Текст книги "Самый страшный зверь"

Глава 8

Патавилетти в жизни повидал немало крови и знал, как эфемерна власть самых строгих приказов в моменты, когда она начинает хлестать потоками. А если при этом воины три с лишним недели не видели не то чтобы женщин, а хотя бы твердой земли, то любой, у кого осталась хоть капля здравого смысла, не станет придираться к некоторым неизбежным дисциплинарным проступкам.

С рыбаками все вышло удачнее не придумаешь. Эти глупцы услышали шум или разглядели в тумане очертания корабля, но не сделали правильных выводов. Как бы там ни было, они сами подошли к борту «Татавии» и снизу вверх удивленно таращились на выстроившихся вдоль борта арбалетчиков. Их нашпиговали болтами без крика, на берегу до последнего никто не догадывался о приближении незваных гостей.

Лодка стала первым трофеем и очень пригодилась, ведь на «Татавии» имелась всего одна, причем не такая вместительная. Теперь полтора десятка вояк погрузили на две и вели их за кораблем на буксире. Первоначальный замысел устроить высадку в стороне реализовать не удалось, помешал густой туман. Подходить к берегу – это риск напороться на камни; ждать в отдалении – это, значит, никого не дождаться.

В такой туман лодки долго будут искать дорогу к кораблю.

Так что продвигались медленно, на одной паре весел, уключины которых смазали как следует, а лопасти обернули тряпьем. Утренняя погода тихая, прибой почти успокоился, малейший шум могут услышать нежелательные уши.

Обошлось. Когда впереди сквозь разрывы в туманной мгле показались очертания берега, заставленного низкими домишками, отдали якорь, и первая партия устремилась вперед, не тратя время на выгрузку в лодки. Возле причала заметили мелкого мальчишку, несмотря на ранний час занятого какой-то возней с кучей выброшенных волнами водорослей. Бартолло, в очередной раз продемонстрировав свою непревзойденную меткость, снял его выстрелом в голову, без крика, веселым шепотом пояснив, что детская голова – это сплошные хрящи и самое удобное место, если шум нежелателен.

Патавилетти не очень-то любил, когда его солдаты развлекаются стрельбой по детям, пусть даже дмартам, но в этот раз смолчал. Бартолло поступил правильно, чем позже местные узнают о незваных гостях, тем лучше. А не вовремя подвернувшийся малец мог перебудить все селение.

Из-за домов доносился шум отдельных голосов, местные просыпались. Но лодки успели привезти еще две партии воинов, прежде чем какая-то толстуха, выйдя из-за угла, подняла крик.

И как не закричать, если один болт угодил ей в ляжку, а второй разнес ухо?

Поспешили, надо было оставить ее Бартолло.

На берегу в этот момент было четыре с лишним десятка воинов – половина от запланированного десанта. Но деваться некуда, начали действовать имеющимися силами. Патавилетти напомнил приказ: оцепить окраины селения и не позволить дмартам разбежаться по округе. На ходу ему пришлось перегруппировывать парней, а то они, движимые стадными привычками, как это принято у солдатни в предвкушении приятных моментов, норовили всей толпой податься в одну сторону.

Все равно без диспропорций не обошлось. А когда по мере продвижения отдельные группы начали натыкаться на женщин, началось то, без чего не обходится ни одна подобная операция. Бранью и пинками он разгонял стихийно возникающие очереди вокруг самых лакомых красоток и тащил их под охрану Манчини и Барбаро. Первый был кастратом, а второго за смазливую внешность и покладистый характер сделали бабой еще в казарме, причем ему это понравилось настолько, что с тех пор на девок он почти не смотрел и к тому же ни на шаг не отступал от самых строгих приказов.

На какой-то миг Патавилетти навел подобие порядка, но он был разрушен, когда очередной рейс лодок высадил на берег толпу оголодавшей матросни. Ребятки Гальбао даже драку с воинами затеяли, не поделив чуть ли не вшивого ребенка, и успокоить их удалось с великим трудом и еще более великим количеством брани.

