Текст книги "Весьма срочно. Информационная дипломатия"

Дипломаты и ученые

Определяя качества, присущие дипломату, следует четко представлять себе, чем они отличаются от качеств ученых, «доцентов с кандидатами». И те, и другие собирают фактический материал, изучают его, делают выводы. Третий или второй секретарь в посольстве готовит информационные документы, сотрудник научного института – статьи или монографии, студент Дипломатической академии, МГИМО или факультетов международных отношений других вузов – курсовые и выпускные квалификационные работы. В чем разница? Кое-что должно стать понятным из ниже приведенной таблицы:

Исследовательская работа ученого и дипломата

В науке каждым вопросом занимается специалист в своей области, так сказать, «узкий специалист». Энциклопедически образованных ученых, которые могли бы писать обо всем (как в эпоху Возрождения) сегодня нет, слишком велика общая сумма знаний. Почти все ученые в наши дни – те самые узкие специалисты. А вот в загранучреждении найти такого – это редкая удача. Иначе штат каждого посольства, генконсульства, торгпредства или другой миссии пришлось бы постоянно увеличивать, причем весьма существенно. Держать там экономистов, политологов, правовиков, страноведов и регионоведов… Для Центра это стало бы непосильным финансовым бременем. Так что для дипломатического представительства иметь «профи» по всем вопросам экономики, обороны, культуры, международных и внутриполитических процессов – слишком большая роскошь. Только если очень повезет, в какой-то загранточке найдется узкий эксперт для выполнения конкретного задания.

Сотрудник загранучреждения обязан быть специалистом широкого профиля, но не в том смысле, чтобы знать всё на свете, это нереально. Имеется в виду умение правильно подойти к изучению проблемы, даже если он раньше с ней не был знаком. Обладание способностью не утонуть в море информации, выхватить наиболее важные, определяющие факты, быстро освоиться с уже наработанными оценками. Сформулируем в этой связи такое определение:

Дипломат, занимающийся информационно-аналитической работой, обязан иметь на вооружении необходимые навыки, позволяющие ему найти оптимальный оперативный подход для оценки и анализа широкого круга проблем. Даже если прежде он понятия о них не имел.

Сложность информационно-аналитической работы дипломатов за рубежом и в Центре заключается в том, что она может быть связана буквально со всем на свете. Разумеется, современные технологии существенно облегчают жизнь сотрудникам внешнеполитических ведомств и загранпредставительств. Прежде, получив задание в формате «поди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю, что», дипломат тут же мчался за справочниками, лихорадочно листал страницы, бегло пробегал взглядом учебники и монографии, схватывая на лету самые принципиальные, ключевые моменты. В настоящее время многие источники есть в интернете и не приходится рыскать по библиотекам, снимать с полки тяжелые тома, рискуя, что они свалятся на голову. Но это лишь отчасти помогает при выполнении поставленных задач. Пользоваться интернетом тоже нужно уметь, здесь имеются свои навыки, которые позволяют из множества ресурсов выделить самые информативные, достоверные и нужные.

С подготовкой каждого нового информационного сообщения расширяются знания дипломата, появляется опыт, набивается рука и к концу командировки он становится универсалом, «докой» в вопросах, о которых прежде и понятия не имел. До приезда в посольство в Пакистане я не мог предположить, что мне придется разбираться в устройстве имплозивного ядерного устройства, особенностях заправки топливом баллистических ракет с жидкостными двигателями, выявлять функциональные особенности китайских и российских авиационных моторов, которые ставили на пакистанских истребителях, производившихся по китайским образцам. Но со временем оперативные сообщения по этой тематике писались с ходу.

Возвращаясь к особенностям информационно-аналитической деятельности дипломатов и ученых, нужно признать, что отношения между этими категориями профессионалов-международников традиционно складывались очень непростые. Они посматривают друг на друга свысока, даже с некоторым пренебрежением. Дипломаты считают, что ученые витают в эмпиреях, занимаются абстракциями и их теории оторваны от реальной жизни. Ученые, со своей стороны, упрекают дипломатов в неспособности к глубокому осмыслению международных процессов и видению особенностей их развития на перспективу. Тем не менее между этими категориями аналитиков, несмотря на взаимное пренебрежение и третирование, может быть налажено продуктивное и полезное взаимодействие, и они могут органично дополнять друга.

