Текст книги "Орочьи сказки. Том 1"

Книга Нерэ

Случилось это во время Великой войны. В маленьком городке на самой эльфийской границе жила-была красавица орчи и звали ее Нерэ. Вместе с мужем своим Хонрадомодом, городским воеводой, жила она в большом доме из белого камня, окруженным садом, в котором росли редкие лекарственные травы и ягоды. Все в городе любили Нерэ за ее доброту и открытость, каждого она была готова выслушать и никому никогда не отказывала в помощи. Даже местные шаманы, обычно гордые и самодовольные, нет-нет, да заглядывали в дом воеводы, чтобы попросить у Нерэ разрешения собрать в ее саду травы и ягоды для своих отваров и полезных настоек.

И вот однажды, жаркой июньской ночью, приснился Нерэ очень странный сон. Идет она во сне среди звезд по черной дороге, которой конца и края не видно, и тут мягкий заботливый голос спрашивает ее:

– Куда идешь, Нерэ?

Испугалась орчи, начала по сторонам оглядываться. А голос и говорит:

– Не бойся, орчи. Это всего лишь сон.

– Кто ты? – спросила Нерэ. – И почему ты мне снишься?

– Я тебе снюсь? – удивился голос. – А мне казалось, что это я сплю и снишься мне ты. У меня много имен. Гномы, эльфы, люди и орки называют меня по-разному, а уж на других планетах имен для меня еще больше, но ни одно из этих имен мне не нравится. Поэтому я зову себя Неназванный.

Поглядела Нерэ по сторонам, но среди звезд не было видно того, кто называл себя Неназванным.

– Почему ты прячешься? – спросила Нерэ. – Покажись.

– Я не буду показываться ни тебе, ни другим. Невежливо, конечно, но я не вижу в этом необходимости. Если бы рядом с тобой стояли еще десять орков, то каждый из вас увидел бы меня по-своему, и никто – каким я являюсь для самого себя. Но я доволен тем, что ты не боишься просить меня показаться. И я очень рад, что наконец-то мне кто-то приснился. С тех пор, как я создал планеты и звезды, никто из живых меня не навещал.

– Ты создал планеты и звезды? – удивлению Нерэ не было предела.

– Именно так. Я создал почти все из того, что ты видишь вокруг себя каждый день. И даже богов, которым все по-разному молятся, создал тоже я, они мои дети, а вы все – мои внуки. Не важно, как вы сами себя зовете. И орка, и эльфа я принимаю одинаково, когда они мертвыми покидают свой мир и возвращаются ко мне. Однажды все вернется ко мне, все вернется к самому началу, и когда все соберутся вместе, мы отправимся домой.

– Домой? – спросила орчи. – А что это за «дом»?

– Средоточие, – мечтательно ответил голос, – матерь матерей, колыбель жизни, откуда приходит все и куда все возвращается, чтобы жить вечно.

Проснулась тут Нерэ, странные чувства ее обуревали. Рассказала она мужу своему Хонрадомоду обо всем, что ночью увидела и узнала.

– Возможно это просто очень странный сон, – сказал ей воевода, – а, возможно и нет. Дождемся следующей ночи, ты поспишь, и посмотрим, что будет дальше.

Весь день ходила Нерэ сама не своя, все думала над словами Неназванного. А следующей ночью приснилось ей, будто стоит она посреди непроглядной черноты. Глядела Нерэ в черноту эту, густую и бесконечную, и чувствовала, как из черноты смотрит на нее что-то, что видеть не может и видеть не должно, но все равно знает о ее здесь присутствии.

– Что это? – испуганно спросила Нерэ.

– То, что было здесь до меня, – ответил ей Неназванный. – Тьма и Зверь, имя которому Великий Дракон. Он был здесь всегда, слепой, потому что в такой тьме не нужно ему зрение, питающийся всей этой чернотой, как ты молоком А вот появляюсь я, – добавил он не без гордости.

Нерэ ожидала увидеть могучего рыцаря или почтенного старца. Именно такими шаманы рисуют орочьих богов. Но вместо этого она увидела маленькую светящуюся точку, едва заметную во тьме.

