Текст книги "Судьба по имени Зоя. Мистика, фантастика, криминал"

Раздумье 2

Борька худой и длинный, а Васька тоже крупный, но ниже Борьки. Зато у Васьки большая круглая голова и широкие кости. От этого он кажется упитанным. В действительности же, он, как и Борька, всегда голодный. Им обоим постоянно очень хочется есть.

– У! Кабан ненасытный! – ругается Васькина мать, когда он начинает просить у нее еды. – Я вот сейчас возьму ремень, да накормлю тебя досыта, оглоеда такого!

Мать кидается за ремнем, а Васька – за дверь. Только его и видели!

Говорят, что сытое брюхо к учебе глухо. А про голодное брюхо и того не скажешь: ему и вовсе не до учебы! Васька об этом знает. Ну, какие могут быть стихи да таблица умножения, когда в животе – шум и гам? Он пробовал есть все: и желуди (тьфу, горечь!), и лебеду (пусть ее лошади едят!). После некоторых проб Ваську нещадно рвало.

– Помогает! – думал Васька. – Вырвало – и не так уже хочется кушать!

Вместе с Борькой Васька целыми днями шляется без дела по улицам. У Борьки дома – вечный пьяный гвалт, у Васьки – нескончаемая ругань, а то и лупка ремнем. Оба хотят стать моряками. Во-первых, когда они уплывут подальше от дома, Борьку не будут донимать его вечно пьяные родители и их настырные собутыльники, а Ваську не достанет со своей бесконечной руганью и ремешком его мать. Во-вторых, чтобы стать моряком, школу заканчивать вовсе не обязательно. Это они знают точно: вон, хотя бы пираты! Моряки? Моряки. Да, еще какие! А ведь они в школе не учились. У них, наверняка, и родители были пьяницами, и матери ругальщицы-лупцовщицы! Поэтому Борьке и Ваське все пути-дороги в моряки. Только бы вырасти поскорее!

*

Теперь они уже выросли. Кем они стали? Где они? Кто-то сказал, что Борька в четырнадцатилетнем возрасте попал в воспитательно-трудовую колонию и был убит там сокамерниками. А о Ваське я вообще ничего не слышал. Последний раз я видел их перед тем, как они перестали приходить к нам в класс на занятия. Я запомнил их такими, какими они были тогда, в дни нашей совместной учебы. В них не было ни агрессивности, ни озлобленности. Они были очень смышлеными и дружелюбными, но жили своей жизнью, о которой мы, их одноклассники, практически ничего не знали. Размышляя о них столько лет спустя, хочется думать, что слухи о Борькиной гибели – вздорный вымысел, что и Борька, и Васька живы, здоровы и счастливы. Но сердце в это не верит, потому что еще тогда, в раннем детстве, в их обликах, помимо обделенности нежной родительской любовью и лаской, угадывался затаившейся до времени трагизм.

Наказание лютое

Вещие сны сбываются. Ларион много слышал об этом. Но в жизни он привык руководствоваться не чутьем, а рассудком. В его рассудительности имелось все необходимое для успеха: умение мгновенно находить единственно правильный путь к достижению своей цели, решительность, сдержанность перед искушениями при появлении крупных рисков. Многие удивлялись его успехам, но иные осуждали за излишнюю скупость и жесткость.

В детстве, отрочестве и юности Ларион не пользовался успехом у противоположного пола. В его внешности и поведении девочки чувствовали отталкивающие признаки. Но Ларион очень рано и быстро разбогател. Это сделало его привлекательным в глазах женщин. Теперь они искали повода приблизиться к нему, смиряя в себе и гордость, и самолюбие. Каждая из них надеялась превзойти своих многочисленных конкуренток и стать для Лариона единственной.

Ларион уверовал в себя и не признавал ни Бога, ни Сатаны.

*

Лес, в который вошел Ларион в поисках дичи, не имел ни запахов, ни звуков, свойственных естественной природе, а его цветовая гамма была безжизненно угрюмой. Это Лариону не понравилось. Если бы он не был сухим прагматиком, отрицающим мистическую сторону всего сущего, он бы тут же покинул это странное место. Но Ларион, прежде всего, должен был найти объективные причины для бегства. Внезапно пробудившееся чутье сигналило Лариону о незримой опасности, но он продолжал пребывать в атеистическом упрямстве. Очень трудно человеческой душе, постоянно находящейся в контакте с иными представителями тонкого мира, достучаться до сознания, ослепленного самонадеянностью и безверием.

– Беги отсюда скорее!! – взорвалось в Ларионе его обострившееся от опасности чутье, и страх окатил Лариона как кипящей смолой.

