Текст книги "Судьба по имени Зоя. Мистика, фантастика, криминал"

Судьба по имени Зоя
Мистика, фантастика, криминал
Юрий Видинеев
Аркадий Видинеев

© Юрий Видинеев, 2017

© Аркадий Видинеев, 2017

ISBN 978-5-4485-4630-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Свой путь

Путник сбился с дороги. Полная луна зашла за тучу, лесная опушка погрузилась в кромешную тьму, в сердце вошло вещее предчувствие неминуемой гибели. Сразу вспомнился камень на перепутье дорог, на котором какой-то начитавшийся старых сказок шутник высек и замаскировал под древность трудно читаемые фразы. Из них следовало: направо пойдешь – коня потеряешь, налево пойдешь – жену и богатство найдешь, прямо пойдешь – страшной смертью умрешь. Путник, прочтя все это, усмехнулся и продолжил свой путь по той дороге, что шла прямо.

«Всякий день годится для того, чтобы быть прожитым или стать последним» вспомнил Путник полюбившиеся ему слова из недавно прочитанной книги.11
  Роман Пуало Коэльо «Алхимик»


[Закрыть] Он смело шагнул в темноте вперед, но нога не нашла там опоры. Падение оказалось долгим, а приземление жестким.

– Кости не повредились. И голова еще цела. Значит, хорошо идут дела, – подумал Путник.

Едва он поднялся на ноги, как все вокруг вновь осветилось колдовским лунным светом. Путник вдруг обнаружил себя в таком месте, которое не соответствовало указанным ему приметам. Кроме того, в его падении было несчетное количество кувырков, поэтому Путник не мог понять, в каком направлении он двигался до начала этого падения.

– Возвращайся назад, дурачина ты, простофиля, не то страшной смертью умрешь! – прошептал Путнику его внутренний голос разума.

– Двум смертям не бывать, а одной меня не испугать! – отмахнулся от внутреннего голоса разума дух воина.

Путник решил вернуться к тому месту, откуда он по неосторожности свалился. Он оглянулся в поисках крутого перепада уровней поверхности, из-за которого произошло его падение, но вокруг была только ровная лесная поляна.

– Что за наваждение? – подумал Путник, и нехорошее предчувствие снова сдавило сердце.

– Вслушайся в Знаки Судьбы! Они предостерегают тебя! Затаись до рассвета, пережди эту жуткую ночь под праздник Ивана Купалы! – прошептал неугомонному Путнику его внутренний голос разума.

– От смерти не спрячешься и не убежишь, с ней можно только сразиться! А в сражении у каждого есть шанс! – резко оборвал свой внутренний голос разума Путник.

Он двинулся к деревьям, выискивая самое высокое, чтобы, забравшись на него, осмотреться во всех направлениях. Найдя подходящее по высоте дерево, Путник начал обходить его вокруг, примериваясь, с какой стороны сподручнее будет влезть на него. В это время за его спиной раздался отвратительный крик. Сердце оборвалось от ужаса.

– Вот и нечисть лесная пожаловала, чтобы составить тебе компанию! – злорадно прошипел внутренний голос разума. – Не оборачивайся! Замри!

Путник обернулся и встретился с властным взглядом гневно светящихся глаз. Дикое исчадие леса вновь обрушило на него свой мерзкий вопль.

– Чертов филин! – ругнулся вполголоса Путник.

Тот, кто видел приступы бесноватости у несчастных людей, страдающих этим недугом, поймет, что то же самое происходит по ночам и с птицей филином. Страшно слышать, как он ухает во тьме не своим голосом, а утробным криком злого беса.

Так рассказывал Путнику в детстве один охотник, и тогда, будучи ребенком, Путник поверил ему. Теперь Путнику было стыдно за свой нечаянный страх.

– Ты забываешь, что у Ночного Леса свои никем не разгаданные законы и зловещие правила! Ты теперь не в поле действия законов природного происхождения, а во власти мистики и колдовства этого Неведомого Царства, – сказал Путнику внутренний голос, наслышанный о загадках паранормального толка.

– Любопытно будет посмотреть на эту таинственную реальность! – подумал Путник, взбираясь на дерево.

*

Когда Путник взобрался почти до самой верхушки дерева, он тряхнул ту часть ствола, что была над его головой, проверяя ее на прочность, прежде чем подниматься по ней еще выше. В то же мгновение сверху на Путника огненной лавиной обрушилось такое злобное шипение, что он едва не лишился чувств.

– Осторожнее, мать твою! Ты не один на дереве!! – взвыла какая-то тварь.

