Текст книги "Жизнь как наслаждение"

То ли не хватало мне здорового эгоизма, то ли моя улыбка располагала к себе. Не знаю. Когда еще и моя работа коснулась общения с клиентами, я стал реально ненавидеть людей. Столько тупизма до этого я не представлял.

Мне так надоело это все! Мне так хотелось бежать от всех проблем! Надо было, наконец, смело признаться себе, что я проиграл, что я не состоялся в том виде, в каком хотел, я просто влачил жалкое существование. Но до каких пор? Я знал точно, и, прожитые мною годы подтверждали это, ничего к лучшему не изменится. Может для кого-то подобная жизнь была бы счастьем. Но не для меня. Я страдал.

Да, я иногда встречался с друзьями, ходил на тусовки, сидел в барах, менял любовниц, но во всем этом была какая-то пустота. Сказать себе, положа руку на сердце, что мне это все нравится, я не мог. Это все просто заполняло пустоту. Вселенский холод и вселенское одиночество я ощущал всегда, всем своим нутром. Жизнь была пуста. Я воспринимал жизнь, как издевательство какого-то высшего существа или субстанции надо мной.

Я хотел другой жизни, я мечтал о других отношениях. Современный образ жизни превращал людей в роботов-потребителей. Высшим божеством и пределом желаний стали деньги. Много денег. И, словно служением этому божеству, была их трата на стандартно принятые виды удовольствия или комфорта. Все, что было за ними, все иное уже просто не существовало. Все стремления людей стали ограничиваться двумя – тремя инстинктами. Люди стали полностью управляемы. Эффект массового гипноза вовсю стал использоваться правителями. Манипуляция массами была возможна благодаря телевидению и радио. Интернет расширил эти возможности. Эпоха всякого романтизма и духовности закончилась. Свет духовности, свет познания погас. Наступил конец света.

Я часто задавался вопросом, почему нормальные люди не могут организовать жизнь по своему, по своим нормальным человеческим правилам. Почему нормальные люди живут вечно какой-то пришибленной жизнью. Почему основные правила жизни диктуются низшим уровнем. Неужели невозможно сообщество нормальных людей?

Я помнил, что когда-то на поре ранней юности я даже увлекся идеями идеального устройства государства. Я мечтал собрать группу единомышленников и основать закрытый город. Часто тогда я бродил по улицам Москвы и обдумывал, каким же должен быть, этот мой утопический город. Однажды, посетив очередной раз ВВЦ (ВДНХ) я понял, каким примерно должен быть идеальный город. В дальнейшем я узнал, что в проекте ВДНХ действительно были заложены основы идеальных городов будущего. Я представлял, как он будет сооружаться, какие в нем будут порядки, какова будет в нем жизнь. Я стал интересоваться идеями создания подобных обществ. Я просматривал «Город Солнца» Кампанеллы, «Новую Атлантиду» Бекона, диалоги Платона, «Утопию» Томаса Мора и многие другие произведения. Во всех них был крайний примитивизм и наивность.

Все-таки мы прошедшие через жизнь советского общества имели большое преимущество в возможности сравнения и гораздо больший кругозор. В дальнейшем я наткнулся на осуществленную идею подобного города. Этот город – Ауровиль. Я просто опешил, когда узнал об этом городе. Значит, все-таки подобная идея где-то оказалась осуществленной! Но потом, когда я собрал больше сведений об Ауровиле, оказалось, что все не так удачно, как могло показаться в начале. Многие проблемы людского общения перенеслись и туда.

Все что я хотел – это общество нормальных людей. Видимо на земле подобное не осуществимо. И как-то раз по телевизору я услышал слова Кропоткина, написанные им в письме уже в конце жизни. Он писал «Вот и все. Жизнь подходит к концу. Что удалось понять? Любая революция – утопия. Любая власть – насилие. Всякая политика – мерзость. И ничего не изменить. Выход один – устраниться, быть ближе к земле, к простым людям. Не бороться за счастье всемирное, а жить этим счастьем и дарить его людям вокруг». Слова поразили меня. Вот она, изумительная по своей простоте, правда жизни. Не надо стремиться к улучшению жизни людей. Просто надо самому устроить свою жизнь. И по возможности дарить счастье окружающим людям.

