Текст книги "Моя жизнь в красно-белом"

Еще одним большим уроком в «Канне» стало понимание того, что я могу выйти на первый план и тренировать профессионалов. Мне это понравилось. Жан-Марк Гийу уехал на несколько недель в Кот-д’Ивуар, чтобы подписать Юссуфа Фофана – замечательного нападающего, которого я потом встретил в «Монако». Фофана обладал невероятной взрывной силой. И без Жан-Марка я внезапно столкнулся с настоящими тренерскими проблемами: я сам готовил команду, отправлялся с ней на выезды, отвечал за результат. Мне понравилась эта ответственность, понравились постоянное напряжение и власть. Именно в тот период в «Канне» этот желанный пост стал для меня очевидной целью, а мои амбиции окрепли.

Сезон закончился поражением в четвертьфинале Кубка от «Монако». Но до этого мы прошли «Бастию», которая имела отличную команду, а главное, мы почувствовали, что наша команда растет, что она прибавила в уверенности, а у клуба хорошие перспективы. Позднее с такими игроками, как Ален Муазан, Альбер Эмон, Лакеста и Даниэль Санчес, под руководством Ришара Конта и Фернандеса им удалось подняться в первый дивизион. А созданная нами Академия впоследствии приняла таких великолепных игроков, как Зидан, Виейра, Йоан Мику.

В конце года я получил предложения из Сошо и Нанси. Я немедленно рассказал о них Жан-Марку, который подбодрил меня и посоветовал выбрать Нанси. Они настойчивее вели себя, а спортивным директором там работал Альдо Платини, с которым мы давно дружили. Я встретился с президентом. Решение было принято. Я переходил из «Канна» в «Нанси». Я подписал свой первый профессиональный контракт в высшем дивизионе.

В «Нанси» в 33 года я стал тренером первой команды. Возглавив клуб первого дивизиона, я перешел на новый уровень. Я пришел в другой мир, где работали такие тренеры как Жаке, Сюодо, Улье, Жан Дюпе. Все они сделали отличную карьеру, а мне в этом мире еще предстояло проверить себя и сдать первые экзамены. Некоторые опытные игроки первое время смотрели на меня сдержанно, с определенным недоверием: Эрик Мартен, Рубен Умпьеррес, Брюно Жермен, Дидье Казини, Дидье Филипп, Альбер Картье. Я пригласил из «Реймса» Жан-Люка Аррибара, блестящего футболиста. Это была солидная опытная команда, но в клубе не было денег. Президент, визионер Клод Кюни, позволил «Нанси» стать профессиональным клубом, создал для него великолепную инфраструктуру и Академию. У команды был великолепный капитан – Мишель Платини. Она одержала несколько великих побед, в частности над «Ниццей» в финале Кубка Франции 1978 года. Платини, звезда 80-х, станет капитаном сборной Франции, и мне хотелось бы здесь воздать должное этому поколению игроков. Оно вернуло престиж французскому футболу и лишило Францию трофейной «девственности», выиграв чемпионат Европы 1984 года. Основа всех громких титулов французского футбола была заложена именно тогда.

Это был настоящий вызов и лучшая школа для такого молодого тренера, как я. Требовалось сбалансировать бюджет, жить по средствам, противостоять с тем, что есть, таким клубам, как «Метц» или «Бордо», базирующимся в городах, помешанных на футболе, располагающим значительно большими финансами и армией поклонников.

Я был на первых ролях. Это были три эмоциональных, иногда сложных, но очень познавательных года. Я мог рассчитывать на помощь спортивного директора Альдо Платини, отца Мишеля. У него был меткий взгляд, он давал эмоциональные оценки, мы много спорили. И руководство клуба, так же как и в «Канне», и в других клубах, которые я тренировал, предоставило мне карт-бланш. Несмотря на недостаток средств, я мог развивать свой стиль, учиться, реализовывать свои методики и придумывать новые.

