Текст книги "Идеальная"

Глава 8. Спор о религии

Наступило лето, причем сразу со знойной жарой под тридцать градусов, и я предложил Майе, у которой началась сессия, сходить на пляж в перерыве между экзаменами, чтобы расслабиться и набраться сил перед сдачей.

– Любимый, а может, мы лучше по окончании моих экзаменов поедем на море, чем будем плавать в местном лягушатнике?

– Ну вообще-то это не лягушатник, а водохранилище, из которого вся Москва пьет воду, а во-вторых, у меня сейчас с деньгами негусто, чтоб летать за границу.

– Я могу добавить, я не из тех девушек, которые хотят, чтобы за них везде платили, я могу и сама за себя заплатить, я девушка современная, – парировала она.

– Это, конечно, замечательно, но я все равно хочу поехать на пляж позагорать, поплавать.

– Хорошо, милый, как скажешь, – согласилась она, не желая спорить со мной.

– Вот и отлично, завтра я в семь утра заеду за тобой, и поедем загорать.

Ровно в семь я уже припарковался возле ее подъезда и с нетерпением ждал ее выхода, хотелось посмотреть, в какой замечательный наряд она оденется сегодня. Она вышла в летнем воздушном коротком платье в цветочек, оно при малейшем дуновении ветра вздымалось, оголяя ее ягодицы и показывая случайным свидетелям, что на ней белые стринги. В руках она несла белую спортивную сумку, в которой, видимо, были крема, купальник и другое необходимое для пляжного отдыха. Я подошел к ней, нежно обнял ее и поцеловал в губы. Она засияла своей улыбкой и говорит:

– Ради твоего поцелуя я готова хоть в болото полезть, лишь бы ощущать вкус твоих губ на себе.

Я от такого комплимента весь расплылся и уже даже было хотел все отменить и поехать вместе с ней к себе и заняться любовью, но все же желание позагорать и поплавать пересилило.

Через полчаса мы уже были на рублевском пляже. Я тут несколько раз бывал, правда, не помню, с кем, все, что было в моей жизни до Майи, расплывалось в памяти, как будто я и не жил до встречи с моим ангелочком. Да и настоящее тоже сузилось до интереса одной только моей любви к ней, больше меня ничего не волновало в этой жизни.

Мы пошли с ней в самый дальний край пляжа, мне не хотелось быть в многолюдном месте. И так как был будний день, вокруг нас почти никого не было. Майя сразу предупредила:

– Давай расположимся под навесом, потому что с моей кожей мне нельзя загорать, я становлюсь красной как рак.

– Как скажешь, любимая, я тоже не особо любитель загорать, так как на теле много родинок, и это чревато.

Она переоделась в черный купальник, ничем не примечательный, чем, конечно, расстроила меня, так как я думал, что и тут моя девочка меня удивит. Но это был самый обычный черный купальник. Она грациозно легла на плед на спину и, облокотившись на локти, уставилась на меня сквозь темные очки. Я же лег рядом на живот и обратил внимание, как на солнце ее еле заметные веснушки стали очень сильно выделяться, чем делали ее личико еще милее – такая милашка, целованная солнцем. У меня тоже были веснушки, но только почему-то на плечах. А у моей девочки все тело было покрыто идеально белой атласной кожей, и только на лице проступали маленькие милые веснушечки. Я, конечно, не удержался и стал зацеловывать все ее лицо. Она улыбается и говорит: – Ну милый, мы же на людях, прекрати.

– Какое дело мне до них, я только тебя вижу, больше никого! – И это было сущей правдой, все остальные для меня не существовали, весь мир крутился вокруг моей Майи.