Путник посмотрел по направлению этого вопля и увидел прямо над собою два круглых глаза, светящихся недобрым зеленым пламенем.

– А ты осторожнее в выражениях! Не то тряхну тебя по-настоящему! – пригрозил Путник странной твари. – Отвечай, чего ты тут делаешь, да не вздумай меня сердить!

Так произошла первая встреча Путника с одним из представителей мрачной и таинственной реальности в Царстве Ужаса, Мистики и Колдовства.

*

Оказалось, что таинственная тварь была подослана тем, кто заранее знал о появлении Путника и о его попытке подняться на это самое дерево.

– Не этот ли, знающий все заранее, столкнул меня с моего пути в эту проклятую поляну с ее колдовскими порядками? – подумал Путник, а вслух сказал, всматриваясь в странный облик посланника:

– Что-то не пойму я, приятель, что ты за тварь такая: толи кот, толи вурдалак, толи еще какая потусторонняя дрянь?

Путник согласился проследовать за таинственным посланником к его всемогущему повелителю.

– Похоже, что без содействия этого «всемогущего» мне не выбраться из его непонятного Царства, – подумал Путник. – Да и досадно будет, если не посмотрю, что это за чудо такое всезнающее пожелало встретиться со мною?

*

Обитель «всемогущего» удивила Путника: обычная лесная землянка с очень убогой утварью, освещенная керосиновой лампой.

– А где же сам «всемогущий»? – спросил Путник у своего провожатого.

Посланник отодвинул ветхую занавеску у дальней стены землянки и молча указал Путнику на скрывавшуюся за нею небольшую дверь. Путник открыл противно заскрипевшую дверь и, согнувшись, протиснулся в ее проем. Он оказался в ярко освещенном множеством факелов подземном переходе.

– Посмотрим, что ждет меня впереди, – подумал Путник и зашагал по подземному переходу, наполненному запахом сырости, гнили и мертвечины. Под ногами у него появлялись какие-то черепки от глиняной посуды, пожелтевшие кости крупных животных, крысы и бледные жирные многоножки с угрожающе раздвинутыми челюстями, с которых стекала тягучая прозрачная жидкость: толи слюна, толи яд. В плохо освещенных участках с потолка временами срывались летучие мыши и с шумом проносились над Путником, едва не задевая его своими перепончатыми крыльями.

– Не подземный переход, а аттракцион «Умри от страха!», – подумал Путник.

Через несколько километров подземный переход привел в тупик с массивной медной дверью. Едва Путник приблизился к этой двери, внутри у нее послышались щелчки от работы какого-то механизма, и могучий устрашающий голос произнес:

– Заходи, если не боишься или умри прямо здесь!

*

За дверью оказалось очень просторное помещение без окон, освещенное призрачным бело-лунным светом, исходившим из пустых глазниц множества человеческих черепов. В центре помещения располагался высокий серебряный трон. Путник оглянулся по сторонам, но никого не увидел, хотя, судя по всему, тут был конец его пути в этих подземных владениях. По правую сторону от трона находилась подставка с витой серебряной ножкой, а на ее маленькой круглой столешнице Путник увидел высокий черный колпак с серебряными звездами.

– Кажется, «всемогущий» занимается гаданием по звездам, – усмехнулся про себя Путник, но, вглядевшись внимательнее в самую крупную звезду, расположенную по середине черного колпака, похолодел от ужаса: это была перевернутая семиконечная звезда Великого Мага. В перевернутости данного высочайшего магического символа был страшный смысл, указывающий на то, что этот Великий Маг был Исчадием Зла.

– Ищешь Свою Судьбу? – раздался за спиной у Путника звонкий юношеский голос.

Обернувшись, Путник увидел уродца с короткими ручками, короткими кривыми ногами, с красивым и добрым лицом.

– Да, мой юный друг! И если ты знаешь об этом, то, быть может, знаешь и то, как мне ее отыскать?

– Знаю. И готов тебе помочь.

*

Разговор Путника и Юноши перебила шумная толпа, вбежавшая в Тронный зал с воплями, сливающимися в общий гвалт.

– Всем молчать! Пусть говорит кто-нибудь один! Ты говори! – приказал Юноша, указав на стоявшего ближе всех.

– Измена, мой повелитель! – истерично заголосил получивший право говорить и повалился перед Юношей на колени. Вслед за ним на колени повалились и остальные.

– Самый младший помощник самого младшего повара только что не очень почтительно отозвался о твоем белом скакуне!

