Текст книги "Третий рейх. 16 историй о жизни и смерти"

3. Лесбиянка, ее соседи и гестапо: история одного расследования[13]13
  Первый вариант материала опубликован в издании Life.ru (30.11.2016) под псевдонимом Анна Полонская: Лесбиянки в Третьем рейхе: «запретная любовь» глазами гестапо (https://life.ru/t/наука/938904/liesbiianki_v_trietiem_rieikhie_zaprietnaia_liubov_ghlazami_ghiestapo).


[Закрыть]

В Берлине, в районе Тиргартен, восемь лет назад был открыт памятник гомосексуалам – жертвам нацизма. Все желающие могут подойти к бетонному дзоту и заглянуть в окошко, где транслируется видео с целующимися мужчинами. У представителей ЛГБТ-движения сразу же возник вопрос к создателям мемориала: почему он никак не отражает преследования нацистами лесбиянок?

Памятник гомосексуалам – жертвам нацизма

Сам факт постановки такого вопроса говорит о том, что проблема лесбийских отношений в гитлеровской Германии остается спорной и малоизученной. С мужчинами все примерно ясно: приняли новую редакцию статьи Уголовного кодекса, учредили специальный отдел полиции и начали отправлять мужчин-гомосексуалов в тюрьмы и концлагеря. К лесбиянкам такие репрессии не применялись. Однако нарушение гендерных норм (поведение, которое кажется странным или необычным для того или иного социального пола) – будь то предпочтение мужской одежды или лесбийские отношения – могло вызвать интерес гестапо.

Этот интерес не возникал сам по себе: как и в СССР, важнейшую роль играли доносчики и опрашиваемые полицией свидетели. Причем «воля народа» могла идти вразрез с политикой властей. Многие люди ненавидели лесбиянок (как и евреев) еще до прихода нацистов к власти и были рады любой возможности настучать на своих странных соседок. В гестапо же далеко не всегда давали делу ход: официально не запрещенное лесбиянство учитывалось лишь при наличии других подозрительных факторов (например, саботажа или связей с евреями).

Дать однозначный ответ о месте лесбиянок в Третьем рейхе не помогают и статистические обобщения: данные слишком многоплановы. Исследователи сочли более полезным микроисторический подход, то есть подробный анализ одного дела – Ильзе Тоцке из Вюрцбурга, которое гестапо вело в 1939–1943 годах. Об этом расследовании американский историк Лори Мархефер (Вашингтонский университет, США) рассказала на страницах журнала The American Historical Review[14]14
  Marhoefer L. Lesbianism, Transvestitism, and the Nazi State: A Microhistory of a Gestapo Investigation, 1939–1943 // The American Historical Review. 2016. Vol. 121. N 4. P. 1167–1195.


[Закрыть].

Начнем с финала. Февральской ночью 1943 года Тоцке (ей было 30 лет) перелезла через колючую проволоку на швейцарской границе. Она бежала вместе с Рут Басински, еврейкой, которую задержали в Берлине и готовили к отправке в концлагерь. Но, увы, паре не повезло: их поймали швейцарские пограничники и выслали назад в рейх – Басински увезли в Освенцим, а Тоцке перевели в тюрьму гестапо в ее родном городе.

Незаконный переход границы и стал единственным поводом для ареста – притом что тайная государственная полиция разрабатывала Тоцке еще с 1939 года! На нее приходило много доносов с самыми разными обвинениями, объединяло которые лишь упоминание о ее необычном поведении.

Историки, кстати, не знают, была ли Тоцке лесбиянкой (то есть были ли у нее с женщинами именно сексуальные отношения). Все, что им известно, отражено на фотографиях в ее личном деле: Тоцке подстрижена под мальчика и носит костюм с галстуком.

В двадцатые годы такой стиль пользовался популярностью в лесбийской субкультуре. Лесби-икона Веймарской республики Лотте Хан именно в этом образе снималась для обложки журнала «Подружка». Однако Тоцке могла быть и просто трансвеститкой: так в Германии называли лиц, переодевающихся в нехарактерную для своего пола одежду, независимо от их ориентации. Это было очень модно, но даже в 1920-е годы трансвестизм вызывал недовольство у публики, а при Гитлере короткую стрижку и брюки считали порочащими расовое достоинство арийской женщины.