Я сосредоточился на всех факторах, способствующих успеху, но не связанных непосредственно с тренировками: диета, массаж, ментальная готовность, сон, качество жизни, окружение игроков. На том, чем игрок живет, готовясь к матчам. Об этом я начинал думать уже в Эльзасе, особенно в разговорах с Пьерро Демю. Игрок тренировался, а потом за пределами клуба растрачивал все полученное на тренировке. Игрок должен уметь справляться со всеми проблемами и достигать идеальных кондиций, для того чтобы показать свою лучшую игру. Подлинная цель – это прогресс игрока, сегодня же, мне кажется, большинство людей относительно рано в своей жизни достигают неплохого уровня жизни и дальше мало двигаются. Они могут быть сильны физически и технически, но слабы ментально. Именно в этот момент и следует задавать вопросы: хочешь ли ты стать лучше? Есть ли у тебя впечатление, что ты полностью развил свой потенциал? Есть у тебя ясное видение того, кем ты можешь стать в будущем?

Прогрессировать надо постоянно. Невидимая тренировка – лишь часть того, что позволяет это делать. Это было мое изобретение. Подход игрока к тренировкам играет определяющую роль. Чтобы побеждать, необходимо тренироваться. Между игроком, упорно тренирующимся и прогрессирующим, и игроком, довольным своим уровнем, лежит огромная пропасть, измеряемая двумя-пятью годами карьеры.

Именно в «Нанси» – с опытной командой в первый год и более молодой, состоящей из выпускников Академии, возглавляемой Аленом Перреном, будущим тренером клуба, на второй и третий сезоны, – я смог ближе наблюдать за игроками и лучше понять ключевые механизмы, механизмы атаки, обороны, страха. Многие тренеры приходят в профессию, не пройдя путь игрока и не пройдя через Академии, где занимаются все – от 5-летних малышей, до 15–17-летних подростков. Мне повезло непосредственно заниматься Академией в Страсбурге, а затем в Каннах. Впоследствии я всегда интересовался воспитанием игроков, этапами, на которых молодые футболисты овладевают техникой (7–12 лет), затем развиваются физически (13–16 лет), углубляют свою ментальную выносливость (17–19 лет), и наконец, в 19–22 года приобретают главное – некое подобие крыши дома, без которой все остальное сгниет, интеллект и мотивацию. Это длительная работа. На протяжении трех лет в «Нанси», затем еще в большей степени в «Монако» и «Арсенале» я понимал, что это самое главное.

Игрок растет, проходит через все этапы и отдает себя на службу игре. Она должна стать его единственной религией. Служить интересам игры, принимать оптимальное решение в каждой ситуации. Иногда это означает действовать вопреки индивидуальным достижениям. Игрок не может принять это в одну секунду. Ему требуется время: получить мяч, выдержать единоборство с противником, оценить риск потери мяча и найти решение. И роль тренера – объяснить игроку, что именно соответствует интересам игры. Для этого он должен обращаться и к ребенку, живущему в каждом футболисте, и к подростку, которым тот был когда-то, и к тому взрослому, которого тренер видит перед собой сейчас. Слишком часто тренеры склонны говорить лишь со взрослым, упирая на достижения, победы, рефлексию, и делают это в ущерб тому ребенку, который играет здесь и сейчас просто ради удовольствия.

Я всегда старался оградить своих игроков от гнетущей атмосферы, заставить их жить моментом игры, освободить их от страха перед последствиями и суждениями других людей.

Когда молодые тренеры приезжают ко мне и просят совета, я часто говорю им, что они должны воплощать свое видение игры, не забывать, что игра сама по себе хороший тренер и что наблюдение подчас не менее эффективно, чем слово.

В футболе во время матча возможны миллиарды различных комбинаций. Именно это делает этот вид спорта таким замечательным, богатым, непредсказуемым. Футболист должен постоянно адаптировать свое мастерство под текущую ситуацию. Он не может действовать автоматически. Он должен готовиться, подправлять себя, находить свое место, принимать решения. Все эти навыки приобретаются, отрабатываются и улучшаются, но в момент принятия решения игрок должен постоянно изобретать что-то новое, потому что ситуация, прожитая в предыдущем моменте, в предыдущем матче, уже никогда не повторится. В нашем виде спорта все зависит от трех элементов: техники обращения с мячом, принятия решения и качества исполнения.

