Текст книги "Тьма знает"

Арнальд Индридасон
Тьма знает

Arnaldur Indriðason

MYRKRIÐ VEIT

Published by agreement with Forlagið, www.forlagid.is and BANKE, GOUMEN & SMIRNOVA Literary Agency, Sweden

© Arnaldur Indriðason, 2017

© Маркелова О., перевод, 2023

© ООО «Издательство АСТ», 2023

Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.

* * *

Арнальд Индридасон – признанный автор исландского нуара. Его романы неоднократно удостаивались престижных литературных премий. Два года подряд Индридасон получал премию Nordic Crime Novel Press. Он также является лауреатом престижной и всемирно известной премии CWA Gold Dagger Award за лучший криминальный роман года на английском языке.

Триллеры Индридасон проданы по всему миру суммарным тиражом свыше 14 миллионов экземпляров и переведены на 40 языков.

* * *

Это произведение – художественный роман. Имена, персонажи и события полностью являются вымыслом автора.

 
Тяжко сердцу от тоски
(тьма так много знает).
Так и зелень у реки
глушат черные пески;
лед на склоне трещины пронзают.
 

– Йоуханн Сигюрйоунссон[1]1
  Знаменитая в исландской словесности колыбельная Хатлы из пьесы Йоуханна Сигюрйоунссона «Горный Эйвинд» (1912 г.).


[Закрыть]

1

День выдался необыкновенно погожий. Она некоторое время посидела вместе со всеми, наслаждаясь солнцем и отдыхая от ходьбы, порылась в своем рюкзаке в поисках свертка с едой, полюбовалась ледником, – и тут ее взгляд упал на наст, и она увидела: из него выглядывает человеческое лицо.

Через миг она осознала: да, именно так и есть! Едва до нее дошло это, как она вскочила, и тишину над ледником прорезал ее пронзительный крик.

Туристы-немцы вздрогнули. Они сидели повсюду вплотную друг к другу – и не поняли, что стряслось, когда их гид – взрослая исландка, обычно такая уравновешенная и неробкая, вдруг нарушила тишину.

Накануне они поднимались на Эйяфьятлайёкютль. Этот ледник стал популярен у туристов после знаменитого извержения, случившегося несколько лет назад – тогда вулканический пепел из кратера под ледником парализовал авиасообщение во всей Европе. Сейчас толстый слой пепла, в ту пору покрывший окрестности, в основном уже исчез: его сдуло или смыло. Склоны гор вновь приобрели свой естественный цвет, и земля пришла в себя после стихийного бедствия.

Поездка должна была занять десять дней, и за то время было запланировано восхождение на четыре ледника. Примерно неделю назад они выехали из Рейкьявика на специально оборудованных машинах, которые могут въезжать на ледник. Ночевали в хороших гостиницах Южной Исландии. Туристы ни на что не жаловались. Они все были друзьями из немецкого автопромышленного города Вольфсбурга, и денег у них хватало. На ледниках подавали роскошные обеды, а по вечерам, после спуска с гор, устраивали застолья. Проводились достаточно длинные походы по льду с привалами и перекусами. Группе особенно повезло с погодой. В том сентябре каждый день в небесах сияло солнце, и туристы постоянно спрашивали гида о глобальном потеплении и о том, как на Исландию повлияет парниковый эффект. Пару десятилетий назад она несколько лет изучала литературу в Гейдельберге и свободно говорила по-немецки, и в этой поездке звучала только немецкая речь – кроме этих самых двух английских слов: «global warming».

Она рассказала им, как в последние годы менялся климат. Что лето становилось теплее, солнечных часов замерялось больше, но на это никто не жаловался: в Исландии летом погода может быть очень непостоянной, порой тепла не дождешься несколько дней, а то и недель подряд. И что зимы стали мягче, снегу выпадало меньше, хотя зимняя темнота никуда не делась. Но наиболее заметным изменением в ландшафте были ледники: они быстро уменьшались – в качестве яркого примера она привела Снайфельсйёкютль: от его былого величия осталось лишь воспоминание.