Это хорошо понимали в советскую эпоху, когда сотрудники ключевых академических институтов (Института США, ИМЭМО, Института востоковедения и др.) на постоянной основе стажировались в посольствах за рубежом. Аналогичная схема была составлена для сотрудников Дипломатической академии, которая в то время была гораздо более глубоко встроена в систему Министерства иностранных дел, нежели сейчас.

В 1970-е годы к услугам ученых-аналитиков начала широкое прибегать разведслужба Первого главного управления КГБ СССР. В отличие от дипломатов, имевших официальный статус и, соответственно, прямые выходы на руководство страны пребывания, «ближние соседи» не всегда располагали такими возможностями. В редких случаях резидент занимал высокую должность, обычно в дипломатическом листе он фигурировал, как советник, первый или второй секретарь, чтобы не привлекать лишнего внимания. Зато крупный ученый со связями мог пробиться на самый верх иерархической лестницы, импонируя зарубежным собеседникам своими по-академически свободными суждениями и дистанцией от официоза. Это позволяло получать ценные сведения и выполнять разного рода задания по согласованию с внешней разведкой.

О. А. Гриневский рассказывал о том, какую роль в налаживании такого взаимодействия сыграл председатель КГБ и будущий Генеральный секретарь ЦК КПСС Ю. В. Андропов:

«Уже давно проницательный шеф КГБ Андропов подметил, что информация от подведомственных ему резидентур за рубежом сильно уступает (мидовской информации – авт.) если не по качеству, то по способам ее подачи. От послов в Москву шли телеграммы о доверительных беседах с королями, президентами и их министрами, и они тут же расходились «по большой разметке» всем членам Политбюро. А резиденты КГБ в капиталистических странах выходов на таких высоких лиц, естественно, не имели. Вот и решил умный Андропов поправить положение, привлекая к подаче информации директоров крупных научных институтов.

Для этого он избрал окольный путь. Дело в том, что в те годы общественные науки Советского Союза варились в собственном соку. За границу ученые почти не выезжали, доступа к секретной информации не имели, к разработке внешнеполитического курса не привлекались. А все их сведения о событиях в странах, которые они изучали, получали из советских газет или иностранной печати, которая была тогда под грифом «секретно» и находилась в спецхране.

Андропов начал с того, что пробил через Политбюро решение, позволявшее директорам ИМЭМО, Институтов США и Канады, востоковедения и некоторых других более свободно выезжать за рубеж. Кроме того, им, хотя и немного, расширили рамки дозволенного при изложении советской позиции в беседах с иностранцами. Они могли не просто повторять, как попугаи, уже написанное в газетах, а допускать некоторые вольности или даже немного забегать вперед. Для этого сам Андропов, его заместители или сотрудники Международного отдела ЦК КПСС знакомили узкий круг этих директоров с некоторой информацией, поступавшей из советских учреждений за рубежом, и даже показывали отдельные рабочие документы, в которых предлагались изменения советской позиции. В результате эти ученые стали лучше подкованы и могли вести с иностранцами интересные беседы, которые высоко поднимали их авторитет.

Разумеется, директорам все это очень нравилось. Их телеграммы, передаваемые всесильному КГБ, немедленно ложились на столы к советским руководителям и это поднимало престиж и вес директоров. Кроме того, теперь в столицах зарубежных стран их встречали и обслуживали представители КГБ, хорошо умевшие это делать. Они же создавали и необходимый пропагандистский фон, сообщая собеседнику многозначительным полушепотом: это ведь не простой ученый едет, он имеет доступ к самому… Кому самому, естественно, не уточнялось.

Громыко весьма прохладно отнесся к этой затее, усматривая в ней конкуренцию своей монополии на ведение внешней политики. Но с Андроповым он не спорил, хотя двери МИДа были по-прежнему закрыты для «варягов» -директоров и с секретными документами их там не знакомили»3131
  Сценарий для Третьей мировой войны, с. 78—80.


[Закрыть].

