Текст книги "Дань городов"

III

Прошло два дня, а полиция по-прежнему безуспешно вылавливала из канала браслет, и от извлеченной из него грязи поднимался отвратительный запах, грозивший смертью от удушения окрестным жителям. Тем не менее, хотя в сущности все обстояло по-старому, обстоятельства складывались так, что браслет стал отходить на задний план, и виной этому была прославленная башня по соседству с отелем «Ve la Grande Place».

Высотою башня была в триста пятьдесят пять футов, и на ее верхнюю площадку вела каменная винтовая лестница в четыреста две ступени, небезопасная для жизни.

Ева Финкастль взобралась туда одна, быть может, из желания полюбоваться красивым видом, быть может, ища успокоения для души. Но она пробыла наверху не больше минуты, как появился Сесиль Торольд с полевым биноклем через плечо.

Начатый разговор не клеился. Время от времени срывались отрывочные фразы. Ветер гулял вовсю на просторе, но атмосфера нуждалась в разрядке.

– Граф необыкновенно обаятельный человек, – произнесла Ева, словно в защиту д'Аврека.

– Да, – ответил Сесиль, – я согласен с вами.

– Не верю, мистер Торольд! Не верю!

Последовало молчание, и оба собеседника посмотрели вниз на Брюгге с его старинными улицами, поросшими травой площадями, каналами и бесчисленными памятниками, нежившимися под ласковыми лучами октябрьского солнца. Крохотные людские фигурки сновали как муравьи.

– Если бы вы не ненавидели его, – сказала Ева, – вы бы не вели себя так.

– Именно?

Ева ответила тоном подчеркнутой шутки:

– Весь вечер во вторник и целый день вчера вы упорно не оставляли их вдвоем.

Спустя минут пять разговор перешел на другую тему.

– Вы собственными глазами видели, как браслет упал в воду? – спросил Сесиль.

– Собственными, и никто не мог вытащить его без нас, так как мы с Китти были в отлучке всего с полминуты.

Однако скоро граф снова «выплыл» на поверхность.

– Безусловно, это был бы завидный брак для графа, для каждого мужчины, – заметила Ева, – но и для Китти он был бы не менее завиден. Конечно, он не настолько богат, как некоторые другие, но все же не беден.

Сесиль направил бинокль на линию горизонта, затем перевел на близлежащие улицы.

– Не беден, говорите вы? Рад слышать. Кстати, он отправился на целый день в Гент, если не ошибаюсь?

– Да, он уехал в 9 часов 27 минут, а вернется с пароходом в 4 часа 38 минут.

Опять молчание.

– Вот что, – произнес Сесиль, протягивая бинокль Еве Финкастль, – не будете ли вы добры посмотреть вон туда, вдоль улицы св. Николая. Видите светло-желтый дом с закрытым двором? И две человеческие фигуры, стоящие рядом около дверей – мужчина и женщина – женщина на ступеньках? Кто это такие?

– Я что-то не могу разглядеть как следует, – сказала Ева.

– Не может быть! – в тон ей произнес Сесиль. – Мой бинокль вне конкуренции. Попытайтесь-ка хорошенько.

– Они похожи на графа д'Аврека и мадам Лоренс, – смущенно пробормотала Ева.

– Но ведь граф катит из Гента. Я вижу дым парохода в 4 часа 38 минут… Любопытнее всего то, что граф, будучи представленным мадам Лоренс не далее, как позавчера, вошел к ней в дом сегодня в десять часов утра. Да, это будет завидным браком для графа. Но в то же время он как бы создан для женитьбы на шикарной и талантливой артистке. Глядите, он уходит, ведь так? А теперь сойдем вниз и послушаем, что он нам порасскажет о Генте. Согласны?

– Вы хотите инсинуировать, – вспыхнула вдруг Ева. – Хотите сделать из графа авантюриста, а из мадам Лоренс… О, мистер Торольд, – рассмеялась она примирительно, – ваша ревность переходит всякие границы. Вы думаете, что я не заметила, какое неотразимое впечатление произвела на вас Китти в Девонширском отеле в первый же вечер вашего с ней знакомства? Вас положительно снедает ревность, и вы уверены, что раз вы миллионер, то вам все дозволено. Я ни на минуту не сомневаюсь, что граф…

– Как бы то ни было, – произнес Сесиль, – но я предлагаю вам спуститься вниз и выслушать гентские впечатления.