Со стороны кажется, что тебя окружают друзья и близкие. Веселая жизнь в родном окружении, полная поддержка. Видимость! Всего лишь видимость! На самом деле, когда ты смотришь глубже, то перед тобой проясняется совершенно иная картина. Жесточайший, пронизывающий до костей эгоизм. Ты и сам становишься частью этого всеобщего спектакля. Но когда нож подступает к горлу, когда тебе смертельно необходима душевная поддержка, вокруг не оказывается никого. Ты начинаешь понимать, что в действительности живешь в пустыне и окружен лишь миражами. Все вроде есть, но протянешь руку и оказывается, что это иллюзия.

И скучно, и грустно, и некому руку подать

В минуту душевной тревоги.

Быть абсолютно искренним было свойственно мне с детства. Поэтому с того же самого детства мне более всего противело лицедейство духа. Я всегда желал видеть реально даже свои скрытые чувства, желания, мотивы, намерения. Мне было противно врать самому себе о себе. И я достиг этого! Это было одно из немногих моих ценных достижений в этом мире. Со временем это открытость, обнаженность моего подсознания стала для меня обыденностью, как и все в этом мире со временем становится обыденностью. И общаясь с близкими, знакомыми я говорил о себе пронзительно честно, с их же стороны чаще всего бывала иллюзия, поддержка некой принятой на себя роли. Можно было и не замечать этого. Но, акцентируясь на этом, я с ужасом понимал, что большинство людей так и живет, играя сами пред собой. Они выбрали для себя некую роль и стоя насмерть не дают никому и ничему разрушить свои представления.

Часто мое видение мира не совпадало с видением мира других и мне начинали разъяснять, что я не вижу реальность. Это бывало очень часто, то с одной стороны, то с другой, то с третьей. Сомнения вкрадывались в меня, может я и в самом деле не воспринимаю реальность, может, заменяю ее своим внутренним видением. Тогда я стал специально запоминать то, что говорили мне и то, что говорил я. В скором времени я увидел, что все мои прогнозы того, что будет, неизменно сбывались, все мои оценки людей оправдывались. То есть все-таки я видел реальность такой, какая она есть, а не они, обвиняющие меня. Я был в роли Кассандры. Чем больше я вел свои наблюдения, тем больше убеждался в том, что большинство окружающих не видят истинной реальности. Как же они живут? Я напрягаюсь во всю, чтобы правильно оценивать ситуацию и правильно действовать в ней, чтобы выживать. Они же живут в своем мире, но не только не погибают от столкновения с действительностью, но и зачастую неплохо живут.

Обмотавшись шарфом, подняв воротник и засунув руки в карманы куртки, всецело погруженный в свои мысли, я шагал по улицам. Ощущение было такое, словно я нахожусь на чужой мне планете. Что я имел общего с этими людьми? По сути, я тоже всю жизнь играл роль. Я притворялся своим, я старался не отличаться от других. Но реальность была другой, – я не был такой как все. Этот мир был не мой. А где был мой мир, я не знал. Интересы, желания этих людей не были моими интересами и желаниями. Мне приходилось делать усилие, чтобы притворяться, будто я хочу того же, будто их интересы интересны и мне. Иногда наши плоскости могли пересекаться, но общие различия были столь велики, что даже эти пересечения ничего существенного не значили.

По странной прихоти судьбы

Непониманье мой удел.

Так больше продолжаться не может, так я больше жить не смогу. Я больше ничего не хотел и не ждал от своей жизни ничего. Я устал! Устал от всех, от всего! Мне хотелось просто бежать. У меня больше не было ни сил, ни желания продолжать жить прежней жизнью. Не бывает у вас желания сменить все – одежду, стиль, прическу, окружающих вас людей, место жительства, работу? Одним словом все. Однако, словно вопреки всему во мне пребывала какая-то ничем необоснованная надежда, что впереди меня ждет нечто светлое.