Таким образом обе главные госструктуры, отвечавшие за информационный анализ во внешней политике (МИД и КГБ), в той или иной степени опирались на «академический сегмент». Несмотря на негласное соперничество, это приносило несомненные дивиденды. По своему личному опыту знаю, что в советское время информационно-аналитические материалы сотрудников Дипломатической академии по результатам зарубежных командировок высоко ценились в отделах МИД, а такие ученые, как Г. А. Арбатов (директор Института США) и Е. М. Примаков внесли свой немалый вклад в развитие политики СССР на американском и ближневосточном направлениях. О. А. Гриневский особенно выделял Примакова:

«Максимыч, как звали его друзья-ближневосточники, формально не имел полномочий для обсуждения такого рода споров. В те годы он никаких государственных постов не занимал, а был директором Института востоковедения Академии наук СССР. Но на Ближнем Востоке короли и президенты тут же распахивали перед ним двери, потому что знали: Максимыч имеет доступ на самый верх и зря слов на ветер не бросает. А если вы хотите что-то доверительно передать советскому руководству, то нет более надежного канала, чем Примаков»3232
  Там же.


[Закрыть].

В конце 1980-х годов, в период перестройки, значение смычки науки и государственных ведомств, обеспечивавших информационно-аналитическую поддержку внешней политики, резко возросло. Целый ряд ученых перешли на работу в Министерство иностранных дел и разведывательные структуры. В МИДе часто устраивались мозговые штурмы с участием научных сотрудников. Однако уже в лихие 90-е наука отступила с завоеванных позиций, что, прежде всего, было связано с общим падением ее престижа, отсутствием внимания и поддержки со стороны руководства страной, финансированием по остаточному принципу. В настоящее время положение отчасти выправилось, но едва ли его можно назвать полностью удовлетворительным.

Информационные документы в дипломатии

Мы уже говорили, что любое информационное сообщение может стать информационным документом, который составляется в бумажном или электронном виде и оформляется по установленному образцу. В дипломатической практике существует около 10 типов таких документов, которые готовятся в Центре и в загранучреждениях и в зависимости от этого имеют свою специфику.

В Центре готовятся следующие информационные документы:

– Справочно-аналитические материалы в различном формате;

– Официальная нота (адресована иностранной дипмиссии);

– Меморандум (памятная записка) – как правило, адресован иностранной дипмиссии;

– Ответ на поручение руководства (может быть адресован любому органу власти);

– Письмо коллегам по разной тематике, в том числе «во исполнение»3333
  Типичный образчик бюрократического языка.


[Закрыть] поручения руководства;

– Ежегодный обзор деятельности департамента;

– Инициативное предложение (адресовано руководству);

– Запись беседы;

– Обзор бесед;

– Факсимильное сообщение;

– Электронное сообщение;

– Оперативное сообщение (шифртелеграмма).

В загранучреждении готовятся следующие информационные документы:

– Справка;

– Информация;

– Запись беседы;

– Обзор бесед;

– Политписьмо;

– Политотчет;

– Факсимильное сообщение;

– Электронное сообщение;

– Оперативное сообщение;

– Официальная нота;

– Меморандум (памятная записка);

– Оперативное сообщение (шифртелеграмма).

Как видим, некоторые позиции идентичны или схожи, но так или иначе нуждаются в дополнительных разъяснениях. Начнем с того, что напомним – в Центре в значительной степени работают на основе информации, которую направляют загранучреждения. Большей частью – это информация, уже прошедшая обработку усилиями сотрудников посольств, генконсульств и других миссий. Она содержится в оперативных сообщениях, факсах, электронных меседжах – в виде таких документов, как шифртелеграммы, справки, «информации», записи и обзоры бесед, политписьма и политотчеты. Аналогичные документы, которые готовят непосредственно в Центре, чаще всего содержат поручения, инструкции загранучреждениям или оценки их деятельности. Или же представляют собой внутренний обмен мнениями и оценками на базе информационных документов ЗУ.

Официальные ноты и меморандумы в Центре и загранучреждениях принципиально друг от друга не отличаются. А вот справками и «информациями» именуются документы, которые готовятся преимущественно в загранучреждениях на основании плана информационной работы – он составляется каждые полгода и отражает наиболее актуальные вопросы политики и экономики страны пребывания и международных отношений.