Пока Патавилетти был занят этой проблемой, его люди остались без руководства, что привело к неприятностям. Усыпленные кажущейся беззащитностью селения, они будто взбесились, напрочь позабыв все наставления и то, чему их научила жизнь воинов. Потерявшие разум насильники и мародеры действовали мелкими группами, а то и в одиночку, игнорируя единый план действий. Местные бегали туда-сюда, местами не встречая препятствий, и наверняка немало ускользнуло в лес, выбрав смерть от хищников и голода вместо плена и церковного суда.

Что взять с дмартов?

Хотя о каком суде здесь может идти речь? Они уже все, считай, приговоренные.

Но это полбеды, местные начали огрызаться. Или одичали здесь не на шутку, позабыв, что их религия не терпит пролития человеческой крови, или не очень-то уважали свои верования, но беспечные вояки понесли потери в нескольких местах.

Толстуха, которую в самом начале подранили арбалетчики, затаила злобу и, спрятавшись в сенях, прикрылась грязной рогожей, пропустив мимо себя парочку ротозеев. А потом ударила в спины вилами. И хоть они были деревянными, проткнула одному шею, а второго, свалив на земляной пол, начала дубасить деревянным молотком. Убила бы, не подоспей на крики избиваемого подмога. Обнаглевшую бабу прирезали, пострадавшего с хохотом и подначками подняли на ноги, после чего смех чуть притих, потому что как минимум пара ударов пришлась в незащищенное лицо. Пачино и до этого не блистал особой красотой, но сейчас смотреть на него было откровенно страшновато.

Хлагенса нашли мертвым на околице, в глазнице торчал короткий нож, в шее собственное копье. Даскотелли с дружками покарал на месте его убийц, но это утешало слабо.

Мать Мескароша, по слухам, была слюнявой идиоткой. И Патавилетти был склонен в это поверить. А что еще можно подумать, если этот дуралей, соскучившийся по женской ласке, не нашел ничего лучшего, как, растопырив руки, с хохотом помчаться на не первой молодости бабищу, занятую запариванием какой-то бурды для вонючих свиней. Надо быть полным болваном, чтобы считать себя неотразимым красавчиком в любой ситуации и не знать, что кипяток в дамских ручках чреват болезненными воспоминаниями.

Теперь этот сын идиотки воет изголодавшимся волком, кожа с лица и шеи слазит, а следом и очередь мяса подойдет.

Если во всех вышеперечисленных случаях ответные меры были суровыми и следовали незамедлительно, то в последнем все пошло не так.

Это произошло в кузне. Приметное сооружение, опытные воины мимо такого ни за что не пройдут. Дурак тот, кто ищет серебро и золото. Их может вообще не оказаться в нищем селении, а вот железо пусть и не так дорого стоит, но все равно в цене, и купят его охотно где угодно. Прихватить пару инструментов несложно, и выручки за них хватит не на одну достойную гулянку.

Вместо того чтобы поживиться железом, Серето схлопотал им по глупому лицу. Шлем от таких приключений не всегда защищал, к тому же удар нанесли тяжелым молотом, а били от всей души.

Лица у Серето больше не было. К тому же кузнец снял с него шлем и броню, напялив все на себя. С застежками не разобрался, но кое-какой защитой обзавелся. Молот отложил в сторону, взявшись за трофейную секиру. И, засев за дверьми, не пускал никого внутрь.

Да никто особо и не рвался, нехорошо выглядевший труп Серито намекал, что лезть той же дорогой – не самая лучшая идея.

Три трупа, изуродованный Пачино и один ошпаренный до полусмерти идиот. Патавилетти едва не застонал после неутешительных подсчетов.

У него не отряд, а тот еще сброд. Совсем воевать разучились с такой работой. Хотя, если говорить откровенно, их и раньше вояками можно было называть лишь с превеликой натяжкой. Даже дмарты – безобидные овцы, обнаглели до того, что дают отпор. Все это он с помощью ограниченного количества емких словечек пояснил толпе, окружившей кузницу, после чего половину бездельников разослал по околицам. И без них здесь народу хватит, а вот селение следует держать в плотном окружении.

