Текст книги "О любви и не только – 3. Рассказы, повесть"

Рыжая ситуация
– рассказ —

Огромный пылающий шар на небе жёг отдыхающим спины, животы, ноги и другие части тела. Дружников скосил глаза на загорающую справа молодую рыжую соседку и – неожиданно для себя самого спросил:

– Вы сегодня вечером не заняты?

Рыжая вздрогнула, подняла голову и, посмотрев на Дружникова, как ближайшего к ней человека, уточнила:

– Вы у меня спрашиваете?

– Ну! – коротко, но доходчиво ответил Дружников. Он немного стеснялся, так как в родном городе остались жена и трое ребятишек.

– Не занята, а что? – вызывающе сказала Рыжая.

Здесь Дружников не к месту вспомнил ещё дочку Машу от первой жены, с которой он расстался полтора десятка лет назад, и ответил:

– Может, в кино вечером сходим?

– На «Кавказскую пленницу»? Здесь – в этом посёлке – больше ничего не идёт, но должна признаться, что этот фильм меня задолбал! – затем Рыжая легла вновь на песок и вызывающе повернулась к Дружникову спиной.

Поскольку командировка складывалась с определёнными трудностями в оформлении технической документации и на несколько дней Дружникову всё равно приходилось задерживаться, а кроме отвернувшейся от него Рыжей с её конопатой спиной других объектов для развлечения не было заметно, он, немного помолчав, повысил голос и спросил:

– А если не в кино, то какие имеются другие предложения?

Соседка что-то пробурчала в песок.

– Не расслышал! – переспросил Дружников.

Рыжая перевернулась к нему передом и, мечтательно глядя в даль, сказала:

– Надраться вдрызг! До тех пор, пока не вывернет наизнанку…

Дружников не на шутку испугался. С ненормальными он дела иметь не хотел, поэтому быстро встал и стал собирать вещи с песка.

– Да я пошутила! – успокоила его Рыжая. – Меня Наташа звать, а тебя как?

Дружников посмотрел на неё внимательнее. Рыжая Наташа смотрелась здорово! Она появилась недавно, и обгорать ещё не начала. Загар ещё не проявился на её молодом пышущем здоровьем теле, а тело было по параметрам близким к модельным. Да и на мордашку претензий не было, вылитая Анфиса Чехова пополам с Лерой Кудрявцевой.

– Артём я! – успокоился Дружников, протягивая руку во имя знакомства.

– Детей очень много наплодил, Артём? – поинтересовалась Наташа.

Дружников огляделся вокруг. Не смотря на хорошую погоду и тёплое море в нескольких метрах от него, пляж выглядел уныло из-за небольшого количества отдыхающих. Пара человек барахталась в слабых волнах у берега, да ещё с десяток лежали в разных позах, загорая.

– Много! – резко сказал Дружников. – Ты никак за меня замуж собираешься? Я не против, будешь третьей…

– Какой-то ты, Артём, нервный! – удивилась Наташа. – Я замуж уже пять раз собиралась, но так до финального конца и не добралась. Ты здесь, надеюсь, один?

– Да.

– Так я собираюсь?

– Надраться хочешь? Я много не выпью, – виновато сознался Артём, – у меня предынсультное состояние было… Бутылку пива если?

– Согласна, – стала одеваться и собирать вещи Рыжая, – тебе бутылку пива, а мне – водки. И посоревнуемся, кто быстрее выпьет. Если ты проиграешь, то будешь со мной до утра. Если не доставишь мне удовольствия, то пожалеешь, что на свет родился! Замётано?

– Замётано! – не совсем оживлённо согласился Дружников. – А в каком месте придётся доставлять удовольствие?

– А я здесь недалеко снимаю комнату, – сообщила Рыжая, играя призывным взглядом, – кондиционер имеется, соседи пока отсутствуют. Так что ты уж постарайся!

