Текст книги "Я и мой капитан"

Как всегда чуть суетливый и как всегда одетый с иголочки, он с порога бросил:

– Так, едут уже! Соблюдайте церемониал!

Чиновники и советники невольно выстроились в три ряда по росту напротив двери. Илья Петрович скрупулезно оглядел делегацию в черных костюмах сквозь маленькие стекла очков и серьезно отметил:

– Ну просто Политбюро ЦК КПСС на фотографии! Поменьше напряжения в связках!

– Илья, кто там? – спросил директор ФСБ. Если бы Виноградов был министром, Сайгаков определенно обратился бы к нему по имени-отчеству, но Илья Петрович пока что заместитель. «Пока что, но ненадолго», – подумал глава ФСБ.

– Да жаба какая-то, – ответил замминистра, присоединяясь к присутствующим. – Ведем себя раскованно, отвращения не выказываем.

– У тебя же все под контролем? – не унимался Сайгаков.

– Да-да, все пока как по маслу: почетный караул, красная дорожка, салют… Все нормально… – Илья Петрович запнулся. – Только «хаммер» не успели прикатить, сейчас везем посла на тягаче от С-300. Думаю, хорошо все. Только воздержитесь, пожалуйста…

В этот момент двери распахнулись и в комнату переговоров первыми влетели две зеленые сферы пяти-шести сантиметров в диаметре. Чиновники как один застыли в напряжении, пока шары водили по ним такими же зелеными лучами.

– Как по струнке стоим, сейчас кто-нибудь не выдержит и честь отдаст, – шепнул Сайгаков дипломату.

Тот лишь толкнул директора ФСБ локтем, мол, не выпендривайся.

Вошел посол. Он действительно был похож на жабу: приплющенная голова с выпяченными глазами на макушке, очень широкий рот и странные диски вместо пальцев, похожие на присоски. Только кожа М’хак-о-Пло вопреки ожиданиям оказалась сплошной черной грядой поблескивающих чешуек. На посланце были какие-то лоскутки ткани болотного цвета, плечи окутывал длинный плащ с эмблемой Федерации – спиралью Млечного Пути. «Точно жаба!» – подумал Сайгаков, наблюдая, как инопланетянин приближается к делегации скачущими движениями. Кажется, один только Миша глядел на него не подобострастно, а во все глаза.

– Гут все будет, не о чем беспокоиться, – дохнул замминистра директору ФСБ в ухо, – одетым пришел, из уважения к нам.

– Земляне! – донеслось из устройства на груди пришельца. – Мне поручено передать вам следующее: в сложившихся условиях наше правительство приносит вам глубочайшие извинения. Также мы подтверждаем, что сознание с идентификатором «Ирина Каминская» находится в зоне ведения Федерации, вскоре будет задержано и доставлено на родную планету.

Инопланетянин почему-то замолчал. Во время этой паузы Сайгаков обратился к начальнику ГРУ:

– У тебя же есть эта штукенция? – Глава ФСБ кивнул на кулон, висящий на груди «жабы».

– Есть один, – подтвердил Сергей Викторович, – универсальный переводчик. Мои спецы бьются над ним, но не могут определить, как он устроен, – мозгов не хватает.

Генерал-майор ГРУ умолк, так как инопланетное существо вдруг двинулось в его сторону. Подойдя, точнее подскочив, М’хак-о-Пло тронул своими присосками кисть разведчика. У Сергея Викторовича возникло такое чувство, будто он проверяет рукой тягу пылесоса. Каминский зачем-то выпрямился.

– Не испытывайте разрушительных эмоций, – тихо сказал посол, – ваше дочернее создание будет отловлено. В обмен мне хотелось бы, чтобы вы определили источник проникновения в галактическую Сеть Федерации.

Зеленые шары устремились в открытую дверь. За ними прыжками последовал инопланетянин.

– Чего он хотел? – спросил Сайгаков.

Начальник ГРУ Сергей Викторович Каминский встрепенулся:

– Найти хакера, взломавшего их Интернет.

Глава 4
Давай оставим их

Прошло уже два часа с момента взлета со станции, когда мой симбионт появился в дверях центра управления, одетый в корабельный комбинезон.

