сказала Эмма. – Садись пить чай.

Николай сел. Старуха засыпала его разными вопросами.

– Ну, как мать, сёстры?

– Ничего, живут.

– А отец? Ох! – вздохнула она, – непутёвый он у тебя был. Наверно, в большевики пошёл.

Николаю ничего не оставалось делать как подтвердить, что отец точно «в большевики пошёл».

– А ты что в эдаком облачении? – ткнула она пальцем на его гимнастерку. – Или тоже забрали?

– Забрали, – уклончиво ответил Николай. Он не хотел сразу огорчать её.

– Вот что… В полку, что ли, служишь?

– Нет, на курсах учусь.

– Учишься? – протянула она. – Юнкер, значит, вроде как? Ну, доброволец видно, а то и коммунист, пожалуй?

– Мама, – прервала её Эмма. – Уже давно звонили. Опоздаете намного.

– Правда, правда, – засуетилась старуха. – Не пропустить бы. Поди уж «от Иоанна» читают.

Вскоре обе старухи ушли, и Николай остался с Эммой вдвоём.

Далеко чуть-чуть звонили колокола.

Николай посмотрел на Эмму и улыбнулся.

– Слушайте, то есть, слушай, – поправился он. – Если бы не я, то ты, верно, тоже пошла бы в церковь?

– Пошла бы, – ответила она. – Сегодня служба большая. А ты, должно быть, никогда не ходишь?

– Никогда.

– Почему? Значит, правда, что ты – коммунист?

– Правда, Эмма.

– Жаль.

– Почему же? Я так только горжусь этим.

– А потому, что пропадёшь и ты, когда коммунистов разобьют. А во-вторых – без веры всё-таки очень нехорошо.

– Но позволь, – удивился Николай. – Во-первых, почему ты знаешь, что нас разобьют? Мы и сами на этот счёт не промахнёмся. А во-вторых, мы тоже не совсем без веры.

– Какая же у тебя вера? – засмеялась она. – Уж не толстовская ли?

– Коммунистическая! – горячо ответил Николай. – Вера в своё дело, в человеческий разум и торжество не небесного, а земного, нашего царства – справедливого труда. А главное – вера в свои руки и только в собственные силы, с помощью которых мы этого достигнем.

Эмма удивлённо посмотрела на него.

– О! Да ты – фанатик.

– А ты – разве нет?

– Нет, – на минуту задумавшись, уклончиво ответила она, потом хотела ещё что-то сказать, но промолчала.

– А сознайся, что ведь ты веришь-то больше по привычке? – немного насмешливо сказал Николай.

– А хотя бы и так, – вспыхнув, ответила она, раздосадованная тем, что он так верно её понял.

Немного помолчали.

– Расскажи мне что-нибудь о Москве, – примирительным тоном сказала Эмма. – Здесь так много разных слухов.

Николай начал довольно сухо, но потом увлёкся и разгорячился. Тётка от его рассказа пришла бы в ужас.

Эмма слушала внимательно, но недоверчивая и ироническая улыбка не сходила с её губ. Когда же он с жаром стал говорить о рабочих и даже работницах, с оружием в руках защищавших революцию в Питере, она только спросила:

– Но это, должно быть, в большинстве – испорченные женщины?

– Ты сама испорченная! – вскричал Николай и быстро встал, намереваясь уйти.

– Постой, – мягко взяла она его за руку. – Не сердись.

Николай не ушёл, но сидел молча, – рассказывать больше не стал.

– Что ты читаешь? – спросил он, заметив лежавшую на столе книжку с розовой закладкой.

Она подала ему небольшой томик каких-то рассказов и, как бы извиняясь, заметила:

– Это – ещё из маминых. У нас трудно хорошую книгу достать.

– Хочешь, я принесу тебе? – предложил Николай.

– Хорошо, принеси, но только не революционную.

– Как ты предубеждена, Эмма, – засмеялся он.

– Не предубеждена, а не люблю скучных книг. Да и мама будет недовольна.

– Я принесу не скучную, а уж относительно мамы – ладь сама, как знаешь, кажется, ты ведь уж не ребёнок.

Он встал и добавил:

– Ну а теперь я пойду.

– Куда ты пойдёшь? – остановила его Эмма. – Смотри, какая темнота. Ты по здешним горам и дороги не найдёшь. Ложись у нас. Я тебе постелю на веранде.