Они осторожно в полном молчании спустились с башни и в молчании же пересекли площадь. Граф сидел на передней террасе отеля с бокалом вина перед собой и делал выразительные знаки Китти Сарториус, выглядывавшей из окна первого этажа. Заметив Еву и Сесиля Торольда, он рассыпался в приветствиях.

– Ну, как Гент? – задал вопрос Торольд.

– Что же вы, граф, в конце концов попали в Гент? – вставила Ева.

Граф д'Аврек посмотрел сперва на одного, потом на другого и вместо ответа сделал глоток из бокала.

– Нет, – проговорил он наконец. – Я не попал туда. Случилось, что я встретился с мадам Лоренс, предложившей мне полюбоваться ее коллекцией кружев. Надо вам сказать, я большой любитель их, а коллекция мадам Лоренс оказалась действительно из ряда вон выходящей. Вы ее не видели? Нет? Советую обязательно посмотреть. Кажется, я потратил на осмотр почти целый день.

Когда граф поднялся в гостиную, чтобы присоединиться к Китти, Ева Финкастль победоносно посмотрела на Сесиля, как бы спрашивая его: «Ну, что вы скажете в свое оправдание?»

– Мисс Финкастль, вы очень простодушны, – спокойно заметил Торольд.

Браслет не был найден и вечером, что начало смущать даже Китти Сарториус. Кроме того, тайна стала известна всему городу, и любители всяких новостей приняли участие в обсуждении событий.

– Надо посоветоваться с моей планшеткой22
  Планшетка – особый прибор для предсказывания, состоящий из небольшой доски и карандаша. В то время как рука производящего опыт слегка касается карандаша, на бумаге, покрывающей доску, появляются отдельные буквы и даже целые слова.


[Закрыть] , – предложил граф.

Китти с восторгом согласилась. Ева куда-то ушла. Граф достал планшетку и когда спросил, найдется ли браслет, то под руками Китти и графа появилось дрожащее: «Да».

На вопрос: «Кто его отыщет?» – получился ответ из одного слова, слабо напоминающего фамилию «Аврек».

Граф заявил, что он самолично начнет выуживать браслет при восходе солнца.

– Увидите, – похвастался он, – я добьюсь своего.

– Разрешите и мне позабавиться этой игрушкой, – кротко обратился Сесиль и, получив согласие Китти, громко и отчетливо произнес: – Поведай мне, планшетка, кто вручит браслет его владелице?

И планшетка не замедлила ответить: «Торольд», причем все буквы были выведены с такою же тщательностью, как в прописях.

– Мистер Торольд смеется над нами, – с выражением ангельской доброты на лице заметил граф.

– Как это жестоко с вашей стороны! – воскликнула Китти.

IV

Из четырех лиц, более или менее заинтересованных в нахождении браслета, трое тайно действовали ночью в отеле и вне его. Только Китти Сарториус, больше всех печалившаяся о его пропаже, мирно спала в своей постели. Было три часа утра, когда наступило начало конца.

Ввиду огромного количества дверей в среднем иностранном отеле, вентилирующих комнаты, всегда можно было вообразить, что архитектор построил его тотчас же после того, как посмотрел какой-нибудь фарс в театре Palais Royal, в котором в каждом акте дверь любой комнаты выходит в соседнюю комнату.

Отель «Ve la Grande Place» был именно таким: дверей в нем было множество. Все комнаты на втором этаже, над общими залами и гостиными, сообщались между собою, но, естественно, большинство дверей было закрыто на замок. Сесиль Торольд и граф д'Аврек занимали на этом этаже по спальне и по приемной. Приемная Сесиля была расположена рядом с приемной графа, дверь между ними была на замке, а ключ находился в конторе.

