Текст книги "Давящая атмосфера сарая"

Глава 5

В мире есть люди любящие жить ярко. Им не подходит мрачная атмосфера сарая. Они открыты к другим, они любят быть в толпе, среди таких же, как они – людей без скрытности, без личности, без мыслей. Особенно без скрытых мыслей своей личности. Они открыты ко всему, они проводят ночи в барах и клубах, где все друг к другу искренне дружелюбны и не только потому, что пьяны, но и потому что идентичны. Идентичны в своей посредственности стандартного человека. Им нравится одно, они мыслят одинаково. Главное любить всех и быть открытыми ко всему, ничто не должно быть противно твоему естеству, ведь это бы означало, что оно слишком уникально, слишком отделено от массового. Открытые довольные улыбающиеся рты в каком-то модном баре, где подают дорогие коктейли, а модные в этом году блюда будут подавать лишь послезавтра, если Меркурий войдет в Венеру, ибо главное инклюзивность, а не регулярная работа кухни и хорошее обслуживание. Все друг к другу любезны, как если бы они были друзьями уже много лет, всем друг на друга плевать, ведь они не знают соседа по столику, пьющего модный коктейль, закусывающего орешками, за неимением еды в этот конкретный день (как и в любой другой, ведь повар может словить «гештальт» и быть «не в ресурсе»). Такая рвота пущенная в радостную физиономию из другого лица, улыбающегося всеми красками переваренной пищи и глазами, полными всепоглощающего своим участием сочувствия, с открытым ртом, всегда открытым от удивления всему, но в данный момент ради извержения переваренной пищи, в качестве рвоты, на своего соседа по столику стилизованному под деревянный срез, будто он сидит на пеньке и ждет тако, который ему принесет лесной медведь (ведь они известные повара мексиканской кухни), будет с радостью принята в другой всегда открытый рот вечно удивленного посетителя, как манна небесная, как лучезарная духовная связь меж одной массовой посредственностью рода человеческого и другой, охотно принимающей дары такой же модной инклюзивной современной особи. Открыты у них не только рты. Но непременно еще и глаза. Рты и глаза (скажем, еще и носы, но это излишне интимно, в силу наличия козявок и различия форм и размеров оных в зависимости от расы и национальности) всегда открыты у данных представителей нашего бесславного рода. Все эти беспардонные органы всегда открыты и доступны взору каждого, если вы, конечно же, не носите никаб. Но даже в таком случае, все эти ваши, простите, отверстия, доступны для заражения миллионам микробов. И чем шире открыты ваши рты и глаза от удивления происходящего вокруг – будь то представление уличных артистов или интересная точка зрения, высказанная вам стыдливо в тайне тем, кто не вписывается в ваше миропонимание, – тем более они уязвимы для заражения микроорганизмами. Но есть и хорошая новость. У тех особей, у кого глаза и рты так широко раскрыты, совершенно отсутствует опасность заражения мыслями. Нет, они, конечно, легко влетают во все ваши органы чувств, и вы их все легко принимаете, какими бы глупыми они ни были. Но именно из-за широты открытия этих органов они вылетают оттуда так же быстро, как и влетели, не оставив там ни единого следа.