– Это я и все, что было во мне, пришедшее сюда вместе со мной. Мы сражались с Великим Драконом, которому принадлежал мир и который боялся всего, что было в мне, боялся жизни и света. Тогда отступил он, и заключили мы договор. Я получил право наполнить этот мир жизнью, но взамен я должен был создать нечто, что позволит Великому Дракону однажды снова сесть на трон из пустоты и мрака. Я должен был создать то, чего до меня еще никто здесь не видел и не знал.

– И что же ты создал?

– Время, – ответил Неназванный. – Из-за которого все мои дети однажды вернутся ко мне, и мы уйдем обратно, откуда пришли, оставив этот мир Великому Дракону. Смотри, вот рождается наш мир.

И тогда увидела Нерэ, как маленькая точка вспыхнула ослепительным светом, озарив на мгновение страшное тело чудовища, чья чешуя была подобна сбитым воедино щитам, а голова с пустыми впадинами глазниц все время меняла форму, принимая страшные и немыслимые очертания, то распадаясь на части, то собираясь в единую массу, и Нерэ не могла подобрать слов, чтобы описать ее. И тут из пустых глазниц Великого Дракона полились голубые слезы, и услышала орчи звон, будто бы колокола, горделивый и надменный, что заполнил все вокруг. Меж крепких щитов чешуи Зверя засияли алые раны, а кровь, сочившаяся из этих ран, подхватывалась ветром, чернела, высыхала, обращалась в прах и растворялась среди только что рожденных звезд.

Спросила Нерэ:

– Что происходит? Что это?

– Это Время, – отвечал ей Неназванный. – Время забирает все смертное, что было в Великом Драконе, оставляя ему одно лишь бессмертие.

Обратил тут Зверь голову в сторону орчи, протянул одну из своих лап и дотронулся когтями до плеча Нерэ. Страх и боль пронзили юное тело, будто тысячу тупых игл с силой вдавили в ее руку сквозь кожу и мясо до самых костей. Закричала Нерэ и проснулась. Села она на кровати, мокрая от пота, огляделась вокруг. Было утро, и мужа ее Хонрадомода уже не было рядом. Обрадовалась Нерэ тому, что не слышал муж ее крика, и что все это оказалось лишь сном. Но взглянула тут на руку свою, и увидела, что там, где коснулся ее Великий Дракон, кожа почернела и кровоточили порезы от его когтей, хотя и без боли. Испугалась орчи не на жизнь, а на смерть, и лишь на четвертый день отважилась она рассказать обо всем мужу.

– Возьми тетрадь и запиши туда все, что видела, и все, что еще увидишь, – посоветовал ей Хонрадамод.

Так и сделала Нерэ.

На следующую ночь во сне к ней снова явился Неназванный. Он явился эхом посреди зала, с колоннами, подпирающими небосвод, сияющий неизвестным цветом. А в центре того зала стояло существо сторукое, будто из серебряных нитей сотканное, а огненные кудри его волос походили на пожар, бушующий среди звезд. Зеленые глаза сияли, как драгоценные камни, и в каждой руке сжимало оно огромные кисти, которыми разрисовывало небосвод, и неизвестный цвет исчезал, уступая место обычному и привычному синему, а потом черному, серебряному и золотому.

– Это Дивиш, – сказал Неназванный, – старший из моих детей, кто первым осознал себя. И не ищи в этом имени смысла, потому что мне просто понравилось, как оно звучит. А сам он, наверняка, называл себя как-то иначе, а как его называют орки мне совершенно неинтересно.

– Он очень красивый, – сказала Нерэ. – Неужели и он однажды умрет, вернувшись к тебе?

– Он уже вернулся ко мне, маленькая орчи. Тысячи тысяч лет прожил он, и то, что ты видишь, не более чем мое о нем воспоминание.

Спросила тогда Нерэ:

– А как стоит жить, чтобы после смерти вернуться к тебе? Есть ли какие-то правила?

Не понял Неназванный ее вопроса.

– Правила? – переспросил он. – Разве я создал мир для своих детей, чтобы они следовали каким-то правилам? Правила устанавливают смертные, чтобы жизнь казалась им понятней и в ней появился бы хоть какой-то смысл. Для меня же смысл понятен: однажды мы снова станем одним целым, и мне не важно, кто и как жил. Детей своих любят не за то, как они себя ведут, а потому что они – дети. И дети не обязаны любить своих родителей, поэтому мне все равно, кто и что говорит обо мне.