Обложка журнала «Подружка»

Впрочем, до криминализации лесбийской любви дело не дошло, даже несмотря на позицию некоторых судей. Большинство нацистских юристов сошлись на том, что лесбиянки наносят нации меньше вреда, чем геи. «Гомосексуализм растрачивает половую силу мужчины, однако склонные к лесбийской любви женщины не лишены возможности зачинать детей», – сообщал в докладной записке судья Штраус. Кроме того, лесбиянки не объединялись в тайные группы для захвата власти (страх перед кликами гомосексуалов в высшем руководстве поразил немецкое общество еще перед Первой мировой). И наконец, лесбийские отношения часто нелегко было отличить от страстных проявлений женской дружбы, и правоохранительные органы опасались, что в случае криминализации недоброжелатели засыплют их клеветническими доносами.

Лотте Хан

Однако гестапо имело право подвергать граждан предварительному заключению без санкции суда – например, если они «угрожали морали» малолетних. Именно таким образом в лагерь на несколько лет отправили Лотте Хан. Иногда лесбиянок преследовали за асоциальное поведение, но чаще всего отпускали. В целом лесбиянки безупречно арийского происхождения могли жить спокойно: в крайнем случае они отделывались допросами и предупреждениями. Им даже могли позволить жить вместе (как это случилось с одной парой: женщины признались в своей ориентации и обязались перестать спать друг с другом). Конечно, лесбиянок-коммунисток и особенно евреек ждала совсем другая судьба.

Ильзе Тоцке попала в разработку гестапо после доноса 1939 года. Некто Людвиг Грюндель, учитель физкультуры и отставной офицер, посчитал ее агентом французов: снимает квартиру около батареи ПВО, дружит с переводчиком с французского и принимает у себя полуеврея!

Получив эту бумагу, гестапо вызвало на допрос Ганса Гунсингера, бывшего квартирного хозяина женщины, – но того беспокоили совсем другие факты. Он назвал ее мужененавистницей: «Она не принимает мужчин и не любит их, наверное, потому, что ее отец бил ее мать». Несмотря на наводящие вопросы полицейского, хозяин ничего не сказал о шпионаже или связях с иностранцами.

Любопытно, что для гестаповца эти два рассказа не были столь уж противоречащими друг другу: еще с Первой мировой войны немцы считали трансвеститов шпионами. По их мнению, в одежду другого пола переодевались аферисты, чтобы спрятаться от полиции или обманом проникнуть в помещение. Таким образом, необычная, мужская одежда Тоцке лишь усиливала подозрительность гестапо.

В 1940–1941 годах обстановка стала накаляться – в деле появляются всё новые доносы. Надзор со стороны криминальной полиции и вскрытие писем не выявили ничего странного. Зато соседей очень беспокоили лесбийские связи Тоцке. Вот характерная анонимка.

«2 мая 1941 года – Вюрцбургскому гестапо. Фройляйн Ильзе Тоцке поддерживает интимную дружбу с пятнадцатилетней еврейкой, Швабахер. Фройляйн Т. каждый день приходит и остается до вечера, когда возвращается фройляйн Швабахер. У фройляйн Т. ненормальная ориентация, и она навязывает ее девушке. Она даже сказала: “Я привлекла малышку на свою сторону, она – как я”. Она имеет в виду мужененавистничество. Я живу в том же квартале и много недель замечаю эти визиты. Каждый немец знает и должен знать законы, но для фройляйн Т. они словно не существуют. Хайль Гитлер! Улица Шиллера, 2».

Любопытно, что автора анонимки в данном случае волнует одно (совращение невинного подростка), а гестапо – другое: половая связь немки и еврейки. В духе тогдашней пропаганды, рисовавшей еврейских женщин ненасытными в своей похоти, Тоцке даже могли представить жертвой юной партнерши. Но на тот момент гестапо ничего не предприняло, только подшило письмо в досье.