Справки считаются аналитическими, серьезными и глубокими документами (обязательно должны включать анализ фактов, практические предложения и т.д.). «Информации» предполагается выдерживать в описательном жанре. Однако часто эти документы трудно отличить друг от друга, как говорится, все зависит от авторского подхода. «Информации» могут содержать серьезный анализ, а справки грешить описательностью.

Таким образом, деление на справки и «информации» применительно к дипломатической практике весьма условно и большинство дипломатов, работающих над информационными документами, отдают себе в этом отчет.

Справки и «информации» полагается писать всем дипломатическим сотрудникам, но эти документы не относятся к категории оперативных сообщений. Они могут готовиться несколько дней или даже недель, в зависимости от сроков прихода и ухода дипломатической почты. От этого их ценность сильно не пострадает. То же самое можно сказать о записях и обзорах бесед, которые достаточно редко делаются в Центре и регулярно – в загранучреждениях, поскольку там предполагается совершенно иная, более высокая интенсивность встреч с «контактами», то есть с представителями местного общества и дипкорпуса, с которыми налажены устойчивые связи. В загранучреждении записи бесед обязаны делать все дипломаты. Если таких записей не поступает, значит, дипломат ведет себя пассивно, не устанавливает полезных контактов, увиливает от работы «в поле», не располагает источниками информации помимо СМИ и, соответственно, профессионально неполноценен.

Беседы можно проводить по собственной инициативе, по инициативе партнера или по поручению руководства. Особо ценится первый тип бесед, поскольку это свидетельствует о широком охвате связей дипломата, его способности устанавливать их и расширять круг знакомств.

По результатам беседы с любым из «контактов» составляется запись беседы под заголовком «Из дневника…» с указанием имени и фамилии дипломата. Иногда объединяется несколько бесед и документ получает название «обзора бесед».

Запись беседы – жанр по определению фактологичный, не требующий оценок и выводов. Но не бывает правил без исключений. Если беседа чрезвычайно важна с учетом острого момента в двусторонних и международных отношениях и непременно заинтересует Центр, не нужно тратить время на подготовку отдельного оперативного сообщения в виде «аналитического довеска». Запись беседы в таких случаях отправляется шифрсвязью и ее допустимо завершить выводами и рекомендациями. То есть она приобретает характер и вид аналитического документа.

Так, в частности, поступал А. Ф. Добрынин, установивший разветвленные контакты в американских правящих кругах, политической элите, бизнес сообществе и других социальных и политических сферах. Подтверждений тому немало, их можно найти, например, в фундаментальной публикации документов советско-американских отношений конца 1960-х – 1970-х годов. Если речь шла о встречах и беседах с ключевыми государственными и общественными деятелями США, то отчеты о них требовалось передавать в Москву без промедления. 17 февраля 1969 года состоялась первая встреча Добрынина с президентом Ричардом Никсоном и, конечно, это был не тот случай, когда запись беседы могла дожидаться дипломатической почты. Отношения СССР и США переживали переломный момент: появился уникальный шанс запустить процесс разрядки напряженности. Подробно рассказав о ходе встречи, Добрынин закончил свое сообщение выводами и рекомендациями, то есть аналитически:

«В отношении же существа его (президента Никсона – авт.) позиции по большинству вопросов складывается впечатление, что она еще не определена и не разработана сколько-нибудь детально. Судя по всему, сейчас происходит процесс формирования политики новой администрации и поездка Никсона в Западную Европу – часть этого процесса. В этих условиях наше сегодняшнее обращение к Никсону является безусловно своевременным и полезным шагом. С нашей стороны нужно дальнейшее в этом же направлении активное воздействие на нового президента США»3434
  Советско-американские отношения. Т. 1, Кн. 1., с. 16.


[Закрыть].

Политотчеты и политписьма всегда отправляются дипломатической почтой (это многостраничные документы, хотя их объем регламентирован, для шифрсвязи он все равно слишком велик). По сути они представляют собой расширенные справки и должны носить глубоко исследовательский характер. Политотчет пишется раз в год, отправляется в Центр в январе и является общей характеристикой и сжатым анализом событий, происходивших в стране пребывания за истекший период во всех областях общественной жизни. Политписьмо также весьма объемно, посвящено какой-то одной крупной и актуальной проблеме и может готовиться несколько раз в год.

