Текст книги "Черти лысые. Повесть"

– В общем… – начала Лянка.

Когда она закончила, я молчал какое-то время, потому что мне никто еще не рассказывал таких вещей, и я не знал, что говорят в этих случаях.

Поэтому я просто матюкнулся как следует. Вообще я не матерюсь почти, и Лянка тоже, но иногда бывает, что слова кончаются, и остаются только матюги.

– …! – сказала Лянка, когда выслушала про мою маму и про ночь на вокзале.

– ……! – добавил я.

Мы переглянулись и рассмеялись. Как-то невесело это у нас вышло, не заразно.

– И что, мама тебя в Египет тащит? – спросил я.

– Ага. Мне этот Египет остохренел знаешь как? Она там с мужиками тусит, а я валяюсь, как мебель, в шезлонге. И не пойдешь никуда – везде эти отели, и заборы, и сплошной бетон. Наше озеро ей нафиг не надо. А папа… ну, ты уже все понял. Обещали замять без полиции…

– Угу. А мы теперь не знаю, как будем. Мы же на Майковой квартире щас. Вернется он, и…

– Слушай! – Лянка пихнула меня.

– Чего пихаешься?

– Ничего. А давай убежим!

– Давай! – сразу сказал я. – А куда?

– Тупой, что ль? А, ты же не выспался… извини. На Синее Озеро, конечно!

– То есть как убежим? – начал вдумываться я.

– А вот так. С умом, конечно, чтоб не нашли.

– Найдут!

– Найдут – не убьют. А не найдут – наше счастье. Сколько можно на них свою жизнь гробить? Лучшие годы пропадают!

– Ну… сбежим, и что потом?

– Потом вернемся. На озере побываем и вернемся… Надо им дать от нас отдохнуть. А то что-то мы их сильно напрягаем, тебе не кажется?

– Не без того, конечно…

Я умолк, потому что Лянкина идея вдруг проникла мне куда-то в печенки и начала там щекотать, и мне это с каждой секундой нравилось все больше.

На другой чаше весов была мама, спящая на незастеленном диване. Но…

– А где бабки брать? И передвигаться как?

– Автостопом. А бабки сворую у своих. Все равно на меня пойдут, так уж лучше на то, что мне в радость, а не на хрень всякую. Вакаримасссц! – скривилась она. (Это было то ли по-арабски, то ли по-японски.) – Ну? По рукам, Кошмарик?

– По рукам! – решился я.

Лянкины глаза сверкали, будто она снова решила угнать машину. Она протянула мне руку, и я впервые пожал ее.

8.

Главной проблемой нашего побега было то, что мы понятия не имели, куда бежать.

– Ничего, – уверенно говорила Лянка, будто сбегала из дому каждую неделю, по выходным. – Для начала в N-скую область и в сам N-ск. Может, батю своего разыщешь… А там – не может быть, чтобы никто не знал.

Разыскать моего батю было еще трудней, чем озеро, потому что его не было в соцсетях. Я перерыл весь ВК, ФБ, прошерстил Одноклассники – нифига. И у мамы не нашел никаких контактов. Ноль. Нет человека, и все. Я бы и сам в это поверил, если бы не существовал на свете.

– И как мы доберемся до N-ска? Семьсот километров, между прочим…

– Ой, я тебя умоляю! В наше-то время… На блаблакар зашел, забронировал поездку – и готово. За три-четыре дня обернемся, еще жалеть будем, что так быстро.

Лянка светилась уверенностью, которая хошь-не хошь, а передавалась мне. Вообще она головастая оказалась, идеи из нее так и перли – одна заковыристей другой. В нашем тандеме она работала двигателем, а я тормозом, системой охлаждения и ГАИ в одном лице. Мне удалось убедить ее, что спешить некуда, лучше как следует все продумать.

Финальная версия проекта «Побег из курятника» выглядела так:

1. Оставляем записки родакам – типа «извини, мама, атмосфера в доме стала немного напрягать, так что надо снять стресс, и я поехал к другу на море, скоро вернусь, все будет ок, не волнуйся, не звони мне, я уже взрослый, твой Петя». Ну, то есть Марик.

(«Нафиг нам лишние мелодрамы» – сказала Лянка. – «Напишем, как есть, без всех этих соплей. Пусть их совесть помучает. Заодно и со следа собьем»)

2. В записках не упоминаем друг друга. И вообще – ни намека на то, что мы вместе.