Но время шло и в жизни ничего не изменялось. С какого-то времени мне стало предельно ясно, что ничего в моей жизни не изменится, но иллюзия надежды все равно оставалась. Это уже патологическая глупость, а не надежда, – говорил я сам себе с горечью.

Когда-то, у тебя было чувство, что все возможно. Ты видел изобилие возможностей. Все, казалось доступным тебе. Когда-то ты сам себе казался Наполеоном. Но ты не спешил пользоваться. Ты думал о больших задачах, о больших возможностях, но время шло, и ты все еще находился там, где и был. Жизнь текла и ситуация постепенно изменялась. Изменялась медленно и незаметно. Ничто не выдавало изменения, все было как всегда. Река времени мерно несла свои воды пред тобой. Но постепенно ты начал осознавать, что ситуация изменилась коренным образом. Возможности твои катастрофически сократились. Оказалось, что не все в жизни зависит от тебя, от твоей хватки, от твоего ума, от твоей активности. Оказалось, что основное зависит от жребия его величества Случая, или, иначе говоря, от Судьбы. Кому-то она щедро раздавала, а от кого-то прятала даже жизненно необходимое.

Мне всегда хотелось чего-то большего, чего-то иного, чем то, что давала мне жизнь и чем то, что от меня ожидали близкие. Все могло сложиться так или этак, но сложилось никак. Я просто тащился по жизни, выполняя ее каждодневные требования и налагаемые ею каждодневные обязанности. Они не были целью моей жизни, как таковые они меня даже не интересовали. Но обходить их стороной было невозможно.

Неужели я ставил себя выше других? Считал себя избранным существом? Нет, я хорошо знал свои сильные и слабые стороны. В чем-то я превосходил других, в чем-то отставал. Впрочем, как и любой другой человек. Одно я знал точно, я уже привык снова и снова начинать все с нуля.

Желание независимости и любовь к свободе стали моими неотъемлемыми качествами. В крепкой любовной связи, в привязанности к девушке я видел потерю независимости. И это заставляло меня не ограничиваться отношениями с одной подругой. Тем самым я сохранял некую душевную независимость, не позволяя себе быть поглощенным другим существом. В этом хотя бы была некая иллюзия свободы.

Но постепенно я стал понимать, что никакой свободы нет. Ты всегда зависим от обстоятельств своего рождения, от окружающих тебя людей. Ты просто являешься неким дополнением к общей картине. И ты сам формируешься в жизни как это дополнение. Какое тут может быть понятие свободы. Фактически ты не являешься хозяином своей жизни. Ты можешь лишь более-менее лавировать среди окружающих и надвигающихся на тебя обстоятельств.

Я этого не знал, я этого не мог знать в такой степени. Как и не может знать никто пока не выйдет из этого состояния. Общий фон желаний, эмоций, представлений, установок накладывается на тебя с рождения и тебе дан лишь некий незначительный свободный люфт в ту или иную сторону и ничего более. В своих мыслях, в своей голове я вопреки всему приобрел свободу. Но я желал быть также хозяином своей жизни.

Сегодняшнее общество, безусловно, больно. Оно находится в некой психической лихорадке. Но имею ли я право обвинять других. В конце концов, каждый живет так, как ему нравится. Жизнь каждого это его жизнь. Каждый волен поступать по своему разумению. Быть судьей другого человека, если он прямо или косвенно не вредит кому-либо последнее дело. Судить, значит ущемлять свободу выбора, свободу действия.

Количество людей, которых я искренне желал видеть, стремительно сокращалось. Я погружался в темную пучину душевного одиночества. А окружающие становились просто мелкими или крупными неприятностями. Желание использовать тебя у людей стремительно растет. Всем от меня было что-то нужно. Со стороны все выглядит идеально, тебе рады, тебе улыбаются при встрече, но все это лишь внешняя иллюзия. Если взглянуть за кулисы этого представления, то увидишь, как четко, расчетливо, хладнокровно, методично тебя используют или пытаются с тебя что-то содрать или использовать твои возможности. Лишь раз, заглянув за эти кулисы, и увидев эту картину, ты мгновенно лишаешься всех иллюзий обволакивающих действительность. Пред тобой предстает и навсегда остается уродливая истина жизни.