Ларион проснулся с диким воплем. Перед его глазами замаячили оба телохранителя и насмерть перепуганная красотка, прихваченная Ларионом в охотничью экспедицию для скрашивания походной жизни.

– Все в порядке, – успокоил всех Ларион, и прикрыл глаза, притворяясь спящим, чтобы избежать ненужных расспросов.

Но уснуть он уже не мог. Испытанный им во сне ужас осиновым колом торчал в груди, будто бы предостерегая Лариона о грозящей опасности.

*

В сопровождении обоих телохранителей Ларион бесшумно продвигался по предрассветному осеннему лесу. С первыми солнечными лучами, озарившими вершины деревьев, радостно защебетали в ветвях мелкие лесные птахи. Ночные заморозки очистили лес от насекомых, обновили окраску листьев, запестревших в солнечном свете яркой желтизной, легким румянцем, тяжелыми темно-багровыми пятнами. Душа Лариона, более расположенная к черствости, вдруг размякла в сентиментальном настрое этого волшебного утра.

Какой восхитительно свежий воздух! Какие удивительные ароматы поздней осени! Какие умиротворяющие звуки ясного солнечного утра!

– Гоп! Гоп! Бу-бу-бу! Гоп! Гоп! Бу-б-бу! Шу-шу-шу-шу-шу-шу… – выкрикнул звонкий голос, мгновенно разрушив очарование звуковой гармонии природы.

– Это еще что за тарарам?! – раздраженно подумал Ларион.

– Бу-бу-бу! Шу-шу-шу-ше-ше-ше… – продолжал свое вытье звонкий голос.

– Вот я тебе повою, мразь такая! – зло процедил Ларион и направился в сторону голоса. – Какая уж теперь может быть охота в этом месте? Всю дичь сволочь какая-то распугала!

*

На лесной поляне в странной пляске кружилась бесноватая девка. На голове у нее белел замысловатый венок, длинные до пояса каштановые волосы с медным отливом были распущены и метались из стороны в сторону при каждом повороте головы. Белая полотняная кофта с длинными рукавами, красные бусы и длинный красный сарафан составляли весь ее наряд. Она напевала что-то звонким голосом, но слова были непонятными и походили не на песню, а на заклинание. Ее безумный взгляд создавал жутковатое впечатление и придавал ее действиям какой-то таинственный и нехороший смысл. Ларион, глядя на безумную девку, ощутил некоторое подобие того ужаса, который он испытал прошлой ночью в своем сне. Особенно жуткое впечатление производила ее улыбка: в ней были отблески безумия и… неодолимой мистической силы.

– Ведьма! – подумал Ларион, и понял, что угадал.

Надо было срочно уходить, пока не кончилась эта неприятная пляска. Неприятным Лариону в бесноватой девке казалось все: форма головы и лица, цвет и форма глаз, все ее движения, ее наряд, ее голос. Она относилась к той категории женщин, которые производили на Лариона резко негативное впечатление.

Едва это общее впечатление сложилось в сознании Лариона, как он заметил, что понимание этого мгновенно отразилось в сумасшедшей улыбке ущербной девки.

– Надо же, дура, а догадалась, – удивленно подумал Ларион и услышал в ответ звонкий хохот плясуньи.

Она прервала свою пляску и заклинания, развернулась к Лариону, постояла немного, прикрыв глаза, а потом подшагнула к нему и Ларион почувствовал, что земля уходит у него из-под ног.

*

Как Ведьма посмотрела на Лариона, приблизившись к нему на расстояние кинжального взгляда! Никогда еще не случалось Лариону увидеть в человеческом взгляде столько проницательности, ума, силы и красоты.

– Да она красавица! – понял Ларион. – Она Богиня!

Божественно прекрасным показалось Лариону в ней все: форма головы и лица, цвет и форма глаз, все ее движения, ее наряд, ее голос. Ларион впал в ступор и очнулся, лишь услышав звонкий хохот своей Богини. Вернувшись из оцепенения в явь, он стал искать глазами Богиню, но не нашел.

– Где она?! – спросил Ларион у телохранителей.

– Здесь была.

– Непонятно, куда исчезла.

– Найти!!

Ларион и телохранители искали Богиню до самой ночи, но так и не смогли отыскать.

– Отложим поиски до утра. А утром подключим к поискам местных жителей, – решил Ларион.

*

Ларион проснулся среди ночи. Ему показалось, что кто-то зовет его. Он прислушался.