Поднял он Нерэ высоко-высоко, указал на бесчисленные скопления звезд и планет, над которыми они парили и спросил:

– Неужели ты думаешь, что того, кто создал все это, волнует, как проживает свою жизнь маленький орк? Я для того и создал жизнь, чтобы ее проживали, и созданная, она проживает себя вне зависимости от меня, сама себя организовывает, и сама же решает, как провести отведенный ей срок.

Спустились они обратно, и увидела Нерэ, что рядом со сторуким Дивишем появились другие существа, огромные и прекрасные, похожие друг на друга, но все же очень разные.

– Это тоже мои дети, – сказал Неназванный. – Кто-то из них однажды создаст орков и орчи, кто-то подарит жизнь людям, кто-то взрастит гномов, а кто-то будет создавать жизнь, которая ни на что привычное тебе не похожа и находится далеко-далеко от тебя.

Дивиш с братьями и сестрами смотрели на Нерэ с интересом и удивлением, потому что, привыкшие иметь дело со звездами и планетами, никогда не видели столь маленького смертного существа. Протянул Дивиш одну из своих рук, взял орчи бережно, поднял ее высоко, да к глазам поднес. Долго смотрел, а потом с грустью сказал:

– Недолог век ее, и не станет она никогда матерью для своих детей, но будет матерью для тысяч других, когда присоединится к Отцу и займет полагающееся ей место.

Подлетел тогда к Дивишу сгусток света, посмотрел на Нерэ и прошептал:

– Грустные вещи ты говоришь, брат мой. Но вижу я, что сотворят по образу и подобию ее целый народ, и через тысячи тысяч лет она снова родится и снова придет к нам, хотя настоящие мы будем уже с Отцом.

Услышала Нерэ голос Неназванного:

– Расскажи остальным собратьям, маленькая Нерэ, расскажи то, что узнала, я бы мог сказать сам, но они все равно не поймут моих слов, но твоим словам будут внимать и услышат тебя, и поймут. Потому что смертный только смертного разумеет, а бессмертного ему не понять.

Проснулась Нерэ и записала все, что увидела, в свою тетрадь. А рука ее, которой коснулся во сне Великий Дракон вся почернела и стала орчи носить длинные одежды, чтобы спрятать это. А по врачам и лекарям не ходила, боялась. Как не уговаривал ее муж, непреклонна была Нерэ.

– Не хочу, чтобы кто-то эту скверну увидел, – говорила она. – Во сне она появилась, во сне ответ и найду.

И каждую следующую ночь во снах путешествовала орчи в неведомые края и слушала истории о том, как появились планеты, как дети Неназванного заселили их живыми существами; своими глазами Нерэ видела падение древних городов и пугающих империй, наблюдала за тем, как появились на земле эльфы и орки, гномы, люди и другие народы, от которых теперь остались лишь смутные воспоминания. Много раз спрашивала Нерэ у Неназванного:

– Почему ты показываешь это мне?

И много раз Неназванный отвечал ей:

– А почему бы и нет?

Показывала орчи Неназванному следы прикосновения Великого Дракона и спрашивала:

– Что делать мне с этим? Как вылечить?

На что каждый раз получала ответ:

– Вылечишь это огнем и железом, когда придет время.

Так продолжалось много-много месяцев. По всей округе ползли слухи о том, что жена местного воеводы видит странные сны и рассказывает потом дивные истории. Дошла эта весть и до шаманов, попросили они показать Нерэ то, что она в тетради записывала. А Нерэ и сама давно хотела с шаманами поговорить, пришла к ним одна, показала тетрадь и стала смотреть, как они читают истории Неназванного и обсуждают их.

Долго шаманы обсуждали эти истории, несколько недель. Наконец, сказали они:

– Мы не можем сказать, что все написанное здесь – правда. И не можем сказать, что это неправда. Порою воля богов вне нашего понимания. Пусть те, кто верят тебе, Нерэ, за веру свою не страшатся, никто их не осудит, и никто из нас их не обидит.