Жить напряженно, постоянно озираться, чтобы тебя не ограбили, постоянно быть настороже, чтобы тебя не надули, все время ожидать подвоха, все это было не по мне. Я так жить не мог. Мне хотелось всегда жить открыто и с душой нараспашку. Одаривать теплом, без ожидания взаимности, и, чтобы тебе хотя бы не отравляли жизнь за это. Но, времена меняются. Люди тоже меняются. И теперь, как никогда правильно выражение, – ни одно доброе дело не остается безнаказанным.

Суетность и бессмысленность всего в этом мире меня просто убивала.

То, что я хотел, было недосягаемо для понимания этих людей. Мы жили в разных плоскостях.

Я верил добрым словам, я верил чувствам. Но постепенно я понял, что все, кто посягает на свободу моей воли, не могут быть моими близкими.

Отношения с моими подружками давно зашли в тупик. Как мне выйти из него я не представлял. Общение с ними с моей стороны сводилось на нет. Это приводило к обидам, к непониманию. Не желая говорить с глазу на глаз, одна из них написала на мейл: Я так не могу, больше не пиши и не звони.

Как-то я стоял на остановке и ждал транспорта. Неожиданно ко мне подошел пьяный мужик, явно хронический алкоголик, посмотрел философским взглядом мне в глаза и говорит:

– Жизнь, она есть жизнь. Хуже или лучше, в этом и вся разница.

Меня поразили не эти, на тот момент показавшиеся бессмысленными, слова, а его абсолютно серьезное выражение лица и вера в то, что он изрекает великую тайну жизни. Так я это и запомнил. Смысл же слов мне пришлось постигать в дальнейшей своей жизни.

Вы замечали, что когда вам хорошо, нет, когда вам просто здорово, когда вы готовы летать от удовольствия жития, весь мир, кажется, ополчается против вас, всем надо бывает вам что-то советовать, говорить, что так жить нельзя, что так продолжаться не может, надо думать о будущем, надо создать семью, надо поменять работу, надо менять свои интересы? Большинству кажется, что они понимают ваши проблемы лучше, чем вы сами. У них всегда есть четкое представление того, что вам нужно в жизни и что вам надо делать. Им кажется, что они видят вас насквозь. Вам будут травить те немногие сладкие дни, которые бывают в жизни.

Вы естественно все это пропускаете мимо ушей, вам не до нравоучений, не до советов. Но вы еще просто не знаете силу общества. Постепенно, постепенно они зароняют в вашу душу семя сомнения, постепенно и незаметно они отравят все источники ваших радостей. Ведь они точно знают, что для вас правильно, каким должен быть ваш жизненный путь. В общем, рано или поздно они испоганят вам жизнь, рано или поздно вы сделаете ошибку и последуете по пути начерченному ими для вас. И вот когда вас погрузят по горло в не вашу жизнь, когда вам реально станет погано, все сразу отстанут от вас. Более того, вы просто не будете находить человека, чтобы пожаловаться на свою злосчастную судьбу. Всем будет не до вас.

Когда-то я усиленно занимался спортом. Я обожал каратэ и более десяти лет почти профессионально занимался им. Причем самым классическим из всех стилей каратэ: стилем Шотокан, созданным бесподобным по скромности и честности человеком, – Фунакоши. Долгое время портрет Фунакоши висел в моей комнате. Я занимался также другими видами спорта: плаванием, атлетизмом (так тогда в Советском Союзе именовался бодибилдинг). Также я очень увлекался Хатха-йогой. Эти занятия доставляли мне неописуемое наслаждение. Я чувствовал постоянный прогресс, неизменное движение вперед. Я почти всегда был в отличной форме. Я помнил, как тогда меня опьяняло ощущение силы и ловкости. Мне все удавалось легко. Мои ровесники вечно жаловались на то или иное недомогание, на зависимость от погоды, от условий жизни. Мое же тело дышало здоровьем и непоколебимостью к внешним воздействиям.

