Текст книги "Свободные люди острова Триангл"
![](/books_files/covers/thumbs_240/svobodnye-lyudi-ostrova-triangl-293750.jpg)
Автор книги: Арсений Самойлов
Жанр: Научная фантастика, Фантастика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]
Глава 6
Прошло еще много дней, прежде чем Дезмонд смог понять смысл всего, что происходило на острове. Основной смысл был в том, что смысла нет. Вначале люди попадали на остров и надеялись вернутся в свою привычную жизнь. Потом они понимали, что вернуться им не удастся, тогда они пытались влиться в общество острова. Но со временем они понимали, что нет никаких стратегий по этому самому вливанию. Нет никаких правил острова и никаких порядков. Каждый житель жил так, как ему это подсказывала совесть. А так, как совесть у всех была совершенно разная, то и правил общежития не было никаких. Это было самое разрозненное общество из всех на нашей круглой (или, по некоторым верованиям, плоской) планете, а значит и самое консолидированное в своей единственной вере, единственно верной, – ничто не правда и ничто не ложь, все существует таким, как мы в него верим. По этой причине арабские женщины из Северной Африки ходили в черных платьях до пола и никабах, закрывающих их лицо. А европейские северянки ходили в нижнем белье, дающем прохладу в жару. Конечно, южные мужчины бывало, что приставали к полураздетым северным женщинам, но те, будучи красивыми полуголыми блондинками, умело обращались с метанием топора, чему их обучали предки поколениями, и всегда могли дать отпор накуренным кальяном наглым мужчинам в платьях. Кость северных женщин была шире кости южных смуглых мужчин, а владение топором и мечом у них всегда было куда искуснее. Это вносило некий резонанс во взгляды южных мужчин насчет способностей женского пола и немало южан погибло от яростного удара топором скандинавок. Убийства не преследовались по закону, ведь по закону мир был нереален, как и люди в нем, а еще у каждого была своя совесть и свои права «свободного жителя демократического острова». К тому же, это было высшей формой ненависти к другому, а значит поощрялось. Наказывались лишь преступления против правительства. Со временем, южане научились почитать свободу и силу женского пола, так что даже их женщины перестали носить никаб, открывая не только глаза, но и нос. Такая накидка на острове называлась носаб и волосатые носы арабских женщин, полные козявок, приструнили их мужчин, сделав их куда более толерантными и спокойными. Дезмонд много раз спрашивал: «В чем смысл нашего пребывания на этом злосчастном острове?» Каждый раз он слышал ответ: «Единственный смысл скрыт в Пещере Знаний».
– Что за «Пещера Знаний»? – спросил Дезмонд у Ричарда, отпивая из кубка мед.
– Это пещера, в которой наш народ хранит смысл всего… – туманно ответил Ричард.
– Как может один народ хранить смысл всего? Ведь для каждого «смысл всего» – есть абсолютно индивидуальная сентенция.
– Для каждого – да. А для всех есть всего один смысл. Это то, что ищут все люди во всех народах, ради чего были написаны великие древние религиозные фолианты. Но они не смогли сформулировать смысл всего вокруг, лишь наш народ хранит эту тайну. Вот почему мы скрыты от всех, вот почему существует наш «треугольник», как великая «Троица». Потому что мы храним то, что не должно быть доступно человечеству. В этом сакральный смысл нашего существования и уникальность нашего народа.
– Я хочу увидеть эту пещеру.
Ричард от души рассмеялся.
– Это недоступно никому, кроме президента. Кто ты такой, чтобы узреть смысл всего?
– Это должно быть доступно каждому… – возразил Дезмонд.
– Нет. Это не должно быть доступно никому – ответил ему Ричард.
– Все мы люди и все мы должны знать для чего существует все сущее!
– Все мы люди – согласился Ричард – И именно поэтому нам не следует знать такие высокие понятия. Мы обязаны сохранить свой разум. Что мы без разума и что Вселенная без нашего разума? Пшик! А если мы узнаем… думается мне, что разум мы свой сохранить не сможем…
– Не понимаю тебя… – возразил Дезмонд, распивая мед в комнате клуба.