Дружников ещё раз оглянулся, понимая, что на сей раз снимают его самого. Он уже представлял всю ситуацию: съёмщица была не дурой выпить, в холодной от кондёра маленькой комнате предстоит действительно сильно стараться, чтобы не замерзнуть. Ему стало страшно, когда он подумал, что может не справиться с заданием. А ведь ему уже далеко не двадцать лет! Что она имела в виду, когда сказала: пожалеешь, что на свет родился? Артём шёл рядом с высокой рыжей красавицей и пытался найти план спасения. Вид Наташи вызывал восхищение, но уже не вызывал желания. И когда после магазина они вошли в прохладную Наташину комнату, где она сразу скинула в угол свои босоножки и стала ловко откупоривать бутылку «Путинки», Дружников зубами вскрыл крышку «Арсенального», моментально высосал всю бутылку и со словами: «А я – первый!» открыл дверь и был таков!

Он шёл по тихой жаркой улице посёлка, с него лил пот, но он был очень доволен ситуацией. «Люсенька! – шептал Дружников. – Видишь? Я тебе не изменяю!».

Сказка для Ксюши
– миниатюра —

Однажды в холодный сумрачный день Ксюша сидела одна дома и ждала папу с мамой из гостей. Они вынуждены были уйти в гости к соседям по этажу, к этим шумным Ивакиным, которых Ксюша терпеть не могла. А не могла она их терпеть по той простой причине, что тетя Наташа Ивакина при встречах всегда сует ей невкусные конфеты, а дядя Петя Ивакин грубо хватает Ксюшу на руки и целует в обе щеки слюнявыми губами. Вот почему Ксюша и осталась дома, хотя ей всего четыре с половиной годика, и мама с папой не хотели её оставлять, но в то же время они не хотели обидеть Ивакиных – папа начал жить вместе с ними на одном этаже уже двадцати лет назад, тогда Ксюши ещё и в проекте не было. И даже Ксюшиной мамы в папином проекте тоже не было. Ксюша всё это понимала и отпустила своих родителей, взяв с них слово, что они придут не позже десяти часов вечера. Ксюша была уже большая и довольно легко разбиралась со стрелками на часиках, а также могла при случае позвонить по домашнему телефону.

Мама написала ручкой на листке бумаги крупные цифры соседского телефона и попросила дочку сразу позвонить, если что-то пойдёт не так. Папа в это время завязывал галстук и оглядывал себя в зеркале в прихожей.

Ксюша на всякий случай уточнила:

– Мам, а что значит – пойдёт не так?

– Пойдёт не так, дочка, это когда ты столкнешься с чем-то неожиданным, с чем-то таким, что тебе будет в новинку, что ты ни разу не видела.

– Ага! – удовлетворенно кивнула Ксюша. – Значит, если к нам через дверь войдёт белая пушистая киска, то это будет что-то не так?

Ксюшина мама на духу не могла выносить кошек. Мало того, что они царапали мебель, гадили не там, где их приучали, так ещё от них у неё была страшная аллергия. И мама не поддерживала любовь своей дочки к этим неприятным животным. Кстати, собак она тоже терпеть не могла. Здесь интересы Ксюши сильно расходились с мамиными, поэтому мама сразу сказала:

– Ксюша! Не придумывай, пожалуйста! Никакие кошки ни через какую дверь сюда не войдут, мы тебя закроем на ключ. Телефон существует как раз для того, чтобы ты меня своевременно предупреждала про всяких призрачных кошек и собак. Я приду и наведу здесь порядок! Вернёмся – папа расскажет тебе на ночь хорошую сказку.

Ксюша пригорюнилась. Даже помечтать эти родители не дают! Ну что это за жизнь? Когда дверь за папой с мамой захлопнулась, Ксюша села против телевизора и стала смотреть мультфильм про Шрека. Шрек был забавный и очень влюбчивый. Ксюше тоже один мальчик в садике нравился, правда, он сильно смахивал на диснеевского Шрека своими растопыренными ушами, зато всегда мыл руки с мылом перед едой и один раз принёс Ксюше маленькую красную розу перед 8 Марта. Роза была красивая, но на шипастой веточке и, уколов три раза пальчики, Ксюша незаметно выбросила её в форточку, а мальчику сказала, что розы не любит, и с тех пор цветы он приносил другой девочке, которая была очень страшная – страшнее паровозного дыма.