Свидетельств о контактах Тоцке с евреями появлялось все больше: именно у евреев она снимала квартиры в 1930-е годы. И причиной тому, скорее всего, была как раз ее эксцентричность: добропорядочных арийцев она отпугивала, а у евреев, от которых в нацистской Германии жильцы уходили, особого выбора не было. С соседями, по понятным причинам, Тоцке старалась не общаться – но это, увы, вызывало еще больше подозрений. Отсутствие постоянной работы (Тоцке жила на отцовское наследство, о чем соседи, естественно, не знали), ночной образ жизни, визиты евреев, странная внешность – этих фактов было достаточно, чтобы в гестапо шли постоянные доносы.

Главный зал здания гестапо в Берлине (1934)

И все же полицейским понадобилось два с половиной года, чтобы наконец-то вызвать Ильзе Тоцке на допрос. И виной тому была не ее ориентация, а запущенная сверху депортация немецких евреев в восточные земли. Первый эшелон отправился из Вюрцбурга в Ригу 27 ноября 1941 года. Для беспроблемной реализации плана нацисты решили максимально пресечь дружеские и иные контакты между истинными арийцами и евреями. В концлагеря отправляли также и немцев (нарушителей этого закона).

На первом допросе Тоцке прямо спросили о контактах с евреями, в которых она призналась, – более того, обвинила государство в неправильной политике относительно неарийцев. Удивительно, но гестаповец отпустил ее, даже не вынеся формального предупреждения. Через месяц Ильзе вызвали на второй допрос, более суровый: ей показали процитированную выше анонимку, но об ориентации не было сказано ни слова – Тоцке лишь предупредили, что после еще одного такого доноса ее отправят в концлагерь за контакты с евреями.

Вероятно, через год такой донос поступил, и Тоцке снова вызвали в гестапо. Любопытно: репрессивные органы Третьего рейха не проявляли особой настойчивости и скоро забыли об этой повестке. Зато сама женщина была настолько напугана гестапо, что решилась на незаконный переход границы, да еще вместе с еврейкой. В итоге ее выслали в концлагерь, а дело закрыли.

История Ильзе Тоцке показывает много интересного в работе репрессивной машины Третьего рейха. Прежде всего, она оспаривает мнение о решающей роли доносительства: гестапо спокойно собирало «сигналы», но действовать начинало (и то очень лениво) только исходя из собственных директив или спущенных сверху приказов.

Другой важный момент: даже в работе гестапо огромную роль играли свидетели. Известен случай, когда водитель грузовика донес на одного солдата (за ругань в отношении Гитлера), но дело было закрыто, так как два других солдата поручились, что ничего такого не слышали. Беда Тоцке состояла в том, что мало кто из опрошенных властями свидетелей был готов заступиться за нее. На наводящие вопросы о критике режима и контактах с подозрительными лицами соседи Тоцке отвечали отрицательно, но при этом уверенно заявляли, что «есть в ней что-то подозрительное».

И именно здесь решающую роль сыграли трансвестизм и/или вероятная лесбийская ориентация Тоцке, вынуждавшие ее вести асоциальный образ жизни и сторониться тесного общения с «приличными» людьми. Независимо от политических взглядов, женщина вызывала у соседей и сотрудников госструктур подозрения, которые рано или поздно все равно привели бы к карательным мерам. Да, женская гомосексуальность, в отличие от мужской, не подвергалась прямым репрессиям, но лесбиянки в Третьем рейхе, как и во многих современных обществах, все равно принадлежали к группе риска – как «неправильные» граждане.

Что почитать по теме:

Schoppmann C. Days of Masquerade: Life Stories of Lesbians during the Third Reich. New York, 1996.

Social Outsiders in Nazi Germany / Edited by Robert Gellately and Nathan Stoltzfus. Princeton, N. J., 2001.

Joshi V. Gender and Power in the Third Reich: Female Denouncers and the Gestapo (1933–45). New York, 2003.

4. «А у вас негров линчуют!»: как немцы учили США расизму[15]15
  Первый вариант материала опубликован в издании «Нож» (29.11.2018): «А у вас негров линчуют!»: расистское насилие в США глазами нацистов (https://knife.media/nazis-vs-usa/).