Лицо Юноши исказилось в злобной гримасе, и он превратился в высокого худощавого старика. В правой руке у старика появился витой серебряный посох, инкрустированный драгоценными камнями.

– Идиоты! Вы сорвали мне важнейшие переговоры ради этого мелочного доноса?! – свирепо зарычал старик и стал наносить своим подданным удары серебряным посохом. От его ударов дворцовая челядь превращалась кто в крыс, кто в крупных жирных многоножек, кто в летучих мышей.

Путник вырвал у взбесившегося старика его посох и замахнулся на него самого.

– Не губи! – испугался колдун и упал перед Путником на колени. – Проси, что хочешь, только не губи!!

– Зачем я тебе потребовался?

– Этой Волшебной Ночью ты можешь добыть для меня Экскалибур!

– Меч короля Артура? С кем ты собираешься воевать?

– Только с теми, кто не покорится моей воле!

– Почему ты выбрал меня?

– В одной из своих прежних жизней ты был законным владельцем этого Великого Артефакта!

– И что ты собирался мне дать взамен?

– Я открою тебе путь к славе, почестям и богатству!

– Нет, колдун! У меня другой путь.

*

Обо всем этом ветер странствий рассказал той девушке, к которой Путник обещал непременно вернуться. О том, чем завершилась схватка Путника и Великого Мага, ветер странствий не в праве был рассказывать людям. Девушка всем своим любящим сердцем верит, что ее Путник уничтожил Великого Мага, продолжил Свой Путь и сумел найти Свою Судьбу, а значит скоро вернется. Она ждет его, и будет ждать всегда. Но как можно верить в это тому, кто ясно слышит не оптимизм, а тоску в завываниях ветра, знает, кто на самом деле высекал вещие надписи на камнях у развилок дорог, понимает мистическое значение каждого Знака Судьбы и немало наслышан о вероломстве и беспощадности всевозможных Исчадий Зла?

Бедняга Фил

Многие знакомые Фила не знали его полного имени. Просто Фил. Какая разница, как там дальше: «ипп», «имон» или как-то еще? Он воспринимался окружающими как обыденная, не привлекающая внимания часть интерьера. И поскольку он не вызывал у своих знакомых какого-либо живого интереса к своей персоне в целом, то до полного имени Фила им и вовсе не было дела.

Фила это устраивало. Менее всего он хотел бы оказаться вдруг в центре внимания. Возможно из-за того, что если это когда-то и происходило, то только ради глупого и бестактного розыгрыша. Над Филом подшутить ненакладно. Это все равно, как кошку матом обложить. А Фил заслуживал и сочувствия, и жалости, и сострадания. Постоянно находясь на людях, он томился от душевного одиночества.

– Фил! Еще два пива! – кричал ему какой-нибудь сопляк, бравируя перед своей такой же сопливой подружкой возможностью приказывать, распоряжаться, понукать.

Фил покорно подносил сопляку два пива, покорно благодарил за ничтожные чаевые. Он был идеальным официантом.

Зато по ночам Филу снились красивые волшебные сны. Однажды Филу приснилась марсианская музыка. Она так глубоко запала ему в душу, что он «слышал» ее весь день. А вечером…

Фил не заметил, что он напевает вслух ту мелодию, которую слышал во сне. Он понял это только тогда, когда подошедший сзади мужчина неожиданно спросил у него:

– Где Вы слышали эту музыку?

За ресторанным столиком их было четверо. Фил смущался. Он опасался розыгрыша, но лица этих мужчин были хорошими: открытыми, прямодушными и трогательно взволнованными. Фил еще и еще напевал им мелодию из своего волшебного сна. Вначале там, в ресторане, потом в военном городке, где к компании его новых знакомых присоединились их друзья. Среди них оказался и замечательный музыкант, сочинявший свои бардовские песни. Все они были из отряда космонавтов. Все они уже «слышали» ту мелодию, которую напевал им Фил. Кто-то из них «слышал» ее в барокамере, кто-то в космосе. Это была та самая мелодия, которую они называли между собою «Симфония Красной Планеты». Под эту волшебную музыку им явственно виделись загадочные марсианские пейзажи, скрывающие многие тайны древних цивилизаций. Иногда на фоне этих пейзажей им виделся марсианин, очень похожий на землян. Очень похожий на Фила.