– Что так долго? – поинтересовался я.

– Купалась, потом стирала, – ответила Вика.

А я-то, наивный, уже было сделал вывод, что самка изменила свое мнение насчет «оранжевой робы».

– Ты забыла выключить нагнетатель в твоем отсеке, – разочарованно отметил я.

– А-а-а, нет – это я сушу джинсы твоим феном.

Гм, ну ладно. Хотя какой в этом смысл? И так ведь высохнут.

– Куда дальше, Макс? – Вика расположилась на своей кровати, которую с необъяснимым упорством продолжала называть «кушеткой», и занялась выпрямлением еще влажных волокон на голове посредством «расческа».

– Процион-11 – обитаемая луна, до гиперпрыжка четыре часа, ориентировочное время прибытия десять часов.

– Дай зеркало, Макс, – попросил гуманоид, с усилием пропуская волокна сквозь зубцы своей пластины.

Я вывел фронтальное изображение Виктории подвида Б в масштабе четыре к одному на противоположную стену. Симбионт незамедлительно сосредоточился на оценке своего внешнего вида.

– Слушай, Вика, не желаешь укоротить свои… гм… волосы? – предложил я. – Кажется, процесс их упорядочения после очистки слишком трудоемкий.

– Еще чего! – отозвалась самка.

Все-таки у меня отличный симбионт – по собственной инициативе запрашивает график выполнения задач! Надо будет написать об этом в форуме.

– Гм, ну еще ты могла бы заняться уборкой машинного отделения, а после почистить ремонтных дроидов…

– Ага, прям щас!

Как мне повезло! А еще писали в форуме про какую-то «лень». Нельзя верить этим свободным! Надо составить симбионту план работ наперед.

Прошло еще полчаса. Вика продолжала выравнивать свои черные, доходящие до торса волокна, вращая головой и не отрывая радужек световых датчиков от зеркала. Хотя, на мой взгляд, процесс был давно завершен. Я терпеливо ждал.

– Макс, – сказала она вдруг, – расскажи подробнее про ту «рыбу». Что это за штука и почему ее так порубили?

Не хотелось бы ввергать симбионта в одно из непредвиденных состояний, но я боялся, что она снова сошлется на параграф семь, пункт сорок шесть, и неохотно пояснил:

– Готл с планеты Сардония системы гамма Цефея, по вашим картам, которого ты ела, фактически не является рыбой. Вернее, к рыбам он отношения вообще не имеет. Эволюция на Сардонии имеет свои уникальные особенности. Как и на Земле, жизнь там зародилась в водной среде. Что касается готлов – это стайные животные, очень плодовитые. Можно чисто условно разделить их на самцов и самок для более простого понимания. Так вот, в ходе их эволюции самки вынуждены были все больше времени уделять рождению потомства и уходу за ним, а самцы – добыче корма и обеспечению им самок с потомством. В результате самки стали малоподвижными, а самцы наоборот. В какой-то момент популяция агрессивно развивающихся самцов вышла из моря на сушу. А самки готлов так и остались ползать по дну океанов. Поэтому у них выработалась более сложная система оплодотворения: самец производит несколько десятков подвижных субсуществ и выпускает их в водную среду, где те ищут женскую особь и оплодотворяют ее. Одно из таких существ тебе и подали в ресторане.

– То есть я ела огромный сперматозоид, – заключила Вика.

– Не совсем так, – пробовал доходчиво пояснить я. – Ты ела промежуточное звено, надстройку в системе оплодотворения. Головохвост этого существа заполнен аналогом земных сперматозоидов – ведь это хорошая идея совместить балансирующие функции хвоста с половым органом? Эта промежуточная стадия, назовем ее «спора», так как земного термина для нее не существует, так вот – эта спора имеет примитивный мозг, органы чувств, такие как глаза, плавники и даже зубы, чтобы просуществовать подольше, пока не найдет материнское существо в бескрайнем море. Единственным недостатком споры готла является генетическая дегенерация. То есть мужская особь на суше воспроизводит спору способом, подобным клонированию, поэтому спора готла умирает в течение четырех-пяти суток с момента рождения. Но за это время части спор удается найти самку и зачать новую жизнь.