(«Родаки наши незнакомы и не побегут докладывать друг дружке. Максимум, когда они узнают, что мы учесали в один день – это когда понесут заявления в полицию. А мы к тому времени, может, уже дома будем»)

3. Создаем фейковые аккаунты вконтакте – типа наши друзья. Придуманные.

(«Никого реально не надо впутывать. Люди – народ ненадежный. Ну, кроме нас, конечно»)

4. Сочиняем переписку вроде «О, привет! Ну че, ты реально ко мне едешь? А родаки отпустят?» (ну, и т.п.)

(«Фейк должен быть реалистичным. Ежу понятно, что наша с тобой афера – это афера, и выглядит она подозрительно, откуда ни глянь»)

5. В компах оставляем открытыми диалоги вконтакте…

(«пусть радуются, что они такие гениальные шпионы»)

6. …предварительно удалив нашу с Лянкой переписку.

(«Ничего, мы ее текстовым файлом сохраним и закопаем поглубже»)

7. Лянка ворует одну из папиных кредиток, которая валяется в секретере, и ее никто не замечает.

(«Пин я не знаю, но это фигня, будем в сети покупать все, там пин не нужен»)

8. Ну, и немного налички тоже не помешает.

(Я предложил спаковать все капиталы в потайной карман рюкзака, чтобы никто не залез. Не возить же их, блин, в лифчике, как моя мама. Как рассказал Лянке – так та просто сползла со стула.)

9. Маршрут побега: Регионск – Новопанск – Старожильск – Нехлебов – N-ск – Синее Озеро.

10. Для перестраховки надо бы изменить внешность.

– А как ее изменить? – говорю. – Что мне, краситься, что ли? Или бороду нацепить?

– Ладно, это я так, – сразу отступила Лянка. – На всякий пожарный, если офигеют и сразу к ментам побегут.

Мы сидели у меня дома. Мама кисла на работе, Майк вообще стал виртуальным явлением (я подозревал, что он где-то снимает другую хату). Вероятность попалиться – один из тысячи. Все вещи собраны, их список многократно обсужден, утвержден и переутвержден. В общем, ничего не мешало отправиться в путь, но…

Куда спешить, говорил я себе. Все равно водитель, нанятый на блаблакаре, поймает нас на другом конце города аж через два часа…

– Вообще это мысль, – сказал я. Просто, чтобы что-то сказать. – Насчет изменить внешность. Вот только как?

– Может, подстричься тебе?

– Ну да! И в парикмахерской жирный след оставить…

И тут я увидел ее. Майкову электробритву, шикарную такую, с логотипом.

– Стоп. А что, если…

Я подошел к зеркалу. По правде говоря, мне поднадоели мои лохмы, которые вечно лезли в глаза (не носить же обруч, как девчонке?).

– Вау! – всплеснула руками Лянка.

– Ага. Тут насадка есть… Ну что, женщина, сбрить мне все нафиг под девять мэмэ?

– Давай, мужчина! – восторженно пискнула женщина.

Холодея, я включил адскую машинку, надеясь, что она не заряжена или сломалась… но нет, зажужжала, зараза. Таак… где тут эта насадка? Кажись, вот она…

Улыбаясь, как идиот, я зажмурился и ткнул жужжалкой себе в лоб. Потом медленно провел вверх, к макушке и затылку…

– Эээээ! – заверещала Лянка.

– Чего?

Я открыл глаза – и тут же закрыл: прямо в них посыпались волосы.

– Посмотри! Посмотри в зеркало!

Лучше бы я не смотрел туда… Поперек моей головы светился выбритый след, похожий на дорожную полосу. Никаких девяти мэмэ там и близко не было – чистая лысина, ровная, хоть полируй.

Руки у меня опустились, и я чуть не выронил машинку.

– А оно должно было так… совсем лысое? – спросила Лянка. Я свирепо посмотрел на нее, и она все поняла.

– Что ж. Теперь другого выхода нет, – сказал я. Вздохнул, как боец перед подвигом, и снова ткнул жужжалкой в волосы.

Через минуту я был совершенно лысый. Точнее, это был не я, а кто-то вместо меня, который почему-то шевелил губами в зеркале, когда я говорил.

– Погоди… вот тут еще… и вот тут… – бормотала Лянка, добривая меня там, где я не видел. – Готово! Ну ты и пришелец! Гуманоид!

Я страдальчески смотрел на нее.

– Да ладно, ты чего? Очень круто, ты сразу как этот… ну… Неважно, короче. Да посмотри, тебе что, не нравится? – она развернула меня к зеркалу. Оттуда на нас пялился Гуманоид с грустными, как у дворняжки, глазами…

Я молчал.