– Ты пьешь мед в уютной комнате – ответил Ричард – И это дарит тебе удовольствие. Приятный мед, приятная комната… Ты чувствуешь спокойствие и расслабление… Я никогда не был в пещере… Но мне говорили, что после ее посещения ты уже никогда не получишь удовольствия ни от уютной комнаты, ни от сладкого меда.
– Кто же тебе такое сказал? – не поверил Дезмонд.
– Никто… ответил Ричард – Никто Боб. Он же Уилдос Шелби. Скажу я тебе, был он славный малый. Простой и приятный работяга. Добывал бананы для президента. Пока в поисках новых бананов не забрел в ту пещеру… Проклятую пещеру, скажу я тебе… Никому не пожелаю в ней оказаться. «Пещера Знаний» – так ее еще называют. Теперь то всякому известно где она находится, да только каждый обходит ее стороной. В дополнение, ее охраняет стража. После Уилдоса Шелби всем стало понятно, что там находится зло. Каждый, кто туда зайдет, известно, что узнает в чем смысл всего вокруг. А зайти туда отваживаются только глупцы, которые не хотят работать. Был давно один такой Дэниел Притчет. Говорят, он посещал не только наш остров, странный он был малый. Все время говорил о каких-то реальностях, в которых он жил. Но триангалийцев такими рассуждениями не удивить. Усердно пахал на полях, а потом недобрая занесла его в эту пещеру. Говорят, что как только он оттуда вышел, так отказался начистую работать и говорил, что хоть с голодухи сдохнуть, хоть королем будучи, от подагры – все одна смерть и один исход. Так и подох он от голода в яме, раз хозяин фермы отказался кормить тунеядца за сплошной отдых, да пересчитывание сколько звезд в небе загорится в какую ночь. А Дэниел все твердил, что количество звезд в небе, да карта темноты небес – дело важнее, чем кокосы собирать. Так и сгинул с голодухи. Звезды какие-то нанес на дощечку, да какие-то расчеты сделал по скорости, да расстоянию, да дульной энергии для ракет, чтобы на звезды то попасть. В общем, никакой пользы президенту не принес.
– А у нас такое считается ценнее жрачки. Жрачки то у нас в довольстве и так, для самых тупых – ответил на это Дезмонд.
– У вас может и так, а у нас иначе. У нас нет материков, да континентов. У нас один остров и кормить надо на нем всех.
– Еды вроде в достатке, раз президент ни в чем себе не отказывает. А прогресс все же – прогресс…
– А сам бы ты сходил в пещеру… Или боишься?
Голова от выпитого меда кружилась, а у камина сидела Мелоди, такая красивая, юная и точно также распивающая мед из деревянного кубка.
Глава 7
– Зачем тебе все эти умозаключения? Не лучше ли прожить обычную простую жизнь, в которой ты сможешь выжить? – Мелоди задала вопрос Дезмонду, сидящему вплотную рядом и не верящему своему счастью.
– Мне было бы скучно прожить жизнь собирателя ананасов и бананов на странном острове. Неужели ты полюбила бы обычного собирателя фруктов?
– Кто сказал, что я бы полюбила кого-либо? – искренне удивилась Мелоди с взведенными до потолка бровями.
– А зачем ты тогда сидишь со мной?
– Для того же, для чего и с другими – воскликнула она – Для разнообразия и веселья!
– И это все? Веселье?
– Ну да. Я была слишком близко к пещере, чтобы требовать чего-то большего…
– Ты была в ней?
– О, нет. Я была рядом, в качестве подруги Никто Боба. Я не была в ней. Я помогала ему писать свои тексты, но никогда не понимала их смысла.
– Ты помнишь то, что писала?
– Да… Я помню что-то… «Никогда не будьте праведными» – писал он, как вышел из пещеры, – «Праведность – это польза для тех, кому она выгодна. Будьте безрассудными – безрассудность не выгодна никому, а значит никому вы не станете слугами».