Тем не менее в три часа ночи эта дверь бесшумно открылась со стороны комнаты Сесиля, и он вошел во владения графа. Луна ярко светила, и Сесиль увидел силуэт башни на другой стороне площади. Ему также бросились в глаза некоторые предметы, находившиеся в комнате. Он заметил стол посредине, большое мягкое кресло, обращенное к камину, старинный диван, но под рукой не оказалось ни одного предмета, который бы принадлежал лично графу. Торольд, осторожно прокравшись через залитую лунным светом комнату, приблизился к двери графской спальни, к его великому изумлению, оказавшейся не только закрытой, но и запертой на замок, причем ключ торчал со стороны приемной. Неслышно повернув его, он вошел в спальню и исчез во тьме ее.

Минут через пять Торольд снова появился на пороге приемной, закрыл дверь и запер ее опять на ключ.

– Странно! – прошептал он задумчиво, но вид у него был довольный.

В кресле около камина послышался шорох, и из него поднялась какая-то фигура. Сесиль бросился к выключателю и повернул его. Комната сразу осветилась. Перед ним стояла Ева Финкастль. Они в упор смотрели друг на друга.

– Что вы здесь делаете в это позднее время, мисс Финкастль? – спросил Торольд сурово. – Можете говорить свободно – граф не проснется.

– Этот же вопрос я могу с таким же правом задать вам, – ответила Ева с нескрываемой горечью.

– Простите меня, вы заблуждаетесь. Вспомните, что вы женщина, а эта комната принадлежит графу…

– Заблуждаюсь не я, а вы, – перебила его журналистка. – Она принадлежит мне, а не графу. Сегодня вечером я сказала ему, что мне необходимо заняться и просила его уступить эту комнату на двадцать четыре часа. Граф любезно согласился, перенес свои вещи и вручил мне ключ от спальни. В отельной книге комната переписана на мое имя. А теперь, – добавила она, – могу я спросить вас, мистер Торольд, что вы намеревались здесь делать?

– Я… я думал, что тут находится граф, – растерянно пытался оправдаться Сесиль. – Принося самые нижайшие извинения, прошу разрешить мне выразить вам, мисс Финкастль, свое восхищение.

– Я бы хотела вернуть вам ваш комплимент, – воскликнула Ева. – О, как бы я этого хотела!

Сесиль всплеснул руками.

– Вы задумали поймать меня, – сказал он. – Значит, вы что-то такое подозревали? Ваши неотложные занятия оказались выдумкой. – И Торольд заключил с легкой улыбкой: – Право, вам не следовало спать. Предположим, я бы вас не разбудил?

– Пожалуйста, не смейтесь, мистер Торольд. Да, я подозревала. В поведении вашего камердинера было что-то такое, что навело меня на мысль… Я намеревалась поймать вас. Не могу понять, почему вы, миллионер, должны быть грабителем. Инцидент в Девонширском отеле так и остался для меня загадкой. Я уверена также, что происшествие с Рейншором в Остенде не обошлось без вашего благосклонного участия. Самое же ужасное то, что вы дошли до клеветы. Признаюсь, вы для меня загадка. Признаюсь также, что не могу постичь вашего настоящего намерения. И что я предприму теперь, поймав вас, – не знаю. Я не могу решить, я должна подумать. Однако же, если завтра утром обнаружится какая-нибудь пропажа, я буду вынуждена отдать вас в руки полиции. Понимаете?

– Отлично понимаю, моя дорогая журналистка, – ответил Сесиль. – Возможно, что что-нибудь и пропадет. Но послушайтесь совета грабителя и отправляйтесь-ка спать: уже половина четвертого.

И Ева послушалась. А Сесиль откланялся и вернулся в свои апартаменты.

В приемной графа продолжала хозяйничать луна.

V

– Планшетка очень полезная вещь, – объявил утром Китти Сесиль, – если только ею умело пользоваться.

В это время они завтракали.

– Что означают ваши слова?

– Что планшетка вчера вечером предсказала, что я раздобуду ваш браслет. Получите его.

Он вынул браслет из кармана и вручил его Китти.