В Центре политписьма не пишутся, а ежегодный обзор работы департамента и всего Министерства по жанру близок к политотчету.

Особая важность придается такому информационному документу, как оперативное сообщение, или шифртелеграмма. Но перед тем, как перейти к его характеристике, следует рассказать о том, какую роль в информационном анализе во внешней политике и дипломатии играют средства связи.

Информационные сообщения и средства связи

Информационно-аналитическая работа во внешней политике и дипломатии в огромной степени зависит от скорости, качества и надежности передачи сведений. Способ передачи определяет важность информационного документа и отношение к нему реципиента. Например, к электронному сообщению или факсу долгое время у нас относились с некоторым пренебрежением, а оперативная радиограмма неизменно воспринимается со всей серьезностью.

Для лучшего понимания позволю себе несколько лирических отступлений, которые, надеюсь, не вызовут сильного возмущения у сторонников сухой наукообразности такого рода исследований.

В советское время в ходе занятий на военной кафедре МГУ один из студентов, известный шутник, отправил с полевой радиостанции следующее сообщение: «Я ─ „Волга“, я ─ „Волга“, как слышите? Продаются трусы французские, малонадёваные, как слышите? Прием». То была эпоха тотального дефицита и белье иностранного производства, мужское и женское, пользовалось не меньшим спросом, чем джинсы или батники3535
  Батниками в 1970-1980-е годы в СССР назывались приталенные мужские и женские рубашки с удлиненным воротником.


[Закрыть]. Но не в том дело. А в том, что такая информация была передана по военной радиосвязи, вот почему она поразила воображение студентов и навсегда отпечаталась в их памяти как замечательный прикол. Если бы этот шутник сказал о том же в обыкновенной беседе, никто бы и ухом не повел. Конечно, он был наказан, однако это не повредило его славе.

На признание в любви девушка реагирует во многом в зависимости от того, как и в каких условиях это признание сделано и в какой форме передано. Будет это десятистраничное письмо на бумаге, фраза, между делом брошенная в баре, сообщение по электронной почте или в чате. Здесь большую роль, конечно, играют субъективные факторы ─ личность девушки, ее склонности и пристрастия. Но с большой долей вероятности рискнем предположить, что десятистраничное письмо будет принято более благосклонно, чем сообщения в других форматах. Далее, в порядке убывания благосклонности последуют электронное сообщение, пост в чате и на последнем месте окажется фраза, брошенная мимоходом в баре.

Если же говорить не о французских трусах, девушках, юношах и признаниях в нежных чувствах, а о дипломатической службе, то подчеркнем принципиальный момент: информационно-аналитическая работа во внешней политики имеет смысл только при наличии связи, которая позволяет получать и передавать информационные сообщения, причем желательно с максимальной оперативностью. Когда информационный документ составлен, но не доставлен или доставлен с запозданием (по медленному каналу связи), он устаревает и становится бесполезным. В Центре сведения, полученные с запозданием, утрачивают свою ценность, по крайней мере, в значительной мере.

Чем связь быстрее и надежнее, тем лучше проворачиваются дипломатические шестеренки. Однако на заре дипломатии она была совсем не быстрой и надежной, на первых порах информационные сообщения доставлялись курьерами. В Древней Греции они имели при себе сдвоенные дощечки с текстами, называвшиеся «диплома» – отсюда, кстати, и появился сам термин «дипломатия».

Сначала курьеры шли или бежали (скороходы), позже стали использовать различные виды транспорта. Информационные сообщения везли из загранточек в столицы самыми разными способами – верхом, в экипажах, на кораблях и даже воздушных шарах. Увы, у всех этих способов было одно общее: отсутствие настоящей скорости и надежности. Поэтому московские цари, великие моголы, французские короли и ацтекские императоры могли ждать адресованные им депеши месяцы, а то и годы и в ряде случаев вообще не дождаться. Конь мог выбиться из сил, экипажи переворачивались, корабли тонули во время шторма, а воздушные шары падали на землю.