Как давно все это было! Тогда это было моей жизнью, но постепенно окружающая пошлая бытовая жизнь вытеснила все. Я всегда думал, вот еще устрою это, сделаю то-то, налажу жизнь и вернусь к своим любимым занятиям. Но жизнь катилась в пропасть и я противодействовать этому никак не мог. Постепенно я физически опускался. Всякие болезни начинали преследовать меня. Я думал раньше, что мой дух невозможно сломить. Что мой дух первичен и он формирует по своему подобию мое тело. Как я ошибался! Мой дух ослабел невероятно. Постепенно я превращался в ходячую развалину. Вся сила моего духа была следствием хорошего пищеварения, крепости мышц, выносливости организма. Действительно, трижды верна банальная фраза – В здоровом теле здоровый дух. Как-то в парке я увидел турник. Я решил подтянуться. Давно я этого не делал. Подпрыгнув, я ухватился за перекладину и просто опешил от тяжести своего тела (а ведь я еще сильно похудел!). Я еле подтянулся пять раз! А когда-то я мог подтянуться столько же раз одной рукой! Никого в своем окружении я не видел, кто бы мог повторить это. А двумя руками без особого напряга я мог подтянуться раз тридцать. А теперь еле пять раз! Это был предел, это была последняя точка. Подобная жизнь уничтожает меня. Возможно для многих она предел мечтаний, но для меня это конец. Надо срочно менять ее. Я вспомнил слова Ницше:

Ты не камень, но ты стал уже впалым от множества капель.

Ты будешь еще изломан и растрескаешься от множества капель.¹

Да, надо найти в себе силы и резко изменить жизнь.

Но у меня чаще всего возникало желание бежать от всех и от всего. Бежать куда глаза глядят, оставив все мои не разрешаемые проблемы, весь клубок моих запутанных связей, всех родственников, всех друзей. Начать с нуля и забыть все прошлое как страшный сон. Постепенно это желание во мне крепло. Я уже со всей отчетливостью понимал, что мне надо уехать, бежать отсюда, что здесь моя жизнь превратилась в ничто.

Бежать, бежать,

Бежать, бежать

От этой дикой суеты,

Самодовольных слов и фраз,

Бежать от нечисти людской,

От информации пустой,

От глупых лиц,

От наглых рож,

От доблести истоптанной ногами,

От чести ставшей чучелом давно,

От добродетельных, правдивых, гениальных,

От девственности ставшей показной,

От духа торгашей, лжецов, калек,

От мира пустоты и власти денег,

От гласности кастрированной вкось,

От тех свобод, что сходны подаянью,

От ищущих и ненасытных глаз,

От воздуха сквозь крепкие решетки,

От стен, что плотно окружают нас,

От стен, обросших сотнями ушами.

От мелочных, которым не понять,

От злых, завистливых, которым не постигнуть,

От праведных, которые едва

Средь правоты своей тебя вообще заметят.

Бежать, прорвав порочное кольцо,

По головам, без капли сожаленья.

Даже не думал я, когда-то давно написав это стихотворение, что так близок буду к его воплощению. Вначале я думал уехать как можно дальше. А это представлялось мне какой-нибудь далекой страной, к примеру, Новой Зеландией или Австралией, а возможно каким-либо затерянным в океане островом. Мне абсолютно неважно было куда, главное, чтобы было как можно дальше. Быть вдали от всех, зачеркнуть, перечеркнуть, стереть все прошлое, все прошлые ошибки и неудачи, все прошлые связи, и начать жизнь заново, с чистого листа. Это было моей мечтой.