– Ка-а-а-к вы его достали? – воскликнула, захлебываясь от восторга, Китти.

– Выудил из грязи.

– Но когда?

– В три часа ночи.

– Значит, в темноте?

– С фонарем. Слава Богу, я достаточно догадлив.

Благодарность Китти приняла такие размеры, что лучше об этом умолчать, иначе описание ее заняло бы не одну страницу. Достаточно сказать, что только в этот момент Китти вполне уразумела, насколько дорог был ей подарок ее антрепренера.

Ева Финкастль спустилась вниз в десять часов. Она позавтракала в своей комнате, Китти уже успела поделиться с ней своей радостью.

– Я настоятельно прошу вас, мисс Финкастль, отправиться со мной на башню, – обратился к ней Сесиль, когда она вошла.

Тон его был настолько серьезен и убедителен, что Ева согласилась. Они оставили Китти одну, разыгрывающую вальсы на пианино в гостиной.

– Ну-с, ходячая тайна? – спросила Ева, когда они забрались наверх и увидели внизу весь город.

– Боюсь, что нас могут здесь побеспокоить, – начал Сесиль, – но постараюсь быть возможно более кратким в своем объяснении. Ваш граф – авантюрист (пожалуйста, не сердитесь) и ваша мадам Лоренс тоже авантюристка. Я отлично помнил, что видел их вдвоем еще в Остенде. Они работают в контакте и большую часть времени проводят за столами в игорных домах Европы. Мадам Лоренс была в прошлом году выслана из Монте-Карло за то, что была в интимных отношениях с одним крупье. Вы, конечно, понимаете, что при игре в рулетку можно сделать многое с помощью крупье. Мадам Лоренс присвоила себе браслет. Граф (может быть, он и на самом деле граф, спорить не стану) узнал о происшествии от самой Китти и был раздосадован, даже взбешен, потому что на самом деле слегка влюбился в вашу подругу и предугадывал блестящие перспективы. Вот этот-то пункт – увлечение графа мисс Сарториус – придает всему случившемуся особую окраску. Продолжаю.

Мадам Лоренс приревновала графа. Граф провел вчера у нее целых шесть часов, пытаясь заставить ее вернуть украденное, и ничего не добился. Вечером он сделал вторичную попытку, и на этот раз, правда не без труда, достиг своей цели. Сначала я думал, ему удалось получить браслет во время дневного посещения мадам Лоренс, и я принял соответствующие меры, так как не представлял себе, что граф решится вернуть браслет его владелице. Мы с Леонидом раздобыли для него сонных капель. Дальнейшее все очень просто. Когда вы поймали меня сегодня ночью на месте преступления, браслет был у меня в кармане, а вместо него я оставил графу записку, после прочтения которой ему ничего не оставалось, как убраться отсюда восвояси, что, вероятно, он уже и проделал и притом в компании. Но разве не забавно, что именно вы, самая его горячая защитница, являетесь теперь в его глазах лицом, расстроившим все его планы?

Ева смущенно рассмеялась.

– Вы не объяснили мне, – сказала она, – каким образом мадам Лоренс удалось присвоить браслет?

– Возьмите бинокль, – ответил Сесиль, – и наведите его на набережную du Rosaire. Вы видите все ясно? – Ева заметила на набережной маленькие кучки грязи, извлеченной из канала во время поисков браслета. Сесиль продолжал: – Приехав в понедельник в Брюгге, я в тот же день вздумал подняться на башню, благодаря чему совершенно неожиданно явился свидетелем всего инцидента. Как только вы с мисс Китти отошли от мадам Лоренс, направляясь в полицейский участок, она, оставаясь в том же положении, то есть прислонявшись спиной к перилам, стала проделывать руками какие-то загадочные движения, как будто что-то такое притягивала к себе. Затем сверкнула какая-то точка… Крайне заинтригованный, я посетил место катастрофы после ухода всех. Говорил с жандармом, стоявшим на часах, и в результате пришел к заключению, что произошла чрезвычайно ловкая кража. Длинная тонкая нитка черного шелка была заранее привязана к перилам, к свободному концу которой был, очевидно, прикреплен крючок. Получив браслет от Китти, мадам Лоренс незаметно нацепила его на крючок, бросив затем в воду. Когда вы направились в полицию, мадам Лоренс вытянула браслет обратно из воды, оторвала нитку и спрятала его в сумочку. Однако впопыхах она забыла кусочек нитки, привязанной к перилам. Обрывок этот я принес в отель. Вот вам и все. Меня только удивляет, что вы мою неприязнь к графу истолковали как ревность.