Подумав немного, Николай согласился, но предупредил, что чуть свет уйдёт, так как должен быть на утренней поверке.

– Ты придёшь, конечно, к нам на праздник? – спросила Эмма, проводив его на веранду.

– Приду, если ты не имеешь ничего против.

– Не имею, – улыбнулась она, – хотя ты и большевик.

Она повернулась к выходу.

– Эмма! – сказал вдруг что-то вспоминая Николай. – А где твой отчим, Вячеслав Борисович?

При свете колеблющегося пламени ему показалось, что она чуть-чуть вздрогнула. «Сыро… – мелькнула у него мысль. – Какое на ней лёгонькое платьице!»

– Он… уехал. Он скоро вернётся, – торопливо проговорила Эмма и вышла.

Николай остался один. Раздевшись, бросился в постель и спокойно думал о чём-то, докуривая папиросу. Но вскоре глаза его отяжелели, сомкнулись, и он крепко заснул, держа окурок в руках.

VI

Ночь была светлая, лунная. Сергей сидел в караульном помещении, – он был разводящим. Посматривал валявшийся на столике гарнизонный устав, изредка поглядывая на стенные часы.

– Сколько времени? – спросил его, встряхиваясь от невольной дремоты, караульный начальник.

– Без десяти час.

– Скоро смена.

– Да, уже пора будить.

Он подошёл и стал тихонько расталкивать спящих на деревянных топчанах курсантов.

Очередная смена быстро поднялась.

Пошли. Сначала Сергей сменил часового у парадного, потом у бокового выхода, затем у знамени и у оружейного цейхгауза, а потом пошёл на задний двор к большим железным воротам, выходящим к тиру и роще.

– Кто идёт? – окликнули с поста.

– Смена.

– Наконец-то.

– Что, устал, что ли?

– Не устал, а курить охота.

– Ну теперь можешь, – говорил Сергей, когда часовые сменились. И сам остался подышать на несколько минут свежим воздухом.

Постоял, потом не торопясь пошёл обратно. Обо что-то споткнулся, чуть-чуть не упал и вдруг остановился и замер, прильнувши к стенкам одной из двуколок. – К маленькой железной калитке в углу каменной стены направлялись две тени. Подошли и остановились. Кто-то чиркнул спичкой, и при свете её Сергей ясно увидел лицо невысокого чёрного человека с небольшими усиками.

– Осторожней! – послышался негромкий голос другого, стоящего в тени.

И удивлённый Сергей услышал, как щёлкнул замок и слегка скрипнула дверь отворяющейся калитки.

– Стой! – бросился он вперёд, щёлкнувши затвором. – Стой! Кто ходит?

– Тише! Свои, – уже повелительно произнёс тот же голос.

Лунный луч, прорвавши облако, упал на землю, и Сергей внезапно увидал перед собой начальника курсов.

Сергей стоял в недоумении.

– Чудак! – усмехнулся начальник. – Ведь это же – дежурный по гарнизону.

Сергей посмеялся над своей поспешностью.

Сменившись утром, он рассказал товарищам о своём ночном приключении, и они тоже вдоволь над ним подтрунили.

– Своя своих не познаша.

Стояла тёплая ясная погода, было не больше десяти часов.

– Ну, ребята. Я вас поведу на прогулку, – сказал Николай.

– Рано-то так?

– Ничего не рано. Сейчас в роще самая прелесть – не жарко.

– Ну пойдём, – согласился Сергей, – хотя я, собственно, ночью почти и не спал.

– Э! Спать в такое время, – возразил Николай. – Ты посмотри, что на дворе делается.

Пришлось согласиться.

Они отправились знакомой Николаю дорогой, и через 20 минут были около белого домика.

– Ну вы посидите на той лавочке, а мы сейчас выйдем, – сказал он товарищам.

– Ты недолго! – напутствовали они его.

– Нет, я сию минуту.

«Сия минута» протянулась по крайней мере с полчаса.

Наконец калитка отворилась, и из неё вышла сначала Эмма, потом Николай с каким-то человеком, который попрощался с ним за руку и пошёл в другую сторону.

Сергей внимательно глядел вслед незнакомцу.

– Знакомьтесь, – говорил Николай подходя, – Сергей… Серёжа!.. – одёрнул он его.

Сергей машинально подал руку, почти не оборачиваясь.

– Да что ты там интересного нашёл? – смеясь спрашивал Владимир.