– Так. Стоп, – она вздохнула, выдохнула, снова вздохнула. И, прежде чем я успел что-то понять, ткнула бритвой себе в голову.

– Аааааа! Ты что! – заорал я, хватая ее за руку.

Поздно: на ее голове зияла лысая полоса, как у меня.

– А что? – хрипло сказала Лянка. – Тебе можно, а мне нельзя?

– У тебя же такие волосы, – причитал я. – Ни у кого таких нет…

Кажется, я ляпнул лишнее. Но это была правда: в Лянкиной рыжеватой шевелюре хотелось утонуть, и…

– Теперь совсем ни у кого не будет… Пусти! – сказала она.

И я отпустил ее руку, и смотрел, как падают волосы с ее головы, и из-под них выглядывает чудик, еще меньше похожий на Лянку, чем я на себя…

– Помоги, – сказал чудик, и я добрил ее там, где оставались клочья волос, и потом выключил бритву и застыл, боясь увидеть ее лицо.

– Вот, – сказала Лянка. (Или то, во что она превратилась.)

Узнать ее было совершенно невозможно: вместо красотульки, которую я знал, на меня смотрел ушастый щекан, кусавший губы. Щеки у щекана были розовые, и такой же розовой была лысина, и уши оттуда торчали, как локаторы.

– Охохохо! – вдруг надрывно захохотал щекан и облапил мою голову. – А у тебя щетина, как у поросенка!

Это было неожиданно, я даже ахнул, не сдержался. Горячие ладони обожгли мне кожу на голове, и к горлу сразу подкатил горький ком.

– У тебя тоже! – крикнул я.

Минут пять мы то ли смеялись, то ли плакали, щупая лысины друг дружке.

– Станком надо сбрить! – сказала Лянка, шмыгая носом. – Есть у вас такое?

Я добыл станок и крем. Она густо вымазала меня, как пирожное, и побрила, царапнув в двух местах. Казалось, что станок ездит прямо по нервам, как смычок по струнам… Потом я точно так же выбрил ее – до блеска, как бильярдный шар.

На полу валялись наши волосы: темные, мутные – мои, и глянцево-золотистые – Лянкины.

– Подмести бы, – сказала она. – И сжечь.

– На память, может, оставить? – спросил я.

– Не-а. Улика.

Рядом валялась какая-то картонка с Бруклинским мостом. Мы молча собрали все улики на нее, вышли на балкон и подожгли. Наши волосы, смешанные в пестрый шерстяной ком, плавились, как пластмасса, и темное смешалось с золотистым в единый бурый пепел, который мы закатали в остатки Бруклинского моста, чтобы выкинуть его на улице. Потом выдохнули и повернулись друг к другу.

На меня смотрела ушастая голова, нелепая, розовая – наполовину грудной младенец, наполовину мальчишка-хулиган, только почему-то с девчачьими глазами и губами. Глаза опять были красные, как у кролика.

– Теперь точно нет пути назад, – сказала голова.

– Да, если нас увидят в таком виде… Меня еще ладно, а вот тебя…

– Так что пошли.

Лысый мальчишка-хулиган натянул рюкзак и глянул на другого лысого мальчишку.

Тот вздохнул и пошел за ним.

***

2. Побег

1.

– Это хорошо, что ты теперь лысая, – говорил я по дороге. – А то была такая, вся из себя… будто тебе уже лет двадцать, и ты это самое… Прикинь, сколько проблем было бы?

– Ты хоть соображаешь, что несешь, Кошмарик? – смеялась Лянка, закатывая глаза. – Комплименты отвешивает тут… Значит, теперь я урод уродский?

Я плохо соображал, это точно. Лысую башку холодил ветер, и казалось, что все нервы проросли туда и гудят, как на сквозняке. Что чувствовала Лянка, привыкшая к своей гриве до пояса – было страшно и подумать. На нас пялились абсолютно все: прохожие, пассажиры, голуби, коты, даже машины и дома. Весь город превратился в огромный глаз, как у стрекозы, и пялился на наши с Лянкой лысины. Вначале это напрягало ее, потом развеселило, и она стала подмигивать злостным зевакам и корчить им всякие рожи. Вот ведь женская обезьянья натура!..

Глядя на нее, развеселился и я.

– Ну, пришли вроде, – сказала она, когда мы дотопали до дальней развилки.

Солнце уже садилось. Закат был красный, как в пустыне Аризона.

– Ты ему как платить будешь?