– Что еще он писал?
– «Вера – это лишь имя. Когда это имя девушки – оно прекрасно, как и любая из дев. Когда это название заблуждения, которому следуют – это преступление. Ведь любое учение есть заблуждение, а любое заблуждение есть преступление, ведь оно ложно, а ложь – есть клевета против Господа».
– Никто Боб верил в Бога?
– Нет, он не верил ни во что и ни в кого.
– Тогда почему он говорит про Господа?
– А ты не понял? Клевета против Господа – есть клевета против Ничто. Ложь – равно истина. Истина не отличается от лжи, зависит лишь сторона зрения, с которой ты смотришь. Правая она, или левая, или же центристсткая… Лишь угол зрения решает ложь это или правда… Церковь выбрала для себя правую сторону, поэтому «правый» считается «правильный». Но это лишь их мнение, лишь их личное мнение. Нет правильных и не правильных. Правее всех был Сатана, призывающий людей решать самим что добро, а что зло. Лишь мы можем быть для себя как боги, а больше никто. Остальные боги – лишь манипуляторы, мошенники, сектанты, интернет-психологи, продавцы БАДов и сетевые маркетологи.
– Но всем нам нужен смысл существования. Без него нам было бы не нужно его искать. Если бы его не было, то у нас не было бы в нем потребности. Если бы не было размножения, то у нас не было бы потребности в сексе. У каждой потребности есть своя причина.
– Конечно, есть причина потребности в смысле. Это развитие. Мы развиваемся, делаем медное оружие, потом железное, потом летим в космос – ради развития. Ради поиска смысла нашего существования. Но так мы его не найдем. Ни на какой Альфа-Центавре мы не найдем Смысл. Это слишком далеко. Он есть на нашей Земле, в секретной пещере…
– Мелоди… Ты прекрасна… – расчувствовался Дезмонд, они сидели вдвоем в комнате Клуба аутсаудеров, других людей в комнате не было. Дезмонд взял ее за руку и притянул к себе, на его удивление, она поддалась. Он обнял ее, сжав ее грудь своей правой рукой, сидя слева от нее. Она не сопротивлялась.
– Я нравлюсь тебе? – спросил ее Дезмонд.
– Мне все равно – ответила Мелоди – Мне нравятся все.
– Ты хочешь быть со мной?
– Я не против быть с кем-либо. Все люди прекрасны и уникальны.
Эту ночь в комнате клуба Дезмонд и Мелоди сошлись и пробыли вместе до утра.
– О, Великий Смысл, побуди меня следовать твоему пути и направь меня твоей дорогой и твоими заветами… Великий Смысл, прошу, сделай так, чтобы я выполнила все твои желания и путь мой слился с твоим великим замыслом, хоть тебя и нет. Аминь – Дезмонд услышал утром молитву Мелоди, стоявшую на коленях перед диваном.
– Что за «Великий Смысл»? – с интересом спросил Дезмонд.
– Еее-писка и президент учат тому, что у всего в мире есть смысл, иначе незачем жить. Есть смысл в каждом нашем действии. Если мы с утра до вечера работаем в поле, то это предопределено в пещере и у этого есть смысл. Если с детства нас насилует отчим, то это предопределено и у этого есть смысл. Поэтому и президент имеет право взять любого ребенка и быть у него первым мужчиной, против его воли. Все предопределено и все имеет смысл, иначе это бы не происходило. Еее-писка любит мальчиков, президент девочек, пока им не исполнится тринадцать. Тогда они принадлежат Господу и своему мужу.
– Но я не твой муж.
– Так предопределено Великим Смыслом. Очень часто он ошибается, но это не ошибка. Просто его предсказание верно в иной реальности. А в нашей работает предсказание Великого Смысла из реальности параллельной.
– Так можно легко объяснить вообще все.
– Легко объяснить вообще все в мире, если веришь в это. Доказательства можно высосать хоть из своего пальца.