Последним ледником, который они осмотрели во время поездки, был Лангйёкютль – и его состояние тоже оставляло желать лучшего. Она рассказала группе, что в тысяча девятьсот девяносто седьмом и тысяча девятьсот девяносто восьмом годах у него убавилось целых три метра. За последние годы ледник уменьшился на целых три с половиной процента. В школе гидов ее учили всегда держать наготове подобные цифры. Она рассказала немцам, что ледники покрывают одиннадцать процентов площади Исландии и что запас воды в них равен сумме осадков за двадцать пять лет.

Ночевали они в Хусафетле, а восхождение на ледник начали примерно в одиннадцать часов. Группа подобралась удачная: большинство в ней было в хорошей форме и с отличным снаряжением, в альпинистских ботинках и защитной одежде. Сложных случаев не возникло, никто не заболел, никто не жаловался и не портил другим настроение, все, как могли, наслаждались поездкой. Они долго шагали вдоль кромки ледника, но вот ступили на лед и начали восхождение. Под ногами скрипел снег, на поверхность то тут, то там просачивались большие и малые ручейки. Она шла впереди и чувствовала, как навстречу поднимается прохлада ледника и овевает лицо. Они заметили, как по ледяному простору мчатся люди на джипах и снегоскутерах. Немцы спросили, насколько такой вид спорта популярен в Исландии, а она не смогла ответить ни утвердительно, ни отрицательно. Они часто задавали вопросы, которые заставали ее врасплох, даже если она хорошо подготавливалась. Один такой прозвучал сегодня за завтраком: в Исландии производят сыры?

Она записалась на курсы гидов уже после того, как туризм в Исландии набрал силу. А до того восемь месяцев была безработной. Во время кризиса она лишилась квартиры, потому что больше не смогла выплачивать ипотеку. Ее возлюбленный переехал в Норвегию: он был плотником, и там для него было много работы. Он заявил, что больше не вернется в эту поганую страну, которую полнейшие идиоты довели до разорения. Кто-то сказал ей, что скоро расцветет турбизнес. Крона упала – ниже некуда, для туристов все было невероятно дешево. Когда эти прогнозы подтвердились, она пошла учиться на гида – и выучила, что приезжающие сюда туристы любят Исландию, ее пейзажи, чистый воздух и тишину.

Но про трупы, вмерзшие в ледник, она там ничего не учила.

Туристы-немцы сгрудились вокруг нее и следили за ее взглядом, обращенным туда, где виднелась человеческая голова, как будто пытающаяся вырваться из-подо льда.

– Что это? – спросила одна женщина из группы, подходя ближе.

– Это человек во льду? – задала вопрос другая женщина, рядом с ней.

Лицо было почти все скрыто тонким слоем снега, но все же можно было различить нос, глазницы и большую часть лба. Других частей головы было не видно, и очертаний тела подо льдом не угадывалось.

– Что с ним случилось? – задумчиво произнес третий турист. Она знала, что он – врач на пенсии.

– Он там долго пролежал? – спросил кто-то еще.

– По-моему, да, – ответил врач, опускаясь на колени над лицом. – Он явно не вчера замерз.

Он осторожно расчистил снег голыми руками, и лицо под ледяной коркой стало видно лучше.

– Не надо было ничего трогать, – назидательно произнесла его жена.

– Все в порядке. Я больше ничего делать и не буду, – ответил врач.

Он поднялся. Взорам остальных предстало лицо, как будто осторожно вылепленное на блестяще-белой корке тончайшего фарфора, могущей треснуть от малейшего прикосновения. Было сложно сказать, как долго этот человек пролежал на леднике, – но лед обошелся с ним бережно, сохранил его и защитил от тления и гниения. Им показалось, что, когда несчастного постигла его участь, ему было около тридцати лет. Лицо у него было широковатое, рот большой, зубы крепкие, глаза глубоко посажены над симпатичным носом. Волосы на голове были густые и светлые.

– Ты ведь уведомишь полицию, душечка? – спросила жена врача, повернувшись к гиду.

– Да, конечно, – рассеянно ответила та, не сводя глаз с лица. – Конечно. Сейчас же.

Она вынула телефон, зная, что в этой части ледника сотовая связь есть: специально проверяла. Она всегда старалась быть в зоне действия сотовой связи или радиосвязи: мало ли что может случиться. В службе спасения на «горячей линии» ей тотчас ответили, и она описала находку.