Когда мультфильм закончился, Ксюша стала смотреть на стрелки часов и удивилась, почему это они так медленно двигаются. Вот когда она летом с папой и мамой была в зоопарке, то там высоко подвешенные над проходом часы шли как угорелые. Ксюша не успела за два часа всех зверей посмотреть, а её силком уволокли домой. Сейчас же каждое движение минутная стрелка делала с таким трудом, что казалась простуженной. Конечно, Ксюша знала, как залезть под стекло ближе к циферблату и пластиковой палочкой помочь стрелке двигаться, но это было бы нечестно по отношению к папе и маме, поэтому Ксюша от этой идеи отказалась.

Потом она стала смотреть из зала на входную дверь: а вдруг произойдёт всё-таки что-то не так и белая киска придёт к ней в гости. И действительно, киска к ней пришла, хотя мама, похоже, этого очень не хотела. Она вальяжно проникла под дверью, мяукнула и стала играть с Ксюшей. Сначала ей хватило небольшого поглаживания по спинке, она присела и замурлыкала от удовольствия. А затем Ксюша нашла кусочек белой нитки, привязала клочок от красного листа бумаги и – понеслась потеха! Ксюша бегала из угла в угол по залу, а пушистая гостья прыгала за предполагаемой мышкой и иногда умудрялась поймать её, пожевать для вида и снова выпустить, предлагая Ксюше продолжить игру.

В один прекрасный момент Ксюша проснулась от какого-то постороннего шума. Оказывается, вернулись её родители. Папа сразу перенёс дочку в свою постельку, и сквозь сон Ксюша слышала, как он продолжил разговор с мамой:

– Слава богу, ничего не случилось! Наша киска становится всё старше и даже смогла остаться ненадолго дома одна. Теперь она уже спит, а я займусь другой кошечкой!

– Так мой котик не притворялся у соседей? – ласково спросила мама папу.

«Как странно, – подумала, окончательно засыпая, Ксюша, – кажется, мои родители за эти несколько часов отсутствия успели полюбить целую кошачью стаю…»

Вечернее приключение
– рассказ —

Случилось это уже во второй половине дня, когда супруга Николая Петровича срочно побежала к подруге на другой конец улицы, видимо, не все новости по телефону можно обсудить, некоторые – только с глазу на глаз. Раз хозяйка за порог, то хозяин себе занятия стал самостоятельно придумывать. Залез в душ, помылся, белье свежее одел, приготовился завтра на работу после рождественских выходных. Присел у телевизора, да потом вспомнил, что не заглядывал два дня в почтовый ящик, а наверняка районку принесли. Как был в халате, хозяин вышел на площадку, притворил неплотно дверь и стал спускаться к своему почтовому ящику, поигрывая его ключом. Газеты, к сожалению, не оказалось. В подъезде было так холодно, что Николай Петрович поспешно затрусил вверх по лестнице, но у двери он ощутил страшное разочарование, так как дверь оказалась запертой, порыв ветра, проникший в подъезд, захлопнул её перед самым носом. В более глупом положении он, вероятно, никогда не оказывался. Было холодно. В соседней квартире справа – в одиннадцатой – никто не жил уже лет десять. Друзьям в двенадцатой квартире можно было не звонить, так как они сегодня уехали погостить к дочке в Рязань. Оставалась только девятая на этом этаже, либо пришлось бы забираться выше или ниже этажом. Надежды на девятую квартиру было мало, потому что здесь жила молодая особа, которая дома появлялась довольно редко, они с мужем чаще ночевали у родителей. Но время поджимало, тело мёрзло, и Николай Петрович нажал на кнопку звонка.

Какое-то время за дверью было тихо. Потом голос соседки тихо спросил изнутри:

– Кто?

Давно так не радовался Николай Петрович. Как будто бы он уже очутился внутри. Где тепло и уютно.

– Это сосед из десятой квартиры! – торопливо начал он. – У меня несчастье, откройте, ради бога!

Замок щёлкнул, дверь приоткрылась и в щели показалось испуганное лицо хозяйки квартиры:

– Что случилось?