И потянулись тогда к Нерэ орки и орчи со всех окрестных земель, а она рассказывала все, что от Неназванного во снах узнала. Стала орчи еще в большем почете и уважении, только скверна Зверя разрасталась в ней, и некогда красивое ее тело пришлось спрятать за одеждами, чтобы никто не увидел кровоточащей черноты. И все было хорошо до тех самых пор, пока однажды не пришла с запада страшная новость.

– Эльфы! – кричали орки. – Эльфы войной идут!

Война растекалась про орочьим землям, как жидкий огонь из вулканов. Эльфы захватывали города и замки, жгли посевы, угоняли орков в рабство. Сказала тогда Нерэ своему мужу:

– Собери орков и ступайте лесными тропами к царю за подмогой.

– Не могу я оставить орков и орчи с орчатами без защиты, что подумают они, если их воевода уйдет? – ответил ей воевода.

– Эльфы не звери, – сказала Нерэ, – не станут они нас трогать, а когда вы вернетесь с подмогой, тогда все поймут, для чего это было сделано.

Не знал тогда Хонрадамод, на какую участь оставляет он город, послушал жену, собрал лучших орков и орчи, и ночью, под покровом темноты, отступили они в окрестные леса и тайными тропами поспешили к царю за подмогой.

Подошло утром эльфийское войско, серебром сверкает, золотом горит, развеваются знамена, громко ржут белоснежные кони. Повелела тогда Нерэ открыть двери и впустила в город эльфов, выйдя к ним с белым флагом. Крепко верила она, что сжалится враг над сдавшимися в плен, и крепко же она ошибалась. Обнажили эльфы мечи, ворвались в город, стали грабить и убивать всех, кого на пути встретят, кровь залила улицы, и лишь немногие в тот день спаслись.

Чудом Нерэ избежала смерти, собрала всех, кого смогла отыскать и укрыла в подвале своего дома. Пока горело на небе солнце, сидели они тихо, будто мыши, и лишь ночами выходили, чтобы отыскать пропитания да разузнать, что в округе творится.

А эльфы тем временем уже вовсю хозяйничали в завоеванном городе, вылавливали уцелевших орков, пытали, а потом вывешивали их мертвые обезображенные тела на уличных столбах как предупреждение другим. Из отрубленных голов складывали пирамиды, над которыми радостно воронье летало, орочья кровь заливала улицы, как паводок по весне, и запах горящего мяса дразнил измученных голодом орков и орчи, прячущихся от смерти под телами погибших.

Так продолжалось какое-то время, а потом прознали эльфы, что жена местного воеводы осталась в городе и уцелевших в подвале дома своего прячет, окружили дом и стали требовать, чтобы вышла к ним Нерэ, иначе зальют они в подвал огненной смеси и сожгут всех до единого.

Не испугалась Нерэ, вышла к эльфам, чтобы остальных от гибели уберечь. Привели ее на допрос к эльфийскому командиру.

– Поговаривают, что ты колдунья, – сказал эльф, – и по ночам к тебе демоны являются. Так ли это?

– Не так, – отвечает Нерэ.

Улыбнулся эльф и крепко ударил орчи по лицу. Стерпела Нерэ, не подала виду, что больно ей.

– А еще говорят, будто ты всем сказки рассказываешь о том, что всех нас, и эльфов, и орков сотворил один бог. Так ли это?

– Нет, – твердо отвечала Нерэ. – Я говорила, что мы созданы разными богами, которые сотворены единым Отцом, а потому все мы – родня.

– Чушь, – рассмеялся эльф. – Всем известно, что бог создал эльфов, чтобы править всеми, что гномов породили горы, людей вскормили собаки, а из ядовитых болот появились орки.

– Я не верю в это, – просто сказала Нерэ.

– Тебе придется в это поверить, – злобно сказал эльф. – И ты поверишь и расскажешь об этом всей орочьей погани в городе, чтобы они покорно служили, как и подобает оркам.

– Зачем? – спросила Нерэ. – Почему бы просто не убить всех нас, чтобы никто своим орочьим видом не оскорблял ваши эльфийские чувства?

– Скоро воины уйдут отсюда и приедут простые эльфы, которым нужны сильные и покорные рабы. А вы, орки, очень хорошие рабы.

– Тогда я тем более буду молчать, – сказала Нерэ.