– Где же мне найти этот «Великий смысл» всего сущего?
– Я могу проводить тебя к той пещере, только я туда не войду, да и тебя туда не пустят. Все, кого я знала, кто пробрался в нее, закололи себя топорами и кинжалами, как только вышли обратно. Или же умерли от голода, перестав работать и есть.
– Так ужасна правда о нашей жизни и о смысле нашего существования?
– Я думаю, что она прекрасна. Раз достойные люди, которых я знала, убили себя. Это значит, что наша жизнь такая туфта, в сравнении с тем, что есть кроме нее, что и жить нашу жизнь нет никакого смысла. Зачем продолжать, если после нее будет что-то много лучше?
– А если наоборот?
– Если наоборот, то они бы не стремились закончить с тем единственным, что у них есть. Иначе, если они жили бы даже с тем, что хуже, что единственное есть у нас, если они скорее бы не закончили с земной жизнью и наша жизнь не имела бы никакого значения и никакой ценности рядом с вечностью бесконечного «ничто» и непрестанных страданий, либо нескончаемой радости, порождаемой окончанием этого вечного «ничто», вечного «страдания», либо вечной посредственности, вечного «среднячка», не дающего живому или мертвому ни счастья, ни боли, то они все равно бы выбрали правильный путь. Никто бы их не осудил. Они бы все равно выбрали путь избегания посредственной и скучной жизни обычного работяги. Они все равно бы выбрали путь скорейшего окончания жизни, пусть и не важно, что последует за этим окончанием. Путешественник, исследователь не ждет описанного образа, он ждет неожиданной и будоражащей сознание картины, способной свернуть ему мозг в такую сторону, о которой он ранее и не подозревал. Думаешь Колумб знал, что его ждет его по ту сторону океана? Он думал, что это Индия, но разве он не был рад найти новый материк? Его путешествие было вероятнее всего поездкой в один конец. Это был его метод суицида, либо же открытия чего-то, ради чего ему бы снова стала интересна жизнь. Лишь одно из двух его ждало, и он выбрал этот путь, дающий либо все, либо ничего. Так же и те, кто отважился попасть в пещеру.
– Почему же ты не хочешь в нее попасть?
– Я не такая смелая, как Колумб.
Глава 8
– Тебе нужно устроиться на банановую плантацию – сказала ему Мелоди, одеваясь и кидая монеты в правительственную чашу, за пользование диваном этой ночью.
– Почему бы просто не платить? Разве кто-то подтвердит, что мы пользовались мебелью этой ночью?
– Никто. Но наказание слишком сурово. Никто не осмелится так рисковать. А плата не так и велика. В этом мудрость президента. Чтобы все следовали закону нужно сделать слишком малую цену за его исполнение и слишком высокую за его преступление.
– Это разумно. Хоть и не справедливо. Но куда мне обратиться за работой?
– Ричард для тебя все устроит – ответила она и вышла из клуба.
Ричард привел Дезмонда на банановую плантацию, где местный фермер объяснил ему как срезать плоды, куда их класть и так далее… Ничего сложного в работе не было, монеты отсыпали за нее каждый день. Рабочий день начинался в 9 утра и заканчивался в 6 вечера, с двухчасовым перерывом на сиесту в самое жаркое время дня. Все было не так уж плохо. В середине дня, уставший от сбора бананов, Дезмонд лежал в тени под деревом, ел шкурку и запивал ее медом. Фермер Вилли подсел к нему под дерево, перекатывая соломинку с одной стороны рта на другую.
– Вилли – обратился к нему Дезмонд – Не подумай плохого, но объясни мне, как новичку. Почему бы нам не съесть пару бананов, раз все равно никто не видит? Зачем жевать эти шкурки? Ведь меда нам дают в избытке, почему бы нормально не поесть?
– Не буду на тебя сердиться, но только потому, что ты новенький – прищурился на него старый фермер – Объясняю популярно. Так у нас заведено. Видишь там вдалеке за холмом еще одна ферма?
– Вижу.