Маг, по своему обыкновению одетый во все черное, шагнул на причал, брезгливо поморщился от густоты аромата, доносившегося со стороны пропитанного вонью рыбацкого сарая, и направился прямиком к кузнице, каким-то образом определив, что центр событий располагается именно там. Патавилетти при его приближении прекратил осыпать вояк площадной бранью и доложил:

– Селение захвачено.

Маг кивнул на кузницу:

– А как понимать это?

– Сейчас разберемся.

– Кто внутри?

– Кузнец, наверное.

– Патавилетти, вам было приказано никого не выпускать из селения. Но мне почему-то кажется, что это произошло.

Обвинять во всем своих людей – последнее дело, и Патавилетти ответил дипломатично:

– У нас были проблемы при высадке, да и эти собаки сопротивлялись.

– Мне неинтересны ваши проблемы. Мне нужен человек, о котором я говорил.

– Да куда он денется, найдем.

– Приступите к допросу пленных. Надо узнать, где он.

– Только разберусь с этим и сразу займусь пленными. Надо выкурить засранца.

Маг, уставившись на дверь кузницы, сжал в ладони висевший на шее амулет из темной бронзы, прикрыл глаза. На лбу высыпали бисеринки пота, затем внутри испуганно вскрикнули, из приоткрытой двери повалил густой дым.

Открыв глаза, маг безжизненным тоном произнес:

– Уже выкурен, можете продолжать. И да, не надо торопиться с допросом пленных. Я теперь и без них знаю, где искать того, кто нам нужен.

* * *

Лэрд Далсер восседал на грубом кресле, ладонями вниз держа на столе все еще сильные руки, испещренные тончайшими шрамами и неровными пигментными пятнами. Он умиротворенно смотрел вдаль, куда-то сквозь бревенчатую закопченную стену, на его губах играла едва заметная улыбка. Взгляд его даже не дрогнул, никак не отреагировав на открывшуюся дверь.

И на громыхающих железом гостей он тоже не отреагировал.

Воины, обступив лэрда, направили на него острия мечей, Патавилетти громко доложил:

– Он здесь.

Маг, зайдя внутрь, прищурился, почти севший светлячок под потолком давал недостаточно света. Оценив обстановку, скомандовал:

– Не трогать его!

– Да никто и не трогал, – ответил Патавилетти.

К пленнику и правда даже пальцем никто не прикоснулся.

Маг, присев на скамью, на которой не так давно протирал штаны Дирт, вкрадчиво произнес:

– Вижу, Далсер, что в бытовых вопросах ты себе не изменил: как был ленивым, так и остался. Даже светляк не подзаряжаешь, светит на последнем издыхании.

– И тебе привет, Мексарош, – безмятежно ответил лэрд.

– И еще я вижу, что годы скитаний не сказались на твоей памяти и ты меня не забыл. – Маг улыбнулся одними губами и продолжил: – А тебя непросто было найти. Я удивлен. Нет, я скорее даже растерян. Вот уж не думал, что встречу тебя здесь, надеялся найти лишь очередные следы, не более. Ты ведь никогда дольше пары лет на одном месте не оставался. Почему задержался?

– А почему бы и нет? Мне здесь нравится.

– И чем же тебе понравилась эта дыра?

– Тихое место. Спокойное. Здесь приятно работать. Каждый день видишь то, чего не замечаешь в суете больших городов или в показной яркости экзотических мест. Располагающая к работе обстановка, ничего не отвлекает от дела.

Маг вновь растянул тонкие сухие губы в улыбке, больше похожей на оскал хищника:

– Узнаю старого Далсера, ты всегда любил выражаться, будто по книге читаешь.

– Ты тоже разговариваешь не как простолюдин.

– Верно. Но давай вернемся к нашему разговору. Итак, ты всячески превозносишь прелести здешних мест. Спорное утверждение. Эти территории, выражаясь скромно, непопулярны. Многие даже считают, что ничего хуже не бывает.

– Мне глубоко безразлично мнение тех, кто так думает.