Другое дело сарай! Да, вы сейчас улыбнулись, как минимум в душе. Улыбаться ртом – дело излишне экспрессивных натур. Те, кто по середине, улыбаются глазами – тоже прекрасное зрелище. Когда улыбаешься глазами – они сужаются и в них прилетает меньше микробов. Но это дело неврастеника. Вернемся к главному. Другое дело сарай! Тут ты можешь приготовить что угодно и не придется раскрывать ни глаз, ни рта. Полная безопасность! А еще полная свобода. Не нужно строить из себя любезного гражданина, не нужно делать вид, что собеседник тебе приятен, за неимением оного. Можешь пригласить соседа на пир, но его мнение тебе точно не понравится спустя пару десяток рюмок. Можешь вонзить в его голову топор, но это импульсивное необдуманное действие. Для такого ты можешь иметь много знаний (или не иметь их), но ни ум, ни мудрость тебе явно неведомы. А если все же ведомы, то вы поссоритесь и он уйдет восвояси. Нулевое присутствие открытых ртов и глаз. Голая честность. Еще честнее было бы не звать вообще никого. Съесть мясо, выпить вина и лечь спать. А может пойти на речку, окунуться в холодную воду и заснуть на берегу. Так я и делаю. Как древние предки, напившиеся пива и меда, убившие какую-то условную косулю и завалившиеся спать на месте преступления. Но нам не избежать открытых глаз. Любой, кто будет сидеть с вами будет обладать ими, пытаясь понять то, что вы говорите, переварить это и безуспешно пытаясь это впитать. Лучше уж быть одному, чем без устали чувствовать на себе эти широкие открытые глаза, желающие вас понять, но не способные даже увидеть то, что вы им показываете. Гораздо проще не быть преподавателем вовсе, чем быть тем преподавателем, что не способен ничего донести и чувствует непреодолимую мучительную скуку от непонимания его мыслей и терзающее его одиночество, находясь в толпе тех, кто не может разделить его мысли. Недавно мне снился сон. Я видел сарай, как картину сюрреалиста. В мрачных темных красках, мазках. Вокруг сарая были глаза. Множество широко открытых глаз с длинными наращенными ресницами. Десятки глаз вокруг сарая и в центре черный одинокий сарай. Только там не было глаз, в центре картины. Вот бы уметь рисовать…

Глава 6

Что же еще такое сарай? Безутешная тоска, бесконечный сплин, живая природа в ее чистом первозданном виде. Сарай дарит тебе время на размышления (ведь ничего, кроме времени, у тебя здесь нет) и мысли, рожденные тоской и сплином. Тоска и сплин весьма полезны, ибо дают размышления. Им нужно время и время течет в их компании крайне медленно. Когда ты весел – время течет быстро, у тебя не хватает на мысли ни его, ни свободных мыслительных процессов в голове, ты все время чем-то занят! Когда тебе скучно и ты ничем не занят, когда ты грустишь – у тебя есть все. Просто используй это в своих целях. Что есть каждое великое произведение, великое творение человеческого ума? Скука, боль, одинокое пьянство, табак и спокойное вялотекущее время. Известно, что время способно ускоряться и замедляться. И не только в нашем восприятии. Если мы улетим на далекую звезду и вернемся, то можем вернуться на нашу планету, где прошли уже миллионы лет. Тут время будет идти по-другому. Почему же нам кажется, что мы лишь воспринимаем время по-иному? Может ли быть, что оно правда может замедляться и наше личное время входит в диссонанс со временем нашей круглой планеты? А когда мы веселимся, то оно ускоряется и мы быстрее стареем? Почему долгожители чаще всего живут в горах? Потому что они чуть дальше от земной гравитации или же, потому что они живут тихую, спокойную, размеренную жизнь? Может время для них течет не так, как для нас? А любители увеселительных ночных заведений не потому ли так старо выглядят, что время для них идет быстрее? Или же это от недосыпа и алкоголя?