– Пойдем лучше поплаваем, – предложила она и, вскочив на ноги, побежала к воде, и сразу нырнула головой в воду, даже не опробовав, теплая ли она. Я же подошел и медленно стал заходить в воду, потому что она была ледяной, видно, еще не успела прогреться. А Майя уже поплыла кролем вглубь водоема. Ее движения были плавные, по ним можно было понять, что она часто ходит в бассейн для поддержания формы. Ее рыжие длинные волосы не мешали ей, они ровно легли между лопаток. Мне пришлось попотеть, чтобы догнать ее, и я, обессиленный, доплыл до нее и лег рядом на спину, чтобы набраться сил. Майя кружит вокруг меня, как акула в преддверии атаки, подначивая: ты что, уже устал? поплыли на тот берег?

– Да легко, просто у нас вещи и телефоны, да и ключи от машины на пляже, – придумал я отговорку.

– Ладно, я шучу, туда плыть не меньше километра, я думаю, это нам обоим не под силу, – соврала она, так как я знал, что она в бассейне и большую дистанцию преодолевает без остановки. Доплыв до берега, мы опять легли на плед, и Майя попросила нанести ей на кожу крем от загара. Я, конечно, с удовольствием согласился, наглаживая ее шелковистую кожу и особое внимание уделяя ее ягодицам, которые были средней упругости, но при этом имели ярко выраженное очертание и формы очень сексуальные.

Мы еще несколько раз так заплывали и лежали, и я решил задать вопрос, который меня давно тревожил. Пока мы расслабленные солнцем и водой, удастся выяснить все раз и навсегда.

– Любимая, а я так понял, ты атеистка у нас?

Майя сняла темные очки и удивленно посмотрела на меня:

– Да, есть такое, а это что-то меняет?

– Нет, просто хочу разобраться в этом вопросе, ведь религия или отсутствие ее важно для отношений.

– Да, важно, я согласна с тобой, но пойми, я не хочу из-за этого ссориться с тобой, поэтому, может, не будем подымать эту тему?

– А я хочу все же поднять! – настоял я на своем. – Хорошо, любимый, будь по-твоему, только я прошу твоего разрешения спорить с тобой и отстаивать свою точку зрения, и потом не обижаться на меня, если я буду резко высказываться. – Хорошо, я даю тебе право в этом вопросе спорить и даже наезжать на меня, – с огласился я. – Ну тогда понеслась, – с казала Майя, сев на попу и поджав под себя ноги. Я немного удивился такому рвению, но не подал виду.

– Вот ты, наверное, стал верующим оттого, что твои родители верили в Бога и привили тебе эту привычку? – спросила она.

– А вот и не угадала, мой отец и его отец были атеистами, мама, хоть и христианка, но нам про религию вообще ничего не говорила, единственным атрибутом религии в нашем доме было то, что мы красили яйца на пасху.

– Ок, тогда как ты стал верить в Бога? И вообще, какую религию ты исповедуешь?

– Скорей всего, православие, но я не крещен, я, если честно, не понимаю, как можно верить в разных богов, по мне Бог един, как его ни называй.

– А, значит, ты не фанатик какой-то определенной догмы?

– Нет, я, можно сказать, верую в Бога по-своему, у меня есть свое понимании религии.

– Тогда мне это упрощает и усложняет задачу одновременно, – говорит Майя, почесывая затылок, – но в любом случае, пока ты мне дал право спорить, я хочу им воспользоваться по полной.

– А твои родители верующие? – спросил я.

– Мои родители агностики, мне кажется, и тебя тоже можно с натяжкой назвать агностиком.

– А кто такие агностики? – с просил я, так как впервые слышал это слово.

– Это люди, которые не отрицают существования Бога, но и, так как они не сталкивались с Божественной дланью, то и не веруют в него.

– По мне, это просто прагматики, – сказал я.

– С моей точки зрения, любимый, агностики – это ленивые атеисты, им просто лень отстаивать тот факт, что Бога нету, и что это все глупости, и что люди его придумали тысячи лет назад ради своего успокоения, и сейчас, в двадцать первом веке верить в Бога глупо. В отличие от наших предков мы уже досконально все знаем про этот мир и его процессы, зачем нам тогда придумывать объяснение тому или иному явлению. Я понимаю, что в древние времена даже не могли понять, отчего происходят молнии, но сейчас-то все уже известно, и почти нету таких тайн, которые человек не разгадал.