– И мне, признаюсь, тоже, мои взгляды редко совпадают с мнением толпы, а уж вкусы – еще реже. Извини, но нет времени на пустопорожнюю болтовню, пора, собственно, приступать к тому, для чего я сюда пришел. Далсер, где Дайри? Я должен прямо сейчас узнать ответ на этот вопрос. Это важно не только для меня. Впрочем, ты сам прекрасно все понимаешь.

– Понимаю, – кивнул лэрд. – Она умерла.

– Когда?! – Маг напрягся, будто натянутая до отказа тетива лука.

– Давно, Мексарош… очень давно. Можно сказать, почти сразу. Ее здесь нет и никогда не было. Ты же сам знаешь это.

– Знаю. Мы нашли, кого расспросить на Ханнхольде. Ты оставил заметный след. Там говорили, что с тобой не было женщины.

– Неправда.

– Это была местная женщина, по сути – служанка. Нам нужна не кухарка, а Дайри, но ее там не видели. Где она умерла?

– На материке, через восемь месяцев после того, как покинула дворец.

– Покинула. Я бы сказал проще, сбежала.

– Хорошо, сбежала.

– С твоей помощью.

– Да, с моей.

– Как вы скрывались столько времени, ведь вас искали?

– Разве ты еще не понял? Я умею прятаться.

– Но не на материке – там это куда труднее.

– У меня было укромное местечко, в нем и отсиживались. После ее смерти ушел.

– От чего она умерла?

– Болезнь.

– Ты не лжешь, но и не говоришь всю правду. Знаешь ведь, что я вижу это.

– Повторяю: она болела.

– Что за болезнь?

– Думаю, женская. Никогда не видел, чтобы мужчины от такого умирали.

Маг с полминуты буравил лэрда пристальным взглядом, а затем покачал головой:

– С тобой очень трудно. Ты всегда был мастером скрывать правду в ворохе полунамеков и бесполезного словесного мусора.

Далсер улыбнулся:

– Рад слышать, что с тех пор я не изменился. Думал, за годы спокойной жизни, вдали от таких, как ты, все позабыл.

– Император захочет увидеть могилу Дайри.

– Ему придется смириться с тем, что я не хочу ее показывать.

– Император лучше тебя знает, что ты будешь показывать, а что нет. Далсер, мы скуем тебя по рукам и ногам, но в память о былом я распоряжусь обращаться с тобой уважительно, как, впрочем, и подобает обращаться с человеком твоего положения. Однако взамен ты должен рассказать мне о своей работе, и об остальном тоже. Здесь все эти спокойные годы чем ты занимался?

– Если я скажу, что с нетерпением ждал твоего прихода, ты поверишь?

Маг молчал долго, а затем с нотками недоумения произнес:

– Странно, но ты и впрямь ждал меня. Хотя, думаю, это просто следы давних опасений в твоей душе. Далсер, над чем ты работал? Я так и не услышал ответ.

– Попробуй ответить сам, ведь раньше ты не был глупцом. Или годы взяли свое?

Маг опять улыбнулся, но уже не одними губами, в глазах проявилось что-то похожее на очень отдаленную тень злорадства или торжества.

– Далсер, все знают, чем ты силен и чем можешь заниматься годами, если тебя не беспокоить. Амулеты. Ты делал свои проклятые амулеты. И наверняка разрабатывал новые. Мы ведь нашли твои записи. Жаль не все, но даже намеков хватило, чтобы догадаться о многом. Неужели ты действительно смог это сделать?

Лэрд кивнул.

– Немыслимо! Но как?! Ведь это направление всегда считалось тупиковым!

– Древние умели.

– Их знания утеряны, нам пришлось создавать теорию заново, и она отличается от прежней. Или ты нашел древние записи? Воссоздал их науку?

– Нет, я лишь развил нашу.

– Но по нашим представлениям, мертвый предмет не может удержать в себе структуру такой сложности. Живой, возможно, но это в теории, ведь энергия, требующаяся для работы структуры, убьет любое существо, каким бы простым оно ни было. Да и трудно представить процесс, с которым ее выстраивают в организме.

– Почему трудно? Это ведь делали, и не раз.

– С предсказуемыми последствиями. Забава академиков – не более. Структура шестого порядка в черепе собаки удерживалась даже в незаряженном состоянии считаные мгновения. А потом бах, и пес остается без головы.