– Дайте войти! – простонал застывающий от пронизывающего рождественского холода в неотапливаемом подъезде Николай Петрович и, отодвинув плечом дверь с хозяйкой, ворвался внутрь, к теплу.

Альбина оказалась очень недовольной вольностью соседа. Она стала перед ним в коридоре неприступной стеной, не пуская дальше, хотя дверь успела закрыться – к счастью Николая Петровича. Он, зябко кутаясь в халат, стал сумбурно объяснять молодой Альбине происшедшее. У той лицо по-прежнему оставалось очень недовольным, как будто её пытаются начать насиловать.

– Ну что ты, дорогуша? – наконец уяснил проявляемую к себе неприязнь Николай Петрович. – Хочешь, чтобы я замерз под твоей дверью? Случилась неприятность, вот и всё! Жена скоро придёт и освободит от моего присутствия. У самой что ли не бывало подобного?! Сколько раз по телефону звонить прибегала, пока свой не провела – мы же тебя не выгоняли…

Альбине не жалко было для соседа квадратного метра жилья на время, но здесь вмешалось одно обстоятельство, о котором Николай Петрович знать не мог: в туалете однокомнатной квартиры сегодня сидел и ждал развития событий спрятавшийся любовник энергичной Альбины, её начальник Милюков Валентин Иванович, а для неё по-простому – Валечка. Показать Милюкова было невозможно, никто не должен был знать про служебный роман Альбины. Потому что муж у неё к современным нравам относился подозрительно и наверняка мог значительно накостылять Валечке, не взирая, чьим начальником там он был. Как теперь покинуть квартиру, когда настырный глазастый сосед рядом? Головка у бедной Альбины враз заболела от навалившихся проблем. И кроватное мероприятие сорвалось, так тщательно спланированное задолго до Нового года. К тому же обещавшее небольшое, но долгожданное повышение по службе.

Но ситуация диктовала сейчас принятия каких-то срочных мер. Кто вперёд появится: жена Николая Петровича или муж Альбины – никто предугадать не мог, а рисковать ей не хотелось. Поэтому на нижайшую просьбу зайти в туалет, чтобы сходить по маленькой, Альбина протестующее схватила соседа за рукава пушистого халата и потащила его в комнату:

– Нельзя! Там у меня беспорядок! Посидите в кресле у окна.

– Но я же продрог, мне, извини, отлить надо! Пусти, пожалуйста, бог с ним, с беспорядком, я глаза могу закрыть, если хочешь!

Альбина приходила понемногу в себя и старалась держать всё под контролем:

– Сказала, что нельзя – значит, нельзя! Сейчас греться будем. – Она придумывала, как создать условия для Милюкова, чтобы он мог бесшумно смыться. Сейчас не до хорошего, главное сохранить всё в тайне.

А у соседа, как назло, видимо, разрывался мочевой пузырь, потому что он упирался и не шёл в комнату, всё цеплялся за дверь туалета, где беспокойно вздрагивал Валечка, сидящий в кромешной темноте на крышке унитаза и готовящийся драпануть, как только появится возможность. Он знал об особенностях характера мужа Альбины и не желал быть покалеченным.

Альбина решила использовать все возможные методы, чтобы помочь любовнику. Она ласково попросила Николая Петровича:

– Пойдёмте чаю попьем, мы ведь с вами как следует друг друга-то и не знаем! Пользуясь моментом, так сказать. У меня есть чудесный торт. Рождественский! Вы мне его порежете, пойдёмте на кухню. – И она первый раз за эти минуты попыталась кокетливо улыбнуться.

Николай Петрович взвыл и стал рвать неподдающуюся дверь для желанной встречи с унитазом, но не получалось. И когда он мельком заметил, что Альбина, готовая на всё ради своего начальника, у которого была о-о-очень ревнивая жена, расстегнула свой короткий халатик и начала его распахивать, пытаясь всё-таки увлечь соседа из коридора в комнату и на кухню, освободив путь для бегства Милюкова, с рёвом экзотического бизона Николай Петрович распахнул наружную дверь и выскочил на площадку. Он увидел вернувшуюся жену Клаву, возившуюся с замком, и обрадовался, как никогда в жизни. Хотя и досталось ему дома – Клава тоже была живым человеком и не сразу взяла в толк, отчего её муж такой возбуждённый выскочил в одном халате от соседки – но всё обошлось и жизнь как-то сразу наладилась.