[Закрыть]

14 августа 1935 года Юлиус Штрайхер, редактор антисемитского листка Der Stürmer, выступал перед 25 тысячами гостей крупнейшего в стране зала для общественных мероприятий – берлинского Шпортпаласта. Стрелы его гнева были обращены в сторону Соединенных Штатов, возмущенных еврейскими погромами, только что прокатившимися по центру столицы рейха. «Людей за границей волнует происшествие на Курфюрстендамм[16]16
  Погром на Курфюрстендамм, одной из улиц Берлина, произошел 12 сентября 1931 года, в еврейский Новый год. Несколько сотен штурмовиков оскорбляли и избивали евреев, которые выходили из синагоги. Пострадали и случайные прохожие. – Примеч. ред.


[Закрыть]. Однако там, насколько мне известно, не был убит ни один еврей. Может быть, в иностранных государствах лучше поинтересуются судами Линча в Америке? Мы не указываем на казни афроамериканцев, так что пусть и нас не трогают, когда мы проводим по улицам нарушителей расовой чистоты. В Германии расовые проблемы решаются правовыми средствами».

Юлиус Штрайхер

Конечно, слова Штрайхера о «правовых средствах» не стоит принимать за чистую монету: к тому времени государство почти открыто поощряло насилие против евреев. Однако упоминание судов Линча не случайно. Аргументы типа «а у вас негров линчуют!», таким образом, появились куда раньше советской антиамериканской пропаганды. Они были широко распространены и в нацистской Германии 1930-х годов. Сложное и противоречивое отношение идеологов рейха к насилию над афроамериканцами раскрывает многие механизмы гитлеровского режима, его расовой политики и практик насилия.

Какое место афроамериканцы занимали в мире нацистов? В расовой иерархии национал-социализма они стояли в самом низу, максимально далеко от арийского и нордического идеала. Причем чернокожие жители Африки для Гитлера не отличались от афроамериканцев, пусть даже последние жили в городах, работали врачами, учителями и так далее.

Надо сказать, что немцы следовали стереотипам, распространенным как в Европе, так и в Америке: в то время обычным делом было считать афроамериканцев ленивыми, нечистоплотными, интеллектуально неполноценными, сексуальными хищниками, склонными к преступному поведению. Нередко образы афроамериканцев сближались с образами евреев: между «дикими нравами» чернокожих и стереотипными представлениями о евреях как о насильниках и сутенерах все чаще проводились аналогии – в обоих случаях «дикари» якобы угрожали «телу» белой расы. Одновременно под эти предрассудки подводили «научную» основу в виде расовых теорий. Подкреплялись они и медицинскими исследованиями, где «объективно» демонстрировалось, что афроамериканцы и евреи особо подвержены венерическим заболеваниям, туберкулезу и множеству инфекций.

Политические учреждения рейха, а также многочисленные службы, отвечавшие за расовую политику, уделяли внимание не только еврейскому вопросу, но и афроамериканскому. В МИДе, например, собирались подробные досье по расовой сегрегации, евгенике и смешению этносов в странах всего мира: не только по дискриминации чернокожих жителей Америки, но и по политике Австралии против аборигенов, стерилизации саамов в Скандинавии, расовым представлениям японцев. Особый интерес у будущих специалистов по еврейскому, польскому и цыганскому вопросам вызывал передовой опыт американской науки: в межвоенные годы именно евгеника США давала остальным странам пример принудительного контроля над рождаемостью. Нацистские юристы, готовившие законы о вреде потомства физически и умственно отсталых людей для общества, вполне могли читать правовые акты американских штатов, предписывавшие насильственную стерилизацию «неполноценных».

«Дерево евгеники»

И все же афроамериканцы вызывали особое любопытство нацистов. Слишком многое сошлось в этой группе: насильственное перемещение за тысячи километров от родины, связь с политическим и экономическим неравенством в самой богатой стране мира, амбивалентное отношение американских белых (от восторга до презрения). Некоторые нацистские идеологи были зациклены на скрещивании белых, чернокожих и индейцев: они утверждали, что такого рода «расовый хаос» указывает на внутреннюю слабость США и предрекает распад государства. Они пугали немцев тотальной негроизацией населения Штатов, а потом и всего мира. Не менее опасным казалось просачивание культуры чернокожего населения в общемировую (чарльстон, джаз и так далее), вызывавшее бурное негодование, например, у Пауля Банга, статс-секретаря министерства экономики в первом правительстве Гитлера.

