Текст книги "Россия и Германия. Друзья или враги?"

В ноябре 1918 года немецкие войска по условиям заключенного перемирия начали отход к довоенным границам. Воспользовавшись ситуацией, сторонники самостийной Украины во главе с атаманом Петлюрой подняли мятеж против гетмана. Моментально ощутив всю шаткость своего положения, Скоропадский тут же провозгласил создание Всероссийской федерации. Разумеется, с включением в нее Украинской державы. Знакомый с Келлером еще по службе в царской свите, гетман просил его помощи в организации армии, для чего вручил ему всю полноту военной и гражданской власти. Опомнился, что называется.

Генерал от кавалерии Ф. А. Келлер.

Этнический немец, до последнего вздоха служивший России

Федор Артурович, именовавший себя главнокомандующим Украинской и Северной армиями, подчеркивал, что «может приложить силы и положить голову только для создания великой, единой России, а не за отделение от нее федеративного государства». В Киеве его офицеры тут же стали срывать ставшие ненавистными им за эти месяцы желто-голубые флаги, заменяя их русским триколором. Символ украинской самостийности – бюсты Шевченко – разбивались на мелкие куски с особым и нескрываемым удовольствием.

Граф обратился к армии с последним приказом, который венчался поистине исторической фразой: «Пусть кто хочет, тот эту Украину и защищает, а я ухожу».

На новой должности граф продержался меньше недели. Поводом послужил расстрел офицерами Келлера 13 солдат Украинской народной армии. Что стало причиной этому – неизвестно, однако офицеров отдали под трибунал и немедленно казнили. Келлер пытался протестовать, но в результате был тут же отправлен Скоропадским в отставку с формулировкой «за нелояльные действия». Граф обратился к армии с последним приказом, который венчался поистине исторической фразой: «Пусть кто хочет, тот эту Украину и защищает, а я ухожу».

Желающих не нашлось. Для гетманской державы все закончилось в кратчайшие сроки. Тут можно было бы сказать «любовь без радости была, разлука будет без печали», если бы не одно «но»: русские офицеры. Они стоически пытались отбиться от петлюровских войск, которые значительно превосходили их по численности. Келлер взял на себя руководство обороной, хотя имел возможность покинуть Киев. Один из его подчиненных вспоминал уже в эмиграции: «Времени для рассуждения не было, и граф, отлично понимавший в душе всю трудность и даже безнадежность такой попытки, не счел, однако, возможным не пойти на зов русского офицерства».

Но сдержать противника даже графу Келлеру оказалось не под силу. Да и что он мог сделать, если под его командованием оказалось всего несколько тысяч гимназистов и кадетов? Ворвавшиеся в Киев петлюровцы предавали мучительной смерти пойманных на улицах офицеров и защитников города, глумились над уже мертвыми телами. Германские военные, преклоняясь перед доблестью Келлера, предлагали ему укрытие при условии, что он согласится снять форму и сдать именное оружие, но граф даже в целях самосохранения не пожелал расставаться ни со своими погонами, ни с полученной от государя шашкой.

Сказалась нелюбовь Келлера ко всему иностранному. Шашку, подаренную ему Николаем II, он решил надежно спрятать. Однако толпа на улице напала на его адъютанта и отобрала столь ценную для Федора Артуровича реликвию. В своем дневнике он с горечью записал: «Утром я прочел в газетах, что моя шашка – боевой трофей. Хорош трофей, взятый при ограблении у мирно ехавшего по городу на извозчике безоружного Ивана. Казалось бы, хвастаться нечем, но, очевидно, хочется этим господам боевой славы».

Келлер поселился в Михайловском монастыре с двумя находившимися при нем адъютантами. Когда петлюровцы явились туда с обыском, монахи предложили графу уйти потайным ходом. Для генерала это было неприемлемо. Он через адъютанта сообщил о себе пришедшим, и, естественно, его тут же арестовали. Келлер не сопротивлялся. Сам он любил повторять, что в любой момент готов отдать жизнь за русский престол, не раздумывая ни секунды. Во время Первой мировой войны он был трижды тяжело ранен – и каждый раз возвращался в строй, игнорируя советы врачей.