На краю гибели

В давние времена 10 февраля (28 января по старому стилю) праздновали в деревенской Руси именины домового. За именинным столом воздавалась хвала тому, как батюшка домовой радеет о крестьянском хозяйстве: смотрит за всем домом и двором, соблюдает семейный интересы, заботится об имуществе, охраняет скотину и птицу. Но иногда при этом вспоминались и трагические истории. Некоторые из них сохранились народной молвой до настоящего времени. Вот одна из таких историй:

Росли в одной крестьянской семье три сына. Не красавцы, не богатыри, но лицом пригожи, телом и здоровьем сильны, в хозяйстве – с малых лет незаменимые помощники. Когда вошли они в жениховский возраст, многие девчата по ним сохнуть стали, подушки свои по ночам горючими слезами окроплять. И вот однажды, зимней ненастной ночью, закралась в эту семью беда. Вьюга бесновалась и выла, заметала все пути-дороги сугробами, ломала сухие сучья на высоких деревьях, валила покосившиеся плетни, срывала соломенные крыши. Но крепким сном спали люди, придавленные наваждением тайных потусторонних сил.

Вдруг старший из трех братьев почувствовал сквозь неодолимую дрему, будто кто-то гладит его по спине нежной мягкой ладошкой, и услышал, как к дикому вою в печной трубе присоединился надрывающий душу стон тяжкого девичьего томления. С большим трудом разомкнул он слипающиеся веки… и проснулся.

Утро после жуткой вьюжной ночи было восхитительно чистым, свежим и ласковым. Слепящие солнечные лучи радовали глаз и наполняли душу светлой радостью. Обновленная сверкающим снегом природа ликовала в птичьем гомоне и задорной перекличке людей, вышедших на расчистку своих подворий. Со смехом и шутками-прибаутками вся семья пыталась добудиться старшего из братьев, но он проспал до самого вечера. А ночью, когда вся семья уснула крепким здоровым сном, старший брат вновь почувствовал сквозь дрему у себя на спине все ту же нежную мягкую ладошку и услышал уже не мучительное, а сладкое, зовущее постанывание чудесного девичьего голоса.

*

Осунулся старший брат, тихо замкнулся в себе, перестал смеяться и веселиться. Целыми днями искал он уединения, стал задумчив и молчалив. Его сиявшие прежде яркими синими лучиками глаза высветлились и наполнились странным потусторонним мерцанием.

– Блаженный какой-то! – шутили братья.

– Болезный мой! – причитала мать.

– Схожу-ка я за врачом! – сказал, поразмыслив, отец.

Врач разводил руками:

– Здоровье у парня тает, будто снег на весеннем пригорке. А болезни в нем не нахожу. Прямо колдовство какое-то, да и только!

– А, ведь, как есть, колдовство! – смекнула мать, и, набрав гостинцев, отправилась в другую деревню к знаменитой на всю округу ведунье.

Ведунья встретила озабоченную мать очень резким упреком:

– Почто долго так ко мне не приходила! Еще б немного, и похоронила бы сыночка!

*

История закончилась благополучно. Отругав мамашу за ненаходчивость, старая ведунья научила ее, как избавить сына от верной гибели. Мать сделала все так, как та велела, и сын пошел на поправку. Вновь вошел в прежнюю силу, повеселел, а пришла пора – женился на бедовой, работящей девушке и зажил с нею отдельным домом. Жили они долго и счастливо, но в те же самые дни, что и в период его загадочного недомогания, он становился грустен и задумчив. На него наваливалась странная непреодолимая тоска. Он силился понять, что его так мучает, но не мог. Будто что-то очень важное и дорогое ему напрочь ушло из памяти, но продолжает жить где-то в сердце, бередить и тревожить душу.

Знающие люди говорят, что виной тому дочь домового. Они говорят, что дочери у домовых необыкновенно красивы. Те, кому они явятся среди ночи, тут же влюбляются в них такой сумасшедшей любовью, какую не может вызвать ни одна обыкновенная девушка. Но любовные связи с дочерьми домового гибельны для людей.

Борька и Васька

Они были моими одноклассниками, а остались – двумя занозами в сердце.

Таких заноз за жизнь в сердце уже накопилось больше, чем колючек у ежика. Не потому ли вступает иногда в него такая острая, колющая боль? Таблетки снимают ее на время, но она возвращается вновь и вновь.

Они появились в нашем классе одновременно. Оба были оставлены в первом классе на второй год. Они держались всегда вместе, обособленно от остальных, инициативы к общению с нами не проявляли, и мы отвечали им тем же. Это получилось само собой и сохранялось на протяжении всего года их учебы в нашем классе. Потом они были оставлены на третий год.

Я никогда не забывал о них. Но задумываться о них я начал только многие годы спустя. Размышления о Борьке и Ваське очень больно ранят мое сердце.