– Я считаю, что человек еще не все знает и не все может понимать, – парировал я.

– Допустим, вернемся в начало нашего разговора: вот ты скажи мне, как ты стал верить и как ты к этому пришел?

– Если честно, я раньше тоже был атеистом, так как отец атеист, и я, как и любой сын, хотел быть как папа. Но в отличие от него я не понимал этого значения, и даже часто бывали конфликты со сверстниками из-за этого, но я все равно настаивал, что Бога нету.

– И что за конфликты у тебя были? – с просила Майя.

– Я родился и вырос в мусульманской республике, а мусульмане нетерпимы к тому, что кто-то не верует в их пророка, они сразу начинают тебе доказывать, что Мухаммед пророк, и нету более праведной религии, чем ислам.

От слова ислам Майя сморщилась и говорит: – Да, с этими фанатиками, конечно, сложно, но дело не в них. – А в чем тогда? – Дело в том, что основные три религии ведут свое начало от Авраама, который был евреем. В итоге евреи придумали религию для себя, потом Христос, который, кстати, никогда не был против иудаизма, а просто хотел поменять некоторые правила вероисповедания, невольно основал свою религию. Даже не он, а его последователи, в его религии было около восьмидесяти процентов иудаизма, и только со временем уже обычные люди добавляли что-то свое и меняли веру в Бога, так зародилось христианство. Потом Мухаммед решил создать свою религию и тоже провозгласил себя последователем Авраама и Христа, написал Коран, в котором все то же самое, что написано в Ветхом Завете и в Новом Завете, только другими словами, плюс еще добавил что-то свое. Вот тебе и образовалась новая религия, и все они несут одну идею: что Бог един, и что все мы – его дети. Тогда, спрашивается, если Бог един и все мы его дети, то почему эти религии постоянно воюют между собой? Не проще ли смириться и верить во что-то свое и не нести агрессию против других религий!?

– Мне, если честно, не нравится, что религии разъединены, тут я полностью с тобой согласен, и считаю неправильным делить на правоверных или неправильно верующих людей.

– А теперь я тебе расскажу самое главное и интересное: я читала Библию, правда, я прочла только Ветхий Завет, но мне и этого хватило, чтобы понять, насколько глупо верить в то, что там написано. Это просто книга про евреев и написанная для евреев, и я не могу понять, как полмира может молиться на эту, так сказать, святую книгу, и верить в те сказки, что там написаны. Да и потом, там описывается такая жесть и насилие! В Библии постоянные убийства, постоянно Бог кого-то карает, там инцест и братоубийство, и это никого не возмущает, просто все потому, что мало кто читал Библию, и в основной своей массе люди не понимают, во что они веруют, а по сути они веруют в сказки еврейских нордов, – сказала Майя и рассмеялась.

– Я не читал Библию, хотя, наверное, стоит это сделать, но мне кажется, или ты антисемитка?

– Тебе это показалось, тебя что, это задевает?

– Нет, но у меня мама наполовину ассирийка, наполовину еврейка, и если считать по материнской линии, то я тоже еврей, и плоть от плоти принадлежу семитскому племени, ведь ассирийцы, евреи и арабы – это бывшие семитские племена.

– Не переживай, любимый, к евреям, как и ко всем остальным нациям, я отношусь хорошо.