В ночь на 8 декабря 1918 года петлюровцы приняли решение о переводе графа в Лукьяновскую тюрьму. Федор Артурович под конвоем шел вдоль стен Софийского собора, мимо памятника Богдану Хмельницкому. В этот момент из ближайшего сквера раздался залп по арестованным. Конвой добивал раненых выстрелами и ударами штыков в спины. 60-летний граф Келлер пал, сраженный 11 пулями. Генерал Александр Воейков вспоминал уже в эмиграции: «Окончив свою работу, доблестные петлюровцы разбежались. Трупы были взвалены на подоспевшую к месту убийства телегу, которая была увезена в Михайловский монастырь и брошена на произвол судьбы». Спустя 100 лет на Украине примерно так же убьют Олеся Бузину…

Два русских офицера, имевших прямое отношение к Германии. Один в ней родился, второй был этническим немцем. Две судьбы, опаленные двумя войнами – Великой и Гражданской. Но до чего они разные! Келлер войдет в историю человеком чести, до последнего вздоха верным своим принципам и своей Родине. Скоропадский – посмешищем, чью несуразную политическую карьеру не спасет даже помощь педантичных до безобразия немцев.

А теперь посмотрим внимательно на Германию – мы ведь до сих пор обделяли ее вниманием. Итак, к началу 1918 года всем стало очевидно, что война проиграна. Сказался численный перевес противника и значительное превосходство Антанты в артиллерии. В самой империи начался голод. Немцы стойкий народ. Они готовы терпеть лишения и отдавать свои жизни за Родину. Но только до тех пор, пока сохраняется вера, что эти лишения и жертвы не напрасны и победа в войне будет достигнута.

Фридрих Вильгельм Виктор Альберт Прусский, последний германский император и король Пруссии

Весна 1918 года, несмотря на оккупацию Украины и очередное наступление на Париж, развеяла остатки прежнего энтузиазма. Ощущение полной безнадежности и бессмысленности дальнейшего кровопролития расшатало устойчивые прежде к революционной пропаганде солдатские массы. Они все чаще смотрели в сторону бывшего противника по войне и задавались вопросом: если русские все уже закончили, то чем мы хуже? И не следует ли поступить с Вильгельмом II так же, как с Николаем II?

4 ноября 1918 года кайзеровское правительство проанализировало складывающуюся на фронте ситуацию. Была она на редкость удручающей. Антанта перешла в наступление во Франции и того и гляди выйдет в тыл Австро-Венгрии, Болгария уже капитулировала. В Берлине понимают: «Финита ля комедия». Следует обращение к правительству США с предложением начать мирные переговоры. Если это и не было капитуляцией, то однозначно – признанием невозможности достичь победы. Именно так и восприняла эту новость германская армия.

Между тем Вашингтон не спешил отвечать на заманчивое предложение. США хотели унизить Вильгельма II, и это им удалось. Кайзер отправил в отставку культовую для армии фигуру – генерал-квартирмейстера Эриха Людендорфа. В правительстве появились социал-демократы. Однако цели своей последний германский император не достиг – если, конечно, не считать таковой демонстрацию всему миру агонии собственного государства.

Германское командование, в надежде получить не самые позорные условия для заключения мира, послало флот в атаку на англичан. Немецкие моряки пошли не просто в атаку, а фактически на самоубийство. Один из офицеров был готов расстрелять весь имеющийся у него боезапас, а потом с высоко поднятым флагом гордо отправиться ко дну под «Песнь немцев». Неудивительно, впрочем, что даже минимальной поддержки среди матросов он в своем жертвенном порыве не сыскал.

Больше того – матросы подняли мятеж. Немедленно последовали аресты. Подпольная организация моряков призвала вызволить товарищей из тюрьмы и захватить корабли. Прозвучало и политическое требование об отречении Вильгельма II от престола. То есть, по сути, в Германии был успешно реализован российский сценарий. Сходство дополняет и то обстоятельство, что правительство не решилось применить силу, а сперва и вовсе попыталось скрыть информацию о бунте. Но было уже поздно. В Германии появляется коммунистическая партия.

То есть сначала нужно власть отстоять, а только потом браться за построение принципиально нового общества. Благо и пример уже положительный имеется.

Ее главным теоретиком стала Роза Люксембург. Несмотря на многолетнее знакомство с Лениным, их отношения трудно назвать безоблачными. Скорее, напротив, по целому ряду вопросов наблюдались непримиримые противоречия. Например, в 1908 году Люксембург выпустила статью «Национальный вопрос и автономия». Вождь большевиков ответил работой «О праве наций на самоопределение». Но не убедил: идеолог германских коммунистов осталась при своем мнении: «Не что иное, как пустая мелкобуржуазная фразеология и надувательство».