Разозлились от такого ответа эльфы, разорвали на орчи платье и увидали тогда, что тело ее все черными язвами покрыто. Начали эльфы ее железными прутами бить, а кровь Нерэ на них брызжет и до костей обжигает. Испугались эльфы, кинули орчи в яму и стали думать, что делать дальше с женой воеводы. Долго думали, до самой ночи, и решили, что поутру нужно Нерэ казнить.

А Нерэ тем временем в яме спит и последний свой сон видит. Снится ей, будто идет она по дороге вслед за полной луной.

– Куда идешь, Нерэ? – спросил ее Неназванный.

– К тебе иду, – отвечала орчи. – Скажи только, что будет после того, как умру?

– Что будет после? – переспросил Неназванный. – Во что поверишь, то и будет. Все будут во мне, и все будут едины, но каждый увидит это единство по-своему и получит по своей вере.

Наутро выволокли Нерэ на улицу и потащили на веревках через весь город, чтобы все видели ее позор и скверну, которая поразила ее тело. А Нерэ зубы стиснула и молчит, ни звука не издает. Видит эльфийский командир, что не сломить ему орчи, помутнел у него от злобы рассудок. Приказал он бросить Нерэ на землю и раскаленными докрасна мечами ее бить, чтобы ядовитую для эльфов кровь сразу же прижигать. Тут уже не выдержала Нерэ, закричала. Долго она кричала, страшно, до тех пор, пока рука в железной эльфийской перчатке не выбила ей зубы и не вырвала несчастной язык. Замолчала навсегда Нерэ, облили тогда эльфы ее огненной смесью и подожгли, а сами у того огня пировать сели.

Но недолго праздновали они. Подошел к городу орочий царь со всем войском, а с ним и воевода Хонрадамод, муж Нерэ. Ударили они со всех сторон, половину эльфов перебили, половину в плен взяли. Вышли тогда на улицы уцелевшие орки и орчи с орчатами, плачут от радости, обнимаются. Один лишь Хонрадамод по всему городу мечется, жену свою ищет. До самой ночи искал – не нашел. А когда рассказали ему, что эльфы с Нерэ сделали, обезумел воевода от горя, упросил царя, чтобы выдали ему пленных эльфов на расправу.

– Город твой, воевода, – ответил царь. – С эльфами делай все, что хочешь.

Привели к Хонрадамоду пленных, по рукам и ногам связанных, взял он в руки боевой свой молот и уже готов был совершить отмщение, как вдруг за спиной его голос раздался:

– Стой!

Обернулся Хонрадамод и обомлел. Стояла перед ним Нерэ, целая и невредимая, в черном плаще с капюшоном, на котором, как звезды, каменья разные сверками. Подошла орчи к мужу и сказала:

– Когда пришел Неназванный, в мире были лишь тьма и Зверь. Не уподобляйся Зверю.

Сказала так Нерэ и пропала, будто не было ее вовсе. Лишь на том месте, где стояла она, тетрадь лежала, та самая, в которую орчи истории свои записывала. Устыдился гнева своего воевода, на колени упал и горько-горько заплакал, а когда в себя пришел, то повелел отправить эльфов к царскому двору, чтобы там над ними справедливый суд свершился. Сам же взял в руки тетрадь Нерэ, пошел вместе с ней к развалинам своего дома и долго сидел там неподвижно, покуда от горя не превратился в скрюченное черное дерево. Посмотрели на это те орки и орчи, которые слову Нерэ поверили, возвели вокруг того дерева стены из почерневших от пожарищ камней и назвали это Черной часовней, нарекли тетрадь Нерэ – Книгой Нерэ, а себя – нерэитами, и стали проповедовать слово Нерэ по всем окрестным землям. И так продолжается по сей день.

Волшебный цветок и жадная ящерица

Давно, в очень тяжелые времена, жил-был на свете старый орк по имени Бравлин, и однажды случилось с ним большое несчастье. Гномий банк, в котором он держал все свои деньги, разорился, и остался Бравлин ни с чем. Нечем стало платить за дом, не на что стало купить еду, а на работу его, старика, уже никто брать не хотел. А все потому, что Бравлин всю свою жизнь прослужил в наемниках, и ничего окромя военного ремесла не знал и не умел. Так что ни в плотники, ни в кузнецы, ни в пахари его не брали. Кто-то отказывал ему, ссылаясь на его седины, кто-то не хотел иметь дело с бывшим рубакой, а иные просто говорили: «Самим жрать нечего, еще тебя кормить». Так что, хотя и была еще сила в богатырских руках Бравлина, ничего ему не оставалось, кроме как продать за гроши свой дом, повесить за спину старый боевой топор и отправиться в дорогу, чтобы или лучшую долю найти, или славную смерть повстречать.