– Кто это пошёл? Вон там.

– Это брат отчима Эммы – Юрий Борисович Агорский. А что? Разве ты с ним знаком или он похож на кого-нибудь? – ответил Николай.

– Да… похож, – пробормотал Сергей.

Во всю прогулку он был задумчив и не особенно внимателен. Николай почти обиделся.

Эмма тоже была немного не в себе, и Николаю показалось даже, что её глаза чуть-чуть заплаканы.

– Что с тобою? – спросил он, когда они остались немного позади.

– Ничего, – ответила она.

– Нет, «чего». Я ведь вижу.

– Мама нашла у меня твою книгу. Мы с ней и повздорили немного. Из-за тебя…

– И всё?

– И всё…

Николай весело посмотрел на неё.

На обратном пути Николай стал горячо упрекать Сергея за его непонятную рассеянность, которая портила всю прогулку.

Сергей посмотрел на своих друзей, подумал немного и вдруг немало удивил их своим ответом.

– А знаете что? – сказал он. – Я готов прозакладывать голову против медного пятака за то, что при обходе ночью я видел не дежурного по гарнизону, а этого человека, с которым Николай там у калитки прощался за руку.

– Не может быть!

– Может, если я говорю.

– Но что же это значит? Ведь ты же говоришь, что с ним был начальник курсов.

– А то значит, что у начальника есть знакомства, которые он предпочитает почему-то скрывать.

VII

Разговаривая оживлённо и делая всевозможные предположения, они шли рощею, находившейся около курсов, как вдруг Владимир остановился и прислушался.

– Тс… Слушайте! Что это такое?

Та-тара-та-тата-та, – протяжно и едва слышно доносил ветерок со стороны курсов далёкий сигнал.

– Уж не тревога ли?

– Нет, – отвечал прислушиваясь Сергей, – тревога подаётся не так. Это – сбор.

И, прибавивши шагу, торопливо они направились на сигнал.

Ещё не доходя, они увидели, как ото всех концов рощи, переполненной гуляющими, торопливо собирались курсанты.

В самом корпусе тоже царило необычайное оживление. Бегали курсанты, суетились каптеры, отворялись цейхгаузы, вещевые, оружейные, продовольственные, а в коридорах спешно строились роты.

Едва только успели наши товарищи встать в строй, как раздалась общая команда: «смирно!», и комиссар объявил, что подчинявшийся до сих пор Советской власти атаман Григорьев выступил внезапно со своими войсками против Украинской Республики. А потому он объявляется предателем и изменником, стоящим вне закона и подлежащим уничтожению. Во исполнение сего, согласно приказу наркомвоена Украины, курсы через четыре часа грузятся в эшелоны и уезжают на новый фронт.

Задание:

– Получить: патроны, подсумки, патронташи, палатки, котелки, фляги.

– Сдать: постели, корзинки, книги, матрасы.

– Погрузить на одни двуколки – хлеб, консервы, продукты; на другие – пулемёты, ленты, цинки.

Сроку – четыре часа.

От оружейного цейхгауза – к вещевому. От вещевого – к продовольственному. С первого этажа – на второй, с первого этажа – на третий.

К сроку всё было готово.

Вот уже курсы развернулись перед корпусом, уже окружены толпящимся провожающим народом.

Последнее напутственное слово представителя наркомвоена и – команда.

* * *

Это было тревожное и трудное время. Десятки бело-партизанских банд наполняли Украину. Многие занимались попросту грабежами и разбоями. Но многие, и довольно крупные шайки, под общим руководством Петлюры наносили тяжёлые и сильные удары по тылу Украинской Республики.

Пользуясь тем, что лучшие части Красной Армии в то время были оттянуты на далёкий восточный фронт, они не всегда прятались по лесам и оврагам, а открыто располагались по сёлам, хуторам и деревням.

Избегая открытых боёв, бандиты часто наносили удары с той стороны, откуда их меньше всего ожидали.

Отличаясь большой жестокостью, они проявляли её повсюду. Но горе тому из пленников, который, помимо всего, попадал к ним как «коммунист». Только средневековая инквизиция могла бы придумать те разнородные пытки, которыми сопровождались последние минуты его жизни.

И нигде, никогда, ни один из фронтов Республики не был настолько бессмысленно жесток, как жестоки были атаманы разгульно-пьяных петлюровских банд.