При этом Роза Люксембург чрезвычайно высоко ценила русскую революцию и правильно трактовала все произошедшее. Кстати, не такая уж простая задача, как показывает практика. Многие до сих пор не в состоянии ее решить, рассказывая сказки про «страну с молочными реками, которую сокрушили проклятые германские шпионы». Я об этом подробно писал в книге «Крах великой империи», поэтому повторяться не буду. Так вот, Роза Люксембург без малого 100 лет назад сделала совершенно правильные выводы.

В ее так и не законченной рукописи «О социализме и русской революции» содержится безукоризненно точное описание процесса. «Большевики – исторические наследники… французских якобинцев. Но конкретная задача, которая выпала на их долю… после взятия власти, была несравненно труднее, чем задачи их исторических предшественников… Было бы дурной шуткой требовать… от Ленина и его товарищей, чтобы они… в бурном водовороте внутренних и внешних боев, теснимые бесчисленными врагами… смогли разрешить или хотя бы взяться за решение… самой трудной задачи социалистического преобразования».

То есть сначала нужно власть отстоять, а только потом браться за построение принципиально нового общества. Благо и пример уже положительный имеется. Именно по этой схеме предполагали действовать немецкие коммунисты. Отклонение от ленинского учения было одно, но крайне серьезное. Люксембург настаивала на усилении рабочей демократии вместо диктатуры революционной партии. И, на мой взгляд, именно это не позволило повторить в Германии успешный с данной точки зрения русский сценарий.

Р. Люксембург, одна из лидеров немецких коммунистов

В январе 1919 года вспыхивает закономерное восстание. Казалось бы, используй в полном объеме ленинские наработки – и будет счастье. Ничего своего придумывать не нужно. Все уже сказано и продемонстрировано. Но немцы зачем-то начинают импровизацию. Есть известное правило революционных ситуаций: смешение жанров – прием недопустимый. И в нужный момент германских коммунистов сгубил собственный педантизм.

Лидеры встречаются, совещаются, но решения принять не могут. Им бы даже не Троцкого своего заиметь – хотя бы Антонова-Овсеенко! Но нет фигур подобного масштаба в рядах немецких коммунистов. Пока они азартно спорят, на улице вооруженные отряды захватывают редакции газет. И если бы у этой революционной стихии нашелся хотя бы один лидер, сравнимый с любым из членов первого ленинского Совнаркома, – они бы за полдня взяли под контроль весь Берлин. Вместо этого в штабе революции пустомели продолжали состязаться в произнесении страстных монологов ни о чем.

Вы не поверите, но германские коммунисты в ключевой момент не сумели договориться о тактике собственных действий. Роза Люксембург была против немедленного свержения правительства – что есть откровенная ересь с точки зрения ленинской революционной практики. Но и ее оппонент Карл Либкнехт оказался в этом смысле не меньшим еретиком. Он призвал бороться против правительства, следуя за спонтанным движением масс. И этим оказал огромную и неоценимую услугу своим противникам.

Я не берусь даже предполагать, что испытал Владимир Ильич Ленин, когда ему стало известно о немощи германских коммунистов. Вероятно, он был в шоке. В голове крупнейшего теоретика и практика революции такое просто не могло уложиться. Не возьмусь также судить о чувствах Троцкого и Сталина. Полагаю, что Иосиф Виссарионович незлым тихим словом помянул тогда многих немецких матерей, а Лев Давыдович устало и обреченно протер пенсне. Мировая революция была близка как никогда, но похоронили ее именно те, на кого марксисты всегда возлагали особые надежды.

Немецкие коммунисты вновь выводят людей на демонстрацию. Вот только вооружить их нечем – с армией договориться не смогли. Вместо пистолетов и винтовок манифестанты держат в руках плакаты «Братья, не стреляйте!». В пригороде Берлина формируется сводная колонна правительственных войск. Около 3000 солдат – но больше и не нужно. Они вооружены и полны решимости не допустить в Германии повторения русской «каиновой мясорубки».

11 января 1919 года наступает кровавая развязка. Используя пушки и пулеметы, войска подавляют восстание с такой жестокостью, что перед ней меркнет даже история Парижской коммуны. Пленных революционеров ставили к стенке и расстреливали – осколки черепов и кусочки мозговой ткани разлетались в разные стороны. Скоро дошла очередь и до идеологов германской коммунистической партии. Люксембург и Либкнехт были обнаружены, избиты до потери сознания прикладами винтовок и убиты выстрелами в голову. Такова цена ошибки в момент революции.