Из разных отрывочных сведений я знал, что Борька воспитывался в семье тихих и безобидных, но беспробудных пьяниц. Его старший брат успел выйти из детского возраста до того, как родители потеряли человеческий облик. Он благополучно окончил среднюю школу, без материальной помощи родителей шесть лет, голодая, недосыпая, изнуряя себя подработками на разгрузке вагонов, отучился в мединституте, стал врачом. Я видел его однажды. Он приходил к нам в школу, встречался с нашей учительницей, интересовался, как учится и как ведет себя его младший брат. Говорили, что он хотел оформить над Борькой опекунство и забрать его к себе в другой город, куда он был направлен по распределению как молодой специалист. Но для этого необходимо было лишить их мать и отца родительских прав в отношении Борьки. С этим тогда было очень сложно, вопрос не разрешился, и наш Борька остался жить у родителей.

Мне запомнился Борькин брат. Он совершенно не соответствовал моим представлениям о врачах: тихий, блеклый, подавленный. Теперь я понимаю, что таким его сделала жизнь. На его облике отразились боль и стыд за своих родителей и долгое прозябание в нужде. Это теперь, испытав много трудностей, я знаю, как унизительно чувствует себя человек за чертой бедности, когда в него внедряется вирус безденежья, травмируя в бедолаге чувство собственного достоинства и самоуважения.

О Ваське я знал, что он воспитывался без отца. Васькину мать я видел только два раза. Один раз это было в школе. Она закатила скандал нашей учительнице и довела ее до слез. По какому вопросу это было, я не понял, но что-то связанное с несправедливым отношением учительницы к ее сыну. В другой раз она увидела меня на улице, когда я приходил по поручению своих родителей к ее соседке. Она каким-то образом узнала меня, и безо всякой причины начала злобно меня обругивать. Я долго стоял и покорно выслушивал ее ругань, потом, поняв, что поток ее брани не закончится никогда, стал убегать. Мое бегство вызвало в ней еще большую ярость. До сих пор, вспоминая об этом, я ощущаю жжение на участке спины от шеи и до лопаток.

Теперь, когда на меня от воспоминаний находят раздумья, я очень ярко представляю себе, как жилось этим моим одноклассникам, когда мы ходили с ними в первый класс.

Раздумье 1

Родители, как всегда, проснулись ни свет ни заря.

– Сколько там, на часах? – косноязычно промямлил отец.

– Через час откроется! – буркнула мать.

– А со вчерашнего ничего не осталось?

– Ты же ночью всю заначку вылакал, морда твоя бесстыжая!

Борька с головой залез под одеяло. Еще почти час его не будут будить, но и уснуть уже не дадут: утреннее время – час родительской ругани. Будут злы, пока не похмелятся. Вчера весь день, как обычно, в доме была кутерьма: здесь рады всякому, кто приходит с бутылкой. Те, кто не любят пить из горлышка на улице, знают об этом гостеприимстве и заходят сюда, как к себе домой. Немного плеснут хозяевам, а остальное пьют сами. Выпили – есть с кем поговорить.

Своего угла у Борьки нет. Где готовить домашние задания к школе? А быть постоянно на глазах у пьяных родителей и их разношерстной компании, да к тому же выслушивать нравоучения от случайно зашедшего с бутылочкой винца давно уже опостылело. Лучше бродить по улицам, пока в доме все не угомонятся!

И так каждый день, в любую погоду, в любое время года! Хорошо еще летом, когда нет дождя…

– Борька! – кричит отец.

– Ну, почему так рано открывается их магазин? Еще бы чуть-чуть вздремнуть!

– Опять? – привычно спрашивает продавщица тетя Груня.

Она хмуро принимает от Борьки пустые бутылки, пересчитывает мелочь на его вспотевшей ладошке.

– Здесь как раз на две, – говорит Борька.

– Вижу, что как раз! Глушат без закуски и дуреют! Скоро хрюкать начнут! Тебя хоть покормили сегодня?

– Покормили, – врет Борька, прикрывая рот ладошкой.

– Оно и видно! Вот тебе булочка, оголец!

– Нет, что Вы, теть Грунь! Я завтракал!

– Бери, кому говорят!

Борька благодарит и, сгорая от стыда, шмыгает за дверь. На улице он тут же впивается зубами в мягкую, нежно хрустящую булочку, и на глазах у него наворачиваются слезы. Где-то Борька слышал, что крокодил всегда плачет во время еды.

– Наверно у крокодила тоже родители пьяницы, – думает Борька, и ему становится жаль крокодила.