Тренер должен внушать своей команде любовь к игре, веру в игру, в заботу о коллективе. Везде, где я тренировал, игроки постепенно примирялись с этим требованием. Именно от тренера зависит, сможет ли он убедить игрока, что команда вернет ему то, что он в нее вложил. Чем выше уровень игрока, чем напряженнее соревнование, тем больше сомневающиеся игроки становятся помехой для команды. Со времен «Нанси» и вплоть до «Арсенала» я всегда искал игроков, которые не притворяются, изображая вовлеченность в дела других.

Именно в «Нанси» эти философские поиски обрели свою форму. Моя жизнь настолько прочно ассоциируется с «Арсеналом», что многие забыли о значимости для меня моих первых команд. Они многое мне дали, многому меня научили.

В «Нанси» я на протяжении трех лет был полностью погружен в дела клуба. И мне удавалось убеждать других своей вовлеченностью, требовательностью, а подчас и строгостью. Я воевал с упрямцами, я хотел, чтобы все были включены в игру на том же уровне, что и я. Для меня это ключевой вопрос. Я чувствовал, что на кону стоит моя тренерская карьера, что еще ничего не достигнуто. Именно тогда у меня возникло желание вникать во все вопросы повсюду, стать менеджером в полном смысле этого слова, решать как можно больше вопросов самостоятельно.

Я знал, что по сравнению с другими клубами Лиги 1 «Нанси» небогат. Другие команды более стабильно получали субсидии от городских властей, имели больше фанатов, могли рассчитывать на доходы от участия в еврокубках. Я считал деньги, как президент клуба. Мне доводилось в одиночку садиться в машину и отправляться в Мюнхен, где проходила ISPO[10]10
  ISPO – крупная выставка спортивных товаров.


[Закрыть]. Там я ходил, все так же в одиночку, от стенда к стенду, договариваясь о покупке мячей для клуба. Так я договорился с Derby о поставке 100 мячей на сезон по разумной цене. Вернувшись в Нанси, я был горд своей сделкой и рад за клуб.

Постепенно я понял, что если я хочу добиться наилучшей инфраструктуры, например, лучших мячей, то важна каждая мелочь. Поэтому каждое утро я начинал с бесед с агрономами, которым я досаждал своими требованиями по улучшению состояния газона, и поэтому я давал шанс молодым, не таким дорогим игрокам, когда звезды команды начали от нас уходить.

Впервые оказавшись на посту главного тренера и будучи глубоко включенным в дела команды, я познал минуты яркой радости, особенно в первый год, когда нам удавались красивые матчи и победы. Но та же страсть порождала и первые подлинные страдания. Я постоянно находился с командой, и все решения лежали на мне. Я сталкивался с разочарованием игроков, не названных в пятницу[11]11
  В пятницу, за день до матча, часто объявляется состав на игру.


[Закрыть], и с риском того, что они мне этого не простят. Я должен был искать пути к возвращению их доверия и к появлению у них новой мотивации в понедельник. А главное, я должен был брать на себя всю ответственность за поражения. Я осознал, до какой степени для меня невыносимы поражения, даже физически. На второй и третий сезоны уровень команды упал, и все стало сложнее, а поражений – больше. Я научился жить с болью от поражений, понял, что для меня футбол – это действительно вопрос жизни и смерти.

Однажды мы проиграли накануне рождественской паузы. Я не выходил из дома несколько дней. Только 24-го поехал к родителям, но я передвигался как нищий, как зомби. Сегодня мне немного стыдно за свой настолько эмоциональный характер, и я до конца не знаю, почему каждое поражение причиняло мне такую боль, но я знаю, что эта боль, эта темная часть моей личности, стала школой терпения, выживания и стойкости. Каждый раз мне требовалось находить ресурсы для мотивации других, пребывая в этом ужасном состоянии и пряча свои собственные эмоции. Во время рождественской паузы я сидел дома в одиночестве, чтобы никто не узнал о моем состоянии. Я мог себе это позволить, потому что у игроков был отпуск, а я знал, что, как только черная полоса пройдет, ко мне вернется мой оптимизм. Три недели я провел в размышлениях, наедине с этой болью, но сегодня я понимаю, что этот период был сродни вакцине от всего того, что произошло в дальнейшем.