Мой симбионт помолчал какое-то время, после чего выдал:

– Ясно: получается, я съела отвалившийся член.

– Некорректное сравнение: в теле споры содержится полость для активных клеток, – успокоил я Вику.

– С яйцами! Плавающий член с яйцами, – сделало вывод существо, прервав процесс обработки волос расческой и уставившись в точку пространства, неопределимую без электронного микроскопа.

Я не знал, что ответить. Через минуту симбионт вдруг сам вышел из гипноза:

– Но ведь рыба была вкусная, так?

– Весьма вероятно… мне сложно судить, но так эту пищу оценивает большинство гуманоидов, имеющих вкусовые рецепторы…

– Макс, пообещай впредь предупреждать меня о всяких таких штуках.

– Конечно, – согласился я, – это полностью согласуется с моей стратегией.

– То есть ты будешь сообщать обо всех подобных подводных камнях? – попросила Вика снова.

«Я вроде бы ответил уже. Хм, при чем тут камни? Что она имеет в виду? – на секунду задумался я. – А, понял! Семена!»

– Да, например, плоды с Аламака в твоем кожаном чехле…

– Оранжевые бананы? – уточнила Вика и полезла в сумочку. – С ними что-то не так? Их надо чистить? Только не говори, что это тоже чья-нибудь сперма…

– Нет-нет, – поспешно заверил я своего симбионта, – но, думаю, тебе следует знать, что момент разрыва оболочки фрукта является сигналом для старта бурного прорастания семян внутри…

Вика тем временем уже целеустремленно снимала кожуру с «банана».

– То есть косточки есть нельзя? – спросила она.

– Можно. Некоторые даже находят их особенным деликатесом. Но для развития семян на данной стадии подходит любая среда, дисперсная или аморфная, богатая органическими компонентами. Проще говоря, они пустят корни в твоем пищеводе и начнут расти, а мне не хотелось бы задействовать медицинский модуль, чтобы после вырезать их из твоего тела гамма-ножом в течение нескольких часов.

– Мне бы тоже не хотелось, – сказала Вика подвида Б, выковыривая «косточки» пилочкой для ногтей.

Мы находим общий язык – это хорошо. Я даже не стал напоминать самке о ее невыполненных задачах по уборке, боясь нарушить налаживающийся протокол общения между нами.

– Так, ну все теперь? – Вика подняла изрядно выпотрошенный плод над головой, хотя я и так прекрасно видел результат «рубки».

– Да. Готово к употреблению, – заверил я.

Однако симбионт, к моему удивлению, стал тыкать плодом с Аламака в клетку с пушистыми сферами, стоящую рядом, приговаривая: «На, мой хороший, попробуй».

– Рррр-э-к, рррр-э-к! – раздалось из клетки, и оба му’ум-рэка откатились к дальней решетке, вздыбив шерсть.

«Видимо, уровень доверия между нами все еще оставляет желать лучшего», – решил я, а вслух поинтересовался:

– Ты что делаешь? Думаю, они это есть не будут!

– А что они едят? – Вика снова обратила лицо к потолку.

– Минутку…

Я отправил поисковый запрос в галактическую Сеть.

– Вот: «Обитая преимущественно в густой траве, впитывают воду, скапливающуюся на стеблях… по-вашему «роса», питаются мелкими инсектоидами, паразитирующими на растениях»… тут осмелюсь провести аналогию с вашей тлей.

– Понятно. – Гуманоид отложил «банан» в сторону и потянулся к клетке.

Вика открыла дверцу, вынула одно из существ и умостилась на кровати, подобрав биподы. Потом прислонила му’ум-рэка к верхней половине торса и, обхватив его руками, начала расправлять ему шерсть, приговаривая: «Бедный, голодненький, грустно тебе?» Мне эта сцена напомнила Мадонну и младенца с икон распространенного на земле культа.

– Макс, а где у него ротик? – спросил симбионт, переворачивая шар.

– Такого органа у му’ум-рэков нет.

Виктория вздохнула, поглаживая своего питомца:

– У тебя есть ножницы?

Я обрадовался: наконец-то она приняла мои доводы насчет волокон.