– Мы недалеко от ледника Гейтландсйёкютль, – добавила она, объяснив ситуацию, и посмотрела на обрывистую скалу, по которой и получила имя юго-западная часть ледника.

Ледник уменьшался постоянно. Готовясь к поездке, она где-то прочитала, что, если так будет продолжаться, к началу следующего столетия он и вовсе исчезнет.

2

Когда он наконец вышел вон, в метель, он был изрядно пьян. Он уже долгое время не мог найти в баре своего друга и подумал, что тот ушел домой. Они оба, как обычно, довольно рано зашли в этот спорт-бар, и матч был очень интересный, а потом он разговорился с какими-то незнакомыми парнями, а Инги стал молчалив. Такое часто бывало, когда тот пил: ни слова из него не вытянешь.

Он втянул голову в плечи, поплотнее обернул свое худощавое тело курткой и двинулся навстречу метели. На одежду начал налипать снег, и ему стало ужасно холодно, и он ругался, что не надел зимний комбинезон, который носил на работе: плотный, теплый, подходящий для любой непогоды. Зимой часто бывало трудно заставить себя по утрам вылезать из теплой бытовки на стройплощадку. Две чашки кофе, сигарета и синий зимний комбинезон очень помогали в этом. Это было не сложно. Это были простые вещи, но наслаждаться ими нужно было уметь. Футбол и холодное пиво из-под крана. Кофе и сигарета. И теплый комбинезон зимой.

Он ускорил шаг по тротуару, и мысли у него были такими же путаными, как и его следы на снегу.

Он никак не мог забыть того человека. Пока они сидели у стойки бара и разговаривали, тот казался ему знакомым, но он далеко не сразу понял, кто это: там было темно, а тот человек был в кепке с козырьком, сидел, наклонив голову, и не поднимал лица. Они немного пообсуждали матч, и выяснилось, что оба болеют за одну и ту же команду. В конце концов он не утерпел и начал говорить о холме Эскьюхлид[2]2
  Большой холм в Рейкьявике, недалеко от центра, поросший лесом. На его вершине стоит теплоцентраль Пертла, основную часть которой составляют резервуары с горячей водой. (В наше время теплоцентраль больше не используется по прямому назначению, а превращена в выставочный центр). В минувшие десятилетия этот холм был пристанищем социальных маргиналов.


[Закрыть] и прямо спросил того человека, не встречались ли они с ним там. Не помнит ли он его.

– Нет, – ответил тот и посмотрел из-под козырька, и тут больше не осталось сомнений в том, кто он.

– Ведь это ты был, да? – обрадовался он. – Это же ты был! Ты меня помнишь? Просто не верится! А лёгги[3]3
  Лёгга (lögga) – ислансдкое разговорное прозвище полицейских (от исл. „lögregla“ – «полиция»).


[Закрыть] с тобой когда-нибудь говорили?

Тот человек ничего не ответил, но наклонил голову еще ниже. Но он не сдавался и сказал, что несколько лет назад рассказывал об этом полиции, но только она не приняла его в расчет. Ведь полиция таких сообщений получает целый миллион, а он, когда это произошло, был еще мальчишкой, и может быть…

– Отстань от меня, – сказал тот человек.

– Что?

– Понятия не имею, о чем ты болтаешь. Отстань! – рассердился тот человек, встал и решительно вышел из бара.

А он остался сидеть в одиночестве и все еще не верил, что это именно тот самый человек, когда сам на неверных ногах покинул заведение. Он перебежал улицу Линдаргата, думая, что надо как можно скорее сообщить в полицию, – а видимость между уличными фонарями была почти нулевая. Он уже подходил к противоположному тротуару, как вдруг у него возникло ощущение, что он в смертельной опасности. Вся окрестность озарилась светом, и сквозь вой метели он услышал стремительно приближающийся рокот мотора. И вдруг его подбросило в воздух, он ощутил во всем теле жуткую боль и ударился головой о голый асфальт в том месте, где с него был соскоблен снег.

Шум автомобиля отдалился, и все вновь стало тихо, если не считать воя бури: вьюга бушевала над ним, вокруг него. Забиралась под куртку. Он не мог пошевелиться, у него болело все. Но больше всего голова.

Он попытался позвать на помощь, но не смог издать ни звука.