Прошла неделя, другая, и вот Бравлин оказался на севере, там, где вздымаются Заиндевелые горы и вечно лежит снег. Остановился он на ночлег в темном сосновом бору, развел огонь и, кутаясь в медвежью шкуру, решил побаловать себя скромным ужином. Половинка кролика, высохший кусочек сыра и корка хлеба – вот все, что у него осталось.

– Если так продолжится, – невесело подытожил Бравлин, дожевывая последний кусок крольчатины, – я останусь в этих треклятых снегах голодной уставшей сосулькой. Счастливая старость, нечего сказать.

Вдруг слышит орк чутким ухом – голоса за ближайшей сосной. Недобрые такие голоса, заговорщические.

– Эй, выходите! – крикнул он. – Я вас слышу.

Вышли из леса трое. Один точно был из Гномгарда, кряжистый, коротконогий, с покрытой инеем бородой до пояса и тяжелой секирой в руках. Второй был снорком с подрезанными на эльфийский манер ушами и двумя кривыми саблями за поясом. Третьим был человек, среднего роста, с крысиным лицом, колючими глазами и шипастой палицей в правой, единственной, руке.

Бравлин понялся на ноги, отряхнулся от снега, взял в руки топор и спросил, недобро глядя на незнакомцев:

– И кто же вы будете, трое из леса?

Человек вышел вперед и ответил:

– Перед тобой, орк, славные рыцари из ордена Серого Волка.

Про этот орден (а точнее – давно уже не орден, а просто банду разбойников) Бравлин слышал, и слышал недоброе. Со всего света стекались на север Дормора наемники, разбойники и всякое отребье, принимали клятву Серого Волка, охотились на ледяных великанов и прочую нечисть, а порою грабили и убивали заплутавших на севере путников. Понял орк, что драки не миновать и приготовился к битве.

– А, так вы из тех, – усмехнулся он, – которым даже в родных краях не нашлось порядочной работы? Слышал-слышал о вас, бегаете тут, пальцы отмораживаете.

Сказал он так, а про себя подумал: «А ведь и мне в родных краях порядочной работы не нашлось».

– Осторожнее, старик, – огрызнулся на орка снорк, – а не то…

– А не то – что, мальчик? – Бравлин скинул с плеч медвежью шкуру и перехватил топор поудобнее. – Я много зим пережил и много угроз слышал. Ты думаешь, что я вас троих испугаюсь? Нет, уж если я умру, то умру, согретый хорошей дракой, а не замерзший и умирающий от голода.

– Ты сам напросился, орк, – проворчал гном, и трое бандитов бросились в атаку.

Битва была жаркой, хотя и недолгой. Разбойники оказались хорошими бойцами, но старый Бравлин раскидал их в разные стороны, а его топор сделал все остальное. Но только орк подумал, что все закончилось, послышался топот огромных ног, и гигантская тень накрыла поле боя.

– Идти долго! – прогудел в вышине сосен чей-то голос. – Идти охотиться! Добыча мертва!

Перед орком стоял ледяной великан. Ноги его были как колонны, руки походили на стволы вековых дубов, головы не было видно, лишь сверкали, как звезды, холодные синие глаза.

– Прости, что испортил тебе охоту, – говорит ему Бравлин, а сам думает, как побыстрее сбежать от такого чудовища. – Мне пришлось защищаться.

Глаза-звезды стали ближе, великан наклонил голову, и орка обдало его ледяным дыханием.

– Добыча убила братьев! – великан оскалил острые, величиной с три кулака, зубы. – Старый орк отомстил за братьев! Гвоорх должен орку. Гвоорх присмотрит за орком.

– Будешь всюду ходить за мной? – Бравлин не смог сдержать улыбки.