– Вот это то ферма дяди Дика. Коли дядя Дик соберет бананов больше нас, то и монет, и шкурок его работники получат больше. А коли мы соберем меньше, чем все другие фермы, то в конце месяца нас сожрут президент и его стражники. Не убедил? Тогда вот тебе еще пара аргументов. Во-первых, коли тебя поймают за съеданием банана – так тебя тут же сразу и сдадут. А за сдачу получат свой банан, уже совершенно легальный. Во-вторых… все эти работяги с соседних ферм до того мерзкие жуки, что обставить их по добыче – уже дело чести. Разве честь фермы для тебя ничего не значит?
– Чем же они такие мерзкие?
– А тем, что они с другой фермы и конкурируют с нами за монеты.
– А если бы нас распределили на ферму дяди Дика? Что тогда?
– Тогда… – фермер задумался – Тогда мерзкие были бы люди тут.
– В чем же смысл?
– В том, что тут наши, а там не наши. И кто конкурент – тот и мерзкий. Ну ничего… Дело молодое… Поработай у нас с месяц и сам ненавидеть соседа научишься.
– Зачем же такому учиться? Что тут хорошего?
– А вот как получишь мало монет в следующим месяце из-за этих мерзавцев, вот и узнаешь! Да и того достаточно, что так заведено и так положено. Ну, хватит прохлаждаться. За работу пора.
Конец рабочего дня отвечал Дезмонду болью в мышцах во всем теле с непривычки от физического труда. Боль в мышцах никогда его не страшила. Такая боль дает тебе радостное чувство, что ты становишься сильнее. Он сел за столик в клубе, кинул монету в правительственную чашу и налил себе кубок меда. Его грела мысль, что это была пятница и два следующих дня он мог отдохнуть и привести в порядок свое физическое состояние. Комната клуба постепенно наполнялась ее завсегдатаями. Сильвестр и Старый Джон спорили о порядках острова. Сильвестр доказывал, что хоть у них и «фашизм», но все же жизнь довольно вольная, как в коммуне, раз еда и мед тут бесплатные и все помогают друг другу.
– Снял бы ты с глаз свои очки, старый коммуняка – отвечал ему старик – Может тогда и увидел мы мир не таким розовым.
Когда в комнату входила Мелоди, помещение каждый раз будто бы озарялось нежной розовой дымкой, как если бы всем на мгновение надели очки Сильвестра и напустили туман от каннабиса. Или это только Дезмонду так казалось?
– Как твой первый рабочий день? – спросила его Мелоди заинтересованно.
– Не так и плохо, но все тело болит – честно ответил Дезмонд и сразу же пожалел, что не соврал про свою физическую форму.
– Это ничего, так всегда поначалу. Быстро привыкаешь.
– А ты тоже работаешь в поле?
– Нет – засмеялась Мелоди – Я слишком слаба для такой работы. Я занимаюсь делами в правительственном секретариате.
Дезмонд несказанно удивился.
– Какие могут быть дела в секретариате на острове, где нет даже бумаги?
– Бумаги нет – улыбнулась Мелоди – Но есть дощечки, на которых мы выжигаем постановления и пишем нашу историю для потомков. Выжигать на дереве занимает очень много времени, но время – это то, чего больше всего в избытке на острове. Если у тебя полно нефти, ты вряд ли будешь развивать какие-либо виды экологичных возобновляемых источников энергии. Если у тебя полно времени, то ты не станешь оптимизировать процессы, чтобы это время сэкономить. Поэтому у нас есть ножи и деревяшки, но нет комбайнов и бумаги. Это было бы сложнее производить, раз людей и времени у нас в достатке. В этом не было бы смысла, а смысл – это наша религия. Смысл и отсутствие реальности. То, как мы живем – разумнее и практичнее, ведь мы так живем уже многие столетия.
– Ты и сама в это веришь?