Он не знал, сколько времени прошло. Вскоре он потерял чувствительность. Ему уже не было холодно. Алкоголь притуплял ощущения. Он думал о цистернах с горячей водой на Эскьюхлид, о том, как весело было там играть, и о том, чему он стал свидетелем в детстве.

Он был уверен: они раньше встречались.

Это был тот самый человек.

Абсолютно точно: он.

3

Когда мобильник начал звонить, Конрауд открыл глаза. Ему так и не удалось заснуть. Как обычно. Таблетки. Красное вино. Медитация без какого-либо определенного направления. Ничто из этого не могло победить бессонницу.

Он не мог вспомнить, куда дел телефон. Иногда тот лежал на ночном столике. Иногда – в кармане каких-нибудь брюк. Однажды он несколько дней не мог отыскать телефон, а в конце концов обнаружил его в багажнике машины. Он вышел из спальни в гостиную, пошел на звук в кухне – там-то на столе и лежал гаджет. За окном стыла темным-темная осенняя ночь.

– Прости, Конрауд, я тебя наверняка разбудила, – прошептал женский голос в динамике.

– Нет.

– Кажется, тебе нужно подъехать к нам в морг.

– А почему шепотом?

– А разве я шепчу?

Женщина откашлялась. Ее звали Сванхильд, и она была патологоанатомом в Центральной больнице.

– Ты новости слышал? – спросила она.

– Нет, – ответил Конрауд, стряхивая с себя апатию. Он копошился в старых бумагах своего отца, и бессонница на этот раз случилась у него частично из-за этого.

– Они привезли его к нам часов в восемь, – сказала Сванхильд. – Они его нашли.

– Нашли? Кого? Кто?

– Немецкие туристы. На леднике Лангйёкютль. Он был подо льдом.

– На леднике?

– Это Сигюрвин, Конрауд. Сигюрвин нашелся. Они обнаружили его труп.

– Сигюрвин?

– Да.

– Сигюрвин? Нет, разве… о чем ты?

– Через столько лет, Конрауд. Просто невероятно. Я решила спросить, не захочешь ли ты взглянуть на него.

– Ты не выдумываешь?!

– Знаю, это невероятно – однако это он! Сомнений нет.

Конрауд опешил. Слова Сванхильд звучали издалека, словно из глубин странного забытого сна. Эти слова он не чаял услышать. Никогда. Слишком уж много времени прошло. Однако он как будто всегда ждал подобного звонка, этих вестей из далекого прошлого, которое, тем не менее, не прошло, а всюду продолжало следовать за ним как тень. И когда эти вести наконец пришли, они выбили его из седла.

– Конрауд?

– Просто не верится, – сказал он. – Сигюрвин? Сигюрвина нашли?

Конрауд опустился на стул у кухонного стола.

– Да. Это Сигюрвин.

– Немецкие туристы?

– Да. На леднике Лангйёкютль. Какие-то ученые заявляют, что с тех пор, как пропал Сигюрвин, ледник значительно уменьшился в размере. Ты вообще новости слушаешь? Это из-за парникового эффекта. Я решила: наверное, тебе захочется его увидеть до того, как у нас тут завтра с утра все завертится. Он хорошо сохранился во льду.

Конрауд совсем растерялся.

– Конрауд?

– Да.

– Ты не поверишь: он так отлично выглядит!

Конрауд рассеянно оделся. Перед тем, как выйти к машине, он посмотрел на часы. Было почти три. Он покатил по пустым улицам из Аурбайра[4]4
  Район на востоке Рейкьявика. В нем находится музей старых домов и две параллельно текущие речки под названием Этлидараур, вокруг которых расположена поросшая лесом долина.


[Закрыть]. Сванхильд больше тридцати лет проработала в Центральной больнице. Они знали друг друга очень давно. И он был благодарен ей за эту новость. По дороге он думал о леднике, о Сигюрвине и о том, сколько времени прошло с его исчезновения. Его искали в портах и на берегу, в расщелинах и канавах, в домах и машинах, – но про ледник никому и в голову не пришло. Он думал обо всех тех, с кем тогда говорила полиция на эту тему, но покуда не видел никакой связи с поездками к леднику.