– Есть похожий инструмент, в медицинском отсеке.

– Давай, – приказала Вика.

– Не могу, сходи сама, пожалуйста. Это на средней палубе.

– Пусть твой летающий робот принесет.

– Оба ремонтных дроида после погрузки сплава находятся в машинном отделении – пополняют заряд, – пояснил я.

– Батарейки сели?

– Можно и так сказать.

Симбионт нехотя поднялся, поместил существо обратно в клетку и направился к лестнице на вторую палубу.

– Эта секция, голубого цвета дверь!

Перегородка отодвинулась, и Вика ахнула:

– Какая комната! Тут так чисто…

– Стерильно, – вставил я, – это же медицинский модуль.

– …светло и просторно. – Симбионт не принял во внимание мое замечание. – Макс, почему ты мне сразу эту комнату не показал? А предлагал жить в сортире. Тебе же не нравится, что я заняла рубку, я чувствую, что не нравится! Я могла бы жить здесь.

– Но это же медицинский модуль! – пытался пояснить я. – Для экстренных случаев: вирусы, повреждения симбионта, вторжение на корабль…

– Какое такое вторжение? – обеспокоенно переспросила она.

– Со стороны любой формы жизни: органической, кремниевой, механической, любой… Этот отсек полностью герметичен и дает возможность также покинуть корпус корабля в экстренных случаях.

Самка обошла операционный стол, заинтересованно разглядывая приборы и механизмы.

– Хм, ты хочешь сказать, что тут есть спасательная шлюпка?

– Три капсулы экстренной эвакуации, – уточнил я, – открой дверцу в стене со значком галактики.

Симбионт выполнил мою рекомендацию с явным воодушевлением, которое тут же сменилось разочарованием. По крайней мере, именно так выглядело лицо человека в базе соответствия конфигураций мышц с эмоциональными состояниями.

– Макс, – Вика снова зачем-то повернула голову назад и вверх, будто я не видел ее с камеры в спасотсеке, – ну и где?

– Что «где»?

– Спасательные капсулы.

– Перед тобой.

Симбионт повернул голову обратно к нише спасотсека, тряхнув своими длинными волокнами.

– И на что я смотрю? Поясни мне. Не знаю, что видишь ты, но тут только три круглых маленьких монетки в крошечном шкафчике.

– Я вижу то же, что и ты, – три спасательные капсулы, – заверил я.

– Для микробов? – поинтересовалась Вика.

– Нет, для нас с тобой, и одна запасная – на случай поломки или если мы подберем другое существо, терпящее бедствие.

Мой симбионт надолго задумался, не забывая, однако, подбрасывать рукой концы волос для ускорения процесса испарения влаги и тупо уставившись на «монетки». Потом изрек:

– Вот это спасательные капсулы.

– Да, – подтвердил я.

– Вот это?

– Да, – еще раз подтвердил я.

– И других нет?

– Нет.

Я не понимал, к чему это она. Постулаты были настолько простыми, что даже му’ум-рэк поймет.

– И как я, по-твоему, туда влезу?

Ах вот она о чем!

– Твое сознание третьей ступени цивилизации вполне уместится в данную модель. Даже сознание шестой ступени уместится, – успокоил я гуманоида.

– Сознание?

– Ну да.

– А как же я? Я сама?!

«Скупой платит дважды, – подумал я, – надо было нанимать симбионта на Канаверале. Те хоть и дороже, но более подготовленные и по идее подобных вопросов задавать не должны».

– Гм, ты имеешь в виду физическую форму? – терпеливо уточнил я. – То есть твое нынешнее тело?

– Ну да. – Вика подвида Б зачем-то провела обоими манипуляторами по бокам туловища сверху вниз, потом дальше до конца бедер, переминаясь с ноги на ногу.

– Трудно прогнозировать столь гипотетическую ситуацию. Зависит от конкретного случая. Возможно, твоя оболочка будет уничтожена, тогда твое сознание будет извлечено из капсулы и помещено в альтернативное тело. В противном случае, если поисковые дроиды обнаружат твою оболочку в неповрежденном состоянии, переместят обратно. Не о чем беспокоиться – если ты не нарушила законов Федерации, то тело тебе компенсируют.

