Книга: Кант - Арсений Гулыга

Иммануил Кант, человек, чьи книги принесли радость многим людям. Правда радость у всех разная. Кто-то радовался тому, что сумел прочитать до конца труды Канта; кто-то радовался тому, что тех, кто не дочитал гораздо больше прочитавших; кто-то просто не читал и потому радовался, что не потратил время зря. Автор книги об Иммануиле Канте, Арсений Гулыга, прочитал труды немецкого философа и даже написал ряд аналитических работ на эту тему. Но даже ему приходилось ловить себя на мысли о том, что он не может быть ну никак уверенным в том, что понял хотя бы малую часть того, о чем писал Кант. Но мысль о том, что он что-то понял внушала Гулыге радость. Нам остается радоваться за Гулыгу и тому, что прочитали его многогранный труд про немецкого философа. Имя Канта означает «с нами бог», что довольно-таки символично, принимая во внимание тот факт, что большая часть рассуждений Канта связана с богом. В доме его отца царил дух пиетизма. Будущий философ яростно изучал латынь (до 20 часов в неделю!) и богословие (зубрежка катехизиса). Прослышав про Ньютона, Кант взялся самостоятельно изучать физику. Видимо, физика, а потом и философия, были для Канта предлогом убежать если не от навязываемого в те времена всем образа бога, то хотя бы от постулатов религии. Он ищет истину, но свою, которую считает самой истинной. Даже его первые работы и их названия говорят сами за себя: «Мысли об истинной оценке живых сил». Работы эти печатались, а значит, были люди, которым было это нужно и которые были готовы заплатить за это деньги. А еще с первых страниц книги, начинаешь чувствовать как минимум недоумение из-за того, что многие первые работы Канта были посвящены тем темам, которые гораздо ранее были затронуты другими философами и гораздо раньше. В воздухе начинает пахнуть графоманством. Гулыга то и дело вынужден делать оговорки, подобные этой: «Между тем за шесть лет до этого, в 1743 году, Даламбер дал решение проблемы, выразив его формулой F = mv2/2. Кант об этом, по-видимому, не знал.». В своих попытках обелить Канта Гулыга довольно неуклюж. Чего стоит, например, упоминание подобного огреха Гегеля, в качестве оправдания Канта. Мол, Гегель также делал открытия, которые уже были сделаны другими людьми. «Полвека спустя Гегель защитил диссертацию, где утверждалось, что между Марсом и Юпитером не может быть никакой неизвестной еще планеты, хотя уже к тому времени была открыта Церера.» В принципе, по-другому и быть не могло, ведь Кант всю свою жизнь безвыездно просидел в Кёнигсберге, круг общения у него был довольно узок, а книг в домашней библиотеке, по сравнению с другими знаковыми личностями, в разы меньше. Но почему-то его толкали вперед, проталкивали в качестве мирового светилы. Начальный капитал славы он делает на том, что пишет статьи про спор между Лейбницем и Декартом. Можно допустить, что немцам хотелось своего, родного философа, который, естественно, ближе и понятней с духовной точки зрения, чем какой-нибудь Декарт. Но ведь должны же быть какие-то пределы. Канта ловят на ошибке за ошибкой, а он оправдывается тем, что всего знать в совершенстве нельзя. Про него пишут эпиграммы, а он говорит, что разумный компромисс — это почти истина. Его статьи о людях, живущих на Солнце и об огненных дождях из огненных туч, по примитивности своей почти равны описаниям географии Сибири. Но оправдание у Канта всегда наготове: «Даже в самых бессмысленных взглядах, которые когда-либо пользовались успехом у людей, всегда можно найти какую-то долю правды». Чтобы не разглагольствовать долго, можно сказать, что не Кант сделал сам себя философом, а ему сделали имя философа. За какие заслуги мы так и не узнаем. Но статьи его печатались и распространялись повсюду несмотря на то, что официальную должность в университете он получил очень поздно. Но лекции вел. И довольно много. В 31 год Кант получает звание приват-доцента, то есть внештатного преподавателя, труд которого оплачивался самими студентами. А преподавательская деятельность его длилась 41 год. Хорошая память, живое воображение, внимание к деталям и способность создать из них целостный образ помогали ему живо и точно описывать чужие края. Преподаватель географии никогда не видел горных хребтов, а рассказывал о них так увлекательно, будто сам взбирался на недоступные вершины. Вот что рассказывал Кант своим слушателям о России: «Азиатские земли этого государства географически отличаются от европейских, физическую границу, как полагает Гмелин, образует Енисей, ибо восточнее этой реки меняется весь облик земной поверхности, местность становится гористой, здесь растут другие растения, водятся другие животные. Рыба белуга, обитающая в Волге, глотает большие камни в качестве балласта, чтобы удержаться на дне. Стерлядь и осетр отличаются только тем, что у первой более нежный вкус. В монастырях Троице-Сергиевском и в районе Киева есть естественным образом неразложившиеся покойники, которых выдают за великомучеников». Забегая вперед надо сказать, что именно географические труды Канта были учтены в первую очередь при избрании его членом Петербургской академии наук. А совсем не тот, что Кант открыл механизм образования ветров – пассатов и муссонов. Когда русские войска заняли город и Кенигсберг присягнул на верность императрице, то русские офицеры начинают посещать лекции Канта. Забегая вперед, можно сделать вывод, что в лекциях он рассказывал им о своеобразном государстве-республике, где существует король, но все решает народ. Нем Кант в