И не знал он, что некий Валентин Иванович Милюков, раздосадованный происшествием, не мешкая ни минуты также быстро выскочил из девятой квартиры, покинув уютный уголок, где иногда предавался плотским утехам. Альбина не получила желанного повышения. Но зато всё осталось в бо-о-ольшой тайне!

Ревность
– рассказ —

В парикмахерскую зашёл сутулый, чуть прихрамывающий мужичонка, весь заросший, будто он не стригся полгода. Женщина у кассового аппарата, вынужденная взглянуть на него, оторвавшись от пёстрой книжонки, слегка вздрогнула, но виду не подала и кивнула в сторону мужского зала:

– Проходите!

Посетитель снял куртку и тихонько прохромал в светлый, просторный зал, где было несколько кресел с клиентами, над головами которых трудились мастера парикмахерского искусства, превращая их в художественные произведения. Ну, в общем, обычная российская цирюльня, не отличающаяся от таковой же старого советского образца.

Заняв единственное свободное место, новичок успел бросить взгляд вокруг и оценить труд здешних работниц. Они были разного возраста, по-разному одеты и стригли таких же разных клиентов. Подошедшая розовощекая девица – как говорится: кровь с молоком! – спросила, начав заворачивать его шею лентой и накидкой:

– Как желаете?..

Нужно отметить, что голос у неё был не очень радостный. Понятно: предстояло тяжёлая работа по освобождению этой головы от большой массы волос. Поэтому следующий вопрос показался хромому несколько вызывающим:

– Может, только чуть подравнять?

– Нет-нет! Молодёжную, какую-нибудь. Ирокез, например, или как там называется…

Парикмахерша Евдокия от этих слов в обморок не упала, жизнь закалила её, и не такие встряски бывали! Она начала манипулировать ножницами, электробритвой, расчёской. Подруги с любопытством поглядывали на происходящее, продолжая колдовать над своими клиентами. Им было искренне жаль Дусю, сейчас Дусе явно не повезло, вокруг неё на полу слой за слоем накапливались полуседые волосы.

Пожалуй, в середине операции по приведению хромого в порядок все обратили внимание, что Дусин клиент мало того, что очень оброс, он ещё и страшен, как дьявол: длинные уши, крючковатый нос, белесые глаза на выкате… Под копной нечёсаных волос этого не было заметно, зато теперь появлялось наружу. Хотя костюм, да и вообще весь прикид был в целом приличен.

Дуся спешила завершить стрижку, прибраться и пожевать в сторонке банан, но в самый разгар работы загудел вызов мобильного телефона и длинноухий, отстранив от машинки голову, вытащил его из кармана:

– Да! Где? Нет, я не шляюсь, – здесь все прекратили работу, прислушиваясь, – нет, родимая, я – в парикмахерской… Стригусь… Почему тихо? А должно быть громко? – Он посмотрел на притихший зал.

Дуся нервно засмеялась. Клиент дико посмотрел на неё и стал быстро говорить в телефон:

– Машуля! Ты меня зря ругаешь, я не у шлюх! Сейчас постригусь и… Как где? В нашей парикмахерской. Здесь вокруг одни парикмахерши, приличные девочки! Зря ты их… Я сейчас попрошу кого-нибудь подтвердить, да, подожди…

Мужичонка посмотрел на ближайшую девочку Дусю и жалобно попросил, протянув мобильник:

– Подтвердите, что я у вас в парикмахерской!

Дуся почему-то испуганно отшатнулась.

– Сотню дам! – взвизгнул клиент и посмотрел на других. Никто не подходил. Из телефона явственно неслось:

– Кобель! Приличные девочки!!! Опять по бабам! Через десять минут не появишься – не пущу домой!!! Слезай быстрее с этой сучки или я ей самой такую стрижку сделаю! Хихикает там…

Дуся быстро отодвинулась ещё дальше от опасного клиента.