– Оживят меня? – спросил симбионт, расширив световые датчики.

– Гм… нет. Предоставят тело на выбор: например, умного дроида-официанта, дроида-горничной… Да мало ли задач, с которыми компьютер не может справиться!

– Не хочу я быть дроидом, тем более горничной! – воскликнула Вика.

– Ну, все зависит от текущего уровня достижений твоего сознания и пользе для жизни, принесенной тобою. Могут предложить выбрать органическое тело одного из заключенных, сознание которых было перенесено в иную форму для выполнения общественно-полезных работ, – обнадежил я гуманоида, – только подобных организмов не так уж много. Они хранятся в стазисе в ожидании новых хозяев. А это обычно заслуженные граждане Федерации, срок жизни которых подходит к концу.

Мой симбионт задумался, глядя на капсулы. И после долгой паузы спросил:

– Макс, а тебя куда перенесут в случае чего?

– Думаю, в корпус корабля аналогичного класса. Хотя я всегда мечтал стать боевым кораблем. Если бы посчастливилось поучаствовать в какой-нибудь битве со свободными, а еще лучше – проявить себя, то… – размечтался я, – я бы мог стать кораблем-разведчиком, а может, истребителем, а может быть, даже линкором…

Вика, к моему удивлению, внимательно слушала эти рассуждения, вероятность воплощения в жизнь которых стремилась к нулю. Обычно всю мою информацию она отфильтровывала слуховыми раковинами. Когда я замолк, она участливо поинтересовалась:

– И что тебе мешает?

– В основном финансы: одна пушка стоит как половина моего корпуса. Да и сам корпус пришлось бы менять, иначе не пройти экзамен по прикладной тактической подготовке во флот Федерации.

– Странно, – протянул симбионт, – у вас все измеряется деньгами, а у нас знание – сила! Образование решает, кем ты будешь в жизни.

Мне не хотелось разочаровывать Вику подвида Б, указывая на тот факт, что именно в ее провинции Россия одна из самых коррумпированных систем воспитания на Сол-3. По крайней мере, так говорилось в официальных докладах. К тому же своим молчанием я давал симбионту дополнительный стимул почувствовать ее превосходство, отчего расположение духа Виктории заметно улучшилось. Ее предрассудкам никак не могла воспрепятствовать критическая оценка реальности.

– Ладно, так как эти штуки работают? – Она указала на ячейки с «монетками».

– Вскрываешь защитную оболочку капсулы и прикасаешься к ней любой частью тела. Сознание переходит в… гм… «спасательную шлюпку», и та немедленно вылетает в направлении ближайшего твердого планетоида. Где ее и обнаружат поисковые дроиды, когда засекут сигнал с ее… хм… «маячка».

– Понятно, а как оно найдет ближайший планетоид?

Вике, похоже, этот разговор был интересен, меня же чуть вводил в смятение: «Не нарушу ли я закон о неразглашении?»

– Найдет, – отрубил я.

– А как монетка приземлится? – не унимался симбионт. – Она же сгорит в атмосфере! Так НАСА говорит!

Я не знал, кто такой «Наса», и на всякий случай дал команду процессору проверить, нет ли инородного существа на борту.

«Ответ отрицательный», – выдал мой электронный мозг.

«Я уже и сам догадался. Не мог сперва базу знаний по Сол проверить?! – прикрикнул на него я. – Создатель, я так параноиком стану!»

– Из того, что я имею право тебе сказать… – осторожно начал я.

– То есть из того, что я и так знаю или могу узнать, – оборвал меня симбионт.

– Да, так вот… Капсула является небольшой солнечной батареей, с помощью которой поддерживает заряд сознания. Во время посадки на планетоид использует собственную силу отталкивания, чтобы компенсировать притяжение планеты, если она обладает магнитным полем. При наличии атмосферы, – тут было очень трудно подбирать термины, но я тщательно выискивал их, – планирует в газообразных слоях, медленно опускаясь на поверхность.

– А если нет ни магнитного поля, ни атмосферы?

Честно говоря, такого вопроса от Вики я не ожидал. Я давно догадался, что астрофизика не является приоритетом в списке ее предпочтений.