– Наличкой. – Лянка присела на корточки и пялилась в свой новенький макбук за хрен знает сколько тыщ. – У меня есть, не думай…

Через пару минут подъехал водитель.

– Здоров, пацаны, – крикнул он из машины. – А папа-мама где?

Мы с Лянкой переглянулись.

– Они подсядут к нам дальше… под Новопанском, – бодро заявила Лянка. – Откроете багажник?

– Открою… открою, – согласился водитель. Не спеша вышел, разглядывая нас, как экспонаты. Потом открыл багажник, и мы кинули туда наши рюкзаки.

– Закрыто, – сказала Лянка, пробуя дверцу машины.

– Погодь, – сказал водитель. – Ща открою.

Захлопнув багажник, он сел за руль. Машина взревела, оплевала нас дымом и гравием – и рванула прочь, как ракета, с нашими вещами в багажнике.

За десять секунд она скрылась из виду, а мы все стояли и смотрели туда, куда она уехала.

– Телефон есть его?.. – наконец спросил я.

Лянка молчала.

– В полицию заявить… Номер запомнила?

– Ага. «Так и так, мы тут из дому сбежали, а злой дядя водитель наши манатки спер…» Хочешь, чтобы побег накрылся?

– Так он и так накрылся, – сказал я, чувствуя, как горло давит склизкий ком. – Даже начаться не успел. Там же все наше было, все-все…

– Не все, – сказала Лянка, сунула руку под футболку и достала оттуда сверток. – Уехал ноут, одежда и хавчик. Финансы с нами.

Я матюкнулся, потому что это опять был тот момент, когда ничего другого не скажешь.

– Ловим машину, – продолжала она. – К ночи мы должны быть в Новопанске.

– Ты уверена?

Лянка так посмотрела на меня, что я заулыбался ей во все тридцать два, как дурачок, и выскочил на обочину голосовать.

Машина остановилась очень быстро, буквально за минуту или две.

– Оу, ребят, вы куда на ночь глядя? – спросил меня водитель, молодой парень.

– До Новопанска подбросите?

– Ого! А что это у вас там такое?

– От похода отстали, – вмешалась Лянка. – Опоздали на автобус.

– Вот оно что! Садитесь, как раз туда еду.

– Мы заплатим, – благодарно сказала Лянка, влезая в машину. Я тоже влез за ней.

– Да причем тут заплатим!.. Расскажите лучше, что у вас за поход. Куда ходили-то?

– Ой, да мы вообще из программы «Гордость родного края», – запела Лянка. (Она как поймает волну – только держись.) – Есть программа такая для юных туристов, знаете? Сегодня целый день по Регионску, краеведческий музей, то-се… а потом засмотрелись на поющие фонтаны и… Ой, извините!

Она достала из кармана мобилку. Долго глядела на экран, потом приложила к уху:

– Да! Что? Эээ… нет. – Лянка сделала мне страшные глаза. – Нет-нет. Ошиблись. Ошиблись, говорю! – крикнула она и спрятала мобилку.

– Кто это был?

– Это… нагнись сюда.

Я нагнулся, ожидая услышать что угодно.

– Прикинь, звонил тот водитель, с блаблакара, – зашептала Лянка. – Говорит, ждет нас уже десять минут. Походу мужик, который наши рюкзаки спер, был совсем не он…

2.

Мимо неслись огни машин и бигбордов. Лиловые сумерки втягивали нас в себя, как воронка.

– Да послушай!.. Послушай, грю!.. Ты только себя слушаешь, да? – надрывался Леша (так звали водителя), приложив мобилку к уху.

Вначале он говорил негромко и косился на нас (ну, в зеркало то есть), а мы делали вид, что не слышим. Потом увлекся и стал орать так, что у меня уши вспотели:

– Тут люди в машине, я не могу щас… Что значит «кто»? Какая тебе разница, кто? Нет, не девушки… да, много. Двое… Они! Не! Девушки! – хрипел тот, сорвав голос. Мы переглянулись, и он взял втрое тише: – Не девушки… Ну зая, ну причем тут пиво?.. Слушай, я скоро буду у нас и все…

Не договорив, он опустил мобилку, смотрел в нее секунд десять, потом матюкнулся и крутанул руль (мы чуть не влетели в фуру).

И я, и Лянка старательно смотрели по сторонам.

– Ребят, сорри…

– Ревнует, да? – знающим тоном спросила Лянка.