Вот в это время и выступил стоявший на румынской границе командир шестой дивизии или, как он себя величал, «Атаман партизанов, Херсонщины и Таврии» – Григорьев.

VIII

На рассвете невесёлого серого утра осторожно подошёл эшелон к небольшой берёзовой рощице. Дальше пути не было – чьей-то заботливой рукой выброшено несколько шпал и рельс. Выгрузились и принялись за починку.

Первый взвод тем временем направился к ближней деревушке в разведку.

Вышли на опушку, разделились на две партии и разошлись – обе в разных направлениях.

Над тёмною пашнею, саженях в пятидесяти от дороги, кружились и поднимались, кружились и спускались стаи бесшумных тёмных птиц.

– Лошадь, должно быть!

– Сбегай – посмотри.

Позвякивая котелком глухо, один торопливо с трудом побежал по липкой вспаханной земле.

Вот он остановился, надел шапку на штык и замахал к себе.

– Что там такое?

Свернули, подошли и остановились.

На чёрной сырой рыхлой пашне, в одном бельё, валялись два трупа расстрелянных. Кто они? Разве определишь по этому снесённому до половины черепу или по застывшим стеклянным глазам, был ли то друг или враг?..

Молча пошли дальше.

Вдруг по окраине деревушки быстро промелькнул всадник.

– Серёжа… Смотри! – послышались предостерегающие крики. Сергей был старшим в этой партии.

– Вижу… По бугру, в цепь!

Раздались выстрелы.

Вот уже из кучки конных, бросившихся в обход, тяжело рухнули двое. В маленькой цепи курсант Молчанов с удивлением смотрит на расщепанный приклад своей винтовки и капли крови на отяжелевшей руке.

Спешит и торопится на поддержку услышавшая выстрел соседняя разведка.

– Ага, наши!

– Цепь, вперёд!

Зачем пригибаться, для чего пригибаться? Это от пули не спасёт. Лучше прямо, но скорее, – вперёд и вперёд. Залп… другой… огонь подбегающей поддержки. И кучка всадников, человек около сорока, с гиканьем скрывается по дороге за деревенькой.

– Ловко для первого раза! – с весёлым смехом кричал подбегая Николай.

Сергей улыбался.

– Спасибо, Сержук! – говорил он, пожимая руку старшему соседней разведки. – Вовремя поспел, брат!

В деревне Молчанову заботливо перевязали руку.

– Хорошо ещё, что в мякоть! – говорил он, бледнея от боли, но всё же улыбаясь.

Около деревеньки валялись трое бандитов, рядом бродила оседланная лошадь.

Подобрали винтовки, на колокольню поставили наблюдателя, а на трофейной лошади послали верхового с донесением.

Выяснили, что это был не отряд григорьевцев, а бродячая банда Козолупа.

И эшелон снова помчался вперёд.

И вот: на одной стороне – Кременчуг, на другой – Крюков. Ночью, по мосту через Днепр, торопливо прошли подоспевшие курсанты. И вовремя: несколько часов спустя город начал наполняться панически отступающими красными партизанскими частями. Курсанты останавливали бегущих и спешно сколачивали в разные отряды. Подошли красные броневики, подошли брошенные против повстанцев ещё какие-то курсы, кажется черкасские. И только что рассвело, как по городу загрохотали орудия.

Григорьевцы наступали.

Всё утро разговаривали трёхдюймовки, сновали броневики и автомобили. Красные части готовились к контрудару.

Сергей лежал за большим камнем возле углового дома и без устали стрелял по чёрным точкам. Григорьевцы были поголовно пьяны и наступали остервенело.

– Серёжа! У меня осталось только две обоймы, – кричал сгоряча расстрелявший почти все патроны Николай.

– На вот тебе ещё три, – кинул из своих тот. – Да ты смотри, даром-то не выпускай.

– Я и не…

Артиллерийский снаряд, попавши в крышу соседнего дома, заглушил его ответ, и белое облако пыли закрыло его от глаз товарищей.

– Коля… Колька! – с опаскою окликнул Сергей.

– …Я и не выпускаю их даром! – послышался запальчивый ответ.

Выстрелы грохотали повсюду. Где-то далеко на фланге послышалось «ура», ближе… ближе, и покатилось по всем цепям. Красные наступали. К полудню ни в городе, ни за городом уже никого не было. Разбитые банды убегали, красные их преследовали.