– Вставай, любимый, выйди ко мне, я жду тебя…

Ларион узнал этот голос. Сердце зашлось от счастья. Он тихо встал, оделся и осторожно, чтобы никого не разбудить, выскользнул за порог. В неверном свете луны Ларион увидел желанный силуэт. Его Богиня призывно поманила его рукой и, звонко смеясь, побежала к лесу. Ларион кинулся следом. Он почти догнал ее, но она скрылась за деревьями. Ларион слышал ее смех и бежал на этот сладостный звук. Так они оказались на той самой поляне, где им суждено было повстречаться прошлым утром. Ларион приблизился к своей Богине, и они слились в долгом поцелуе.

В пылу любви Богиня была восхитительна. Ларион трепетал от восторга, целиком погрузившись в океан платонической страсти.

– Богиня! Любовь моя! – бормотал Ларион как в горячечном бреду.

Только теперь он понял, что такое настоящее счастье.

– Теперь мой котик женится на мне? – спросила Богиня капризным голосом.

Ларион открыл глаза и обнаружил себя в постели в объятиях своей разъездной красотки.

Значит, это был всего лишь сон?

*

Местные жители были либо недоверчиво молчаливы, либо болтливо бестолковы.

– Ну, что вам непонятно? Я ищу человека!!

Но как только Ларион указывал, в каком направлении надо идти искать, от него шарахались как от чумного. Никто не соглашался сопровождать его в ту часть леса. По малым крупицам боязливых полунамеков и полумычания Лариону удалось уяснить, что та часть леса, где он встретил свою Богиню, именовалась у местных жителей Аксюткиным урочищем и издавна считалась нечистым и гибельным местом.

– Чего вы все боитесь, скажите толком!

– Нельзя туда, там Аксютка!

– Да, кто она такая?!

– Известно, ведьма.

Для Лариона это было сюрпризом.

– Какая она из себя? – спросил он в надежде, что ведьма и его Богиня – это разные сущности.

– Ведьма как ведьма: старуха тысячелетняя. Высокая, костлявая, сгорбленная. Космы седые, глаза – злющие-презлющие. Глянет – будто вилами проштрыкнет.

– Мне не старуха нужна, а молодая девушка!

– Рыжие волосы, белая кофта, красные бусы и красный сарафан?

– Она!!

– Пропал ты, любезный! Уж, коль Аксютка тебе молодкой привиделась, значит очень ты ей невзлюбился. Наказание лютое тебя ждет: сохнуть по ней начнешь, а потом – либо руки от тоски на себя наложишь, либо с ума сойдешь. Не ты первый, не ты последний.

*

Полуграмотные и с виду бестолковые местные жители оказались намного мудрее и прозорливее образованного и всезнающего Лариона.

Лес, в котором заблудился Ларион в поисках своей Богини, не имел ни запахов, ни звуков, свойственных естественной природе, а его цветовая гамма была безжизненно угрюмой. Это смутно напомнило Лариону о какой-то пережитой ранее опасности, но желание найти свою Единственную было сильнее страха, и он продолжал идти навстречу мучительной гибели. Ларион начал осознавать причину плохих предчувствий только после того, как оказался в окружении беспощадных лесных драконов, и лютый предсмертный страх окатил его с головы до ног как кипящей смолой. Он дико завыл и покатился по полу. К нему прибежала дежурная медсестра в сопровождении санитаров, сделала Лариону успокоительный укол, и он затих на время. Но потом Ларион вновь оказывался в том же самом лесу, и все повторялось как уже много раз, много месяцев, много лет прежде. И не будет конца этим повторяющимся видениям, пока он жив…

Худенький, Тонька и Слива

Мужчина, получивший прозвище «Худенький», выглядел не по возрасту хрупким и моложавым.

Тонька была азартной, потрясающе сексапильной и садистски извращенной.

Слива был огромным и обманчиво флегматичным. Он был вальяжно медлителен, и умел усыпить бдительность окружающих видимостью умиротворенного благодушия. Особенно перед внезапным взрывом своей молниеносной стремительности и разрушительной силы. А силища в нем таилась неимоверная.

*

Худенький появился в нашем захолустье по распределению как молодой специалист, и в первый же вечер пришел в клуб на танцы. На нем был модный светло-серый костюм с голубым вузовским значком на левом лацкане.

– Худенький…

– Молоденький…

– Культурненький… – защебетали девчата.

В их смешливом перешептывании и прилипло к новичку его прозвище «Худенький». Он сразу оказался в центре внимания потому, что новые люди у нас появлялись в те давние 1960-е годы редко.

Едва заиграла музыка, красавица Тонька смело пересекла весь зал от «женской» стенки к «мужской» и остановилась перед Худеньким.