Однако отношение немцев к афроамериканцам все-таки не ограничивалось ужасом и отвращением. Многим они казались не необузданным и развратным народом, а жертвами американского общества – последствий рабства в южных штатах, сегрегации, законов Джима Кроу[17]17
  Законы Джима Кроу – неофициальное название законов о расовой сегрегации в некоторых штатах США в период 1890–1964 годов. К 1915 году в каждом южном штате были приняты законы, которые устанавливали сегрегацию в учебных заведениях, отелях, магазинах, ресторанах, больницах, транспорте, туалетах. Существовали и ограничения, связанные с голосованием: для участия в нем афроамериканцы должны были заплатить избирательный налог и пройти тест на грамотность.


[Закрыть], нищеты сельских районов. В XIX веке немцы не остались равнодушными к призывам аболиционистов[18]18
  Аболиционисты – сторонники аболиционизма, движения за отмену рабства и освобождение рабов.


[Закрыть]. «Хижина дяди Тома» стала бестселлером в кайзеровской Германии. Еще в 1931 году, незадолго до установления гитлеровского режима, в нескольких городах прошли митинги протеста против линчевания девяти подростков (знаменитые Scottsboro Boys).

Надпись на здании автовокзала: «Зал ожидания для цветных». Дарем, Северная Каролина (1940)

После прихода нацистов к власти многообразие мнений в этом вопросе никуда не делось. Несмотря на постепенную чистку университетов и перевод исследований на новые рельсы, ученые продолжали достаточно объективно и беспристрастно писать об американских делах. Аспиранты изучали воздействие массовой миграции чернокожего населения в промышленные города на севере США, демографы работали с коэффициентами рождаемости, а Американский институт в Берлине раздавал школьникам книги о жизни афроамериканцев. Многие писали об ужасах дискриминации и судах Линча в южных штатах. Главный американист Германии Фридрих Шёнеман мог одновременно сравнивать в расистских брошюрах евреев с афроамериканцами и писать относительно объективные работы о жизни последних.

Именно на этом фоне в Германии началась медийная кампания против судов Линча. Гитлеровцы ухватились за эту тему прежде всего по соображениям пиара (и антипиара). Американцы критиковали новый режим за расизм (Нюрнбергские законы[19]19
  Нюрнбергские законы – два расистских (в первую очередь антиеврейских) законодательных акта – «Закон о гражданине Рейха» и «Закон об охране германской крови и германской чести». Подготовлены по инициативе Адольфа Гитлера и единогласно приняты рейхстагом 15 сентября 1935 года на съезде НСДАП в Нюрнберге.


[Закрыть]), даже начали бойкотировать немецкие товары, а СМИ красочно освещали преследования евреев. Линчевание же позволило нацистам парировать по принципу «сам такой!»: у вас в США тоже есть расовая проблема, и решить ее адекватно вы не можете. Идеологи режима надеялись, что критика расистского насилия в Штатах дискредитирует аналогичные обвинения в адрес Германии и убедит общественность, что расовые законы лучше хаотичного насилия.

Конечно, такую пиар-кампанию сопровождали определенные риски: приходилось выражать симпатию «неполноценной» расе, компрометируя собственную идеологию, так что критики режима могли обвинить в лицемерии уже самих нацистов – насилие против афроамериканцев осуждают, а против евреев раздувают. Но на первых порах нацистам играла на руку тяжелая ситуация в США: во время Великой депрессии самосуд над чернокожими жителями случался все чаще. Только в 1933–1935 годах линчевали 57 человек – и о каждом случае обстоятельно писала немецкая пресса. Фотографии крупным планом, карикатуры, вырезки из американских газет с описанием вопиющих случаев дискриминации, рассказы о Линче-судье… Как, спрашивается, США могут выступать учителем демократии и равенства для остального мира, если афро-американцы тут не только остаются гражданами второго сорта, но и не защищены от угроз насилия и смерти со стороны остального населения?