Но потом, когда я представлял, что мне там вновь придется приобщаться к жизни, преодолевать языковый барьер, что и там вновь пойдут новые связи, новые знакомства, новые проблемы, и все начнет повторяться по старому сценарию, я отбросил эту мысль. Я не верил уже в себя, в свои силы и возможность преодолеть все это. Я хотел покоя.

Я понял, что единственное, что я реально хочу – это уединиться от всех. Затеряться от всех. Уйти и пропасть. И совершенно неважно где. Лишь бы не быть Сейчас и Здесь.

В конце концов, когда-то знаменитый Пруст показал почти подобный пример, – замуровав себя в комнате, да еще оклеив стены войлоком, чтобы не было слышно звуков извне, и, погрузился в создание своей фундаментальной книги «В поисках утраченного времени». Правда, он стал жить воспоминаниями и копаться в своем прошлом, пытаясь разобраться в нем. А мне хотелось оставить прошлое в прошлом и больше не вспоминать о нем.

Моя жизнь была, казалось, каким-то нелепым сновидением, которое должно закончиться, как только я проснусь. Этот абсурд не может быть реальностью, не может быть моей жизнью. Я неожиданно проснусь, и проснусь, вероятно, где-то в юности, полный надежд и пойму, что этот страшный сон был предупреждением, что если я что-то сделаю не так, то жизнь может пойти вот таким страшным путем. Я скоро проснусь и пойму что все это мне всего лишь привиделось во сне. Я проснусь, посмеюсь над своим нелепым кошмаром и постараюсь побыстрее забыть его.

Но, сон и не думал кончаться, напротив он становился все более и более невыносимым. Боже, что я сделал со своей жизнью?! Как мне выйти из этого состояния?

С моей везучестью надеяться на какое-то улучшение жизни я не мог. То, что благодаря случаю что-либо может измениться, было иллюзией, опровергаемой всей моей предыдущей жизнью. Я в это конечно уже с горечью не верил. Я мог надеяться только на себя. Я не верил в лучшее, но хотел надеяться, что хоть что-то еще в жизни может быть.

Что такое дух воина? Это такое состояние духа, когда ты готов противостоять всему миру, всей вселенной. Стоя один перед лицом всей вселенной, без единого шанса на успех, ты, готовый умереть, готов драться до последнего.

Я шел задумчиво, полностью погруженный в свои мысли. Во мне была и сладкая горечь, и обида несбывшихся надежд, и тоска по другой реальности. Заметив небольшой бар, я зашел туда, сел за столик в углу и стал рассматривать немногочисленных посетителей. Бар жил своей обычной праздной жизнью. У подошедшей красивой, но слишком официальной официантки я заказал кофе и бейлис. Когда она, приняв заказ, отошла от столика, я усмехнулся сам себе и подумал, – Браток, тебе следовало заказать самой обычной водки, напиться как следует и забыть все.

В ожидании заказа я созерцал свое окружение. Тихо звучала ненавязчивая музыка. Бар жил своей обычной, ленивой жизнью. Мне нравилась эта безсуетность и праздность. После суеты и беготни, и вечного неуспевания, для меня это было необычно и привлекательно. «Надо тебе почаще ходить по барам и кафе», – подумал я. Официантка принесла заказ и я медленно и поочередно стал смаковать маленькие глотки кофе и бейлиса. Я смотрел на парочку за столиком расположенным в другом углу бара. Они весело болтали и часто крепко прижимались друг к другу.

О боже, как привлекала меня раньше, сколь загадочной казалась эта игра мужского и женского начала. Соблазнение, как некое волшебство вовлечения в иной мир, мир удовольствия, мир иных порядков, теперь потеряло для меня всякий цвет, стало чем-то тусклым, поблекшим и неинтересным. А еще не так давно оно сияло и переливалось всеми цветами радуги. Для меня не было ничего ценнее и интереснее этого предвкушения большего, этого погружения в эротическую, многообещающую сказку, этого растворения в ощущении близости нежной плоти. Эта невидимая, опьяняющая игра мужского и женского начала! Все это кажется таким далеким… Да, и сейчас я готов погрузиться в это чудо, увлечься, играть. Но во всем этом у меня остается чувство собственной неискренности и наигранности. Клубок жизненных проблем, окутавший меня, угнетает. Я не могу забыться, отвлечься.