Чтобы объяснить эту способность жить с болью без утраты веры в будущее, эту уверенность в возможности победы после всех поражений, необходимо рассказать одну историю из моей жизни. В 14 лет я провел несколько дней между жизнью и смертью. Меня сразила страшная лихорадка, которую не могли объяснить. Я помню – и мозгом и телом, – какие страдания я испытывал тогда. Но однажды лихорадка спала, и жизнь вернулась в полном объеме. В то время я был еще невысок, примерно 1,40, и таинственным образом после этого я начал быстро расти. К 17 годам я уже был выше 1,80. Это стало уроком: никогда не терять надежду, не считать себя обреченным. После этого я обрел убеждение, что могу выжить в любой ситуации.

Очень быстро я понял, что ближайшие годы для «Нанси» будут сложными. В первый сезон после трех туров мы шли на первом месте, рядом с «Бордо». Мы встречались с ними и проиграли из-за гола Жиресса. Это поражение стало для меня поворотным моментом. Несмотря на хороший старт, другие клубы, в том числе «Бордо», были сильнее нас, мы должны были сражаться за выживание. Во второй мой сезон нам удалось удержаться в Лиге 1, в третьем мы верили в это до последнего матча. Мне повезло работать с руководством, которое мне доверяло, и даже после вылета мне предложили новый контракт на пять лет. Я был готов остаться, тренировать клуб, дать ему возможность снова подняться в первый дивизион. Я долго думал. В тот же момент я получил предложения от Борелли из «Пари-Сен-Жермен» и от Кампоры из «Монако». Я встретился со всеми. Но только президент клуба «Канн» Ришар Конт, которого я знал и любил, убедил меня выбрать «Монако».

Глава 4. Монако

Еще работая в «Канне» вместе с Жан-Марком Гийу и Ришаром Контом, я познакомился с притягательной аурой, исходившей от «Монако». Этот клуб французского первого дивизиона представляет Княжество Монако. Князь Ренье пристально следил за клубными делами. Вся княжеская семья была и остается тесно связана со спортом, а князь Альбер – страстный поклонник футбола. С 1975 года клубом управлял Жан-Луи Кампора, с которым я встречался несколько раз.

Мне едва исполнилось 37 лет, я был молод для такого клуба, но у меня хватало амбиций и точных идей, чего я хочу добиться. «Монако» мог предложить как мне, так и игрокам оптимальные условия для жизни и тренировок. Именно поэтому я предпочел этот клуб продолжению работы в «Нанси» или переходу в «Пари-Сен-Жермен».

Жан-Луи Кампора предпочел меня другим тренерам, а мне требовалось подтвердить свой уровень и проявить себя. Все в этой команде крепких, опытных игроков спрашивали себя, кто этот неизвестный эльзасец, пришедший из вылетевшего в низший дивизион клуба, немногим старше некоторых из них и на первый взгляд немного строгий и холодный. Я должен был показать им, что достоин амбиций клуба.

Президент Кампора оставил бывшего тренера Штефана Ковача в клубе в роли своего советника, но также, подозреваю, и в качестве спасательного круга на случай, если я не смогу соответствовать требуемому уровню. Первое время я оставался под наблюдением. Подобно тому как игроки, приходящие в новый клуб, должны со временем утвердить свое место на поле и в раздевалке, мне требовалось доказать право на свои ценности, требования, философию игры. Чтобы чувствовать себя свободнее, я держался от Ковача на расстоянии, а моим помощником стал Жанно Пети. Он прекрасно знал клуб, находясь в нем уже несколько лет. Для тренера очень важно, чтобы помощник был знаком с клубной культурой. Жанно несколько лет провел в клубе в качестве игрока. Я мог рассчитывать также на спортивного директора Анри Бианкери, также бывшего игрока «Монако». Мы хорошо поладили, и постепенно, через работу, внимание и благодаря хорошим результатам на старте чемпионата, все сомнения и опасения растворились.