Он въехал на проспект Миклабрёйт, не встретив ни одной машины. В начале девяностых они с Эртной переехали в небольшой таунхаус в Аурбайре, и там он всегда чувствовал себя неуютно. Он был истым уроженцем центрального района, вырос в Теневом квартале[5]5
  Теневой квартал (Skuggahverfi) – участок в центре Рейкьявика к северу от улицы Лёйгавегюр около берега моря.


[Закрыть]. А вот Эртна была довольна, и их сын тоже: он ходил в отличную школу в том районе, у него были друзья, и он создавал себе сказочные миры между горкой в Ауртуне и реками Этлидараур. Конрауду казалось, что эта местность – какая-то абсолютная окраина, он считал, что она не имеет ни с чем в столице никакой связи, а напоминает остров, населенный недотепами, которым не на чем оттуда уплыть. Ему не нравилось, что средоточиями общественной жизни в этом районе были маленькие продуктовые магазинчики, – но при этом он называл их единственными оплотами культуры в той местности. Он утверждал, что если судить по мусору на улицах, то в «Lion Bar» едят больше всего в стране. Когда Эртне надоедало его ворчание, он нехотя соглашался, что красивая природа близ рек Этлидараур все-таки скрашивает впечатление от этого кошмарного шоссе на Ауртунской горке с вечным шумом машин и выхлопными газами.

Он припарковался у морга и запер машину. Сванхильд ждала у дверей. Она открыла ему и провела внутрь, молчаливая и серьезная. На ней был медицинский халат и белый фартук, а на голове какой-то убор из сетки и картонки, делавший ее похожей на сотрудника пекарни. Она имела отношения к различным делам, которыми занимался Конрауд, когда еще работал в полиции в отделе расследований.

– Они вырезали лед вокруг него и так привезли в морг, – сказала она, подходя к одному из железных столов.

Всю его длину занимала быстро тающая глыба льда. Из нее торчало тело, настолько хорошо сохранившееся, как будто тот человек отдал Богу душу только вчера, – если не считать, что его кожа имела необычайно твердую и блестяще-белую фактуру. Руки лежали по швам, голова слегка опустилась на грудь. На полу образовалась лужа от тающего льда, и вода сочилась в сток под столом.

– Ты его будешь исследовать? – спросил Конрауд.

– Да, – ответила Сванхильд. – Меня попросили сделать это, когда лед вокруг него растает и сам он оттает. Тогда я его вскрою. Я полагаю, внутри он так же хорошо сохранился, как и снаружи. Наверное, у тебя странное ощущение, когда он вот так прямо перед глазами.

– Его на вертолете привезли? – спросил Конрауд.

– Нет, на машине, – ответила Сванхильд. – А потом они провели поиски вокруг того места, где его нашли, и в ближайшие дни продолжат. Никто из полиции с тобой не связывался?

– Пока нет. Но наверняка они это сделают завтра утром. Спасибо, что позвонила мне.

– Это же тот самый твой человек, – сказала Сванхильд. – Без сомнений.

– Да, это Сигюрвин. Странно – столько времени прошло, а он вдруг появился как ни в чем не бывало.

– Мы за это время постарели, – заметила Сванхильд, – а он как будто с каждым днем как бы молодел.

– Охрененно, – тихонько произнес Конрауд, словно про себя. – А как, по-твоему, отчего он умер?

– Мне кажется, от удара по голове, – Сванхильд указала на голову трупа. На ней лед в основном уже оттаял, на затылке были видны повреждения.

– Его убили на леднике?

– Надеюсь, мы это выясним.

– И он прямо так и лежал там на спине?

– Да.

– Это не странно?

– Это вообще странное дело, – ответила Сванхильд. – Ты сам должен бы лучше всех это знать.

– Одет он был явно не для похода на ледник.

– Это точно. Что ты будешь делать?

– В каком смысле?

– Будешь им помогать или не станешь вмешиваться?

– Они сами разберутся, – ответил Конрауд. – Я же уволился. Да и тебе бы не мешало.

– Мне скучно, – сказала Сванхильд. Она была разведена и порой признавалась, что боится, что ей придется оставить работу. – А как ты себя чувствуешь?

– Отлично. Если б я еще заснуть мог.

Они замолчали и некоторое время смотрели, как вокруг трупа тает лед.