– Тогда «монетка» выходит на стационарную орбиту и вращается там. Так как на подобных планетах вероятность обнаружения капсулы аборигенами ничтожно мала ввиду отсутствия этих самых аборигенов. Хотя бывают исключения.

– Все-таки нудный ты, Макс, – сказал симбионт, захлопнув отсек. – Нумизмат, блин! Где ножницы-то?

Отыскав в отделении для простейших мединструментов ножницы прямые остроконечные, симбионт прихватил заодно и ножницы нейрохирургические, мотивировав тем, что они больше подходят для ухода за ногтями. Я не спорил.

В рубке было тихо. Только из клетки с му’ум-рэками доносились едва слышные возня и рык. Вика сразу направилась к ним, извлекла того, что потемнее, и умостилась на своем ложе.

– Стоп, ты что собралась предпринять? – озабоченно спросил я.

– Надо его постричь, – без тени смущения заявил симбионт и занес свое орудие пыток над му’ум-рэком, – смотри, какой он лохматый!

– Не делай этого!

А я-то понадеялся, что самка прислушалась к моим рекомендациям укоротить собственные волокна.

– Почему?

– Так мы его не продадим, – пояснил я, – шерсть му’ум-рэка является органом осязания и питания одновременно. Через ворсинки существо поглощает пищу и воду. Если ты обрежешь их, твой «мумрик» погибнет. Не сразу, конечно, но в любом случае в таком виде его никто не купит.

– Я-а-а-сно… – Вика отложила ножницы и достала свой гребень. – Тогда я его причешу. Это хоть можно?

– Можно, только постарайся не вырывать его рецепторы клочьями, – посоветовал я.

Мой симбионт с усердием взялся за дело. Бережно водил расческой по внешнему покрову существа, улыбаясь во всю ширину мембран и приговаривая: «Хороший, мой хороший, я назову тебя Клубок».

– Ты хотела сказать Колобок? – подсказал я весьма популярное имя из земного фольклора. К тому же строение этого мифического персонажа наиболее точно соответствовало телу существа, если не принимать во внимание отсутствие у му’ум-рэка ротового отверстия и наличие меха.

– Нет, – любовно гладила сферу Вика, старательно избегая задевать расческой глазные яблоки, – Клубок, Клубочек…

К тому времени мой процессор нашел значение данного термина, и я склонен был согласиться с симбионтом.

– А второго как назовешь? – из чистого любопытства спросил я.

– Шарик, – мгновенно ответила Виктория подвида Б.

– Очень оригинально, – заверил я.

Прошел еще час. Я начал понемногу беспокоиться по поводу чрезмерной привязанности Виктории к своим «мумрикам». Симбионт непрерывно и поочередно гладил их, прижимая к груди, расчесывал, потом перекатывал по кровати, потом, налюбовавшись вдоволь, вновь брал на руки и опять расчесывал. Причем эта совершенно не поддающаяся осмыслению последовательность не то что не надоедала Вике, но даже доставляла ей необъяснимое наслаждение. И, видимо, не ей одной: шарообразные тварюки перестали урчать, издавая время от времени только тоненький писк: «Му-у-ум, му-у-ум».

Похоже, один я остался лишним на этом празднике жизни. Не говоря уже об обещаниях некоторых заняться уборкой машинного отделения.

Смотрел я на это представление, смотрел, и вдруг мне пришла в голову мысль, не лишенная логики: «Раз Вика испытывает эмоциональную привязанность к геометрии сфер, то такую мелочь я в состоянии ей обеспечить!»

Я вывел на противоположную стену вместо зеркала запись трансляции одного из земных состязаний. Игра была довольно примитивной: нужно всего лишь закатить мяч в ворота команды соперника без помощи манипуляторов.

Мой симбионт на минутку оторвался от своего занятия, привлеченный комментариями какого-то неадекватного гуманоида, поясняющего события на поле часто срывающимся на крик голосом. Не пойму, зачем это требовалось, – происходящее в игре было очевидным. «Ну разве что для землян с дефектами мозга», – решил я.