– Не то слово! Прикиньте, у нас в один день с Анькой день рождения, так она обижается, что к нам Танька в гости зашла с Серегой, ну, и мы там то да се, посидели, выпили немного… Ее что, прогоняли, блин? Тоже ж ведь с нами сидела… так нет, говорит, ты об меня ноги вытираешь, и ты только с Танькой ля-ля, ну прикиньте, а? Ребят, ну посидели немного, выпили… так Анька моя тоже ж там, и что, я не могу, значит, это самое?..

Все слилось в один калейдоскоп, как огни за окном – Анька, Танька, Серега, посидели-выпили, и опять Анька-Танька, и опять Серега, и это самое… Но Лянка героически попыталась разобраться:

– Она вас к Аньке ревнует?

– Ну… блин! Анька – это ж моя, ну то есть девушка! – Леша взял погромче. – А Танька с Серегой… мы все сидели у нас, и Танька… она девушка заводная, так что ж ей, как на похоронах сидеть, что ли? И Серега тоже это самое, а вот Анька… И мне тоже ж хочется чего-то такого, ну, праздника, для души чтоб… А вот Анька-то… раз ты хочешь, чтоб это самое, так ты ж тоже ж, блин, а не дави на нервы! Правильно говорю, ребят?..

Мы кивали, как китайские болванчики. Странно: еще ведь не было поздно, часов одиннадцать или около того, и за день мы нельзя сказать, чтобы сильно устали, но спать хотелось прямо до тошноты.

В Новопанск мы въехали без двадцати полночь. Леша высадил нас прямо у гостиницы и не взял денег:

– Спасибо, ребят, что выслушали. Выговорился – хоть на душе полегчало. Счастливо вам догнать ваш этот, как его… ну, вы поняли!

Кое-как разлепляя рты, мы исторгли из себя что-то вежливое и вползли в гостиницу.

Оказалось, что Лянка заказала дорогущий номер, который стоил столько, сколько денег я никогда в руках не держал. Не было сил выяснять, что и как; нам дали ключ от номера, и мы поползли туда, включив резервный запас энергии. Кое-как справились с замком, доползли до кроватей и рухнули, не раздеваясь. Я даже не помню, как я ложился, потому что уснул, кажется, прямо на ногах…

3.

Проснулся я в жуткую рань – в полдевятого.

Спать совсем не хотелось. Я увидел, что лежу в каком-то непонятном месте, и сразу все вспомнил – про гостиницу, про Лянку и про наш побег.

Из ванной слышалась песня – что-то вроде «оооу-оу, джага-джага, вау-вэй…»

Я вскочил с кровати и подбежал к окну. Оттуда в комнату лезло солнце, белое и жгучее, аж глаза заболели. За окном был двор, и за двором гудел Новопанск, незнакомый город, торчащий высотками в небо.

Все это вдруг влетело в меня и щекотнуло внутри. Сразу захотелось петь, и я стал подпевать Лянке – «джага-джага, вау-вэй!..» Выходило, конечно, не так, как у нее – красивенько, с фирменными «вэу-вэу», но мне было пофиг на все, и я наподдавал, как мог.

Где-то в тени, куда не доставало солнце, шевелились мысли про маму. Но я их быстренько выключил, потому что с ней никогда не было таких утр, белых и свежих, будто ты только что родился и все у тебя впереди. И с ней не было Лянки…

– Тук-тук-тук! – постучали в дверь.

Я застыл.

Первой мыслью было – «мама приехала!» – потому что я секунду назад о ней думал.

– Тук-тук! – постучали снова.

– Кошмарик, открой! – донеслось из ванной. – Открой, а то я голая!

«Голая, голая, голая…» – застряло в голове, когда я открывал дверь. «Голая…» Там стоял дядька в униформе.

– Доброе утро! А где ваш папа?

– Ээээ… он… ну, он это… – замычал я.

– Он опоздал. Не смог приехать, – из ванной высунулась розовая голова. За ней были такие же розовые плечи, и чуть ниже полотенце. – Сказал, что к вечеру будет.

– Просто у нас проблема, – сказал дядька, входя в номер. – Мы не можем поселить несовершеннолетних без сопровождения взрослых. У вас забронирован трехместный номер на имя Вадима Королева. Где Вадим Королев?

– Говорю же вам, – повторила голова. – У него не получилось приехать. Он в другом городе сейчас.

– Мы не можем поселить несовершеннолетних без сопровождения взрослых, – завел тот, как автоответчик. – У вас забронирован номер на Вадима Королева, так? Где Вадим Королев?

– Ну слушайте, вы же нас уже поселили! И мы вам заплатили, между прочим!