С появлением парового двигателя, которым оборудовали суда и железнодорожные составы, произошли немалые улучшения. Счет шел уже на дни, но и это было медленно. В отдельных случаях использовали системы звуковых и световых сигналов, однако с их помощью невозможно было передавать подробные тексты. Порой выручали почтовые голуби, правда, этот способ был доступен не всегда и не везде, да и с голубем по пути что-то могло приключиться. А гонцов-курьеров, как и прежде, перехватывали, пакеты с документами отнимали. Если те сопротивлялись, то могли применить силу. Известна судьба красных дипкурьеров Т. Нетте и И. Махмасталя, на которых было совершено нападение во время доставки дипломатической почты из Риги в Москву. Есть и другие примеры.

Еще в XVIII и XIX веках международная дипломатия, в том числе российская, начала прибегать к услугам телеграфа. На первых порах это был оптический телеграф, транслировавший сигналы специальными зеркалами и подвижными фигурами. Идею такого телеграфа обессмертил писатель Александр Дюма в романе «Граф Монте-Кристо», где главный герой посредством этого чуда техники передает в Париж ложные сведения, чтобы разорить своего врага. Вместе с тем, для оптического телеграфа требовалось строительство промежуточных передающих станций – дело дорогостоящее, обременительное, так что этим занимались только на отдельных, самых важных маршрутах. Этот недостаток удалось преодолеть с наступлением эры электричества – пришествие электрического телеграфа ознаменовало революционную перемену в деятельности дипломатии. Новинка стала широко применяться уже в середине XIX века – в том числе для передачи сообщений государственной важности. Например, во время русско-турецкой войны 1877—1878 года. Это колоритно показано в романе и фильме «Турецкий гамбит».

Наряду с электрическим телеграфом в конце XIX – начале XX века появились телефон и другие новые средства связи. Все они нашли применение в дипломатической деятельности, что сказалось не только на ее формах, но и на содержании, причем не столь уж однозначно. На это обратил внимание в своем труде еще Г. Никольсон:

«Паровой двигатель, телеграф, аэроплан и телефон в немалой степени изменили практику старой дипломатии. В XVII и XVIII вв. посол получал перед отъездом письменную инструкцию, указывавшую ему общую линию, которой он был обязан следовать, и основные цели, к каким должен был стремиться. Приехав на место назначения, посол оказывался почти отрезан от своего правительства. Под чужими звездами ему приходилось держать курс по собственному компасу. Теперь же посол, если у него возникает какое-либо сомнение относительно малейших нюансов его действий, может в считанные минуты дозвониться по телефону до Даунинг-стрит; в свою очередь, министр иностранных дел или даже премьер-министр могут связаться с ним в любой момент. Ясно поэтому, что такие качества, как личная инициатива, предприимчивость и ответственность не играют в новой дипломатии столь важной роли, как в старой»3636
  Дипломат. Дипломатия, с. 161.


[Закрыть].

Никольсон имел в виду способность посла самостоятельно принимать решения. С ним можно согласиться, с одной лишь оговоркой. И сегодня возникают чрезвычайные ситуации, когда счет идет на минуты и нет времени на отправку и получение шифртелеграмм, а звонить в Центр несподручно. Посольство может быть не оборудовано системой защищенной телефонной связи, а если страна пребывания находится в другом часовом поясе, нежели Центр, и тут день, а там ночь, то это еще больше усложняет положение. Глубокой ночью можно не застать министра, его заместителя или директора департамента на рабочем месте. Так что в каких-то случаях и в нынешнюю эпоху главе миссии приходится проявлять самостоятельность и действовать на свой страх и риск, без согласования с Центром. А. Ф. Добрынин, например, не раз брал на себя ответственность в период Карибского кризиса. И всё же Никольсон во многом прав: нынешние дипломаты в подавляющем большинстве случаев располагают возможностью сверять свои шаги с мнением Центра и не предпринимают важных шагов без его одобрения. Но, думается, это скорее плюс, чем минус и далеко не всегда и не всех такое техническое удобство отучает самостоятельно мыслить. Хотя признаем, что и такое бывало и бывает.