Неожиданно тот сорвал с себя накидку с обрезанными волосами и опрометью кинулся меж кресел к выходу. Голова его, наполовину остриженная, действительно напоминала сказочного ирокеза былых времен. Таким он и остался в памяти присутствующих навсегда.

Искусство наоборот
– рассказ —

В проулке было очень неуютно, темно и холодно, ветер пронизывал до костей. Андрей кутался в полушубок, ему казалось, что от холода зубы выбивают барабанную дробь на целый квартал. Он выглянул из-за угла и сразу же дёрнулся обратно. Клиент был почти рядом, может быть, он даже заметил Андрея, а это уже плохо, могло не получиться неожиданности, он мог успеть окликнуть своих охранников, шедших в трёх-четырёх метрах сзади, тогда было бы проблемой убежать и замести следы.

Андрей быстро подтянулся на руках и забросил своё сильное тело на чердак сарая, достал пистолет и снял его с предохранителя. Освещение на улице было достаточным для того, чтобы хорошо прицелиться и поразить близкую цель. Как только фигура Лысого показалась в просвете, Андрей нажал на курок. Звук выстрела на мгновение оглушил Андрея, но, недолго думая, он выпрыгнул с другой стороны сарая и пробежал задворками на параллельную улицу, быстро сел в «шестёрку» и поехал через центр на Большое шоссе. Где-то далеко сзади прогремело несколько выстрелов. Редкие прохожие испуганно озирались.

* * *

Ирина Андреевна сидела на подоконнике в свободной позе, лёгкая улыбка освещала её аккуратное кукольное личико, светлая блузка подчеркивала приятные для глаз Филиппа формы. Хотя у главаря димитровской группировки дел было невпроворот – работа с заказчиками отрывала много времени, к тому же он давно решил вкладывать средства в легальный бизнес и уже начал это делать с помощью двух расторопных мальцов, недавно закончивших в Москве юрфак, – Филипп Матвеевич Неварко не мог жить без этой пухленькой особы, она так его заводила, что он мог часами продолжать с ней встречу, не откликаясь на звонки мобильного телефона. Охранники в «предбаннике» подолгу томились без дел и уже изучили огромное количество картёжных игр из потрёпанной книжонки, позаимствованной в свое время у Валька-драного, убитого ими же на одной из стрелок.

Вот и сейчас они с тупыми, редко светлевшими от азарта лицами махали картами, бросали их на прозрачный журнальный столик, выражаясь не вполне цензурными словами. Неварко в это время млел от счастья близкого общения с Ириной, ему хотелось доставить ей какое-то неземное удовольствие, чтобы она чувствовала постоянную благодарность к своему покровителю.

– Что задумалась, малышка? – спросил Филипп, с нежностью глядя на свою пассию.

Ирина Андреевна подняла на него огромные печальные глаза, почему-то полные слёз, и промолчала. Это сразу подтолкнуло хозяина к активным действиям. Он подскочил к любовнице, обнял и стал утешать, поглаживая по волосам и приговаривая:

– Ну, что с тобой? Успокойся! Расскажи, что случилось, всё для тебя сделаю, сама знаешь!

Задумчиво глядя на лопоухого Филиппа, Ирина твёрдо сказала, смахнув с ресниц слёзы:

– Даже тебе, мой дорогой, не сделать того, что мне хочется!

Для Неварко это показалось странным. Он удивленно молчал, переваривая сказанное Ириной. Как это может быть, чтобы ему, Филиппу Неварко – первому человеку в Димитровске – не выполнить то, что захотелось этой крохотной лапулечке! С его-то возможностями! Что-то здесь не так.

– Ну, говори, не томи! – Филипп разом взмок от волнения. – Хочешь, в Америку съездим? Или – к япошкам? Может, купить тебе Мерс накрученный? И права в придачу?