– Мы не можем поселить несовершенноле…

– Да поняли уже, блин! – не выдержал я. – Вот, наш папа застрял в другом городе… и что нам теперь делать?

– Это ваши проблемы. Номер забронирован на Вадима Королева, так? Где…

Я начал выходить из берегов.

– Да что вы от нас хотите? Чтобы мы сделали вам вот сейчас папу из воздуха? Или как?

– Где Вадим Королев? Нам нужен его паспорт, или я вызываю полицию.

– Вызывайте на здоровье, – сказала Лянка. – Все равно мы сейчас уходим.

– Никуда вы не уйдете, пока вашего папы тут не будет. Или я вызываю полицию. Мы не можем поселить несовершеннолетних без сопровожде…

Он посмотрел на меня и запнулся.

– И что, с полицией против детей будете воевать? – спросила Лянка.

Хлопнула дверь: дядька вышел.

– Ггааад, – протянул я.

– Ага, – согласилась Лянка. – Ща я оденусь, и что-нибудь придумаем.

– Я тоже в душ хочу!

– Ну погоди немножко… Фу, как противно надевать грязное, – скулила она за дверью, потом вышла, розовая вся, пухлая после мытья, как поросенок. – Давай бегом, и будем думать… Эй, ты чего?

Я так и не привык, что она теперь совсем лысая, и пялился на нее, как на пришельца.

– Да нет, ничего…

4.

Когда я вышел из душа, Лянка стояла у окна.

– Третий этаж всего, – крикнула она мне. – Ты прыгаешь хорошо?

– Эээй, ты чего задумала?!

Я высунулся в окно.

– Вроде не очень высоко, – неуверенно сказала Лянка.

– Ну да. Перелом, больница, родители. «А приехал я назад, а приехал в Ленинград…»

– Какой еще Ленинград?.. А смотри: вон там рядом пожарная лестница. Как думаешь – реально?

– Реальнее некуда, – сказал я, влезая на подоконник. – Так, пусти!..

– Кошмарик, может, тебя подержать? – засуетилась Лянка.

– Себя подержишь…

Пересилив холодок в кишках, я выпрямился.

Вокруг был двор, и в нем были люди. Никто меня не видел, потому что наше окно смотрело в сторону, будто стеснялось за нас. До лестницы было где-то полметра голой стены.

– Ты в баскетбол играла? – спросил я.

– Да… А что?

– Ничего. Помнишь, как мяч ловить? Руки вытягиваешь вот так – и…

Холодок в кишках вдруг сделался настоящим морозом. Ноги сами толкнули меня, как катапульта, и все вдруг перевернулось и смешалось, как во сне, и ладони обожглись о железные скобы лестницы, и было больно, но я все-таки вцепился в одну скобу и болтался на ней, как сосиска.

– Ваааау, – скулила Лянка в окне. Если б не она – я бы точно никогда не прыгнул.

– Ничего трудного, – говорил я, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Щас я спущусь, и ты тоже давай… Главное – прыгай хорошенько и сразу хватайся…

Лянка вылезла на подоконник. Снизу мне было видно, как шорты натерли ей бедро.

Уж не знаю, во что она там играла, но летела она далеко – прямо на меня, и визжала при этом, как поросенок, и я тоже орал, потому что она звезданула каблуком мне в глаз. Я придержал ее (не специально, так само получилось), и она смогла-таки ухватиться за скобу.

– Не ори! Услышат! – шипел я, спускаясь вниз. – Быстрей давай!

Но было поздно. Внизу кто-то что-то кричал, и к нам уже бежали из дальних дверей.

Я прыгнул. Метра два или три – больно, но терпимо. За мной прыгнула Лянка, и мы побежали.

Так быстро я никогда еще не бегал, и Лянка, наверно, тоже. Мы сразу рванули к соседней подворотне, но там был не выход, а другой двор. За нами гнался, по-моему, целый десант, и сзади кричали – «вон они!», «что украли?», «подсекай!»; и потом мы долго петляли, и уж не знаю, как, но вырвались на улицу и бежали по ней, налетая на прохожих, пока не выдохлись и не упали на круглую скамейку вокруг фонаря.

Там я понял, что держу Лянку за руку, и это почему-то больно. Оказалось, что ладони у нас в крови – я ободрался о скобы.

– Надо… в аптеку… перекисью… – хрипела Лянка, хватая воздух.

– А… фигня…

– Я тебе дам «фигня»! Столбняк захотел? – она так рассердилась, что перестала хрипеть.