Чем же сарай – «живая природа в ее чистом первозданном виде»? Здесь настоящий лес. Плесень – это заросли травы и кустарника для мелких организмов, над нею высятся огромные для них грибы, со своими стволами и кронами (мы называем их «шляпки»). Пауки защищают мой сарай от насекомых, насекомые тоже пожирают друг друга, крысы едят пауков. Это натуральные джунгли, в которых я живу, будучи великаном. Здесь ты видишь жизнь, как она есть. Единственный смысл существования любого живого существа – либо сожрать другое живое существо, либо быть съеденным самому. Либо убей, либо убьют тебя – вот единственная мораль, которую нам подарил Создатель. В этом участвуют даже живые существа, не обладающие мозгом и нервной системой, то есть растения. Чаще всего их едят, но они отчаянно защищаются. Они отрастили шипы, ядовитые плоды, острые семена – все, чтобы навредить или убить хищника, желающего полакомиться их сочной зеленой плотью. Мы зовем их «травоядные», но для растений это настоящие хищники, в отличии от мирных и дружелюбных плотоядных, которые их не трогают. Здесь работает тот же принцип относительности всего, как с экстремистами и тоталитарными режимами, которые добры к тебе, если ты не вписываешься в их рацион. Выбери того, кто тебя не съест, и он для тебя будет добр. Разница лишь в том по какую сторону пищевой цепочки ты оказался, на каком ты месте в мире, где существуют только хищники и никто больше. Растения тоже хищники. Есть растения, которые ловят мух и съедают их. Но даже самые безобидные растения делают все, чтобы травоядный хищник не съел их, а если им так повезет, что им удастся его убить, то он послужит отличным удобрением для их почвы. Каждое растение получает пользу от чьей-то смерти. Труп превращается в землю и на трупе всегда вырастают растения, им питающиеся. Есть растения убивающие другие растения, обвиваясь плотно вокруг них и душа их своими побегами. Есть растения, которые поселяют споры в насекомых и даже грызунов, чтобы прорасти в их телах, убивая своих носителей. Если какое-то растение не может убить, то лишь потому, что это растение-неудачник. Не потому, что оно не хочет. В любом случае, оно получит выгоду от чужой смерти, если она произойдет рядом с ним (ведь растения так и не научились передвигаться). Но они научились плодиться, передвигаясь размножением, рождая таких же, как они, своими спорами, семенами. Грибница пуще того, может разрастаться сама, делая вид, что это отдельные грибы, но это один огромный подземный организм. Но и про отдельные растения мы говорим, как про колонию! Любая трава или кусты, любой сорняк или культура (интересно, что колония полезных нам растений называется культурой, как некий расизм по отношению к растениям – кто культура, кто сорняк – определяем мы с вами, так же, как и кто цивилизованный мир, а кто «третий», то есть некультурный) есть колония генетически идентичных растений, растущих на более или менее большой площади. То есть даже не родственников, а клонов. Это все одно растение, помноженное на многие идентичные, образующие целую колонию. Здесь мы приходим с вами к аналогии с людьми. Все, что делает человечество – делает всегда один маленький человек, на крупицу. Но это делает каждый из нас, помноженный на миллионы. А всё вместе получается общим великим злом. Не будем превозносить себя и льстить себе. Мы не культура, мы сорняки, мы паразиты, которыми заразилась наша планета. Но мы делаем все для себя, все для нашего с вами выживания. Это не плохо и не хорошо. Это так, как есть. Вши тоже не думают о голове своего носителя, им нужно лишь питаться и размножаться. Давайте представим альтруистичных гуманных вшей, которые не захотят причинять вред голове, на которой они поселились. Что будет с ними? Они вымрут. Кому будет от этого хорошо? Уж точно не им. Почему они должны думать о других больше, чем о себе? Ради философии? Ради морали? Философия и мораль, с которой погибают ее носители эволюционно бесперспективна и не сможет удержаться в веках, как не могут удержаться те, кто эволюционируют не в ту сторону и, следовательно, не приспосабливаются и не выживают. Кто приспосабливается и выживает? Лишь только эгоист. Максимально аморальный эгоист, и именно такой получает наибольший успех в нашем обществе, ведь эволюция бывают не только биологическая, но и социальная, культурная, ею пропитан весь наш мир. Если хочешь стать альфа – будь эгоистом, будь аморальным. Если не хочешь им быть – тебе путь в омега. Ты можешь также стать сигма, если решишь стать отшельником, отщепенцем, добровольно выброшенным из общества и социальной иерархии. Но для того, чтобы получить максимум и дать лучшее потомство тебе придется стать алчным и беспринципным альфа. Это то, что ждет от тебя эволюция. Сигма – это то, что ждет от тебя сарай.