– Я очень рада, мистер Торольд, что вы не оказались вором, – произнесла Ева.

– Взамен браслета, – улыбнулся Сесиль, – я оставил ему, помимо упомянутой уже записки, пару луидоров на текущие расходы, кроме тото, я оплачу его отельный счет.

– С какой стати?

– Вместе с браслетом я похитил у него из кармана охоло десяти тысяч франков, несомненно заработанных нечестным путем. Небольшая, но все же награда мне за все мои треволнения. Я постараюсь найти для них лучшее применение.

Часть четвертая
Разгадка «Алжирской тайны»

I

– А катер?

– Я не знаю, сэр, точного технического выражения, но катер ожидает вас. Может быть, следует сказать, что он ошвартовался?

Преданный Леонид ненавидел море и, когда, благодаря причудам Торольда, ему приходилось иметь с ним дело, всегда сильнее, чем обычно, неожиданно косил и не прочъ был поиронизировать.

– Мое пальто, – распорядился Сесиль, одетый во фрак.

Комната, в которой они разговаривали, продолговатая, с низким потолком; была украшена панелью из клена; вдоль стен стояли диваны, а над ними висели оранжевые занавески; пол был покрыт шкурами диких африканских животных. В одном углу стояло пианино с открытыми нотами, в другом – возвышалась большая ваза, наполненная экзотическими цветами. Отраженный желтоватым потолком свет электрических лампочек, скрытых за карнизом, нежно разливался по всему помещению. Лишь благодаря легкому дрожанию и едва заметному покачиванию пола можно было догадаться, что вы находитесь не в роскошном особняке, а на паровой яхте.

Леонид, подав миллионеру пальто и белые перчатки, раздвинул портьеру и поднялся вслед за Сесилем на падубу, где их окутала ласковая, но изменчивая алжирская ночь. Из двух белых труб яхты тонкой змейкой вился дым. На белом мостике младший помощник капитана, сам весь в белом, похожий на привидение, отдавал нужные распоряжения, и резкий звон колокола, казалось, вспугивал таинственную тишину залива. Но кругом не было ни малейшего признака жизни. Ожидавший Торольда катер был почти невидим за высоким бортом «Кларибели».

Сесиль посмотрел вокруг себя, – на вытянутую двойную цепь огней бульвара Карно и на бесконечный ряд фонарей судов, стоявших в гавани. Далеко слева, на холме, обозначалась Mustapha Superieure, где находились громадные английские отели, а миль десять дальше к востоку маяк на мысе Матифу посылал свой неизменный привет Средиземному морю. Сесиля охватило поэтическое настроение.

– А что если что-нибудь случится, пока вы будете на этом балу, сэр? – Леонид указал пальцем в сторону небольшого пароходика, стоявшего на якоре на расстоянии саженей ста под прикрытием восточного выступа. – Предположим… – Он снова ткнул пальцем по тому же направлению.

– Тогда стреляйте из нашего бронзового орудия, – ответил Сесиль. – Палите три раза. Я прекрасно услышу выстрелы в Мустафе.

Торольд осторожно спустился на катер и был быстро доставлен на пристань, где нанял фиакр.

– Отель «Святой Джэмс», – бросил он кучеру.

Кучер радостно улыбнулся, так как каждый, кто отправлялся в этот отель, был богат и платил хорошо, потому что подъем на холм, продолжительный и крутой, заставлял выбиваться из сил бедных алжирских лошадей.