– Смотри, состязаются команды с твоей планеты, – объявил я, радуясь, что самка отвлеклась от своих му’ум-рэков, – «Реал» и «Барселона». Смотри-смотри, как люди толкают биподами этот шар! Весело, правда?!

Вика, ничего не сказав, вдруг вернулась к своим питомцам. Кажется, зрелище не нашло отклика в ее душе.

– Хочешь, я заменю изображение мяча на мумрика? – Мне показалось, так будет еще забавнее.

– Нет, Макс, – сказал симбионт устало, – смотри свой футбол…

Пока я раздумывал, что бы еще предпринять такого, что могло бы отвлечь самку от ухода за коренными обитателями Сириус-6, комментатор заорал во все децибелы:

– Го-о-о-л! Го-о-о-л! Месси! Месси! Но вы только посмотрите, как Хави отрезал пол-обороны «Реала» своей передачей!

Вика не смогла проигнорировать столь значимое событие и краем глаза взглянула-таки на экран.

– Нравится Месси? – тут же спросил я.

– Нет, – ответил симбионт, сделав вид, что занят структурированием волокон Шарика.

– Тогда, наверное, Хави? – догадался я.

– Нет, – уверенно отрезала Виктория, потом смущенно добавила: – Мне Криштиану нравится.

Я уже сообразил, о ком идет речь, – о высоком гуманоиде с короткими черными волокнами, постоянно появляющемся в центре событий поединка. Хм, как бы мне заполучить этого Криштиану для воспроизводства моей особи?

– Если у него такие замечательные технические параметры, почему его поставили играть на левом краю поля? – удивился я.

«Действительно, – поддакнул мой процессор, – какого хрена? С острия атаки он мог бы наносить свои мощные удары».

Я даже не ощутил, как настолько примитивная игра внезапно захватила все мое внимание.

«Ты куда пас отдаешь, дебил?! – уже вовсю орал мой наэлектризованный процессор. – Ты что, простую параболу рассчитать не в состоянии?»

«А вращение, а скорость ветра?» – возразил я ему.

«А на фига этот флажок на углу поля поставлен?! – в запале воскликнул мозг. – Чтобы по нему определять сопротивление воздуха».

– Ты с кем там разговариваешь? – спросила Вика.

Черт, я же не выключил громкую связь! Теперь уже выключать смысла не было.

– Это мой процессор. Вика, а ты что думаешь?

– Думаю, что у тебя шизофрения, – ответил симбионт, искоса глядя на проекцию.

– Нет, я о том, почему они так мечутся по площадке? – увлеченно перебил я. – Не проще ли выстроиться в линию и считать траекторию для следующей передачи?

Самка ничего не ответила, но я решил не оставлять попыток занять ее игрой:

– А вот эти в черных футлярах, это кто?

– Твои собратья. Чехова читал?

– Нет, – сконфуженно ответил я.

– Почитай, «Человек в футляре». – Вика сделала паузу. – Если серьезно, Макс, это судьи. Типа того светлячка-полицейского на станции.

– Ясно, – рассеянно бросил я, не прекращая попыток отогнать это внезапное чувство сопричастности происходящему на поле. – Глянь: он показывает какой-то желтый прямоугольник – это сколько кредитов штрафа?

Мой симбионт, вздохнув, поместил Шарика обратно в клетку. Даже самке подвида Б стал очевиден тот факт, что игнорировать традиции родной планеты дальше она не сможет.

– Нисколько.

– В чем же тогда заключается наказание?

– Ну если даст красную карточку, то удаляют с поля, – пояснила Вика.

– Хм… и это все? Странные у вас обычаи. Откровенно цепляют биподами игроков противоположной команды. Ты только глянь – никто не подчиняется полицейскому дроиду! Еще и позволяют себе огрызаться на него. Неудивительно, учитывая вашу систему правосудия. На «Арене Федерации» дроид немедленно распылил бы подобное существо. Зачем тогда вашему судье дезинтегратор на шее, если он его не использует, кроме как дуть в него?

– Кто же станет играть в игру, где арбитр может тебя убить? – Брови симбионта поползли вверх.