– Доводы, конечно, твои интересные, теперь я расскажу, как я пришел в религию. Как ты уже знаешь, я был атеистом и в Бога не верил, пока не переехал в Москву учиться, и мне было очень тяжело, особенно первые несколько лет. Я голодал, у меня была постоянная нехватка денег, да и вообще, вел жалкое существование, и как-то раз я, просто оттого, что мне было хреново на душе, зашел по дороге домой в храм на Плющихе. Я молиться ни тогда, ни сейчас не умел, я просто зашел, была вечерняя служба, люди стояли и слушали, как батюшка зачитывает молитвы. И знаешь, мне так хорошо стало на душе! Было такое внутреннее ощущение, что весь груз моей печали сняли с моих плеч и открыли пробку проблем в моей голове, в меня просто затекла благодать. Мысли мои просветлялись, а мозг заработал совсем по-другому. Я вышел из храма другим человеком и пообещал Богу, если у меня все наладится, то я буду ходить в храм постоянно и каждую тридцатую часть своего заработка буду жертвовать на храм. И реально после этого дня я наконец нашел нормальную работу, стал шаг за шагом пробиваться в люди. И через несколько лет я наконец стал жить совсем по-другому, и я, как и обещал, постоянно жертвую деньги, и когда я их отдаю, то благодать опять проникает в меня. Но это не все, у меня был такой период: я год жил в Сергиевом Посаде и ходил в Лавру к мощам преподобного Сергия Радонежского, и там я получил еще большее просветление. В этом святом месте духовность меня полностью окутала, и мои мысли стали светлее и добрее, там же я придумал свой бизнес, который мне приносил хорошие заработки, пока кризис не наступил.

– Если ты так поверил в Бога, то почему тогда не покрестишься? Ведь если верить православным учениям, то ты для Бога не существуешь, и все твои деяния тщетны.

– Вот в это я уже сам не верю. Я же сказал, что я не фанатик, который соглашается со всем, что говорят попы, я верую, но по-своему. Все эти церкви, мечети, синагоги придуманы для людей, у которых нету фантазии. Для меня же Бог всегда со мной, в моем сердце, в моих поступках, и в моей безграничной вере в справедливость.

– Скажи это любому попу, и он скажет, что ты еретик и ты будешь гореть в аду, – сказала Майя, рассмеявшись мне в лицо.

– А по мне нету права у людей судить за грехи других людей. Только Бог может нас судить и решать, кто грешник, а кто праведник! – сказал я, повысив голос. – Мне кажется, что человек не может своим мозгом понять и осознать то, чего Бог хочет от нас, ведь его мощь безгранична, и понимание этой сущности не подвластно человеческому уму.

– С тобой сложней спорить на эту тему, – говорит Майя разочарованно, – потому что ты веришь как-то по особенному и по своим правилам.

– А кто сказал, что будет легко? – говорю я и целую ее в нахмуренный носик, – поэтому что написано в Библии или в Коране, мне без разницы, я ощутил влияние Господа Бога на свою жизнь, а остальное неважно, я верю в Бога, но не верю попам, вот так бы я резюмировал свою веру.

– Хорошо, допустим, – говорит Майя, явно придумав новый план для спора, – а тебе не кажется, что ты себе все это придумал, что ты сам себе внушил эту благодать, а на самом деле ты настроил себя на другой лад и сам своими силами выбрался из того дерьма, в котором жил? Почему ты не хочешь верить в свои силы, и тебе нужно обязательно верить, что тебе помог Бог? Не лучше ли верить в самого себя и в людей, окружающих тебя!?

– Ну знаешь, мне эта вера не мешает, может, в чем-то ты и права, но почему я не могу считать себя Богом? Ведь все мы – его создания, я также могу творить, как и он, мне кажется, в этом и кроется сказание, что мы – подобие Его. Это значит, мы, как и он, можем творить и делать что-то своими руками или придумывать своим мозгом, мы сами – творцы своего счастья, но при этом разве плохо, что Бог со мной или во мне?

– Да, тяжелый случай, – говорит Майя, вздыхая, – с тобой сложно спорить, потому что ты говоришь, что Бог в тебе. Вот объясни мне одну вещь: почему попы постоянно меняют свои мировоззрения? – Это как? – Ну вот раньше были боги на горах. Человек поднялся в гору, тогда всем сказали, что Бог на небе, ок, человек полетел на небо, но Бога не увидел, потом сказали, что Бог в космосе, человек и в космос добрался, тогда сказали, что Бог во вселенной. Будем ждать, пока человек покорит вселенную, и тогда куда Бога денут?