– Были и удачные опыты.

– Со структурами не выше второго. Третью и четвертую можно поставить лишь некоторым лицам императорской крови. Сам знаешь, что у их рода такая особенность.

– Потому они и стали императорским родом. Настоящим, а не тем, к которому относятся нынешние самозванцы.

– Даже в их роду четвертая – предел. Редко кто выдерживал. Не говоря уже о большем. Ты действительно смог создать стабильную шестую?

– Больше.

– Этого не может быть!

– Может.

– У тебя есть рабочий амулет со структурой выше шести? – Маг напрягся, подобрался, будто дикий кот перед прыжком.

– У меня больше полутора сотен таких амулетов, – с усмешкой ответил Далсер. – И ты прекрасно понимаешь, что это не шутка.

Маг оглянулся, окинул внимательным взглядом небогато обставленное помещение, покачал головой:

– Я не чувствую в этом месте сил такого порядка. Что-то есть, на грани восприятия, непонятное, будто сама здешняя земля излучает что-то. Наверное, это то самое мифическое дыхание Такалиды, о которой говорят знающие. Не похоже на следы амулетов. Ты ведь знаешь, в чем мой талант, даже ложь не может скрываться в моем присутствии, не говоря уже об остальном.

– Знаю. Редкий талант. Скорее даже уникальный. Видишь сущее и скрывающие его наслоения. Идеальный дознаватель.

– С наслоениями у меня чуть хуже, увы. Но я знаю, что в этом доме нет ни одной магической вещи, если не считать примитивного светлячка с единичкой. В других домах селения такие же. И ничего большего я не чувствую.

– Ты слышал мои слова и знаешь, что я не обманываю.

– Да, знаю. Как тебе это удалось?

– Немного опыта, немного знаний, немного озарения. А дальше – работа и кровь. Кровь – это очень важно. Жертва – вот что способно создать настоящую силу. И если уж сделал шаг на этом пути, будь готов жертвовать не только другими, но и собой.

– Нельзя ли подробнее?

– Слишком долго, а времени у нас нет.

– Времени у нас как раз хватает. И ты понимаешь, что я не успокоюсь, пока эти амулеты не окажутся в моих руках.

– Знаю.

– Где они?

– Тебе придется как следует постараться, чтобы их получить. – Лэрд опять улыбнулся.

– Поясни.

– Как давно тебе доводилось бегать?

– Далсер, не уводи разговор в сторону. Где амулеты? Ты же знаешь, каким настойчивым я могу быть. А я знаю, что ты всего лишь человек, со всеми слабостями, не пройдет и суток, как расскажешь все и будешь очень сожалеть о том, что не сделал это сразу. Не скажу, что мне будет приятно так с тобой поступать, но оставлять столь ценные амулеты непонятно где я не могу. Не вынуждай меня идти на такое.

Лэрд, расслабленно откинувшись на спинку кресла, запрокинул голову и, рассеянно уставившись на светлячок, равнодушно произнес:

– У тебя нет этих суток. У тебя даже минуты нет…

Патавилетти, взглянув в глаза странно себя ведущего лэрда, вскрикнул:

– Да у него зрачков почти нет! Похоже, он чем-то отравился! Надо что-то делать, пока не помер!

Маг, не слушал воина, казалось, он погрузился в себя, целиком заняв голову какими-то сложнейшими размышлениями вселенского порядка, не позволявшими отвлечься на мирскую суету. Затем, ни к кому не обращаясь, тихо выдал:

– Он не врет.

– Да он помирает! – опять выкрикнул воин. – Вы же говорили, что он живым нужен!

– Бег… бег… бежать… – Маг опять задумался, а затем уставился на воина возбужденными глазами, после чего пронзительно заорал:

– Зови сюда всех! Всех! Бегом!

– А что… – начал было спрашивать удивившийся Патавилетти.

– Времени нет! Я не могу удержать всю округу! Все ко мне, иначе смерть! – И закончил уже без крика, с благоговением в голосе: – Да он все это проклятое место превратил в амулет. Сукин сын, ну кто бы мог такое подумать!..