Переход из команды ниже статусом, прошлое в более скромных клубах с худшими условиями и многочисленными поражениями придали мне полезную скромность: эта скромность позволила мне сохранить голову холодной, когда мы с первого же года стали добиваться великолепных результатов и не отчаиваться, когда климат портился, а матчи складывались тяжело.

Именно это сочетание амбиций и скромности, баланс между ними определяли мой характер, когда я приехал в Монако.

Перед началом сезона мы искали «десятку». Президент предложил мне выбирать между английским плеймекером Гленном Ходдлом, у которого заканчивался контракт в «Тоттенхэме» и которого обхаживал «Пари-Сен-Жермен», и Марко Млинаричем, скорее фланговым игроком, хорошим футболистом, выросшим в загребском «Динамо». Жан-Луи Кампора попросил меня съездить в Загреб, чтобы посмотреть его живьем и принять решение. По возвращении в полночь в аэропорту Ниццы меня ждала дочь Кампоры. Она заявила, что я должен определиться с выбором к 6 часам утра завтрашнего дня. Помню, я поехал домой, всю ночь смотрел кассеты с матчами, задавая себе множество вопросов, понимая, что один из этих двоих будет играть определяющую роль в команде. Такова жизнь тренера: надо уметь быстро решать, соглашаясь на некоторую степень неопределенности.

В 5.30 я позвонил агенту Гленна Ходдла. Они с Гленном уже находились в аэропорту, готовые вылететь в Париж и присоединиться к «Пари-Сен-Жермен». Я сказал им, чтобы они садились в самолет, но летели в другом направлении – в Монако. Нам требовался креативный игрок, а в тех матчах Гленна, что я видел, он раздавал потрясающие передачи. К тому же несколькими неделями ранее мы подписали другого английского футболиста Марка Хейтли, а я знал, что между ними хорошие отношения. Гленн стал в итоге легендой «Монако». Все игроки его уважали, а болельщики считали его лучшим футболистом XX века.

1988 год, мой первый сезон в «Монако», прошел как один футбольный сон. Я снял квартиру в Вильфранше, в том же доме, где жил Ришар Конт, президент «Канна». Каждый день я ездил на базу в Ля Тюрби, встречался с игроками. Мы тренировались и готовились к ближайшему матчу. Иногда вечерами я встречался с друзьями, мы говорили с ними о футболе и смотрели матчи. В первую очередь, конечно, с Ришаром Контом и Жан-Марком Гийу, но также с художником из Канн по фамилии Перица, Борой Приморацем, игравшим за «Канн», Бернаром Массини и Роланом Шёбелем. Это была настоящая банда друзей, понимавшая, насколько я одержим своей страстью к футболу, поддерживавшая и понимавшая меня.

Перед клубом, игроками и мной лично стояли крупные вызовы: «Монако» до этого ни разу не проходил хотя бы одного раунда в Кубке чемпионов и уже много лет не завоевывал чемпионство во Франции. Мы все хотели, чтобы клуб вышел на новый уровень.

Мы могли рассчитывать на амбициозность Кампоры, который отлично знал футбол и был близким другом президента Лиги Жана Садуля. Кампора был прирожденным победителем, почти так же не умевшим проигрывать, как я. Он выстроил отличную Академию, и у меня сложились прекрасные отношения с ее руководителем Пьером Турнье и с тренером младшей группы Полем Пьетри.