– Тогда скажут, что он в нас, – ответил я, и мы засмеялись, – я опережаю попов на несколько шагов вперед, я уже придумал для них отмазку. – Ну ты же у меня умничка!

– А во что ты веришь? – спросил я. – Я верю в законы физики, вот во что верю я, – ответила резко Майя. – Ок, тогда вопрос: а ты знаешь, что в черных дырах не работают законы физики?

Она удивленно смотрит на меня.

– Нет, не знала, – ответила она в недоумении.

– Вот видишь, во всем можно найти слабые стороны. Не проще ли, чтобы каждый верил во что-то свое и не мешал другим в своем невежестве, – говорю я.

– Ты меня, конечно, подловил с черной дырой, если это, конечно, правда, – улыбаясь, говорит Майя, – с тобой реально сложно спорить, а я так надеялась, что я тебя сейчас уделаю.

– Не переживай, любимая моя, успеешь еще, мне нравятся твои доводы, и я уверен, если ты будешь спорить с обычным верующим, то ты его уделаешь.

– Конечно, уделаю, – взбодрилась она, – а знаешь, какой мой коронный номер? – Какой? – заинтересовался я. – Обычно я спрашиваю: если Бог всемогущ, то зачем эти храмы? Если он может все, то почему он не образумит все человечество и не сделает так, чтобы нам всем жилось хорошо, чтобы не было несправедливости и злости. И зачем ему тысячи попов, и проповедников, и папы римские? И вообще, какое ему дело до нас, и почему он хочет нас покарать? Он вроде всепрощающий, но в тоже время постоянно карает и отправляет неугодных в ад, тебе не кажется, это попахивает шизофренией?

Я рассмеялся и говорю: – Просто это все люди виноваты, они испортили и портят все, к чему прикасаются, я тоже не понимаю, зачем нужны попы и тысячи церквей, но так устроен мир, в котором деньги все решают, и нынешние епархии – это всего лишь крупные корпорации, которые живут за счет своих последователей, от этого и все войны, и постоянное изменение понимания религии. Особенно меня поражает православная церковь: во времена царей она внушала обычным крестьянам, что они холопы по воле божьей, и что этой воле нельзя противиться, иначе попадешь в ад.

– Да и католики не лучше, – перебила меня Майя, – они то продавали индульгенции, то сжигали людей в кострах инквизиции. А сколько народов было уничтожено во время экспансии католической церкви в Южную Америку! Во имя Христа были уничтожены миллиарды людей за все время новой эры, так не кажется ли тебе, что Он виновен в смерти этих людей?

– Ты же сама сказала, что Его учение исковеркали, и люди по-своему интерпретировали веру в Него, он то пророк, то сын Божий, а теперь и сам Бог. Их не поймешь, что они хотят поведать человечеству, от этого и столько разветвлений христианства. Во всем виноваты сами люди, и, думаю, и без Христа нашелся бы повод, за что убивать друг друга.

– У меня, кстати, есть гипотеза по поводу Иисуса Христа, – сказала Майя с умным видом, – был ведь период, когда Он пропал на десятилетие, чтоб потом опять прибыть в Израиль и проповедовать. Мне кажется, что Он в это время побывал в Индии и научился медитации, и когда Его распяли, Он погрузился в анабиоз, и поэтому все посчитали, что Он умер, и потом Он якобы воскрес и уехал опять в Индию. Есть же предание, что, когда Он умер, то перед тем, как Его снять, римский легионер воткнул Ему копье в бок, чтобы проверить, жив Он или нет, и его обдало кровью Христа. Так вот, кровь после смерти свертывается, она не может брызнуть, как это описывают источники, а значит, Он был жив, когда Его сняли с креста.

– Интересная гипотеза, предлагаю нам на ней и остановиться, и каждый пусть останется при своем. Я уверен, что у нас с тобой бурная фантазия, и нам ничего не стоит придумать тысячи вариантов за и против религии.