– Добрый вечер! Вы не хотите пригласить меня на танец?

Так неожиданно составилась первая танцующая пара.

На всех эта Тонькина выходка произвела шокирующее впечатление.

– Что вытворяет, сучка! – возмущенно заохали девчата, боязливо озираясь на Сливу.

Слива поглядывал на танцующую пару благодушно, но все понимали: Худенькому после танцев будет учинена очень жестокая, образцово-показательная взбучка с многочисленными постыднейшими унижениями. Никто из местных парней давно уже не отваживался оспаривать права Сливы на своенравную красавицу Тоньку. А случайные заезжие претенденты карались Сливой с ужасающей жестокостью.

Тонька не отходила от Худенького весь вечер, а после танцев жеманно попросила его проводить ее до дома. В этом крылся подвох: Тонька обожала наблюдать за беспощадными избиениями всех провожатых рассвирепевшим господином ее тела и сердца Сливой.

*

История Тонькиного грехопадения в необузданный блуд со Сливой началась именно с такого избиения. Едва Тонька вошла в пору девичьей спелости, все парни нашего города стали липнуть к ней с неуправляемой настырностью. Слива наблюдал за всем этим со стороны, никак не проявляя своего отношения к легкомысленным соискателям сладкого Тонькиного лона. Он объявлялся только перед заветной калиткой в Тонькин двор. Слива молча, как страшный призрак, выдвигался из темноты деревьев, медленно, словно нехотя, наплывал своей могучей тушей на провожатого и тяжелым ударом кулака повергал несчастного на землю. Потом заботливо приводил несчастного в чувство, поднимал и снова все так же молча сбивал с ног.

В самый первый раз Тонька обомлела от этой дикой расправы над ее провожатым. Она ждала, что, натешившись с провожатым, Слива столь же страшно и жестоко начнет избивать ее. Она таких ударов не выдержит! Пусть будет все-все-все, что пожелает этот человек! Она согласится стать его покорной рабыней! Только пусть он не бьет ее!

С этими словами Тонька упала тогда перед Сливой на колени, подползла к нему на четвереньках, обняла его ноги, целуя их и обливая слезами.

Отныне он ее господин!

Та первая Тонькина ночь со Сливой была очень бурной и… сладкой.

Потом Тонька обнаружила, что ей доставляет удовольствие наблюдать, как Слива изгаляется над ее провожатыми. Это стало возбуждать в ней бурю похоти.

Одна из подружек, прослышав, что вытворяет Слива над Тонькиными провожатыми, кинулась укорять ее в этом:

– Зачем ты позволяешь парням провожать тебя, если заранее знаешь, что им за это будет?!

– Если б ты это видела, ты бы так не спросила. Это же так здорово: настоящее смертоубийство!!! – восторженно простонала Тонька, и ее красивое лицо озарилось похотливым огнем.

– Ты чертова извращенка!.. – не веря своим глазам, отшатнулась от Тоньки ее подруга.

Прошло некоторое время, и местные парни перестали бороться за право провожать красотку Тоньку до дома. Мало ли в нашем городе симпатичных девчат?!

Зато случайных проезжих тянуло к ней, как магнитом. Сколько их уже было!

Теперь вот, Худенький.

*

Красивая лунная ночь. Пьянящие ароматы цветочных клумб перед частными домовладениями. Многие клумбы обложены по периметру белым кирпичом, слегка врытым в землю под боковым наклоном, создающим у этого ограждения зубчатую верхнюю кромку.

Как все мило и восхитительно в этих ночных пейзажах!

Как удивительно гармонирует все это с чудесно проведенным вечером танцев и с прекрасным обликом спутницы!

Тоня! Это не имя – это Божественная симфония, сотканная из грез о любви, возвышенной чистоты и небесного совершенства!

Тоня! Как загадочно мерцают в лунном свете ее глаза! Как притягательны ее сочные губы!

– Вот мы уже и пришли! – говорит девушка.

– Решайся! – говорит гулко забившееся сердце.

Губы Худенького сливаются с губами красавицы, и земля уплывает из-под ног.

Под чьей-то тяжелой поступью захрустела ракушка в морском песке, рассыпанном по грунтовке пешеходного тротуара. Худенький с трудом отрывается от сладких податливых губ своей спутницы и с затуманенным взглядом оборачивается на звук приблизившихся шагов. В десяти сантиметрах от своего лица Худенький видит огромный кулак, рвущийся к его переносице.