В чем разница быть аморальным и быть имморалистом? Разница в том альфа ты или сигма. Чтобы быть альфой нужно принимать все правила, требования и установки общества беспрекословно. Но тайно их нарушать. Ты должен почтительно относиться к пожилым, разворовывая пенсионный фонд. Должен лить слезы на военных парадах, сокрушаясь в своих высоких чувствах от жертв ветеранов прошлых войн, поддерживая начало войн новых и не выделяя средства на ремонт жилья ветеранов войн старых. Должен преисполняться патриотизма на государственных праздниках, оплачивая многомиллионные выступления таких же патриотичных альфа из регионального бюджета, не выплачивая помощь пострадавшим от стихийных бедствий. Если ты не обладаешь еще такой властью, то повесь на свою машину флаг и кричи громче всех. Ты патриот! Отметь праздник как следует, а мусор после твоего праздничного пикника в лесу уберут другие, либо не уберет никто. Бросай окурки на тротуар, засоряй природу, главное показать всем, что ты поддерживаешь общий настрой и идеологию. Не смей сомневаться в правилах и устоях! Ходи регулярно в церковь (или лишь по главным праздникам, когда тебя могут заметить), но воруй, убивай и прелюбодействуй (так, чтобы про это не узнали). И только в ту церковь, что одобряет большинство! Что может быть тебе полезной. Если в твоей стране государственный атеизм, то не ходи в церковь никогда! Ходи на собрания партии и то, что там в вашей стране чтится за святое. Поддерживай святость моногамного брака, тайно посещая бордели, а если переедешь в мусульманскую страну, то святость многоженства. Всегда помогай сиротам, покупая себе новый коттедж на деньги, выделенные на строительство детской больницы. Будь аморальным. И ты преуспеешь.

Что же значит быть сигма, быть имморалистом? Альфа и сигма не так уж непохожи, но крайне далеки друг от друга. Быть имморалистом значит отрицать любые правила и требования общества, если они тебе не нравятся. Ты не принимаешь априори какие-либо установки, ты решаешь для себя сам – нравится тебе это или нет. Мнение людей вокруг тебя не волнует. Так далеко не уедешь. В лучшем случае, ты чудак, в худшем – экстремист. Если тебе не по нутру государственный праздник или война – ты не будешь иметь к этому никакого отношения. Если тебе дела нет до пожилых – ты и пальцем не повернешь ради их счастья. Если тебе не нравятся дети – ты их не заведешь и не станешь улыбаться наглому ребенку, пачкающему твои ботинки своими ногами в автобусе. Но если ты достаточно умен, чтобы стать имморалистом, а не просто аморальным, то ты не разворуешь пенсионный фонд, детскую больницу и не замусоришь лес. Ты будешь делать то, что считаешь правильным. Все будут тебя ненавидеть и обожать аморального альфу. Но тебе будет все равно. Если никого не трогаешь, то и они не способны тронуть тебя. От имморалистов нет вреда и нет пользы. От аморальных альфа, напротив, очень много пользы и очень много вреда. Разница лишь в лицемерии и алчности, коих в избытке у аморальных альфа и в недостатке у имморальных сигма. Быть отшельником значит выйти из структуры социума. Ты не можешь принести пользы или вреда, ты на другой планете, в другой реальности. Ко мне приползла гусеница. Вот истинный облик аморального альфа, она всегда преуспеет. Да, нам она противна, мы с нею боремся, но мы оказываемся слабее. Они коллективное социалистическое животное. Их вид всегда победит. Мы легко можем убить одну, но мы не победим их колонию. Они пожирают все растения в городе, сыплются сотнями нам на головы, вызывая омерзение, а тем не менее они всего лишь живут. Они едят, они размножаются, они превращаются в ночных бабочек, не менее нам противных. Но они делают все, чтобы их род выжил. Можем ли мы их осуждать, пробуривая землю для добычи горных пород, выкачивая все тела сгнивших динозавров (в виде нефти) ради топлива, вырубая леса ради промышленности? Чем мы отличаемся от растений, высасывающих полезные вещества из почвы, лишая ее плодородности? Чем мы отличаемся от гусениц, уничтожая леса ради собственной выгоды? А ведь нам это не жизненно необходимо, в отличии от растений и гусениц. Мы могли бы выжить без этого. Просто нам это удобно, это не дает нам жизнь, а лишь улучшает ее. Значит мы намного хуже, чем они. Нам ли судить?