– В довершение я хочу сказать, дорогой, что если бы все люди на земле имели такой критический ум, как мы с тобой, то религия давно бы канула в лету. Вся эта религия только от неграмотности и дремучести людей. И ведь так и есть – самые преданные фанатики религий живут в самых отсталых и убогих странах! Потому что просвещение, наука и развитие не могут существовать там, где живет невежество и мракобесие!

Глава 9
Гангстерский страйкбол

– Любимый, у меня есть для тебя предложение, – нежно шепнула мне на ухо Майя, склонившись надо мной. Она лежит рядом, абсолютно голая, на кровати, и пристально смотрит, как я просыпаюсь.

– Что такое? – спросил я, протирая сонные глаза и в мгновение попав под очарование ее улыбки.

– Пока ты тут сладко спал, мне пришло подтверждение, что мы в выходные будем играть в костюмированный страйкбол, и я хочу, чтоб ты принял в нем участие.

– А что это такое?

– Ну, это войнушка, как пейнтбол, только с пластиковыми шариками без краски, – попыталась она объяснить мне.

– А как понять, что ты попал? – с недоверием спросил я.

– Там попадание болезненное, да и потом, все видят удар, и нельзя утверждать, что в тебя не попали, иначе просто тебя потом не позовут играть.

– А как понять «костюмированное»? – продолжал я спрашивать, желая найти лазейку для того, чтобы отказаться от этого сомнительного мероприятия.

– А вот это самое интересное: в одном из павильонов киностудии снимали гангстерский боевик, и там был построен целый квартал. Мы там после основной картины снимали свой артхаусный фильм, но сейчас это все под снос, и мы решили напоследок сыграть на этой площадке страйкбол. Короче, мы разделимся на три команды и будем воевать друг с другом, только играя персонажей, как будто во времена сухого закона. У нас будут две группировки гангстеров, которые борются за сферы влияния, и одна группа полицейских, которые должны будут следить за порядком в городе.

– Интересно, а почему именно выходные?

– Потому что войн а не главное, важно вжиться в роль, и поэтому мы будем играть двое суток, неспешно, с утра субботы до утра понедельника.

– Ого, а спать где?

– Тебе лишь бы спать, – захихикала Майя, – там ведь целый квартал, и там есть бутафорские домики, где можно жить.

– Круто, я согласен, только, надеюсь, я не буду полицейским.

– Вот тут ты не угадал, милый, мы ведь с однокурсниками играем, и поэтому полицейскими берем только тех, кто с нами не учится.

Я недовольно закатил глаза, но про себя подумал: да какая разница, буду фараоном, зато у меня будет власть, буду ходить и всем указывать, что делать или не делать.

– Ладно, я согласен, посмотрим, что вы там придумали. Идея интересная, только, мне кажется, мало реализуемая.

– Не забывай, мы там все творческие личности и нам вжиться в роль не проблема, поэтому полицейскими делаем пришлых. Вы будете для антуражу, потому что основной акцент будет на разборках гангстеров.

– Ну это мы еще посмотрим, кто там будет главным, вот возьму и всех в тюрьму посажу, и тогда уже я буду в главной роли, – сказал я, представляя эту картину, – а там вообще есть тюрьма?

– Да, есть, там ведь целый полицейский участок построен, – подтвердила Майя. – Ну все, первым делом тебя арестую, за твою неземную красоту.

Майя, смеясь моей глупой шутке, всем телом повалилась на меня.

– Арестую и буду пытать тебя сексом! – Тогда это будет самая сладостная пытка во всем мире, – она закатила глаза и прикусила губу мечтательно.

В субботу рано утром мы выехали из дома в сторону Истры, в двадцати километрах от Москвы мы заехали на охраняемую территорию киностудии, проехав в глубь, припарковались на большой парковке. Пройдя через проходную, мы попали в городок, который имитировал Америку времен сухого закона, а точнее сказать, Чикаго. Я был поражен размахом домиков, которые тут были построены для киносъемок, и спросил Майю, что за фильм тут снимали.