Вопрос, на каком основании нацисты возмущались охотой на афроамериканцев (с ружьями) и самодельными виселицами, не столь тривиален, как может показаться. НСДАП всегда охотно прибегала к уличному насилию. С 1933 года евреев, особенно владельцев магазинов, унижали и избивали публично, а коричневорубашечники (штурмовики) нападали на прохожих, не желавших принимать участие в погромах. И так далее, вплоть до ежедневного насилия на Восточном фронте и в концлагерях. Немецкие юристы подводили под него теоретическую основу: если буржуазно-либеральное правосудие разграничивает закон и насилие, то нацистское – видит в коллективном действии выражение глубинных ценностей народа. То есть бить окна в еврейских лавках и избивать продавцов – это проявление справедливого недовольства немцев засильем еврейского капитала, резюмировал именитый юрист Ганс Карл Лейштриц.

Таким образом, происшествия в Алабаме и Миссисипи (случаи линчевания) не нравились нацистам не жестокостью, а анархичностью. Правильное расовое насилие должно направляться государством, считали они. Сначала властям необходимо санкционировать бойкоты, ввести расистские законы, напечатать антисемитские плакаты, дать судам инструкции по оправданию погромщиков – и только потом толпа может проявлять свою волю. Дирижировать расизмом должно нацистское государство, иначе Германия погрузится в хаос линчевания. Однако в рамках этой аргументации гитлеровцы не обращали внимания на поддержку самосудов со стороны американских властей (на уровне штата и округа). В толпе линчевателей часто шли полицейские, суды закрывали глаза на убийства и отпускали из тюрем погромщиков (а также допускали расправы над осужденными на тюремный срок афроамериканцами).

Члены СА проводят пикет перед еврейским торговым центром во время нацистского бойкота еврейских предприятий (апрель 1933)

«Мы, немцы, обращаемся с евреями по-человечески. Мы не забиваем их до смерти, а сажаем в тюрьму после судебного разбирательства по всем правилам и потом много лет кормим за счет государства», – писали на страницах главного пропагандистского листка режима Völkischer Beobachter. Нацисты вели тонкую игру: сначала они всячески раздували насилие и поощряли самосуд над евреями, а потом представляли свой государственный аппарат насилия единственным защитником от хаоса и беззакония. Линчевание – это анархический подход, а вот в Германии расизм «эффективный и респектабельный». Более того, централизованный: если в США в каждом штате действовали свои беспорядочные дискриминационные законы, то нацисты ставили целью выстроить единую и централизованную расистскую систему права.

Кроме того, линчевание вытекает из американской «ментальности Дикого Запада», утверждали нацисты, из пагубного индивидуализма и привычки брать закон в свои руки. Американцы и так склонны к агрессии, а невзгоды Великой депрессии, бедность и безработица, только раздувают страсти. Изуверские публичные убийства представителей чернокожего населения, по мнению гитлеровцев, свидетельствовали об опасностях демократии и о слабости США. Отдельные законы в каждом штате, право на ношение оружия, неспособность государства защитить одних граждан от других – все это угрожало Америке тотальной расовой войной. В Германии и ее владениях подобного хаоса допустить нельзя было. Таким образом, суды Линча подавали НСДАП пример, как не надо проводить расовую политику.

Дальше – больше. Нацисты не стеснялись учить самих американцев «правильному решению негритянского вопроса». В 1933/1934 учебном году молодой юрист Генрих Кригер стажировался в Университете штата Арканзас, общался с судьями, политиками и учеными (белыми, конечно же). Линчевание, по Кригеру, болезненное явление, выражающее противоречие между существующей (и правильной, по его мнению) расовой сегрегацией и фикцией равенства в американской конституции. Юрист призывал к тотальной сегрегации, лишению афроамериканцев избирательного права, запрету на смешанные браки и в конечном итоге депортации всех в Африку. Холокост начнется с точно таких же мер…