– Камни мои братья, – прогудел Гвоорх, – деревья мои глаза. А теперь Гвоорх заберет добычу!

С этими словами он в один мах подобрал земли троих мертвых разбойников, зажал их в кулаке, развернулся и пошел обратно. Совсем скоро тяжелые шаги великана стихли, и Бравлин остался в полной тишине, нарушаемой лишь потрескиванием уже догорающего костра.

Все случилось так быстро, что орк не сразу понял, насколько чудовищно он замерз. Подобрав со снега медвежью шкуру и закутавшись в нее, Бравлин вернулся к костру. Подкинул несколько сухих веток, помешал угли палкой, чтобы лучше горело и тут же уснул.

Орк проснулся утром от того, что стало очень тепло, даже жарко.

– Ну и сон мне снился, – пробормотал он спросонья. – Путешествие на север, холод, драка, да еще и великан.

– Нет, это был не сон, – сказал кто-то насмешливым голосом.

Бравлин тряхнул косматой головой и окончательно проснулся. Он все еще был в лесу, среди снегов, костер его давно потух, зато в углях… в углях сидела огромная, плоская, как ремень, ящерица золотого цвета, и ее чешуя ослепительно сверкала в лучах зимнего солнца.

– Ящерица разговаривает, – орк сильно ущипнул себя за палец. – Либо я уже мертвый, либо мне вчера здорово прилетело по голове.

– Ни то, ни другое, – заявила ящерица. – И вообще, я же обидеться могу. Сижу тут, понимаешь, грею тебя, жду, когда ты проснешься. Неблагодарные вы.

– Кто – мы? – спросил Бравлин.

– Орки, – буркнула в ответ ящерица и отвернулась.

– Ладно уж, прости меня, – орк присел рядом с ящерицей и улыбнулся. – Ну не встречал я еще говорящих ящериц. А за тепло тебе большое спасибо.

– Чего уж там, – смягчилась ящерица. – Я ж лицо заинтересованное.

– Ты про что? – не понял Бравлин.

– Ну нужно мне от тебя кое-что, чего тут непонятного. Видела я вчера, как ты бандитов раскидал, видела, как с топором обращаешься. Вот и подумала, что ты можешь мне помочь.

– Так я и знал, что ничего просто так не бывает. Ну, рассказывай, чего хочешь.

– Есть далеко отсюда пещера, – начала ящерица. – В пещере редкий цветок растет с двумя лепестками. Если лепесток оторвать, можно желание загадать. Любое желание – и оно преобязательно исполнится. Сторожит цветок чудище…

– Не продолжай, – покачал головой орк. – Не хочу в петлю лезть ради какого-то цветка.

– Ты что, уши не чистил? – возмутилась ящерица. – Два лепестка – два желания. По одному на каждого. Любое желание, понимаешь? Домой там вернуться, князем стать, богатства несметные. Или ты хочешь бродить по северу, пока не помрешь от старости, холода или шальной стрелы?

– Есть правда в твоих словах, – подумав, согласился Бравлин. – Лучше один раз рискнуть всем, что осталось, чем остаток дней жалеть о том, что этого не сделал. К тому же, – добавил он, – осталось у меня не так уж и много. Показывай дорогу.

– Собирайся, орк, – улыбнулась ящерица, закружилась на месте, забила длиннющим хвостом. – Три дня идти к той пещере.

Так Бравлин и говорящая ящерица отправились в путь. Рядом с ящерицей орку было тепло, а ее нескончаемая болтовня служила хоть каким-то, но развлечением. Под конец первого дня сказала она:

– Тут недалеко есть зайцы. Поймай нам зайцев на ужин.

Бравлин отправился на охоту, добыл четырех зайцев. Зажарили они мясо и только сняли с огня, видит орк, как ящерица свою половину разом проглотила и к его зайцу тянется.

– Осторожней, ящерка, – предупредил ее орк. – Будешь жадничать, натяну твою кожу на рукоять топора – и глазом моргнуть не успеешь.

Ящерица примирительно подняла вверх передние лапки с длинными коготками, и Бравлин спокойно доел свой ужин.

Под конец второго дня увидели они оленя.

– Поймай нам оленя, – сказала ящерица.