Выйдя из бара, я решил немного пройти пешком. На улице было тихо и одиноко. Я шел, такой же одинокий в душе, не знающий как мне жить дальше, и нужно ли вообще жить. Я шел, смотрел на редких прохожих, на немногие пары, сидящие в кафе, на людей в магазинах. Все вокруг было настолько чужим для меня. Горечь и обида на судьбу были во мне.

Я вернулся домой к одиннадцати. На душе скребли, но явно не кошки, а какие-то противные крысы. Мне захотелось с кем-нибудь поговорить, поболтать, просто, ни о чем, чтобы немножко развеяться. Я взял телефон и задумался, кому позвонить. Та замужем и муж будет ревновать, у этой у самой куча проблем и она больше любит говорить о своих проблемах, она полностью на них зациклена. Другу с работы звонить не хотелось. Слишком развит в нем пофигизм, да и ложится спать рано. Я взял свой старый блокнот и стал просматривать его. Полистав раза два туда и обратно, я отложил его. Нет, в прошлое возвращаться тоже не хотелось. Определенно мне надо завести собаку. На столе у меня лежала книга Ницше «Так говорил Заратустра», я взял книгу и механически, словно в поисках ответа на мучавшие меня вопросы, открыл первую попавшуюся страницу. И, вздрогнув, с волнением прочел:

Свободною стоит для великих душ и теперь еще земля.

Свободных много еще мест для одиноких и для тех, кто одиночествует вдвоем, где веет благоухание тихих морей.

Еще свободной стоит для великих душ свободная жизнь.

Мурашки пробежали по всему моему телу. Может это был мне знак свыше? Может мне был послан ответ на вопрос, – Что делать? Еще много свободных мест для одиноких! И, благо, Россия одно из немногих мест в мире, где еще есть места для того, кто желает быть один.

Я нахожу Остров

Укрепление идеи бежать. – Раздумья о том, где я буду жить. – Я нахожу место участка. – Я начинаю распродавать свое имущество. – Покупка земли. – Канадский домик.– Я продаю свою квартиру.

Идея бежать засела во мне. И я стал жить мыслями моего ухода или скорее бегства из мира людей. Я стал представлять себя живущим на каком-либо затерянном в океане острове, вдали от всех людей и вдали от всех, вечно преследующих меня проблем. На самом деле мне было абсолютно безразлично, куда мне бежать. Я просто должен был уехать отсюда. Оставив здесь все свое прошлое. По сути, мне надо было бежать от самого себя. Я решил начать все с нуля.

В то, что я реально могу сделать это, я, конечно, не верил, я ясно сознавал, что это всего лишь иллюзия. Но сама мысль, само обдумывание этой возможности давало мне надежду. Я стал внутренне жить самой подготовкой к уходу из мира людей. Эта было своего рода погружение в иллюзию, в некую вымышленную игру. Но она меня неожиданно весьма заняла, увлекла и, безусловно, стала дарить некое успокоение.

Моя жизнь раздвоилась. Одна ее часть, сценическая, предназначенная для окружающих, представляла меня обычного, погруженного в работу, общающегося с друзьями, имеющего любимых девушек, смеющегося, оптимистичного. Другая, основная, истинная часть моей жизни, была уже где-то далеко, вдали от всех, на затерянном в этом мире Острове, моем Острове! Частью своих мыслей я уже жил там и эта часть мыслей моих была моим прибежищем.

И его проницательный дух познал человека,

Познал и глубоко возненавидел человека

И его законы.