Глава 7

Есть ли смысл заряжать смартфон, когда ты живешь в сарае? Тут есть электричество, целая одна розетка. У меня есть старый телефон, работающий через раз и пускающий предательские волны по экрану, когда я снимаю видео. Для кого я снимаю, что и зачем? Я и сам не знаю. Эта привычка осталась у меня с прошлой жизни. Снимаю на память. Нужна ли мне будет эта память? Думаю, что каждая память нужна, как и каждый твой отрезок жизни, дающий тебе неоценимый опыт и формирующий твою будущую непрестанно изменчивую личность. Прошлое нас формирует. Сильными или слабыми – зависит от прошлого и от вашей личности. Можно родиться (или вырасти) истериком и тогда любые сложности будут делать вас слабее и слабее с каждым годом. Вы вырастите меланхоликом и будете всю жизнь держаться за юбку вашей (дайте угадаю) строгой и сильной своею личностью мамаши. Она может быть очень мила и мягка на вид, но внутри имеет титановый стержень, который не сломить никакому ребенку или взрослому – остается лишь подстраиваться под ее натуру и ее правила. Вы будете судорожно стараться ей угодить и быть хорошим сыном, а потом ваша жена будет стараться угодить вам (ведь всем нам нужно в конце концов на ком-то отыграться), не имея возможности угодить вам во всех ваших требованиях, скрытых в ваших чувствах, но не показываемых вами явно, желающих иметь телепата и экстрасенса рядом, улавливающего ваши мельчайшие мозговые волны. Меланхолик крайне лабилен. Его чувства тонки и его желания переменчивы и подвижны. Нужно быть талантливым эмоциональным нейрохирургом, чтобы правильно угадывать их направления и изменчивые движения. Если вы такой – я поздравляю, вы прекрасный эмпат и несчастный человек. Вы посвятите свою жизнь тому, кто вас не достоин и проведете ее, посвящая нестабильному эгоисту, которому плевать на все ваши достижения в области эмпатии. Хорошо, если это будет Шопен. Плохо, если это будет бесталанный алкоголик. Ведь немногие меланхолики становятся шопенами и многие алкоголиками. Ради искусства можно пережить многое, если оно будет жить в веках. Но как узнать будет ли? Если оно вас завораживает, то вы уже решили это для себя, не отступайте от своей веры. Это того стоит. Страдания часто приносят удовольствие. Не будем говорить про маркиза Де Сада, мы имеем ввиду не физические страдания. Любовь тем более сильна и тем сильнее рождает незабываемые жгучие чувства, чем больше она наполнена страданием. Если меланхолик не рождает в вас чего-то подобного, то вы зря теряете время. «Созависимые отношения» – назвали это психологи, включив в них любые отношения, где двум партнерам не плевать друг на друга. Ежели вы сам истерик, то желаю вам спокойной и беззаботной жизни рядом с вашей сильной и обеспеченной мамашей. Не портите жизнь другим. Ваша мать была права. По крайней мере, для вас. Никто так не полюбит вас, как она. Никто вас не достоин, никто вас не поймет. По крайней мере, для вас самих, как ни прискорбно. Трудности жизни вас сломят – это верный путь к зависимостям и депрессии. Если вы выросли не меланхоликом, а наоборот, то скорее всего всем было на вас начихать. Вы более счастливы. Трудности вас закаляют. Но тут есть опасность. Иногда слишком сильная и бездумная закалка металла приводит к тому, что он плавится и стекает раскаленными струями на самое дно, превращаясь в бесполезную несуразную массу. Не даром лучше всего развиваются те народы, кто не живут в экстремально сложных условиях Арктики, как эскимосы, где все силы уходят на выживание. И не в экстремально легких условиях Африки, где еда растет на каждом дереве, где не нужно стараться что-то придумать, чтобы жить. Лучше всего развиваются народы, которые живут там, что есть лето и есть зима. Где можно выживать, придумывая способы для этого, но есть и возможности делать что-либо и думать о чем-либо, кроме самого необходимого чтобы не умереть. Говорят, что и наша планета такова вся. Как онтогенез порождает филогенез, как народы посередине уровня сложности жизни рождают цивилизацию, так и наша планета не слишком тяжела и не слишком легка для выживания. Будь у нас вечная мерзлота или распаленный жар от соседней звезды – никто бы не выжил, кроме разве что самых примитивных видов. Будь у нас идеальный климат, полный достаток ресурсов и во всем благодать – никто бы не развился, никому это было бы не надо. Все просто бы жили, ели и плодились в этом раю, не эволюционируя в более сложные формы жизни, более успешные в гонке выживания и поглощения одними других. Вернемся к закаляющим вас трудностям. Они должны быть достаточно трудны, но не чрезмерны. Чрезмерные трудности вас сломят, расплавят. А для меланхоликов (единственный слабый тип темперамента, согласно всевеликой психологии, уверенной в своем мнении) любые трудности являются чрезмерными, они их ломают и плавят. Давайте же не будем вторгаться в их мир, пусть они будут в нем боги сами для себя.