– Я даже не знаю, – пожала она плечами, – мы тут с однокурсниками снимали свою короткометражку, а для какого кино это было все построено, мне неведомо.

Территория этого минигородка была около квадратного километра, в самом центре располагалась площадь, куда стягивались все участники игры. В общей сложности, как потом выяснилось, в игре приняло участие больше ста игроков: пятьдесят человек в одной группировке, пятьдесят в другой, и двадцать полицейских, и плюс еще взяли человек сорок с первого курса для массовки, в основном девушек, их задача была имитировать жизнь города. Задача гангстеров была отобрать у других их подпольные заведения. Изначально на каждую мафию выделялось по три заведения в разных концах города, полицейский же участок был вообще на самом отшибе в глубине построек.

Когда все собрались, на самодельную сцену, собранную из деревянных поддонов, забрался мужчина лет сорока, полноватый, с маленькими глазками и лысой, идеально круглой головой. – Меня зовут Евгений Алексеевич, многие пришедшие знают меня как заведующего кафедрой драматургии. Послушайте внимательно правила, – начал излагать он писклявым голосом, стараясь перекричать собравшихся людей, – вы сейчас, как и было запланировано, разделитесь на четыре группы: первая группа – это массовка, вы остаетесь на площади, где позже получите от меня инструкции, вторая группа – это полицейские, вы проследуете в свой участок, где вас будет ждать оружие и одежда. Третья и четвертая – это гангстеры, по сорок пять мужчин и по пять женщин, это делается потому, что не может быть много женщин в мафии, да и те, что есть, в основном просто подружки боссов, поэтому некоторым девушкам придется играть мужчин. Я думаю, для собравшихся это не будет проблемой. Одна группировка будет заведовать правой частью города, вторая левой. Цель игры – захватить у соперника подпольные притоны, при этом нужно действовать аккуратно, чтобы вас не засекли полицейские и не посадили. Я играю роль судьи, как и всей игры, так и в самой игре я буду выносить вердикты по расследованию преступлений, и может даже такое быть, что буду выносить смертный приговор. Все, кто будет убит, покидают игру и в ней не появляются больше, так что будьте осторожны, и вообще поймите сразу: это не войнушка, это игра в жизнь, поэтому не забывайте, у нас есть двое суток, чтоб насладиться игрою, так что поспешные решения не приветствуются. Теперь поговорим о правилах боя: те, кто будут ранены, должны не меньше часа ходить перебинтованными и хромать или не пользоваться раненой рукой. Также всем гангстерам и полицейским носить очки, без разницы, какие, главное, чтобы вам в глаз не попал снаряд, безопасность прежде всего. Предупреждаю всех присутствующих – шарик бьет больно, любое попадание в туловище означает, что вы убиты и вам нужно сыграть свою смерть – вытащить из кармана красный платок, это будет означать, что вы умерли, и только после того, как вас осмотрит полицейский или судья, вы можете покинуть игру. Главарями мафиозных кланов назначаются Коля и Джавид, это было обговорено заранее, но вы, конечно, можете попытаться сменить главного, только учтите: внутренние распри только ослабят вашу группировку. Так как полицейских мы не знаем, и это наши гости, то звания пусть распределятся по старшинству: кто старше, тот и главнее. Перед началом игры вам нужно сдать свои мобильные телефоны, двое суток вам придется провести без них. Если всем все понятно, то предлагаю расходиться на исходные позиции, и не забывайте, что вас будут снимать операторы, поэтому постарайтесь вжиться в роль. Мы потом смонтируем это все, и, надеюсь, получится неплохой реалити-фильм.

Все стали расходиться, и я спросил Майю: – А ты в какой группировке?

– В Колиной, он мой одногруппник.