– Ты когда-нибудь слышал об экспедиции англичанина Франклина? – ни с того ни с сего спросила Сванхильд.

– Франклина?

– В девятнадцатом веке англичане предпринимали много неудачных экспедиций по поиску морских путей на запад через льды на севере Канады. Самая известная из них – экспедиция Франклина. Ты о ней не слышал?

– Нет.

Сванхильд было интересно вспомнить эту историю. Франклин был капитаном британского военно-морского флота и отправился в эту экспедицию на двух кораблях, которые пропали во льдах со всем экипажем. До того трое членов экипажа умерли на борту, их зарыли на галечной косе в вечной мерзлоте, а остальные участники экспедиции поплыли дальше. Могилы тех троих погибших нашлись тридцать лет спустя, а когда их вскрыли, оказалось, что мертвые тела прекрасно сохранились и содержали ценные сведения о жизни моряков девятнадцатого века. Исследование тел всех троих подтвердили некоторые гипотезы об основных сложностях, которые были сопряжены с дальними плаваниями в старину – и экспедиция Франклина здесь не была исключением. Было известно, что члены экипажей в плаваниях, длившихся порой больше двух или трех лет, часто становились слабыми и вялыми, и в конце концов просто угасали и умирали, и причину этого было невозможно понять. Существовало великое множество тщательно запротоколированных примеров, но о причинах этой загадочной слабости мнения расходились. Выдвигались различные теории, в частности – догадка, что речь идет об отравлении свинцом. И тела, извлеченные из вечной мерзлоты, подтвердили ее. Вскрытие показало симптомы серьезного отравления свинцом. Это совпадало с тем, что в девятнадцатом веке начал завоевывать популярность новый способ сохранения продуктов: консервирование в железных банках.

Закончив свой рассказ, Сванхильд посмотрела на труп.

– Это одна из этих занимательных историй из области патологической анатомии, – сказал она. – Эти корабли были битком набиты консервами, но они все были отравлены, потому что из крышек свинец проник в пищу.

– Зачем ты это все мне рассказываешь?

– Мне вспомнилась экспедиция Франклина, когда они привезли Сигюрвина с ледника. Он напомнил мне этих матросов, которых обнаружили замерзшими в земле. Он как будто только вчера умер.

Конрауд подошел к трупу и долго смотрел на него, удивляясь способности ледника все сохранять.

– Наверное, надо начать хоронить людей на леднике, – сказала Сванхильд. – Перенести кладбища туда, если нам противна мысль о том, что мертвые тела едят черви.

– Но ведь ледники постепенно тают?

– А вот это уже хуже, – ответила Сванхильд, и в тот же миг большой кусок льда рухнул на пол и разбился на тысячу осколков.

Конрауд приехал обратно домой в черной, как смола, ночи и устало лег в постель – но сон не спешил сжалиться над ним. Пока он лежал и маялся, в его памяти всплыла вся тяжесть этого расследования. Мысль о Сигюрвине во льду ошеломляла его. Замерзшее лицо так и стояло перед его внутренним взором.

Конрауд поежился.

Он ясно видел: на губах Сигюрвина, лежащего на столе в морге, застыла странная усмешка. Они покоробились, как старая кожа, так что стали видны зубы. Казалось, он смеется прямо в лицо Конрауду, напоминая ему, какое фиаско он потерпел, пытаясь раскрыть это дело.

4

Два дня спустя поздним вечером зазвонил телефон. При обычных обстоятельствах его владелец испугался бы: с тех пор, как он вышел на пенсию, ему больше никто не звонил, ни по ночам, ни рано утром. Это была самая большая перемена в его жизни с тех пор, как он оставил работу, – если не считать тишины. А сейчас телефон все никак не мог угомониться. На этот раз звонила его приятельница, с которой они вместе работали в отделе расследований. Конрауд как раз ждал, что она с ним свяжется.

– Он хочет с тобой поговорить, – сказала женщина. Ее звали Марта, и она возглавляла отдел расследований полиции Рейкьявика.

– Он ведь не собирается сознаваться? – спросил Конрауд, недавно прочитавший в Интернете, что после обнаружения трупа на леднике был задержан человек. Он не удивился, что это Хьяльталин. Опять начинался этот цирк, – но на этот раз Конрауд решил держаться от него в стороне. Журналисты пытались выведать у Конрауда его мнение о находке трупа, но он сказал, что пока не собирается высказываться о Сигюрвине. Ведь он уже не работает в полиции. Ему на смену пришли другие.