К. Либкнехт, один из лидеров германских коммунистов

Незадолго до смерти лидеры КПГ успели проанализировать причины своего провала. Либкнехт выделил три основных момента: солдаты не поддержали восставших, не было сильных руководителей, германский обыватель оказался на стороне буржуазии. Справедливые замечания, не поспоришь. Но без ответа почему-то остается главный вопрос: а кто в этом виноват? Я понимаю, что с мертвого Либкнехта не спросишь, но давайте спустя без малого 100 лет подумаем о каждом из этих пунктов без привычных идеологических клише.

Солдаты не поддержали восставших. Огорчительно, согласен. А кто в этом виноват? Почему агитаторы КПГ не работали по схеме своих старших братьев из РСДРП(б)? Легко сожалеть, что армия оказалась против, не делая при этом ровным счетом ничего для того, чтобы она была с тобой в ключевой момент революции. Не говоря уже о том, что прусское офицерство (как, кстати, и русское) традиционно оставалось вне политики. И было верхом наивности ожидать, что непонятно ради чего оно изменит собственным принципам.

А между тем лидер российских большевиков сразу максимально точно обозначил причины краха революции в Германии. У немецких рабочих не было настоящей революционной партии.

У Коммунистической партии Германии не нашлось сильных руководителей. Этим заявлением Либкнехт выпорол прежде всего сам себя. Если ты сам себя в важнейший революционный момент не считаешь серьезным лидером – освободи место и занимайся маниловщиной сколько твоей душе угодно. Если ты понимаешь, что не смог вырастить необходимое число несгибаемых борцов за народное счастье, – немедленно подавай в отставку. Но ничего этого не последовало. А смерть от рук бойцов фрайкора благополучно списала все ошибки, так что на страницах произведений советского агитпропа о них нет ни слова.

И теперь – венец теоретических изысканий Либкнехта: бюргер не поддержал революцию. Один вопрос: а с чего вдруг он должен был это сделать? Германские газеты того времени полны отчетов о происходящем в России. В Берлине оказалось множество русских эмигрантов. Все они не молчали о событиях на своей Родине. Почему вы думаете, что житель Баварии или Тюрингии, читая те монологи, должен был воспылать невероятной любовью к классовой борьбе, в ходе которой его с гарантией поставят к стенке? Надо понимать, что никаких иных методов построения счастливого пролетарского государства тогда не существовало. И то, что немецкий обыватель не захотел сжигать дотла кирхи, не должно вызывать удивления. Как раз напротив, это чувство должно сопровождать любого, читающего предсмертные сожаления Либкнехта о провале революции.

Еще хлеще обозначила причины краха Роза Люксембург. Тут вообще остается лишь развести руками. По ее мнению, рабочие массы показали свою незрелость и ровно поэтому революция не завершилась успехом. Невероятно глубокая мысль. А вопросы остаются те же самые: а кто виноват-то в этом? Кто конкретно мешал фрау Розе засучить свои крахмальные манжеты и обратить самое пристальное внимание на агитацию в рабочей среде? Кто заставлял фрау Розу в годы Великой войны тратить время и силы на бесконечные дискуссии вместо выстраивания правильной работы с ядром будущей революции? Наконец, кто ответственен за то, что фрау Роза, вместо того чтобы повторить успешный ленинский опыт, взялась полемизировать с гением революции?

С этим невозможно спорить. Роза Люксембург и Карл Либкнехт не откололись своевременно от социал-демократической политики, как это сделало ленинское крыло РСДРП в 1903 году. Вместо того чтобы планомерно готовить пролетарскую революцию и формировать костяк принципиально новой для Германии партии, они занимались словоблудием. Революция такого не прощает в принципе.

Не стоит сбрасывать со счетов и фактор многочисленных добровольческих корпусов, сиречь фрайкоров. Это они подавили революцию в Германии и в дальнейшем именно выходцы из них станут основой Немецкой национал-социалистической рабочей партии Адольфа Гитлера. Но о ней мы успеем еще поговорить на страницах этой книги. Пока же посмотрим на действия фрайкоров в первые месяцы 1919 года и сравним их с попытками русской контрреволюции не допустить прихода большевиков к власти. Даже в этом, если угодно, шло противостояние двух великих держав.