Худенький, не думая, в заученном до автоматизма приеме, проводит блокирующий контрудар. Огромная туша противника грузно оседает на колени, заваливается, ткнувшись лбом в землю.

– Убил! Убил!! – истошно кричит Тонька.

– С ним все в порядке. Обыкновенный нокаут.

– Да ты посмотри на него!!! – пронзительно взвизгивает Тонька, злобно тыча в спину Худенького кулаками.

Худенький, не желая продолжать бессмысленные препирательства, склоняется над застывшим широким задом кверху изваянием.

Тонька в тот же миг нагибается к цветочной клумбе и выхватывает из ее оградки кирпич.

*

Утром тело Худенького обнаруживают лежащим на спине. Его затылок упирается в зубец верхней кромки оградки клумбы, выложенной из силикатного кирпича.

Типичный несчастный случай: оступился в темноте, упал на спину, ударился головой о кирпич.

Белый турман

Пацанов на нашей улице было много, в основном все ровесники. Собираясь вместе, мы всегда затевали подвижные и шумные игры. Чаще всего мы играли в футбол. Нам было уже лет по десять, когда неподалеку от нас поселилась еще одна семья: вдова с сыном Виктором и дочерью Людмилой. Витька был одного с нами возраста, и мы с радостью приняли его в свои игры. Играл он не лучше и не хуже других, но с ним было скучновато. В нем не было игрового азарта. Где-то в глубине его души азарт иногда просматривался, но наружу не прорывался. Тогда мы даже не догадывались о том, что однажды внутренний Витькин азарт целиком овладеет его душой и погубит его. Это произойдет только через несколько лет и станет известно нам с чужих слов.

Витькина сестра была на год младше его. Она часто выходила с ним вместе на улицу и, стоя в сторонке, наблюдала за нашими играми. Мы девчонок в свои игры не принимали, а Люда играть ни с кем и не могла по причине болезни: она не умела говорить и не понимала никаких слов. Но какие-то бурные мыслительные процессы в ее голове протекали, хотя, как и скрытый Витькин азарт, они не находили выхода, сгорая где-то внутри. Об этом я догадался, когда случайно перехватил ее взгляд, сфокусированный на невидимой точке пространства, примерно в метре от ее лица. В этом взгляде вдруг отразилось мимолетное движение мощной, ослепительной силы мысли. Ее обычно ничего не выражающие глаза зажглись светом такого разума, который на много порядков превосходил любые человеческие возможности!

Быть может, в такой силе разума таилась величайшая опасность, и Господь не позволил ему вырваться наружу, как не позволял и Витькиному азарту овладеть его пацанячьими мыслями и поступками.

Витька вскоре отошел от наших игр, сдружившись с мрачноватым, неразговорчивым голубятником, проживавшим на другом краю нашего маленького города. Витькиной страстью оказались голуби. Сам своих голубей Витька держать не мог: его мать едва сводила концы с концами, с трудом натягиваясь на скудное проживание. Но нелюдимый голубятник, увидев в Витьке такую же умопомрачительную страсть к голубям, как в самом себе, проникся к нему сочувствием. Они договорились держать голубей на паях: голубятня одна, но голуби, добытые Витькой, будут Витькиными.

*

Витька восторженно смотрел в синюю небесную высь, где кружилась голубиная стая. Летать как голуби! Взмыть на собственных крыльях высоко над землей и парить, замирая от сладкой жути! Человек это может! Нужно только по-настоящему захотеть! У Витьки это уже почти получается. Самой малости не хватает! Сегодня он как никогда чувствует в себе такую силу. Стоит только сосредоточиться.

Витька собирается с мыслями. Он стоит на крыше сарая рядом с голубятней, раскинув руки как крылья. На плечо ему садится белый турман. Витька сразу узнает его – это лучший экземпляр их соперника по голубиной охоте.

– Ты не сможешь летать без меня, – говорит Витьке турман.

– А ты не сможешь поднять меня.

– Войди в меня своей душой, – приказывает турман, гипнотизируя Витьку яркой бусинкой своего глаза.

Витькино тело оседает на горячий рубероид кровли, а душа его вдруг оказывается в теле белого голубя. Витька мощно взмахивает крыльями и его лапки отрываются от плеча неуклюжего человеческого тела. Витька-турман свечой уходит на набор высоты, на пике взлета круто переворачивается вниз и кувырками – бешенными, упоительно страшными кувырками – срывается вниз! Вниз! Вниз!

И снова взлет! И снова эти бешенные, наполненные взрывами счастья и завораживающей жутью кувырки, кувырки, кувырки!!!

И… пробуждение.

Белый турман! Мы еще полетаем!!