Мы также могли рассчитывать на команду мечты, собранную из отличных игроков. Некоторые из них были воспитаны в 1979–1983 годах Жераром Банидом, а сегодня это были солидные игроки, имеющие прочные позиции в команде, – Мануэль Аморос, лучший левый защитник в мире, Клод Пюэль, наш вратарь Жан-Люк Эттори, влиятельная сила в клубе, Доминик Бижота, Брюно Беллон, Люк Сонор… Эти футболисты излучали мощную уверенность на поле. Они всегда знали, чего хотели, не позволяли себе ходить пешком. Я почувствовал это с первых же тренировок и первых матчей. Их харизма базировалась на знании и опыте. В сложной ситуации они умели владеть собой. Они были не только великими профессионалами, но и веселыми парнями, этот дух был утрачен с их уходом. Они принадлежали к тому поколению, которое уже начало хорошо зарабатывать, но воспитывалось еще в строгости. Они умели обсуждать любые вопросы, сохраняя уважение к тренеру, но высказывая свое мнение по любому вопросу. Мы могли разговаривать. Вокруг них еще не было адвокатов, агентов, советников, членов семьи – всех этих посредников, которые постепенно внедрялись между игроком и тренером.

Они все считали себя монегасками, были готовы сражаться за город и за клуб. Они идеально воплощали дух Монако: сочетание гордости, амбиций, поиска совершенства, неприятия посредственности. Представляя княжество, мы всегда ощущали это: необходимо быть лучшим, быть на высоте, чтить ритуалы, проявлять уважение. Мне нравилось в то время, как этот дух влиял на игру и на поведение футболистов на поле.

Когда я задумываюсь о пропасти, разделяющей жизнь в Монако и жизнь в деревне, у меня кружится голова.

Первый матч имел большое значение. Это был настоящий тест. Мы играли против «Марселя», которому наряду с «Бордо» предстояло стать нашим главным соперником. За них играли такие звезды, как Папен. Мы еще были не так уверены в себе. Команда была хороша, но чего она будет стоить против лидера чемпионата? Мы команда-середняк или уже рассчитываем на верхушку таблицы?

Во втором тайме мы добились большого преимущества и победили[12]12
  Монако-Марсель, 18.07.1987. 1 тур. 3:1. Голы у «Монако» забили Меж (34 мин.), Фофана (58), Хейтли (66). У «Марселя» отличился Папен (68).


[Закрыть]. Этот матч стал решающим: он подарил всей команде надежду, а игрокам позволил поверить в меня. В следующем туре мы встречались с «Монпелье» и там тоже произвели сильное впечатление и победили. Третий тур выдался значительно более сложным. Мы играли дома против «Ньора», и проиграли. Президент Кампора был великолепен. Это был один из редких случаев, когда он поговорил с игроками. Он поддержал меня в момент уязвимости, когда я еще не полностью владел командой, когда я еще находился в стадии проверки. Он сохранил спокойный тон. Благодаря этому игроки не потеряли веру в себя и веру в меня. Я практически уверен, что успех всего сезона, чемпионский титул, был обеспечен именно в этот момент.

Постепенно я смог утвердить свои ценности, свои убеждения и разделить их со своими помощниками. У меня были жесткие требования к тренировкам. Я любил работать голосом. Думаю, кто-то из них вспоминает мои крики и наши споры. Я не терпел любой неточный пас, недостаток желания, иногда бывал несправедлив. Но поскольку имел дело с сильными личностями, каждый из которых обладал своим мнением, то думаю, эти приступы гнева создавали правильный импульс. Только позднее я стал более терпимым.

Физически я ощущал себя бодро, много работал, был в первых рядах, и это влияло на игроков. Когда мы поехали на десятидневный сбор, то тренировались по три раза в день. Затем я ввел тщательно расписанный предматчевый карантин. Все должно было приводить к тому, чтобы матчи проходили в наилучших условиях. Я требовал лучших массажистов для игроков, лучших остеопатов. Любая мелочь имела значение, включая, разумеется, состояние газона! Думаю, агрономы Монако сабрировали шампанское[13]13
  Сабрировать – открывать бутылку шампанского одним резким движением ножа (изначально, сабли – sabre).


[Закрыть], когда я уехал! Стадион был построен над автостоянкой. Всего сорок сантиметров земли, насыпанной на бетон. Летний зной, соль, морской воздух – все это ужасно влияло на газон и на нас, это мешало играть. Приходилось натягивать сетки, чтобы защитить траву от солнца, а каждую ночь их надо было снимать. Иногда сетки вешали неровно или не натягивали вовсе, тогда агрономы выслушивали от меня!