И поскольку он не имел ни жены, ни детей,

То роздал все свое богатство нищим,

Собрал небольшой караван верблюдов

И в ночь, когда Багдад спал

На покрытых кипарисами берегах Тигра, -

Тайно удалился из города…²

Было 12 июня. У меня с утра было кошмарное настроение. Ничего не получалось. Поезд моей жизни стоял и вокруг была пустыня возможностей. Мои фантазии или замыслы, а может и мечты по поводу отъезда так и зависли в воздухе. У меня уже было чувство, что и они останутся несвершенными, как и все в моей жизни. От этого мне становилось еще тоскливее. Я выпил несколько чашек крепкого кофе, но все равно оставался разбитым и неспособным что-либо делать. Я заставил себя выйти из дому. Всегда, когда я ходил, двигался, ко мне возвращалась способность действовать. В кармане у меня лежала полученная вчера зарплата. Я шел, словно загипнотизированный. Я шел неизвестно куда. Я шел, лишь бы идти. Туда, куда направляла меня интуиция и случай. Я шел и шел, злой на самого себя, терзаясь от обиды, разочарования и горечи. Куда я шел? Никуда! Вся наша жизнь – это путь в Никуда. Я подчинился воле судьбы, что обычно я не делал никогда. Я сел в первый попавшийся автобус и поехал. Было странное чувство. Если бы меня в этот момент спросили, куда ты направляешься, я бы был в очень неловком положении. Я не знал бы что ответить, чтобы не шокировать. Ответ же был таков – Навстречу судьбе.

Я доехал до конечной остановки. Это был вокзал. Я вошел в здание вокзала и сквозь окна увидел стоящий на перроне поезд. Я подошел к кассе и сказал:

– Мне один билет на этот поезд, – показав рукой в сторону окна.

– Поезд до Тур-ой? – спросила приятная девушка в кассе. Я кивнул, даже не поняв наименования конечного пункта.

– А до какой станции?

– До конечной, – сказал я, сохраняя для себя интригу и не желая знать, куда я еду.

Взяв билет, я направился к поезду, в поисках своего вагона. К счастью поезд был полупустой. Я сразу влез на свою вторую полку и сел сложив под себя ноги. Постельное белье надо было взять у проводника, а то я сразу завалился бы спать. Минут через пять поезд, сильно дернувшись, тронулся и начал медленно набирать скорость. Я с грустью смотрел в окно.

Минут через десять в купе вошел проводник и проверил мой билет. Я ему сразу заплатил за постельное белье и он сказал, что минут через десять принесет его, сразу после того как проверит билеты. К моему счастью я был один в купе. Мне не хотелось ни с кем разговаривать, мне хотелось быть в себе. Быть самим собой.

После того как проводник принес мне постельное белье, я расстелил матрац, накрыл его простыней, заправил тонкое шерстяное одеяло в пододеяльник и лег, накрывшись с головой. От мерного покачивания я очень быстро уснул.

Сколько я спал, я не знал. Неожиданно поезд дернулся и остановился. Я чуть было не упал со второй полки. Сев на полке и свесив ноги, я приходил в себя. Уже было светло. Оказалось, что я полностью провалился в сон. Только сейчас я понял, что заснул, как был в одежде. Я спрыгнул с полки. На платформе почти никого не было. Интересно, что это за захолустье. Тут меня пронзила шальная мысль выйти именно в этом захолустье. Я быстро направился к выходу, пока поезд не тронулся. Проводник стоял на перроне у двери вагона. Я спустился, а он мне говорит:

– Сейчас уже едем, поднимайся.

– Я решил сойти здесь, – сказал я ему.

Он с непониманием посмотрел на меня и поднялся в вагон. Я, не оглядываясь быстрым шагом, направился к выходу из перрона.

Увидев надпись «Кафе», я подумал, что мне надо обязательно перекусить и выпить кофе. Хотя есть мне совершенно не хотелось, я, тем не менее, решил, что это сейчас мне необходимо для подкрепления сил. Я зашел в это пыльное и совершенно неаппетитное привокзальное кафе.

Вид кафе, скорее некой забегаловки, полностью испарило весь мой настрой что-либо перекусить. Я, уже убедивший себя, что надо что-нибудь поесть, быстро повернулся и поспешно вышел из этого ужасного заведения.