– Я думала, ты меня понимаешь. Я не верю ни во что, кроме Никто Боба, а значит ни во что вообще. Ведь он просит никогда и ни за что не верить его словам. Я верю… вернее, считаю, что наша жизнь реальна, вопреки тому, что говорят в правительстве. И не верю, что у всего есть смысл. Я не верю в рациональность и продуктивность, как не верю и в обратное им.
– Такое неверие – тоже вера. Ты все же веришь в реальность и отсутствие смысла. Человек не может не верить, он все равно всегда придерживается какого-то мнения, это и есть вера.
– Вера – это убеждение в чем-то, что не имеет доказательств, лишь веру в это. А доказательств не имеет вообще ничего, ибо все в мире бессмысленно, так как все наши мнения и убеждения есть одна сплошная бездоказательная вера, абсолютно субъективная, существующая лишь в нашей голове, как обратное и противное ей существует в головах других и является для них столь же подлинным и реальным, как наша реальность и убеждения являются реальными и подлинными для нас. А значит, никой веры нет, как и никакой истины. Все вокруг нас реально, но ничто не истинно и не ложно. Реальна каждая ниточка нашей судьбы, каждый нервный импульс в голове каждого гения и глупца. Ведь гений и глупец отличаются друг от друга только тем, что одного ты считаешь гением, а другого глупцом. А твой сосед посчитает наоборот. Кто скажет кто из вас прав? Тот, кто скажет, будет лишь субъектом на стороне первого или второго, не более того. Если реальна каждая крупица вокруг нас, каждый атом, то и каждое мнение, каждая истина и каждая ложь – все они существуют в реальности. А значит и веры нет, как и нет доказательств чего-либо. Есть лишь мнения, каждые из которых верны, ибо существуют в реальности. Значит нет заблуждений. Значит нет бездоказательной веры, то есть веры как таковой. Каждое заблуждение – реальный нейронный импульс, он существует, а значит истинен. Так учит Никто Боб. Но не верь этому, ибо веры нет. Никто Боб учит, что все, что он говорит – полная чушь.
– Почему его так зовут, «Никто Боб»?
– Он сам себя так назвал. Изначально его звали по имени – Уилдос Шелби. Но он посчитал, что такое личное название лишает его учение обезличенности. Он не хотел, чтобы его делали главой церкви или святым. Он выбрал себе свое имя сам. «Никто» – означает то, что он никто, не учитель, не пророк. Он просто ноль во вселенском пространстве, хоть ноль и есть точка отсчета для всех цифр, чисел и формул. Пусть он и центр Вселенной, как ноль, но он все равно никто, ибо центр Вселенной – это ее смысл, а значит его нет. Вселенная не имеет центра, кажется, ваши физики уже начинают это понимать. «Боб» – самое простое, даже простецкое имя, которое он мог придумать, чтобы показать, что он не выше низшего из нас. Люди любят все обожествлять и придавать всему значение. Никто Боб пытался избежать этой участи, но до конца так и не вышло.
– Необычно для основателя религии.
– Ты так говоришь, потому что привык к Христу и лидерам сект. Да, по сути, христианство и было сектой иудаизма. Тот, кто призывает звать себя Учитель и следовать за ним, ибо он сын Бога – тот человек, желающий славы и признания. Тот, кто жаждет истины не будет ковать себе славы, так как человек никогда не бывает пророком или богом. Тот, кто ищет эту истину, кто правда ее жаждет, тот понимает как он мелок, тот скромен и лишь робко пытается донести до других то, что он понял, сомневаясь в истинности своих слов. Не сомневается в своих словах лишь фанатик или мошенник. Мудрец всегда понимает как он глуп и ни к чему не способен.
– «Чем больше я знаю – тем больше понимаю, что ничего не знаю», как говорил Сократ.
– О, Сократ. Это тот, с кого плагиатил Христос?
– Не только он.
– Не знаю других, кто строил из себя блаженного йога, заведя кучу учеников, не написав ни одной книги сам и пошел на смерть, когда его могли освободить и избавить от этой участи.
– Кто-то явно был.
– Видимо, не столь успешный, чтобы мы про него знали.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?