Еще в Страсбурге мы с Пьерро Демю много обсуждали «невидимые тренировки», значимость диеты. Я хотел, чтобы мои игроки выкладывались полностью, понимая все эти нюансы. Разумеется, я и сам должен был стать воплощением этих ценностей: на тренировках, во время упражнений, во время обеда, во время каждого выезда. За исключением сигарет. Я начал курить, когда смотрел по ночам кассеты с футбольными матчами во время работы помощником тренера в «Канне». В Монако я еще по-прежнему курил: можно найти фотографии, где я сижу на тренерской скамье с сигаретой в руках. Забегая вперед: отчасти благодаря сигаретам меня позднее пригласили тренировать «Арсенал»! Но я всегда старался личным примером реализовывать принцип, что лидер должен во всем быть воплощением провозглашаемых им ценностей.

Как и во всех командах, я старался найти идеальное место на поле для каждого игрока, чтобы позволить им реализовать себя, быть инициативными, творить красоту игры. У меня были проводники идей в команде, мощные, опытные парни, на которых я мог опереться: Аморос, Эттори, Баттистон и Сонор. Это один из уроков «Монако»: если у тренера хорошие отношения с сильными игроками, это делает его еще сильнее. В противном случае он плывет против течения. Именно благодаря этим игрокам и их мнению вся команда смогла разделить и освоить мои ценности, и мы смогли вместе сделать шаг вперед. Я также мог опереться на Гленна [Ходдла], который был в команде недавно, но своими действиями уже завоевал уважение игроков всего мира. Он был одним из немногих крепко верующих игроков, которых я встречал на своем пути. Во время переездов читал Библию. А на поле становился волшебником. Мне также нравилось упорство Клода Пюэля. Случалось, что я не ставил его на поле, но он понимал это решение. Я хотел, чтобы он размышлял над своими игровыми качествами, и это пошло ему на пользу. Это был невероятный, упорный боец, уверенный в своей силе. Даже на тренировке он хотел постоянно выигрывать. Он никогда не отпускал соперника. Сонор обладал высокой скоростью и невероятным дриблингом. Я поставил его на фланг. С ним я проводил отдельные занятия. Заставлял его просматривать некоторые матчи и устраивал специфические тренировки, например заставлял выполнять много навесов. Подобные индивидуальные тренировки я поставил на поток и с другими игроками. Каждый футболист должен развивать те качества, которые необходимы на его позиции.

Мы очень быстро сделали выбор в пользу зонной обороны в ту эпоху, когда большинство еще опекали соперников персонально. Баттистон и Фогель уже умели это делать, а после появления Роже Менди мы сделали практику зонной опеки общей для всей обороны.

На тренировках мы поставили во главу угла качество техники. Пас – это коммуникация с другим игроком, оказание услуги другому. Ключевой элемент. Для хорошего паса необходимо, чтобы игрок поставил себя на место того, кто будет этот пас принимать. Это результат умного и щедрого действия. Я называю это «технической эмпатией».

Тренировки позволяли развивать индивидуальные и коллективные качества. Я знал, ценой каких трудов игрок может выйти на более высокий уровень мастерства, но у меня всегда были высокие требования к футболистам.

Тренер должен быть одновременно эмоционально вовлечен в игроков и хладнокровен в принятии решений. Чтобы тренеру доверяли, он должен полностью управлять выбором состава. Если игрок полагает, что на решение тренера могут повлиять его помощник или президент клуба, то тренер полностью теряет доверие.

Тренер должен поддерживать постоянную взаимную коммуникацию с игроками, держа в уме несколько правил:

– в среднем две трети людей достигли бы большего, если бы их достижения чаще признавались;

– менее 30 % людей применяют те рекомендации, которые им дают, из-за недостатка доверия и уважения к тренеру или из-за недостатка ясности или практической пользы этих рекомендаций. Необходимо быть ясным в своих советах, чтобы повысить доверие и результат;

– когда обращаешься к игроку или к любому человеку, который должен совершенствоваться, на один негативный тезис должно приходиться три позитивных;

– не следует умножать цели. Достаточно одной или двух;

– никогда не следует забывать о значимости места и времени.