Глава 9

Способность рассуждать относительно здраво вернулась к Дирту в тот момент, когда он достиг вершины Сторожевого холма. Возможно, камни, выстроившиеся в круг, обладали какой-то магической силой, воздействующей на мятежный разум, или вид хорошо знакомого места заставил мысли вернуться в обычное русло. И пусть они норовили перехлестнуть через берега – но это уже куда лучше, чем паническое безоглядное бегство, когда ветви хлещут по облепленному паутиной лицу, а в голове лишь страх и отчаяние.

Вопрос «Что делать?» перед Диртом не стоял. Надо как можно быстрее вернуться в Хеннигвиль и попытаться помочь Керите. Хотя разум понимал, что это бесполезно, сердце говорило иное.

Да и другие люди нуждаются в его помощи. Дмарты, как дети, в таких ситуациях им нужен кто-то сильный, взрослый. Смешно, но именно ему, вчерашнему мальчишке, придется играть эту роль.

Дирт не представлял, каким образом станет действовать, но твердо понял, второй попытки у него не будет. Попадаться больше нельзя. В схватке лицом к лицу у него нет ни шанса. Эти звери убивают людей без малейших колебаний и делают это умеючи. Его спасло чудо.

На чудеса полагаться не стоит, да и тенденции к повторениям у них нет.

Ножа у Дирта больше не было. Колун остался далеко, да и слишком тяжел, чтобы использовать его как эффективное оружие против закованных в броню врагов. В руке Дирт почему-то сжимал арбалетный болт. С трудом вспомнил, что эта короткая стрела просвистела возле левого уха, сшибая ветви кустов, теряя при этом силу, после чего вонзилась в подгнивший ствол упавшей сосны. И он зачем-то прихватил трофей, нагнувшись на бегу.

Увы, это не оружие.

Лук висел на месте, под горизонтальной плитой, покоившейся на двух плоских столбах. Колчан со стрелами тоже никуда не пропал, что неудивительно, ведь, кроме Дирта и зверей, на вершине Сторожевого холма никто не появлялся. Олени и волки не станут трогать оружие, а зубастая мелочь, грызущая все на свете, в том числе и тетиву, не доберется.

Натянул лук, хозяйственно сунул в колчан трофейный болт, совершенно не задумываясь о том, что делает, руки работали без участия разума. Уже на полпути вниз очнулся, начал передвигаться не вспугнутым лосем, а не ступая на сухие ветки, используя заросли кустов в качестве укрытия, внимательно вглядываясь во все стороны. Вспомнил, что он охотник, а не какой-нибудь рыбак или землепашец. А когда впереди засветлела опушка, присел, замер, с минуту прислушивался к звуковому окружению.

Где-то невдалеке кричат, звякнул металл, что-то густо дымит, и это не похоже на очаг или печь. Но на окраине Хеннигвиля вроде бы тихо.

Чуть ли не ползком добрался до обрыва, высунул голову, бросил взгляд вниз. Тела Фроди и Бруни на месте, а вот труп мордоворота, в котором остался нож, куда-то исчез.

Керита никуда не пропала. Лежит все там же, в той же позе.

Между домами промелькнула тройка незнакомых мужчин. Один в рубахе из железных колец, двое в тяжелых кожаных куртках, местами обшитых пластинками металла. Рука было потянулась к колчану, но Дирт остановил невольный порыв, сейчас не лучшее время для мести.

Оставаясь на месте, не шевелясь, проследил за троицей. На его глазах они выволокли из избы старого Свенхольма, погнали его пинками куда-то в сторону центра селения. Бедолага был слаб ногами, вот и сейчас они подогнулись, он упал на колени, начал было неловко подниматься, но рухнул от удара топором в шею.

Зубы Дирта скрипнули, он опять потянулся к колчану и с трудом удержался, чтобы не выпустить несколько стрел в этих тварей.

Нельзя. Надо подождать. Они не будут крутиться здесь вечно.