Фрайкор. На броневике «мертвая голова» – через 20 лет этот символ получит печальную известность во всем мире

«Фронтовики воплощают собой самые ценные и отборные силы народа» – подобные фразы тогда нетрудно было отыскать почти в каждой германской газете. Почему же пассионарный национальный элемент занял сторону контрреволюции? Ответ необычайно прост. Пока лидеры КПГ работали исключительно с узким общественным кластером, игнорируя военную среду, – другие на нее опирались. Фронтовики опасались, что, опираясь на поддержку русских большевиков, местные коммунисты попытаются реализовать в Германии тот же сценарий. Они уже знали, что означают слова «отправить в штаб к Духонину», и категорически не желали следовать тем же маршрутом.

В России ленинская партия ради достижения своих целей (принимать их или нет – вопрос в данном случае вторичный) объявила тотальную войну всем политическим и общественным противникам. Большевики не разменивались на пустопорожние споры, не позволяли себе демонстрировать внутреннюю слабость. Они совершали поступки, которые ужаснули старушку Европу. И закаленные в огне Великой войны немцы не захотели испытать на себе методологию построения военного коммунизма. Они массово двинулись во фрайкоры, продемонстрировав примат национального над интернациональным.

При этом нужно отдавать себе отчет: под понятием «фронтовик» в данном случае понимается вовсе не тот, кто провел какое-то время в окопах Великой войны. В Германии 100 лет назад к фронтовикам относились только те, кто сознательно шел сражаться и гибнуть за идею. На их примере подрастали юноши. И когда революция незамедлительно стала избавляться от символов мужества, чести и храбрости – военные сразу шагнули в ряды фрайкоров.

Главным отличием революционных событий в России и Германии стало то, что немецкие солдаты и офицеры до конца сохранили верность присяге и свои высокие боевые качества. Даже роспуск кайзеровской армии не повлиял на их взгляды. Внутренние и внешние политические силы по определению не могли рассчитывать на экспансию своих идей в этой среде. Больше того, многие получили дополнительную прививку от радикальных взглядов, насмотревшись на все происходящее в России.

Позвольте, воскликнет тут иной нетерпеливый читатель, но вы же сами сказали, что мятеж в Германии начали военные моряки! А значит, какая-то часть армии могла стать объектом успешной агитации для революционных партий? В этом и состоит распространенное заблуждение. Не стоит сравнивать войну в море и на суше. По сравнению с Верденской мясорубкой можно сказать, что матросы четыре года провели на курорте. И ровно по этой причине не захотели испытать на себе реалии той войны.

На фронте же дух того самого солдатского товарищества был значительно выше. Почему – догадаться не столь сложно. Представьте: вы несколько лет находитесь под постоянным артиллерийским обстрелом противника, на вас распыляют отравляющие газы, вы вместе кормите вшей в окопах и вместе гибнете в атаках. Эта спайка на крови закаляет характер и не дает вам впоследствии возможности изменить могилам погибших товарищей по полку. На этом в дальнейшем построит свою риторику Адольф Гитлер.

Ярче всего (если, конечно, позволительно будет так сказать, оценивая их деятельность) фрайкоры проявили себя во время ликвидации Баварской Советской республики в том же 1919 году. Сценарий сначала повторял события в России. Восставшие рабочие объявили все органы власти распущенными и образовали свое правительство – Исполком фабрично-заводских и солдатских советов Мюнхена. В него вошли члены коммунистической и социал-демократических партий.

Печальный урок событий в Берлине был учтен. Коммунисты начали активно вооружаться. Появились отряды Красной армии и Красной гвардии. Не правда ли, знакомые названия? Полноту сходства со старшим революционным братом дополняли первоочередные решения правительства: национализация банков, ликвидация оппозиционных газет и журналов, организация рабочего контроля на предприятиях. А главное – была создана своя Чрезвычайная комиссия. Ленин мог быть вполне доволен.

Мюнхен постепенно окружался правительственными войсками и фрайкорами. Но вместо того, чтобы готовиться к боям не на жизнь, а на смерть ради торжества революции, лидеры вступили в острую политическую борьбу между собой.