– Он сказал, что хочет встретиться с тобой, – заявила Марта. – С нами он разговаривать не хочет.

– А ты ему сказала, что я здесь больше не работаю?

– Хьяльталин знает. И все-таки хочет поговорить именно с тобой.

– Что он утверждает?

– По-прежнему: что невиновен.

– У него был мощный джип.

– Да.

– На котором можно было бы въехать на ледник.

– Да.

– Вы к нему пускаете? Он не в камере предварительного заключения?

– Мы могли сделать исключение, – ответила Марта, – если бы ты работал у нас на разовом задании. В качестве консультанта.

– Марта, мне не интересно снова в это все погружаться. Не сейчас. Давай, мы попозже поговорим?

– У нас мало времени.

– Да, конечно.

– Я не верила, что через столько лет Сигюрвин отыщется.

– Тридцать лет – это долгий срок.

– Ты не хочешь взглянуть на труп?

– Я уже на него поглядел, – ответил Конрауд. – Он как будто умер только вчера.

– Да, конечно, Сванхильд же тебе звонила. А с задержанным ты повидаться хочешь?

– Я же здесь больше не работаю.

– Да, не надо это без конца повторять.

– Мы еще поговорим, – сказал Конрауд и попрощался.

Сигюрвин и поездка в морг к Сванхильд не шли у него из головы, но он ничем не хотел выдавать, что ему хоть чем-то интересны бывшие коллеги, связывавшиеся с ним. Он твердил им, что он здесь больше не работает и возвращаться не собирается ни при каких обстоятельствах. Поиск Сигюрвина они начали более тридцати лет назад. Допросили множество народу. Обвинен не был ни один. Расследование вскоре сосредоточилось на конкретном человеке по имени Хьяльталин, но насчет него ничего не удалось доказать. Хьяльталин упорно отрицал, что нанес Сигюрвину телесные повреждения, – и его отпустили. Тела так и не нашли. Сигюрвин буквально испарился.

И вот сейчас он лежит в морге, как будто отлучался всего лишь на пару дней. Сванхильд не соврала, сказав, что тело хорошо сохранилось. Труп еще не начинали исследовать. Сигюрвин был в той одежде, в которой встретил свою участь: в кедах, джинсах, рубашке и пиджаке. Причиной его смерти явно стал тяжелый удар по затылку тупым орудием. Рана открылась. На задней части головы и одежде была обнаружена кровь.

Конрауд подумал о том, сколько лет прошло с тех пор, как этот человек простился с жизнью. Он и раньше фантазировал, каким будет этот момент и какие чувства будут обуревать его, если Сигюрвин найдется. Он уже давно прекратил розыски, но ему не удалось выкинуть это дело из головы, и он всегда ожидал, что в один прекрасный день телефонный звонок принесет ему долгожданную новость. Когда ему наконец сообщили, что Сигюрвина обнаружили на леднике, в это было невозможно поверить. Десятки лет никто не знал, что с ним – а сейчас это выяснилось. Никто не знал ни причины его смерти, ни того, погиб ли он вообще, – а сейчас стало известно, когда и как он погиб. Они точно не знали, во что он был одет, – а сейчас это было ясно видно. Этот труп должен был дать тем, кто расследовал дело, различные важные сведения. Они наконец могли составить представление об орудии убийства. Пазл, в котором раньше не хватало деталей, наконец сходился.

Конрауд сидел на кухне с бокалом красного вина и прикуривал сигару. Иногда, когда он считал это необходимым, он курил небольшие сигариллы, хотя в целом не был заядлым курильщиком. Снова зазвонил телефон: на этот раз это была его сестра, Элисабет, и она расспрашивала, как у него дела.

– Дела нормально, – сказал он, затягиваясь. Телефон не унимался.

– Опять это дело проклятое всплыло? – спросила Элисабет, которую обычно называли не иначе, как Бета. Она, как и многие другие, следила за новостями об обнаруженном мертвом теле.