– Не-а! – игриво произнесла любовница. – Я петь хочу, со сцены…

В это время звякнул мобильник. Филипп рывком схватил его со стола, соединился с абонентом и рявкнул:

– Да занят я! Очень занят, дел куча! Позвонишь попозже…

Он изумлённо смотрел на Ирину и мысли одна за другой мелькали в его голове. Петь, в принципе, умеют все. Например, за столом на дружеской вечеринке Филипп и сам иногда вопил матерные песни, а некоторые его дружки даже и голос имели, отличались приличным музыкальным слухом. Васька-валет тот же. Но определить в певицы Ирину?.. Не слишком ли это было бы круто? Она ведь и пары слов-то толково произнести не может! Кое в чём Филипп всё-таки разбирался неплохо. Но с другой стороны… Когда посмотришь в этот ящик, который телевизором обозвали, то таких исполнителей увидишь, что и в подмётки Валету не годятся. Если дело хорошо поставить, то и с моей Иришки могла бы какая ни какая певчая кралечка выйти. Соловьинушка ты моя!..

Ирина Андреевна в это время ковыряла мизинчиком краску на подоконнике и изо всех сил старалась показать свое расстройство, вытирая уголки красивых глаз сиреневым платочком. Искоса она поглядывала на задумавшегося любовника. Наконец он поднял голову, перехватил её взгляд и широко улыбнулся. Видно было, что он принял решение и это решение было в её пользу!

– Ты будешь петь, моя лапонька! – сказал он просто – Для этого кое-что придётся организовать. Но это уже не твоя забота, крохотулечка моя. Иди ко мне, иди скорее к папочке…

* * *

Директор димитровского Дворца культуры Сироткин Паша сидел в своём рабочем кабинете и пил водку. Он даже не закусывал, просто наливал в стограммовый стакан из бутылки с блестящим горлышком прозрачную жидкость и залпом отправлял в горло. Таким образом Паша-распредвал, он же – Сирота ненаглядная, избавлялся от меланхолии, от скуки жизни текущей. В углу кабинета, за столом, скопилось с дюжину разных бутылей с водочными наклейками. Ничего кроме водки Паша не пил. Это было его фирменное пойло. Нужно отметить, что водка почти не разбирала директора местного культурного центра, ему от неё становилось чертовски хорошо, весело, остаток дня после выпивки он проводил легко, решал запросто возникающие проблемы, щунял нашкодивших сотрудников, успевал связаться с областным центром и договориться о приёме заезжих гастролёров, разместить их в местной гостинице и познакомиться с какой-нибудь симпатичной гастролёршей с последующим приятным времяпрепровождением.

Вот и сейчас крупное тело местного красавца Сироткина набиралось приятной на вкус спиртовой жидкости в предвкушении вечерней встречи с Верой Малининой, пикантной девицей из всем надоевшего квартета «Розовые голубки». На российской сцене квартет давно потерял популярность, его ещё немного терпели в далеких сибирских селениях, да в глухой провинции вроде Димитровска. К тому же здесь солистка группы Малинина – старая разведёнка – давно обхаживала красавца Сироткина, но до сих пор не позволяла ему ничего лишнего, в тайне мечтая соединить с ним свою неудавшуюся жизнь, может быть даже переехав в Димитровск.

Громко зазвонил телефон. Паша с натугой перегнулся на другой конец стола, взял трубку и послушал. Звонивший был хорошо знаком – известный всему городу Филипп Неварко, хозяин местного рынка, глава группировки отчаянных ребят, подмявших под себя всех городских деловых людей. К Пашке эти ребята ничего не имели, но Филипп частенько обращался к нему с просьбами, например, просил организовать билеты на концерт для своей крали. Они при встречах вспоминали детские и школьные годы, так как жили в домах напротив и ходили в один детский сад, в одну школу.

– Привет, Распредвал! – развязно начал Неварко. – Как житуха проходит? Как прежде молодость пропиваешь?

Сироткин вздрогнул. Откуда Филипп узнал, что Паша делает? Он потянулся со стоном, зевнул, как будто только что спал, и пробурчал:

– С чего пить-то? – Сироткин покосился в угол с пустыми бутылками. – Откуда чего взять? Вот если бы старый школьный товарищ прислал пару ящиков какого-нибудь прозрачного зелья, да и сам бы пожаловал! Вот тогда…

Неварко перебил этот монолог, не дав ему затянуться:

– Замётано! Сейчас затарюсь и мы вдвоём с моей Цыбулькой тебя посетим, жди…

Всё это показалось Сироткину странным.