– А какой смысл, скажи мне, если половина игры состоит из нарушений правил, наказанием за которые служат всего лишь эти ваши «штрафные»? В половине случаев механика игрока даже до ворот добить ему не позволит с такой позиции. Так еще и стенку перед ним ставить позволено! – Я так распалился, что не заметил, как выкрутил громкость на максимум.

– Дикость! – не слушала меня Вика, продолжая гнуть свою линию звонким голоском, пытаясь перекричать динамик. – А еще что-то там трындишь о ступенях цивилизации. Мы, такие все из себя примитивные, отказались от гладиаторских боев около двух тысяч лет назад. А вы, умники, уничтожаете все, что движется, за малейший проступок!

У меня много чего было возразить на столь ничтожный аргумент. Можно было бы привести примеры некоторых не столь давних войн на Сол-3, да мало ли… И я почти уже это сделал, только процессор вдруг напомнил канцелярским тоном: «Одна минута до гиперпрыжка». Я мгновенно взял себя в руки и, чуть поостыв, сказал:

– Мы никого не уничтожаем. Вообще никого, даже серийных убийц. Первый закон Федерации: тело заменяемо, сознание – бесценно. Сознание убивать запрещено.

Мой симбионт обдумывал услышанное. Потом изрек:

– Выходит, полноценная спасательная шлюпка мне не светит.

– Пять секунд до гиперпрыжка! – объявил процессор по громкой связи.

Вика сидела надувшись на своей кровати. Мумрики – в клетке. А в трансляции матча был перерыв на рекламу. У меня тоже не было особого желания продолжать спор с симбионтом. Похоже, самке было неуютно в полной тишине, и она первой прервала затянувшееся молчание.

– Макс, выведи изображение снаружи, – попросила она примирительно.

– Там не на что смотреть. – Кажется, мой ответ прозвучал обиженно.

– Но мы же в гиперпространстве, так?

– Ну да.

– Значит, там должен быть такой красивый туннель с переливающимися всеми цветами фрактальными стенами. Покажи.

Я был в небольшом замешательстве. Даже не знаю почему: то ли от неожиданности, что самке известно значение слова «фрактал», то ли испытав очередное столкновение реальности со стереотипами Вики. В конце концов, спорить с ней – себе дороже. Это я давно усвоил, поэтому просто спроецировал требуемую картинку на стену.

– Ну и где? Где эта червоточина?

– Это она и есть. – Экран был абсолютно черным. – Почему ты решила, что тут должны быть какие-то радужные стены? Мы просто плывем в пульпе из нейтрино, кварков и других субатомных частиц.

– Н-н-не, не знаю… Видела в фильмах, что должно быть так, то есть не так, как у тебя.

– У меня… – усмехнулся я. – Я не тот, кто устанавливает законы физики. Обращайтесь по адресу. Мы находимся в шестом измерении. Здесь та же материя, только путь короче.

Симбионту мои пояснения явно не пришлись по душе. Состояние Вики стремилось к положению «скука», за которым следовали еще более угнетающие «разочарование» и «грусть». По этой причине я поспешил ее информировать:

– Выход из гиперпространства через две минуты.

Я сфокусировал внешние камеры, дав две картинки А и Б Проциона и общий вид системы над ними. Вика, лежавшая до того на кушетке, хмуро уставившись в потолок, встрепенулась и села на своем ложе.

– О, о-о-о! – только и смогла произнести она в первое мгновение. – Такая желтая, и эта беленькая рядом.

Меня позабавило, что на земном для ускорения общения использовались уменьшительные суффиксы. То есть, надо понимать, «белая» значит «белая большая», а «беленькая» – «белая маленькая». Надо запомнить. Гораздо позже я узнал, что определение «гигант» произносится как «белюща-а-а-йа!» или «о-о-фигеть йа-а-ар-ка-йа!»

– Да, желтый субгигант, немного ярче вашего Сол, но старше. И белый карлик Процион Б – умерший красный гигант, некогда бывший старшим братом в этой паре.

– А где та планета, на которую мы садимся? Ты вроде бы упоминал, что это будет не станция.

– Один из спутников Процион-11 – это газовый гигант, но вокруг него вращается несколько десятков твердых спутников. Хотя тут, конечно, вопрос в том, планетоид какого размера считать спутником… Некоторые ученые приводят…