Бравлин согласился и добыл на ужин оленя. Сел орк разделывать тушу, и видит, что ящерица уже начала сырое мясо кусками отрывать и проглатывать.

– Я тебя второй раз предупреждаю, – орк взялся за рукоять топора. – Не жадничай. Третьего предупреждения не будет.

Успокоилась ящерица, дождалась, когда мясо зажарится. Так они поужинали и спать легли. Проснулись наутро, глядят, а в снегах тропинка появилась, которой раньше не было.

– Мы совсем близко, – сказала ящерица.

И действительно, не успело солнце войти в зенит, как вышли они к горе, у подножья которой черной пастью зияла пещера.

– Ну что, – Бравлин поудобнее перехватил топор. – Пойдем разбираться с твоим чудищем.

– Одному тебе придется, – вильнула хвостом ящерица. – Пока чудище живо, его магия не пускает меня к цветку.

– Ох и сколькая же ты, – буркнул орк и направился в пещеру.

В пещере было темно, а без ящерицы рядом еще и холодно. Орк пожурил себя за то, что не догадался изготовить факел, и шел медленно, почти наощупь пробираясь под низкими сводами, покрытыми ледяной коркой. За очередным поворотом увидел он вдалеке синий огонек. Может быть, подумал орк, это ловушка, а может быть, что это тот самый цветок так светится. Думая об этом, он шел на свет, пока не оказался в просторной зале, круглой, будто арена в цирке, накрытой ледяным куполом. И в центре этой арены, на камнях, рос огромный цветок с толстым стеблем и двумя синими лепестками, свесившимися в разные стороны и сияющими будто гномьи светильники. Остановился орк возле цветка, окинул глазами круглую залу и крикнул:

– Эй, чудище, я пришел за цветком! Хватит сидеть в засаде, выходи на честную драку.

Стены вокруг злобно ухнули, задрожал ледяной купол. Одна из теней рядом с цветком начала вдруг расти, в нос орку ударил запах ладана, смешанный с вонью гниющего мяса. У тени выросли руки с кривыми когтями, ноги стали как мохнатые лапы, похожие на собачьи, только намного больше, сверкнули в свете цветка острые зубы.

– Дурак, – прорычало чудище. – Такой старый, а такой дурак. Уходи, иначе порву!

– Если бы я ушел, – ответил орк, – все мое путешествие не имело бы смысла. Нет уж, цветок мне нужен. Может, отдашь мне его, и мы разойдемся, пока никто не поранился?

Чудище хохотнуло и бросилось в атаку, но Бравлин был к этому готов. Он увернулся от удара косматой лапы и что есть силы рубанул чудище по ноге. Брызнула кровь, раздался вой, страшнее которого Бравлин ничего в жизни не слышал. Чудище отпрыгнуло, забралось по стене и кинулось сверху на орка. И тут Бравлину повезло. Он отступил назад, поскользнулся в луже крови и грохнулся наземь, отчего кривые когти, нацеленные ему в голову, лишь слега подрезали старому орку его седые волосы. Чудище, не рассчитав силы, покатилось кубарем по земле и с треском врезалось в противоположную стену. Не давая ему опомнится, Бравлин вскочил на ноги, подбежал к чудищу и три раза ударил его топором по голове. В пещере повисла тишина, чудище было мертво.

– Молодец, орк, – раздался позади него голос ящерицы. – Я знала, что ты сможешь.

Бравлин не ответил. Он опустил топор, подошел к цветку и потянулся к лепестку.

– По одному на каждого, – сказал он. – Такая у нас была сделка.

И тут что-то сильно ударило его по руке, а потом по спине, повалив Бравлина наземь.

– Я передумала, – раздался насмешливый голос. – Я заберу себе все.

Поднял орк голову и видит, что нет больше ящерицы. На ее месте странное создание – сверху женщина в золотистых доспехах, снизу змея, и огромный хвост этого создания угрожающе бил по земле точно хлыст.

– Я тебе два раза уже говорил про жадность, – стиснув зубы, прорычал орк, – третий раз предупреждать не стану.

– Ты говоришь с Цахити! Никто не смеет так разговаривать с Цахити!

Взметнулся хвост, так быстро, что орк ничего не успел сделать. Могучий удар отбросил его в дальний конец залы, и он крепко приложился головой о камень.