Он, кстати, весьма высоко оценил первые успехи германских коммунистов. В частности, писал в те апрельские дни 1919 года: «Необходимо обложить буржуазию чрезвычайным налогом и дать рабочим, батракам и мелким крестьянам сразу и во что бы то ни стало фактическое улучшение их положения». То есть полностью реализовать опыт большевиков на ниве построения нового общества, включая, разумеется, и репрессивную политику. Еще дальше пошел Троцкий. Апологет экспансии революции считал, что эти весенние месяцы станут решающими в истории Европы. Однако Лев Давыдович ошибся.

У Баварской Советской республики была одна проблема, из которой, собственно, и проистекают все дальнейшие неприятности местных коммунистов. Мюнхен постепенно окружался правительственными войсками и фрайкорами. Но вместо того, чтобы готовиться к боям не на жизнь, а на смерть ради торжества революции, лидеры вступили в острую политическую борьбу между собой. Различные группы левых исступленно спорили друг с другом. Это, конечно, проще, чем формировать боеспособные отряды.

Баварская республика.

Фрайкоровцы расстреливают коммуниста

Результаты такого подхода к революционному процессу не замедлили сказаться. «Красная Бавария» в кратчайшие сроки пала под ударами хорошо подготовленных, а главное – не колеблющихся в принятии решений частей фрайкоров. Немедленно последовали традиционные в таких случаях расправы над пленными. Согласно официальным данным, погибло 557 человек. Но сколько из них пало в боях с правительственными войсками, а сколько было расстреляно без суда и следствия – большой вопрос. Повезло тем, кто был арестован уже после окончания активных действий. Они были осуждены к различным срокам тюремного заключения.

Интересно проследить, как освещалась жизнь и скоропостижная кончина Баварской Советской республики в советской печати. Сначала был, разумеется, безудержный восторг. Это ничего, что Колчак и Деникин переходят на своих фронтах в наступление. Проблему внутренних врагов мы уж как-нибудь решим, особенно – в свете долгожданной мировой революции. Смелее, товарищи, на врага, баварский пролетариат с нами! Вся Германия содрогается от начавшейся там гражданской войны, счастье рабочих и крестьян близко как никогда!

Но уже в первых числах мая 1919 года тон меняется. Читатели газеты «Известия» с горечью узнают, что Баварская Советская республика, по всей видимости, пала в неравном бою, потому что ее не поддержал пролетариат других стран. Можно, конечно, пенять на несознательность рабочих в Австрии, Италии и Франции. Но всему виной – действия лидеров революции. Во второй раз за полгода они пренебрегли широчайшим ленинским практическим опытом построения военного коммунизма и закономерно проиграли в обоих случаях.

Сегодня стало чрезвычайно модно рассуждать про германский след в Октябрьской революции. Неокрепшие умы повторяют мифы различной степени вздорности. Но при этом никто почему-то не хочет обратить внимание на обратный процесс: ленинский след в германской революции. А он ведь намного более интересен. Хотя бы потому, что, в отличие от немецкого, действительно прослеживается. И имя у того следа имеется: Александр Емельянович Абрамович. Что-то мне подсказывает, что про него вы едва ли когда-нибудь слышали. А раз так, давайте познакомимся со старым большевиком поближе.

А. Е. Абрамович. В революционном движении с 1905 года, эмиссар Ленина в Баварской Советской республике

Родился он в семье крупного землевладельца в Херсонской области. После одесской гимназии поступил на медицинский факультет Новороссийского университета. Оттуда был оперативно исключен за участие в антиправительственных акциях. Неприятности на этом не закончились: Абрамовича выгнали из родного дома. Очень уж его отцу не понравилась профессия карбонария, к которой тяготел отпрыск. Так что революционная стихия поглотила молодого человека полностью.

Не очень сложно догадаться, что совсем скоро он вступит в Российскую социал-демократическую партию. Дальнейшая карьера шла по нарастающей: арест, тюрьма, вечное поселение в Сибирь, побег оттуда, эмиграция, участие в работе революционных движений в Европе. Путь, характерный для многих первых большевиков. После Февральской революции Абрамович вернулся в Россию. И дальше его биография складывалась классическим для тех лет образом: подпольная работа, организация отрядов Красной гвардии, бои с контрреволюционерами. А дальше началось самое интересное.

Февраль 1919 года. Выполняя задание Центрального комитета Российской коммунистической партии большевиков, Абрамович нелегально отправляется в Германию. А если говорить конкретно – в Баварию. Ему предстояло налаживать связь с марксистскими партиями в Европе. К сожалению, для Ленина его усилий не хватило. Каких именно усилий – вы сейчас поймете. Достаточно ознакомиться с коротким фрагментом воспоминаний Александра Емельяновича.