– А кого ты будешь играть? – спросил я. – Я буду любовницей главаря, – сказала Майя улыбнувшись. – Хм, ну тогда недолго жить этому Коле, – говорю я и высматриваю его в толпе. Искать его пришлось недолго: он был высокого роста, блондин, с накаченным телом и взглядом самоуверенного павлина. Как многие высокие люди, он считал себя исключительным, и тем сильнее у меня вскипала ненависть к нему. Я всегда, когда видел такого же альфу, как и сам, начинал проявлять агрессию, потому что не мог смириться с тем, что кто-то может быть умнее или сильнее меня, и мне подсознательно хотелось принизить такого человека. В индюке Коле сочеталось все то, что я не люблю в других людях, это высокомерие и самонадеянный вид, который давал понять всем остальным, что он лучше их. Да и его красивое лицо и накаченное тело вызвали во мне зависть и злость. Майя увидела, как я смотрю на него, и говорит мне на ухо:

– Любимый, прошу тебя, только не наделай глупостей, они все же мои друзья, и я не хочу с ними ссориться.

Я ей ничего не ответил, а только посмотрел злым взглядом, развернулся и пошел в сторону своей дислокации.

Зайдя в полицейский участок, бутафорское двухэтажное здание, я зашел внутрь. Моим глазам предстала обычная картина полицейского участка из американских фильмов: открытая площадь со множеством столов, сбоку вдоль всей стены сделана железная решетка камеры для заключенных, в которую легко можно запихать человек пятнадцать. В самом конце зала находился кабинет, судя по всему, шефа полиции, рядом с ним собрались все участники, которым предстояло стать легавыми. Я подошел к собравшимся и молча кивнул в знак приветствия.

– Нужно определиться со званиями, – в ступил в разговор мужчина, которому на вид было за сорок и он явно был самым старшим. Лицо его было красным, как у рака, а нос картошкой так и просил, чтоб в него врезали кулаком. Роста он был маленького, и полного телосложения – типичный шеф полиции из американских боевиков, с противной наружностью и сальной кожей.

– Скажите все свой возраст, – продолжал он, активно жестикулируя руками. Все стали называть цифры возраста, в основном всем было не больше двадцати, и только нескольким было по двадцать шесть, семь и восемь лет. До меня очередь дошла в самом конце, и я соврал, сказав, что мне тридцать один, ради того, чтобы быть вторым по значимости в этой компашке. Так и не сообщив, сколько ему лет, коротыш говорит: – Меня зовут Борис, и я буду шефом полиции. Тебя как зовут? – спросил он меня. – Арсений, – ответил я безучастно, потому что все мысли были о Майе.

– Хорошо, Арсений, ты будешь лейтенантом и моим замом, – сказал Борис. В итоге у нас в отделе он еще выбрал троих сержантов, а остальные стали рядовыми сотрудниками. Разделив людей на три группы, во главе каждой он поставил сержанта, которые должны были отчитываться передо мной, а я соответственно должен был докладывать Борису. Подчиненных звали: первого – Мики, он по крайней мере так представился, среднего роста, худощавый, лицо как у крысы. Второго звали Замир, кабардинец спортивного телосложения, явно занимавшийся борьбой, третьего величали Андрей: парень с красивыми чертами лица, но при этом сказать, что он слащавый, нельзя было, телосложением и ростом он был как я, среди всех присутствующих его выделяла модная прическа, одет он был в дорогие брендовые шмотки.

В нашей команде были и три девочки, их распределили поровну, по одной на группу. Две девушки были обычными болтушками, ничем не примечательные и глупенькие, а вот третья была с гонором. Оля была невысокого роста, но при этом очень спортивного телосложения: каждая часть ее тела была как струна из мышц. Когда она переодевалась, не стесняясь, оголилась до трусов и лифчика, и я был поражен кубиками ее пресса на загорелом теле. Черты ее лица были похожи на юношеские, и то, что она носила короткую прическу, делало ее еще больше похожей на парня, да и разговаривала она как пацанка, не стесняясь в выражениях.