II

Из каждого отеля в Mustapha Superieure открывается самый изумительный вид, каждый славится своей чистотой и самой лучшей кухней. Иными словами, каждый из них лучше всех остальных, поэтому отель «Святой Джэмс» нельзя назвать первым среди равных, так как равных нет, а надо удовольствоваться эпитетом первого среди неравных. В нем останавливается самое избранное общество, то есть люди самые праздные, самые надменные, самые скучающие, самые титулованные, являющиеся на южное побережье Средиземного моря в поисках того, чего они никогда не найдут – избавления от самих себя.

Отель представляет собой ряд построек, раскинутых на участке земли, который можно приобрести только там, где денежный кризис понизил на нее цену. Вокруг него раскинулся обширный сад с апельсиновыми, лимонными и чашковыми деревьями. Каждая комната, – а в отеле три этажа с двумястами комнатами, – выходит на юг, за что взимается особая плата.

Общие залы, в восточном вкусе, поражают исключительной роскошью. Их девять – столовая, гостиная, читальный зал, курительный зал, бильярдная, зал для игры в бридж, для игры в пинг-понг, концертный зал (с постоянным оркестром) и зал, где представители всевозможных народностей из туземного города демонстрируют свое искусство петь и плясать перед наиболее «уважаемыми» посетителями. Таким образом, в этом отеле все до мельчайших подробностей приспособлено к вкусам и запросам «лучших» людей.

По четвергам в течение всего сезона устраиваются пятифранковые танцевальные вечера. Вы уплачиваете пять франков и пьете, и едите до отвала, стоя у столов, на которых накрыт ужин.

В один из таких четвергов, в начале января, этот англо-саксонский мирок, приютившийся во французской колонии между Средиземным морем и горой Дхухура (за которой раскинулась Сахара), был особенно шумен. Все комнаты отеля были заняты, цены достаточно высоки, и каждый обитатель был убежден в том, что делает то, что ему надлежит делать. Танцы на этот раз начались раньше обыкновенного благодаря нетерпению молодых гостей, сдержать которое было немыслимо. В этот вечер и оркестр, казалось, играл веселее, и электричество горело ярче, и туалеты дам были изысканнее. Разумеется, гости явились и из других отелей, и в таком большом количестве, что танцы стали делом компромисса и находчивости.

Остальные залы были также набиты битком. Игроки в бридж забыли о существовании Терпсихоры. Из зала для игры в пинг-понг долетали веселые возгласы, отставной судья из Индии резался на бильярде, а в читальном зале наиболее степенные индивидуумы занимались чтением журнала «Уорлд» и парижского издания «Нью-йоркского Герольда».

И все это было чистокровным англо-саксонским и по мысли, и по разговору, и, наконец, по манерам, за исключением управляющего отелем – итальянца, лакеев всевозможных национальностей и швейцара-космополита.

Проходя через анфиладу общих зал, Сесиль увидел в читальне, около самого входа, так, чтобы никого не упустить из проходивших мимо, элегантную миссис Макалистер и, отдавая себе должный отчет, он остановился и заговорил с ней, усевшись рядом.

Миссис Макалистер была одной из тех англичанок, которых можно встретить только в больших и фешенебельных отелях. Все в ней было под покровом тайны, за исключением только того, что она подыскивала себе второго мужа. Она была высокого роста, интересная, прекрасно одетая, находчивая, хорошо образованная, лет тридцати четырех-тридцати пяти. Но никто не имел понятия ни о ее первом муже, ни об ее семье, никому не было известно из какого она графства, каков ее годовой доход и каким образом она затесалась в наиболее отборный круг отельного общества.

Она казалась самой веселой женщиной во всем Алжире. На самом же деле душа ее была полна печали, так как каждый прожитый день делал ее старше, вырывал у нее из рук лишний шанс подцепить какого-нибудь миллионера. Она познакомилась с Сесилем Торольдом неделю назад и так прилипла к нему, что окружающие толковали об этом в течение целых трех дней, что было хорошо известно Сесилю. Он подумал, что сегодня вечером он смог бы дать миссис Макалистер возможность в течение целого часа поохотиться за крупной дичью, а остальным обитателям отеля – занятие еще на целых три дня, поэтому-то и сел рядом с ней, завязав оживленный разговор.