Главное все же заключается в том, что телеграф и телефон позволили вести работу динамично, более эффективно, своевременно реагируя на те или иные события. Если прежде курьер вез депешу из Центральной Азии (скажем, от дипломатического агента в Бухаре) в Петербург не менее 10—15 дней, то теперь счет пошел на минуты и секунды. Тем самым обеспечивалось оперативное поступление информации в Министерство иностранных дел и другие органы власти, что резко ускорило процесс принятия решений и создало условия для действительно быстрого реагирования (военного, политического, экономического и пр.) на развитие ситуации в регионах и областях, находившихся за тысячи километров от Центра.

Следующим ключевым новшеством стало появление радио, давшее возможность сделать телеграф беспроводным уже в начале XX века. Радиосвязь и сегодня остается одним из основных технических средств для передачи информации в российской дипломатической службе, да и не только в российской. Ее очевидные преимущества определяются скоростью доставки и сложностью раскодировки зашифрованных сообщений, разумеется, если коды надежны. В профессиональном дипломатическом жаргоне есть выражение «отправить верхом», «по воздуху», то есть послать сообщение радиограммой.

Наряду с радиосвязью всё большее распространение получает электронная (компьютерная) передача данных. По защищенным электронным каналам можно вести практически всю дипломатическую переписку. А высокий уровень вычислительной техники позволяет через спутники поддерживать связь с Центром в режиме реального времени, предоставляя дипломатам в загранучреждениях почти моментальный доступ в хранилища информации, физически расположенные в Центре.

Разумеется, налаживание такого рода связи реально только при наличии самых современных технологий, космических средств коммуникации и изрядных финансовых вложений. Поэтому в настоящее время наряду с электронной связью по-прежнему широко применяется старый, надежный и менее затратный обмен информацией по радиоканалам.

Однако существует еще одно обстоятельство, которое во многих случаях заставляет делать выбор в пользу радиосвязи – это соображения секретности, которую никто не отменял. Напомним, что оперативные депеши передаются в соответствующей кодировке, сломать которую значительно сложнее, чем дешифровать электронные послания.

Беспроволочный телеграф обеспечивает высокий уровень достоверности и объективности. Составители могут писать откровенно, не опасаясь, что факты, которые они приводят, и сделанные ими выводы попадут не в те руки, что нанесет ущерб национальным интересам и даже может вызвать международные конфликты.

Правда, в экстренных обстоятельствах, когда счет идет на часы и даже на минуты, шифрованием можно пренебречь, ведь оно неизбежно замедляет процесс доставки оперативного сообщения до адресата. Именно этим объясняется то, что в период Карибского кризиса телеграммы, во всяком случае некоторые, отправлялись открытой связью, чтобы сэкономить время. Когда мир вот-вот мог стать жертвой Армагеддона, даже советские лидеры и чиновники, помешанные на секретности, сообразили, что есть вещи и поважнее. На А. Ф. Добрынина произвело неизгладимое впечатление то, что Н. С. Хрущев в переломный момент конфликта, 28 октября, направил президенту Кеннеди свой ответ, во многом предопределивший исход противостояния двух сверхдержав, по открытой линии:

«Боясь опоздать, Хрущев, помимо передачи мне шифрованной телеграммой своего ответа президенту, который продублировали также через посольство США в Москве, дал одновременно указание тут же передать свой ответ открытым текстом по радио. На большой скорости с включенными сиренами вереница машин во главе с его помощником помчалась с загородной дачи Хрущева на радиостанцию, где текст послания немедленно передали в эфир»3737
  Сугубо доверительно, с. 89.


[Закрыть].

Вспомним еще такой необычный случай. В первые годы советской власти полпреды не располагали необходимым оборудованием для шифрования и передачи кодированных радиограмм. И приходилось прибегать к услугам самого обыкновенного гражданского телеграфа. А в 1918—1919 годах дипломатическая миссия большевиков в Швеции (ее возглавлял В. В. Воровский) обменивалась шифрованными оперативными сообщениями с Москвой через персидских дипломатов, располагавших соответствующими техническими возможностями. Персия считалась дружественным государством и помощь с ее стороны воспринималась как нечто вполне допустимое3838
  См.: АВП РФ, ф. 028 (Секретариат Ф. А. Ротштейна), оп. 3, п. 24, д. 51, л. 126—127.


[Закрыть].