Кем же вырос я? Слабым или сильным? Кто я, живущий в сарае? Страдающий от этого, но не желающий променять сарай на альфа или бета личность, променять свободу на одобрение? Возможно, я сигма, не вписывающийся ни в какие рамки? Но это слишком самовлюбленно. В наше время каждый мнит себя сигмой, даже если он альфа. Это мода. Это приходящее. Льстить себе – последнее дело и величайший самообман, как и самый модный и популярный ныне. Любить себя больше всего на свете – самый главный совет современности. Но все ли мы достойны этого? Это уже не имеет значения, каждый мнит себя достойнейшим. Кто нет – тот неудачник с заниженной самооценкой. Не полюбишь себя сам – тебя не полюбит никто. Это правда работает, а значит имеет смысл. Если хочешь любви других – покажи им так, как сможешь, как сильно ты любишь себя самого. Другие сформируют оценку тебя на основании твоей собственной оценки. Не правда ли просто? Поэтому в нашем мире, лишенном христианской или аскетической скромности, самые наглые имеют больше всего. По правде, христианство пошло от Христа, а он тоже был наглым, ставя себя выше других, так что такая эволюция обоснована в нашем мире. Просто самые умные ставят себя наравне с Христом, а самые глупые с его учениками. Но и Зенон ведь создал целую школу стоиков, когда потерял весь свой груз и обнищал в кораблекрушении. Человек, не ищущий славы и власти, не основывает школу и учение. Это больше похоже на желающего разбогатеть основателя секты. Быть альфой – дело гораздо сложнее, но скромнее. Ты не заявляешь о своей уникальности, ты такой же как все. Но ты высасываешь из всех их соки, умножая свое богатство и вес в обществе. Давайте им аплодировать, а не стыдить. Они паразиты и лицемеры, но они вверху пищевой цепи. Пусть и бесчестно. Не как львы и тигры, а как гиены и крысы. Просто в нашем развитом обществе такая пищевая цепь, отдельная от внешней.