Аптека была как раз напротив. Лянка дала карточку, и кассирша пробила нам перекись и вату без всякого пин-кода.

– Слушай, красота какая! А я и не знала, что так можно, – говорила Лянка, протирая мне вавки. Я мужественно кряхтел. – Думала, без пина нельзя…

– Раз думала – чего тогда дала кредитку?

– Не знаю, она как-то сама далась…

5.

– Привет, ребята!

К нам подходил Леша, улыбаясь во весь рот.

– Ну как, догнали своих?

– Здрасьте! Догнали-догнали, спасибо вам! – защебетала Лянка, и я тоже добавил «спасибо». – А у вас как дела?

– У меня? Да вот, честно говоря, неважнецкие у меня дела… А я вчера думал, что вы два мальчика. Надо же, – качал он головой, глядя на Лянку. Она покраснела.

– Не помирились с Танькой? – спросил я.

– Да с Танькой-то ладно, мы с ней и не ссорились. А вот Анька моя… Видеть меня не хочет.

– Слушайте! А давайте мы с ней поговорим? – вдруг сказала Лянка.

– Вы? – Леша удивился. – А что вы ей скажете?..

Когда он в двадцатый раз изложил нам свою беду, а мы в двадцать первый уточнили все тонкости – Леша подвел итог:

– Ну, разобрались вроде как. Значит, вот ее адрес, и телефон тоже. Щас на семерке доедете, две остановки… Я бы подвез, но машина там осталась…

Он еще что-то нам говорил, и даже бежал за маршруткой, когда мы на ней поехали.

– Как же жрать хочется, – вздохнул я.

– Потом! – отрезала Лянка. – Душевные проблемы важней, чем набить брюхо! Думаешь, мне не хочется?

Анька оказалась офигительно красивой блондинкой, прямо как с обложки. Наверно, Лянка была бы такая же в ее возрасте, если бы не выбрила голову.

– От Леши? – удивленно допытывалась Анька. – Он, значит, сам брезгует со мной говорить? И дипломатов шлет вместо себя?

– Да нет, – пела Лянка, задушевно улыбаясь. – Он, наоборот, сидит грустный такой, молчаливый… Мы его еле разговорили.

– Ага, – вставлял я.

– Мы ведь давно его знаем… Он вообще о своих проблемах не любит говорить. Просто если бы ты была чуть-чуть веселее… это же все-таки праздник! «День рожденья… только раз в году…» – запела Лянка. Чистенько, весело так. – Он не для Таньки старался, он для тебя! Мы его знаем! А Танька просто… ну, для разбега, понимаешь?

– Точно, – кивал я.

– Он всегда как разбежится… хрен знает куда, – сказала Анька. – Я уродовалась, приготовила все, на кухне проторчала… В свой день рождения. И в награду хотела хоть немножко внимания. Разве это много? Я не требовала ничего такого… А он взял и распустил свой хвост перед Танькой. А Таньке только того и надо…

– Не плачь, – Лянка доверительно взяла Аньку за руку. – Просто такой он, этот Леша. Вот когда у меня день рождения был… вы с ним сколько встречаетесь?

– Год.

– Ну вот. А мы с ним знакомы уже… Короче, был у меня день рождения, и я тоже сидела такая, стеснялась… ну, малая еще была, дурная. Так Леша пытался-пытался меня разговорить, а я такая сижу… – Лянка показала, какая она сидела. – Ноль на массу. И он тогда начал с Юльчиком зажигать. Юльчик у нас заводная, сразу вся такая – вау!..

– А что это за Юльчик? – спросила Анька, перестав плакать.

– Та… одна девчонка. И вот они с Юльчиком быстро меня растормошили, я потом так отжигала, что заснуть не могла! Или вот на дне рождения у Жеки то же самое было: Жека сидел, как упырь, а Леша – он же какой! Позитив любит, чтоб все прямо – вааау!.. Вот он и стал с Лизкой разогреваться. Бла-бла-бла, то да се… смотрю – и Жека уже в теме, Лизка втянула его. Он всегда так, Леша то есть: ему какая-нибудь девчонка для разбега нужна, а потом… короче, бабка за дедку, дедка за репку, – засмеялась Лянка.

Я тоже засмеялся. И Анька улыбнулась.

– Понятно, – сказала она. – Тебя как зовут?

– Мил… то есть Ляна. Можно Лянка.

– Лянка… Странное такое имя. Скажи, Лянка, а вот эти девушки… Юля и Лиза… Леша с ними давно знаком? Они такие, как ты, или постарше?