– По-моему, Хьяльталин хочет меня в это втянуть, – сказал Конрауд. – Они на несколько дней посадили его в КПЗ, и он хочет со мной встретиться. Ему сказали, что я там больше не работаю, но он и слушать не хочет.

– А разве такое дело вообще можно бросить?

– Это как раз тот вопрос, над которым я в последнее время много думал.

– Тебе не интересно, что он хочет сообщить?

– Я прекрасно знаю, что он хочет сообщить, Бета. Он, мол, невиновен. И тот факт, что тело нашли, ничего не меняет. Мы целых тридцать лет не могли обнаружить улик против него, и сейчас тоже не обнаружим, потому что он невиновен. Вот что он скажет. Не знаю, почему он хочет напеть мне это в очередной раз.

Бета помолчала в трубку. Брат и сестра были не очень близки, они росли отдельно друг от друга после развода родителей, и потом все время пытались наверстать это, каждый на свой лад. Получалось не всегда так, как им хотелось.

– Ты же тогда был не до конца убежден, что это именно он, – сказала она потом.

– Не так сильно, как другие. И все же на его счет вероятность самая большая.

Бета, как и другие, знала, что Хьяльталин – единственный подозреваемый в убийстве Сигюрвина в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году и что он сидел в КПЗ, но так ни в чем и не сознался. Полиции не удалось найти неопровержимых доказательств его причастности к исчезновению Сигюрвина. Он был последним, кто видел его, и в дни, предшествующие исчезновению Сигюрвина, они крепко поссорились. Также было очевидно, что Хьяльталин ему угрожал.

– Они попросили тебя помочь? – просила Бета.

– Нет.

– Но они хотят, чтоб ты встретился с Хьяльталином?

– Они думают, что, наверное, мне он скажет что-нибудь, чего не хочет говорить им. С ними он не разговаривает.

– Тридцать лет – это большой срок.

– Ему удалось хорошо спрятать Сигюрвина. Он избежал обвинения потому, что тела мы тогда не нашли. Вопрос, удастся ли ему и в этот раз так легко ускользнуть.

– Но у вас против него не было никаких улик.

– Кое-что у нас было. Просто этого оказалось недостаточно. В итоге прокурор просто не решился предоставлять это судье.

– Не лезь снова в это дело. Ты же с ними уже не работаешь.

– Да, уже не работаю.

– Мы еще созвонимся.

– Да. Пока.

Все СМИ были просто наводнены репортажами об обнаружении трупа. Сванхильд в подробностях рассказала Конрауду о том, что произошло. Четверо сотрудников технического отделения отдела расследований с самого момента обнаружения трупа находились на леднике, обследуя местность. После того, как немецкие туристы позвонили на горячую линию, первой на место прибыла полиция города Боргарнеса. Полицейские, одетые неподходящим образом для похода на ледник, вскарабкались на Лаунгйёкютль и предупредили боргарнесскую Службу спасения. Затем журналисты быстро разнюхали, что на леднике что-то произошло. Сотрудники полиции подтвердили, что там обнаружен труп мужчины, примерно тридцати лет, явно долго пролежавший во льду. Их попросили ничего не трогать, не приближаться к трупу и держать туристов подальше от него. Техническому отделу в Рейкьявике было послано предупреждение. Сотрудники Службы спасения на специально оборудованных джипах к тому времени уже подъехали к кромке ледника. Они сопроводили группу немецких туристов и их гида, женщину по имени Адальхейдюр, разменявшую шестой десяток (она, по ее словам, и нашла труп), вниз с горы в Хусафетль, откуда к вечеру группа отправилась в Рейкьявик. Полиция тщательно допросила женщину, а также – с ее помощью – и немцев. Пожилой немец из группы, который говорил, что он врач, сообщил, что счистил снег и лед с лица покойника, а больше ничего не трогал.

К трупу решили по возможности не прикасаться, поэтому из ледника выпилили глыбу льда, в которую он был заключен, весом без малого двести килограммов, и погрузили на машину Службы спасения, у которой была грузовая платформа. Сотрудник Технического отдела повез эту глыбу в Рейкьявик и тщательно исследовал то, что вытаяло из нее. Позже тем же вечером группа полицейских и сотрудников службы спасения поехала в Хусафетль, где и заночевала, а некоторые остались дежурить на леднике, чтоб никто посторонний не приближался к месту происшествия.