русские мозги идеи «просвещённых» декабристов как бы. А еще он нес в массы идеи Руссо. Сама личность Канта, а точнее создаваемый и тиражируемый образ немецкого философа должен был внести раздор и споры везде, где люди искали подобие истины. В какой-то степени он играл роль дельфийского оракула, назвал мудрейшим Сократа, который признался, что он ничего не знает. Кто из них лгал – Сократ или оракул? Вот так и с Кантом, который часто либо врал, либо заблуждался, но кто осмелится сказать, что оракул врет? Быть может для этого и делали из него своеобразного Кёнигсбергского оракула. Кто только к нему не ездил на поклон. Одни письма Карамзина чего стоят. Русский врач за его автограф отдал свой камзол. А Кант, почти как пророк с трубой, все трубил о том, что нельзя смешивать истину и моральные чувства. Смотреть на мир через призму математика прикольно, а еще прикольнее, представив человеческую душу материальной, предложить ее измерить. Другом Канта считался Иосиф Грин, английский коммерсант, постоянно обитавший в Кенигсберге. Возможно он и оказывал своеобразное влияние на Канта? Или платил ему? Ведь, как пишет Гулыга, «В 1764 году Канту исполнилось сорок лет. Он известен, его ценят и уважают. Лекции пользуются успехом, аудитория всегда полна, и некоторые курсы он передоверяет своим ученикам. Книги хорошо расходятся, а «Наблюдения над чувством прекрасного и возвышенного» принесли ему славу модного автора. Но он все еще приват-доцент, не получающий ни гроша от университета.» на что же жил философ? Почти как Ленин в шалаше питался духом философии? Кстати, очень хорошим примером того, как из Канта лепили героя, является описание его бытовых привычек. Все любят говорить о том, что Кант, заботясь о своем здоровье, предпочитал питаться один раз в день, но предпочитают не говорить о том, что обед этот длился в течении иногда четырех часов, за которые можно было, что называется, ужраться от пуза. Еще говорят, что Кант считал источником болезней кровать и длительный сон, и он, мол, никогда не спал днем. Действительно, днем не спал. Он просто очень рано ложился. Ранним вечером, то есть – почти днем. Всю университетскую жизнь Кант читал курс метафизики – о сущности мира, бога, души. Читал лекции, одновременно пытаясь самолично разобраться в предмете своих лекций, но так и не смог. У него не было ни жены, ни детей, но он писал труды о воспитании детей. Грустно осознавать, что многие работы Канта, вошедшие в восьмитомник его сочинений, были написаны им по заказу барон Цедлица - прусского министра, ведавшего делами образования. От имени короля Цедлиц запретил преподавание крузианства как философии устаревшей и никчемной, а Канту пришлось громить крузианство в своих статьях. Когда Наполеон вершил свои походы, Кант старательно твердил о том, что вот-вот Наполеон нападет на Англию. Многими темами Кант занимался поверхностно, как остроумно подметил Гегель: «Хочет научиться плавать, не залезая в воду». Вот такого человека и сделали идолом, несущим в массы своеобразные философские идеи, которые он не мог четко выразить сам. За непонятностью Канта, а точнее в свете его непонятной славы спрятались многие легендарные и популярные личности. Гулыга в своей книге анализирует лишь нескольких из них, старательно натягивая на глобус Канта произведения и Достоевского, и Зощенко, и Блока. А вот Гейне не любил старика Иммануила и посмеивался над ним. Гейне точно подметил, что Кант, задумывавший свою главную работу как трактат, должный разложить бога по полочкам, потратил уйму чернил и бумаги только на то, чтобы признаться в том, что знать о боге ничего нельзя, в него остается только верить. На старости Кант все больше напоминает известного персонажа фильма – короля, который хотел быть портным, но был вынужден тянуть лямку королевской власти. Кант все больше времени уделяет записям о правильности дыхания, питания, сна и так далее, лишь изредка отвлекаясь на всякие там трансцендентальные вещи. В беседах он прыгает с темы республики на тему хранения яиц. «В будущее процветание Французской республики верят все, а верят потому, что хотят этого. А толченый уголь предохраняет от гниения (разговор сделал крутой вираж), Кант вспомнил, как однажды, когда он ехал в почтовой карете, у припасенного в дорогу жаркого появился душок, он засыпал мясо углем, и все было в порядке. Яйца в угольном порошке дольше сохраняют свежесть.» Правда, иногда он трактует, и весьма своеобразно, отрывки из библии. Эти толкования в разы интересней философских опусов. Например, история Каина и Авеля представлена им как конфликт между земледельцами и скотоводами. «Именно земледелец первый должен был употребить силу против подобных поступков, которые другой не считал недозволенными; и если он не хотел потерять плоды своих долгих усилий, он вынужден был, наконец, удалиться по возможности дальше от пастушеских племен. Это расставанье знаменует собой третью эпоху». Пишет Кант и трактат «О вечном мире» (и сокращении гонки вооружений) Завет исполнен мудреца, Народы мирные ликуют: Навеки изгнана война. И лишь философы воюют.

Эту эпиграмму посвятил ему профессор математики и поэт Абрагам Кёстнер. Но самое главное, что ближе к своей кончине Кант начинает все больше задумываться о боге. Его последняя папка записей посвящена богу. Он признает, что Бог – это личность, обладающая всеми правами, по отношению к которым никто другой не имеет никаких прав. Но священника на похоронах Иммануила Канта не было. Ведь умер не философ, а пророк демократии. Аминь!