Троица, проверив заброшенный еще в позапрошлом году дом, прошла мимо тела старика и вскоре скрылась с глаз. Выскочив из укрытия, Дирт рванул вниз, едва удержавшись на крутом склоне. Из-под ног вывернулось несколько камней, покатились, опережая, один стукнул Кериту по руке, и пальцы девушки шевельнулись.

Жива!

Присев, Дирт осторожно ухватил ее двумя руками под грудь и поясницу, попытался приподнять. Было неудобно, и он чуть поменял хватку. Переворачивать тело боялся. Лэрд Далсер учил, что вынимать стрелу из раны следует только тогда, когда под рукой есть перевязочные материалы и чистая вода, а сам ты полностью уверен, что это не навредит.

Уверенности у Дирта не было, и всего прочего – тоже.

Он уже почти забрался наверх, когда Керита еле слышно простонала.

– Терпи, – запинаясь, не своим голосом произнес он. – Я быстро. Чуть-чуть потерпи.

Как он ни старался, положение тела менялось, оно прогибалось, и все это бередило рану. По-хорошему, прежде чем двигать Кериту, следовало избавиться от глубоко засевшего болта, но он боялся даже думать об этом.

И не представлял, что будет делать дальше.

Опушка осталась за спиной, он начал торопливо подниматься вверх по склону. Керита нетяжелая, но и он не такой уж силач, чтобы долго ее тащить, тем более с такой аккуратностью. Надо срочно найти удобное место, где можно укрыться. Чистый сосновый лес, без кустов и молодой поросли, небогат на такое.

Укрытие Дирт нашел у корней огромной сосны, вывороченной на позапрошлой неделе, во время шторма. Хвоя не успела пожухнуть, казалось, что дерево упало не далее как час назад. Да и в яме не осыпались склоны, земля выглядела свежей.

Прислонившись спиной к удобно выпирающему корню, Дирт осторожно, на весу, перевернул Кериту на бок и, уложив ее себе на колени, попытался придумать, что можно сделать в такой ситуации. В голову не приходило ничего хорошего, лишь обрывки каких-то донельзя тревожных мыслей, приправленных всеми оттенками с трудом подавляемой паники.

Девушка неожиданно шевельнулась, чуть повернула голову, показав глаза, переполненные невыносимой мукой, еле слышно произнесла:

– Дирт…

– Я тут, Керита, сейчас помогу, все будет хорошо, – зачастил он.

– Дирт… на спину… положи…

– Тебя?!

Ответа не было, да он и не требовался. Но Дирт не представлял, как это можно сделать, ведь из спины девушки так и торчал болт, а под давлением тела он неизбежно воткнется еще глубже.

Пришлось делать это все так же, на весу, напрягая руки. От нервного и физического напряжения лоб усеяли бисеринки пота. Сливаясь вместе, они скатывались вниз, приходилось часто моргать, стряхивая их с ресниц. Осторожно опустив девушку на колени, он, облегченно вздохнул.

– Все, Керита. Теперь лучше?

Ответа не было.

И жизни в глазах Кериты тоже больше не было.

Какое-то время он не верил в происходящее, продолжал говорить с ней, пробовал проверить пульс на запястье, как его учил лэрд Далсер. Даже дул ей в лицо и осторожно хлопал по щекам.

Но жизнь не возвращалась.

Покойников Дирт видел лишь со стороны, старухи Хеннигвиля не подпускали мужчин ко всему, что связано с прекращением человеческого существования. Забота сильного пола – собрать дрова для погребального костра и вырыть могилу для того, что не заберет огонь, после чего можно издали наблюдать за таинством погребения, дожидаясь момента, когда позовут на поминки. Но он много раз убивал самых разных животных и заметил, что с ними всегда все одинаково. А если верить лэрду Далсеру, то в этом отношении отличий от людей у них нет.

Дирт наконец смог понять, что ничего делать более не надо, Кериты больше нет. Осознание этого факта сделало бессмысленными все его попытки добиться от нее проявления хоть каких-нибудь признаков жизни. Голова очистилась, он просто перестал думать. Сидел в одной позе, не сводя взгляда с грязного, неприятно заострившегося лица той, о которой так мечтал, связывая с ней смутные, но, безусловно, великие планы на будущее.