– Постарше…

– Поня-я-ятно. Ну, ребята, спасибо. Внесли ясность в вопрос. Сейчас позвоню Леше и поговорю с ним.

– И больше не будете ссориться? – спросил я.

– Я больше никогда с ним не буду ссориться, – сказала Анька сквозь зубы, набирая номер.

– Ураааа! Как здоровооо! – Лянка полезла было обниматься с Анькой, но осеклась. – Ладно. Беседуйте!

Уходя, мы слышали, как Анька говорит – «Лешик? Будь добр, зайди ко мне, пожалуйста…»

– Ну вот! – Лянка сияла, как сверхновая. – Доброе дело сделали! А теперь можно и перекусить.

Когда она так улыбалась – ее хотелось облизать, как мороженое. Даже лысую.

– Ну ты и врушка, – сказал я. – Баронесса фон Мюнхгаузен.

– Фигня! Ложь во благо только полезна.

– Думаешь, они теперь помирятся? Аня какая-то странная была…

– Конечно, странная, когда столько эмоций… А вот и магаз! Пошли?

Жрать хотелось просто по-черному, и мы набрали целую корзину с верхом – и булок, и колбасы, и йогуртов, и шоколадок. Казалось, что если весь магазин впихнуть в корзину – и то не наедимся.

Лянка уверенно дала кассирше кредитку, и та вдруг потребовала пин-код.

– А… я его не помню, он у меня дома… – лепетала Лянка.

– Тогда наличкой, – бесстрастно сказала кассирша.

Лянка достала пачку купюр. Хватило со скрипом, и осталась какая-то фигня – бумажка и пару монеток.

– Не поймешь эти терминалы: то просят пин, то не просят, – говорил я, когда мы разбирали в скверике наши богатства.

– А! – Лянка махнула рукой. – Главное, что мы сейчас пожрем. Мы сейчас пожрееееоом! – ревела она, как медведь, вгрызаясь в колбасу.

Никогда еще, кажется, не было так вкусно хомячить что попало – на свободе, под открытым небом, да еще после такого доброго дела! Мы чавкали, как тапиры в зоопарке, и улыбались друг другу с набитым ртом.

– Осторофно! – шамкала Лянка. – Не пересфарайфя с улыбфой! – и я изо всех сил глушил свое перышко, чтоб оно не щекотало меня внутри, и на этот раз мне это удалось – такой я был голодный.

Мы наелись до отрыжки, не одолев и трети наших запасов.

– И хорошо. На завтра остаааанется… – мурлыкала Лянка. – Сейчас вздремнуть бы…

– Где? Мы же бродяги.

– А вот прямо здесь. Подвинься… – Лянка легла на лавочку, пристроив голову мне на ногу.

Я боялся вздохнуть.

– Подушка, конечно, так себе… – бормотала она, мостясь на мне. – Твердая, костлявая… Жиреть тебе надо, Кошмарик, – выдохнула она, закрыв глаза.

– Это еще зачем? – тихо спросил я.

Она не ответила. Голова ее лежала у меня на коленях, и я думал о том, что у меня вонючая одежда, и Лянка наверняка чувствует это, и дышал вполсилы, чтобы меньше воняло…

Потом задремал и сам.

– …А вот они, голубки, – донеслось откуда-то.

Я вздрогнул.

Лянка тоже приподнялась и терла заспанные глаза.

– Ты погляди, как воркуют-то!

К нам приближались Аня с Лешей, обнявшись за талии.

Аня липла к Леше, как всякие синтетические тряпки липнут к телу – и животом, и лицом, и даже ногами. Они улыбались нам, и мы с Лянкой сначала тоже заулыбались, а потом перестали, потому что они тыкали в нас пальцами:

– Тут, похоже, такой рОман, что мало места…

– Ляночка, сладкая моя! Надеюсь, ты предохраняешься?

– Наверно, она не Лянка, а Виктор Пелевин…

– Не, у Пелевина и близко нет такого полета фантазии!..

– Как поживают Юля с Лизой?

– Когда у них дни рождения?

– Эх вы, – сказал Леша, когда они поравнялись с нами. – Я к вам всей душой, а вы тут… развлеклись, блин!..

– Леш, ну что ты! Просто сейчас такие детки стебучие. Им жисть не в жисть, если не развести кого-нибудь…

– Небось ржали тут вголос над нами…

– Пока, черти лысые!

– Пока, Ляночка, пупсик мой!

Они ушли, и по дороге лизались, как в кино – Анька чуть из платья не выпрыгивала.