Стать футболистом – это уже сама по себе труднодостижимая цель, но достигнув ее, ты больше всего рискуешь соскользнуть в зону комфорта. Это коллективный вид спорта, где каждый игрок может спрятаться. Зарплаты таковы, что ничто не способствует прогрессу игрока. В окружении никто не судит с должной строгостью и честностью, напротив, все склонны льстить футболистам. Сколько очень хороших игроков стагнируют? Для меня весь интерес в тренировках состоит в достижении более высокого технического и ментального уровней, потому что именно последний, которым долгое время пренебрегали, и позволяет прогрессировать.

Тренер должен также способствовать развитию своего коллектива, делая команду более смелой, создавая условия, чтобы та могла рисковать. В случае поражения надо быть последовательным, держаться стойко, верить в свои убеждения и главное, не обвинять игроков. Надо удостовериться, что игроки не боятся. Проблема при подготовке к матчу состоит в том, что тренер должен уничтожить сильные стороны соперника, одновременно не мешая реализовываться своей собственной команде. Если ты преувеличишь достоинства противника, то рискуешь усилить страх в своих игроках, они начнут прятаться от ответственности. В «Монако» нашей сильной стороной, опиравшейся во многом на характер игроков, было то, что футболисты не прятались, они никого не боялись.

Именно в «Монако» я отчетливо убедился, что тренер создает и передает футболистам стиль, воспитывает отношение игроков к футболу, оставляющее на них свой отпечаток. Стиль монегасков был построен на позитивном отношении к игре и на командных качествах. Цель тренера – победить и поставить команде стиль игры. Наш стиль состоял в том, что команда созидала, рисковала, уважала коллективный футбол. Я с радостью замечаю, что бывшие игроки той команды, став тренерами, разделяют мой позитивный взгляд на футбол, работая с самыми разными профессионалами.

По итогам первого сезона мы завоевали чемпионский титул. Я всегда лучше запоминаю поражения, чем победы, но тренер не может забыть первый завоеванный титул. Раньше я знал, что могу с командой выиграть какие-то матчи, но титул – это совсем другое дело. Это значит выигрывать матчи на протяжении всего сезона и стать первым. Это придало мне уверенности, не заставив забыть, откуда я приехал.

Титул позволил мне, оставаясь полностью сосредоточенным на делах команды, проводить больше времени в Академии, еще больше сблизиться с ее руководителем Пьером Турнье, посмотреть много матчей и выделить талантливых игроков среди молодежи. В самой Академии и в других командах. В «Монако» все менеджеры и тренеры формировали настоящую команду, совместно решавшую в том числе и трансферные вопросы.

Именно таким образом я заметил выдающегося впоследствии игрока – Джорджа Веа.

Клод Леру работал тренером в Камеруне. Он приехал ко мне в «Монако». За обедом я поделился с ним своей заботой: Марк Хейтли часто травмируется. Я ищу нападающего, который мог бы его заменять. Он тут же рассказал мне об игроке клуба «Тоннер» из Яунде. Когда Клод вернулся в Камерун, то каждый понедельник на протяжении нескольких недель я звонил ему и выспрашивал новости о перспективном нападающем. Я послал Анри Бианкери, чтобы тот посмотрел его игру вживую. Бианкери позвонил после матча. Джордж играл с рукой в лангетке после перелома и не сделал чего-то великого. Но стоило ему получить мяч, как публика оживала, и это хороший знак. Я вызвал его в команду. Ему было 23 года. На первой тренировке он оставил жалкое впечатление: физически он был совсем не готов. Все сочли его лишенным всякого потенциала, неповоротливым. Он говорил только по-английски и был очень робким. Сначала это мог быть диалог только между мной и им. Когда тренер выбирает игрока и заставляет его дебютировать, между ними устанавливаются особые отношения. Надо сопротивляться мнению других, иногда даже мнению самого игрока. И эта работа становится уроком упорства.