Кериты больше нет и не будет, а ее убийцы сейчас хозяйничают в Хеннигвиле, с хохотом продолжая убивать его соседей…

Осознав это, Дирт в один миг превратился в сгусток чистого бешенства. В памяти мгновенно всплыли рожи убийц, их хохот и крики: «Беги! Беги давай! Беги!»

Уложив Кериту на землю, он выскочил из ямы, помчался было вниз, чтобы там, на краю обрыва, начать опустошать колчан, одновременно в ярости выкрикивая слова, за которые даже взрослые мужчины могли схлопотать черпаком по голове от неугомонных старух, следящих за всем на свете, в том числе и за чистотой языков.

Но остановился, не успев сделать и шагу.

Замшелый камень, один из многих, усеивавших склон, медленно поднимался над землей. Выглядело это так дико, что Дирт замер и даже дышать боялся, глядя на это чудо. Зависнув на высоте человеческого роста, булыжник начал разворачиваться вокруг своей оси, продемонстрировав вырезанный на боку хорошо знакомый знак, – глаз, вписанный в треугольник.

А затем от взбесившегося камня в разные стороны протянулись дюжины две тончайших, еле слышно жужжащих молний. Ударяя по близлежащим булыжникам, они заставляли их выворачиваться, взмывать над землей, медленно подниматься, кружась хороводом вокруг первого камня, отмеченного черным резцом лэрда Далсера.

Дирт, заметив тот самый знак на «главном камне», обернулся и увидел неподалеку такую же картину, а затем еще и еще.

Это происходило по всему склону. Помеченные камни, которые лэрд Далсер годами устанавливал вокруг селения, начали двигаться, вовлекая в процесс валуны, к которым он даже не прикасался.

Лэрд скупо делился своими тайнами, но один из разговоров Дирт помнил:

– Зачем мы таскаем эти камни, да еще в такую погоду?

– Гроза, Дирт, гроза приближается. Новорожденные впитают ее силу – им не помешает лишний глоток энергии.

– А зачем камням сила?

– Это не просто камни, это часть целого.

– Какого такого целого?

– Всему свое время.

Дирт вздохнул:

– Я мокну под дождем, сам не зная ради чего.

– Узнаешь. Придет время, и узнаешь.

– И когда оно придет?

– Если увидишь, что эти камни начали летать, беги что есть духу прочь от Хеннигвиля и не показывайся там, пока они не упадут.

– И что это будет означать? Зачем им летать и падать?

– Это будет означать, что Хеннигвиль мертв. И я скорее всего тоже.

Лэрд Далсер был странным и не всегда приятным человеком, но в числе его недостатков не числилась лживость. И он учил Дирта никогда не врать, а если неугодную правду невозможно скрыть, подавать ее таким образом, чтобы она казалась неочевидной.

Но с этим как раз все ясно, раз камни взлетели, надо бежать.

Вновь забросив лук за спину, он спрыгнул в яму. Странно, но мертвая Керита казалась гораздо тяжелее, чем живая. Однако у него не возникло даже мысли ее оставить.

* * *

Каждый день лэрд Далсер изготавливал один камень, год за годом, без перерывов. Около двух-трех недель камню предстояло лежать на полке в сарае, поставленном на краю берегового утеса специально для этой цели. Там не росла трава, не было ни горсти земли, и на твердом граните легко было вырезать нужные символы и линии структур магического контура, собирающего силу во время бурь и гроз, а также от невидимого глазу эфирного мира, сосуществующего с тем, в котором живут люди.

«Созревшие» камни лэрд в одиночку или с помощью Дирта расставлял по округе в определенной последовательности, годами создавая затейливый узор.

Постепенно окрестности Хеннигвиля превратились в амулет с несложной структурой третьего уровня, питаемый весенними и летними грозами – молнии в эту пору не редкость. Этого хватало, чтобы сохранять работоспособность весь год. Хотя, если говорить откровенно, несмотря на ряд изобретений, сделанных при создании магического контура, стабильность его падала со временем, и поправить это можно было ценой больших усилий. Двадцать шесть лет – дольше он продержаться не мог.