«Быть беде!» – подумал он. Ну, действительно, зачем Филиппу его поить? Не иначе как придумал что-то, поживиться за счёт Пашки хочет. Но что с клуба взять можно? По всем комнатам, по залам поскрести, да и то, похоже, больше нескольких старых столов и стульев, да дырявого киноэкрана ничего не найдёшь! Есть, правда, магнитофон с большой глушинкой, но на него могут позариться разве только любители танцев из ещё более глухой провинции, чем та, к которой относился славный город Димитровск.

«А бабу-то свою зачем он тащит? – продолжал размышлять директор местного очага культуры. – Может, надоела и он передать её мне хочет?»

Этого Сироткин тоже не желал. Не мог красавец Павел смотреть на эту холёную сучку, не в его вкусе была Ирина Андреевна, слишком слащава была на мордашку.

Пока он в этом духе размышлял и томился, прошло какое-то время. В дверь постучали, вначале тихо, а затем со всей мочи. Павел, тяжело ступая зимними ботинками, прошёл к двери, повернул ключ и приоткрыл её.

– Ещё разок – привет! – Филипп прошёл в кабинет вразвалочку, протянул руку в коридор и вытянул оттуда смущённую Ирину Андреевну.

– Будьте как дома, – буркнул Павел и показал на засаленные кресла.

– А то! – заулыбался, присаживаясь, Филипп. Он вытащил из кармана бутылку армянского коньяка «Арарат» и поставил на стол. – Не вижу подходящей посуды, чтобы налить для всех хорошей выпивки! Паша, ты, видать, совсем не готовился гостей встретить.

– Просто ты быстро примчался! – Сироткин внимательно посмотрел на бывшего однокашника. – Случилось что-то?

Филипп многозначительно помолчал, затем просто сказал:

– Случилось. Моя кралечка петь захотела. Твоя задача – организовать её певческое образование.

Ирина Андреевна сидела красная, но по её упрямому выражению лица было ясно видно, что от своей идеи она не откажется ни за что на свете! Паша молча взялся руками за голову. Он мог предположить всё, что угодно, но только не это. Ему стало тоскливо. Пропади она пропадом эта работа, когда каждый ненормальный может запросто захотеть петь и зайдёт на огонёк попроситься обучить его пению или, например, игре на скрипке…

Он знал Филиппа, знал, что для своей бабёнки он сделает всё, что бы она ни попросила, и спорить, доказывать что-либо здесь бесполезно.

– Понятненько… – протянул Сироткин, явно выигрывая время. Он решал в уме, каким этаким макаром ему провести великую комбинацию, превратив заблудшую овечку в солидную солистку сцены. Это вряд ли и Остапу Бендеру бы удалось! – И какой же репертуар вы надумали выбрать для выступлений?

– Ты это… без выражений! – обиделся почему-то Неварко. – Надумали и надумали. Организуй дело. Поможешь – в долгу не останусь!

Конечно, такие слова Неварко говорил всегда, он никогда и ни с кем не расплачивался уже много лет. Он, можно сказать, давно жил при коммунизме: брал сколько хотел и всё – бесплатно.

Директор клуба по-прежнему размышлял, после крепкого пойла мозги у него работали что надо. Он уже прикинул несколько вариантов, хотя ни на одном пока не остановился. Вынув из стола три мутных от частого употребления стакана, Паша открутил пробку у поддельного, личного производства самого Неварко «Арарата», разлил по полстакана и сказал великие слова:

– Пьём за твою пассию! Отныне она уже не Ирина Андреевна, это имя мы решительно отметаем! Берём сценический псевдоним Андрина!!! Как? Звучит?

Неварко от всех этих новых слов чуть не похужело. Он привык приказывать, да не как-то заковыристо, а простыми русскими словами, ну, например, если нужно было кого-то замочить, то он так и командовал: замочить и в асфальт закатать! Причём не позже пятницы… И попробовал бы кто-то этой команды не выполнить!

А вот Ириночка его, пампусенька – красавица, захлопала в ладошки, изобразила восторг от слов, произнесённых хранителем культуры их тихого благопристойного городка.