Вначале она спросила его, где он ночует: на яхте или в отеле, и он ответил, что иногда в отеле, а иногда на яхте. Затем спросила, где находится его спальня, он сказал, что на втором этаже. Тогда она высчитала, что это будет третья дверь от ее спальни.

После этого они разговорились о бридже, о погоде, о танцах, о еде, об ответственности, являющейся результатом обладания огромными средствами, об алжирских железных дорогах, о Канне, об азартных, играх, о книжке Морлея «Жизнь Гладстона» и о процветании отеля, добравшись, совершенно естественно, и до обсуждения «алжирской тайны».

В продолжение сезона каждая пара отельных посетителей в своих разговорах по истечении минут десяти переходила на тему об «алжирской тайне». Происходило это потому, что отель являлся ареной, на которой она разыгралась.

Однажды утром, первого апреля прошлого года, некий честный Джон Булль вошел в контору отеля и, положив перед клерком пятифунтовый кредитный билет, заявил: «Я нашел его у себя на столе. Он не принадлежит мне. Хотя он и похож на настоящий, но я полагаю, что это чья-нибудь шутка». Семеро других постояльцев также заявили в этот день о том, что нашли в своих комнатах пятифунтовые кредитные билеты или простые бумажки, их напоминающие. Кредитные билеты были сличены, после чего все восемь человек направились в банкирскую контору на бульваре de la Republique, и там без лишних слов эти кредитки обменяли на золото.

Второго апреля еще двенадцать человек нашли кредитные билеты в своих комнатах, то на кроватях, то засунутыми в различные укромные места, например, некоторых случаях они были обнаружены под подсвечниками. Сесиль оказался в числе двенадцати. Стали следить, но безрезультатно. За одну неделю щедрые духи разбросали среди отельных постояльцев семьсот фунтов. Скоро об этом заговорили газеты в Англии и Америке. Некоторые из посетителей остались недовольны поведением духов, сочли себя оскорбленными и покинули отель, большинство же очень заинтересовалось и пробыло в отеле до самого конца сезона.

Дождь из кредитных билетов пока еще не возобновлялся в нынешнем сезоне. Тем не менее, почти каждый постоялец, а они сыпались с ноября месяца как из мешка, отправлялся спать с тайной надеждой увидеть утром пятифунтовый кредитный билет.

– Реклама! – ухмылялись наиболее рассудительные люди.

Разумеется, объяснение это было вполне подходящим, однако управляющий-итальянец категорически опровергал его, а кроме тото, уже никто больше из приезжих не находил у себя кредитных билетов.

Вскоре отель перешел в другие руки, и прежний управляющий был уволен. Поэтому тайна так и осталась неразгаданной, служа всегда излюбленной темой для разговоров.

Поболтав, Сесиль Торольд и миссис Макалистер протанцевали два танца. Как бы в ответ на это, находившаяся в зале публика стала громко выражать свое удивление по поводу того, что Сесиль позволяет себя дурачить. Когда в полночь он удалился в свой номер, многие матери и дочери воспылали справедливым гневом, утешая себя тем, что он, мол, скрылся с глаз, чтобы скрыть внезапно охвативший его стыд. Что же касается миссис Макалистер – она сияла.

Очутившись в своей комнате, Сесиль, закрыв на ключ дверь и забаррикадировав ее, открыл окно и выглянул во тьму звездной ночи. На крыше мяукали кошки. Он улыбнулся, вспомнив свой разговор с миссис Макалистер и красноречивость ее взглядов. Но тут же ему стало жаль ее. Быть может, только чтовыпитое им виски с содой смягчило сразу его сердце по отношению к одинокому созданию. Из всего сказанного ею лишь одно его заинтересовало – заявление отом, чтоновый управляющий-итальянец весь день пролежал больной в постели.

Сесиль опорожнил свои карманы и, став на стул, положил свой бумажник на гардеробный шкаф, куда без сомнения не догадался бы заглянуть ни один алжирский мародер. Револьвер он сунул под подушку. Через три минуты Торольд уже спал.