Помощь российских революционеров баварской революции выглядела в частности так: «В Мюнхен приезжает курьер и передает для мюнхенской партии 30 000 крон. Случайно я являюсь к нему для того, чтобы расспросить о положении дел в Венгрии. Он чуть ли не падает в обморок и дает мне еще 50 000 крон, но потом оказывается, что он получил 150 тысяч и разделил их между своими приятелями». Этому свидетельству можно полностью доверять. Абрамович явно знал, о чем рассуждал. По некоторым данным, он даже входил в правительство Баварской Советской республики.

Тем интереснее для нас его собственная оценка причин краха революции. «Мы в Западной Европе имеем дело не с восставшими массами, которые только не сумели еще захватить власть, а с одураченными своими вождями и под влиянием экономических условий только начинающими приходить в себя пролетариями. Следовательно, к этим массам нужно подходить с совершенно другой меркой и поступью, нежели в России». То есть великолепная идея Троцкого о мировой революции тут же столкнулась с непреодолимыми практическими трудностями. И они в значительно большей степени, чем разгром армии Тухачевского под Варшавой в 1920 году, заставили Москву скорректировать свои планы.

Тем более и на внутреннем фронте борьбы с контрреволюцией дела обстояли пока не столь блестяще. Отдельно и, надо сказать, весьма активно досаждали этнические немцы в Белом движении. Про генералов Миллера и Врангеля я рассказывал в книге «Россия в огне Гражданской войны». Теперь предлагаю поговорить про барона Роберта-Николая-Максимилиана фон Унгерн-Штернберга, которого в России привычно называют Романом Федоровичем. Очень яркий персонаж!

Современники называли его «Бог войны» и «Самодержец пустыни». Среднего роста блондин, с длинными, опущенными по углам рта рыжеватыми усами, худой и изможденный с виду, но железного здоровья и энергии, Унгерн, казалось, жил войной. Не случайно монгольские ламы провозгласили его воплощением Махагалы – хранителя веры, устрашающего и беспощадного. Это гневное шестирукое божество изображается в диадеме из пяти черепов, с ожерельем из отрубленных голов, с палицей из человеческих костей в одной руке и с чашей из черепа в другой. Побеждая врагов, Махагала ел их мясо и пил их кровь.

Генерал-лейтенант Р. Ф. Унгерн-Штернберг

Никто из лидеров белых армий не удостаивался таких жутких сравнений. Неудивительно, что даже члены русской эмиграции воспринимали барона далеко не однозначно. Его командир по Великой войне генерал Врангель так отозвался об Унгерне в своих мемуарах: «Это не офицер в общепринятом значении слова, ибо он не только совершенно не знает самых элементарных уставов, но сплошь и рядом грешит против воинского воспитания». Однако боевые заслуги Романа Федоровича никем сомнению не подвергались. Особенно ярко они проявились во время Гражданской войны.

Не в силах наблюдать крушение исторической России, в ноябре 1917 года 31-летний Унгерн отправился к своему однополчанину по Великой войне Григорию Семенову, который формировал в Забайкалье добровольческую часть для борьбы с большевиками. Барон стал военным советником монгольского князя Фушенги, командовавшего отрядом в 800 всадников самого дикого и боевого племени – харачинов. Взяться руководить отпетыми головорезами мог только такой человек, как Унгерн. Однако его высоко ценили японские офицеры, которые всегда отличались особым воинским кодексом чести.

Тем более и на внутреннем фронте борьбы с контрреволюцией дела обстояли пока не столь блестяще. Отдельно и, надо сказать, весьма активно досаждали этнические немцы в Белом движении.

Они быстро уловили неподдельный интерес Унгерна к Востоку, знание буддизма, полное отсутствие симпатий к Западу. Барон заявлял, что только Япония способна противостоять как американскому и европейскому империализму, так и большевизму. Русский офицер, монархист до мозга костей, ободренный поддержкой союзников, удивлял тогда всех своей сокровенной мечтой – возродить державу Чингисхана. Барон убеждал всех: «Это государство должно состоять из отдельных автономных племенных единиц. В союз должны войти китайцы, монголы, тибетцы, афганцы, племена Туркестана, татары…»