Текст книги "Сын Бога Грома"

Вот и сегодня стоял безоблачный и спокойный день. Сампса решил отправиться в Хельсинки, чтобы подготовить к лету свой магазин. Госпожа Мойсандер, помогавшая Сампсе, собралась на пару недель в отпуск, и лавочку следовало на это время закрыть.

Госпожа Мойсандер, мать-одиночка, представляла собой более тяжелый случай, чем Анелма и Сиркка, вместе взятые. Она тоже состояла в неофициальных отношениях с Сампсой. Если такие отношения так же признавались бы обществом как законный брак, Сампсу можно было бы обвинить в двоеженстве. Впрочем, его и так все время попрекали и пилили, он даже привык. Правда, иногда ему казалось, что Бог грома позабыл его, бросив в обществе сварливых баб.

Глава 2

Небеса дрогнули под весом финских богов, когда те в назначенный день собрались вокруг Бога грома. Было 27 июня, день Сампсы Пеллервойнена, время, когда начинает колоситься рожь.

В ярком свете Северного сияния Бог грома Укко восседал на царском троне посреди небесного зала, в голове у него красовалась Полярная звезда. Бог был одет в соболя, сапоги его украшал речной жемчуг, на носках которых сверкали ярко-красные родониты. В левой руке Бог держал жезл, на конце его играла беспокойная шаровая молния. Правая рука сжимала пучок длиннохвостых молний, они шипя испускали пахнущие озоном облака. Сам трон был сооружен из пушистых перистых облаков, на которых Богу грома было удобно и мягко сидеть.

Вокруг верховного правителя то и дело появлялись яркие всполохи, и его образ в виде звезд проникал сквозь облака. Люди, взглянувшие в этот вечер на звезды, становились немного странными.

За троном Бога грома восседала его жена Рауни. Она нарядилась в украшенную синими спектролитами шкуру волчицы, такие же камни обрамляли ее лоб и запястья. Одну руку она по-хозяйски положила на плечо Богу грома. На средний палец правой руки она надела кольцо с тем же красным камнем, что украшал носки сапог ее мужа.

Остальные боги прибыли на собрание под предводительством Илмаринена. Подошел Тапио со своей женой, Сампса Пеллервойнен, Пелто-Пекка, Ягряс, Ронкотеус и Виранканнос, показался Ахти под руку с Велламо. Из глубин подземного царства Хорны прибыли Лемпо и Турья со свитой водяных. Появилась Айяттарав в прозрачной золотой накидке. Последним подтянулся сын Бога грома – Рутья. И тут же распорядился, чтобы водяные следили за тем, чтобы шаровая молния и пучок молний ровно горели и не гасли от порывов ветра.

Следом за богами подоспели подземные гномы, они беспрестанно моргали слезящимися глазами при ярком свете. Вслед за ними прилетела стая эльфов – маленьких изящных девушек, наряженных в туманные шлейфы. В руках они держали волшебные палочки-веточки, в листве которых светились светлячки.

Пришли сосновики и домовые. Явились удивительные божества – Лиекке, Апяря и Ихтириекко – духи и покровители убитых детей. Тихо подошел Пограничный страж и выбрал себе место в отдалении от трона Бога грома, на границе солнечного света и тени. За ним подтянулись Рекке, Коуко и Курко – покровители дураков и сумасшедших. Они пришли в обществе Кюопели и Юми, которые щурились от непривычно яркого небесного света, как и подземные гномы. Далее появился Тапио в сопровождении своего семейства – жены Нюкютяр, дочки Мююрикки и сына Нююрикки. За ними следовал робкий Хиттавайнен, вздрагивавший, как заяц, от каждого звука или резкого движения. Затем откуда ни возьмись образовался Паара с пачкой ценных бумаг в зубах.

Илмаринен, Бог мира и хорошей погоды, повелитель ветра, выступил вперед и подал знак.

И все боги запели высокими красивыми голосами:

 
О, великий Бог грома,
Восседающий в облаках!
Скажи свое слово,
Произнеси речь!
 

Бог грома встал и, подняв над головой шаровую молнию, прогрохотал:

– Я, Бог грома, старший из всех богов! И если кто-то в этом сомневается, я метну в него эту молнию!

Возможность получить удар молнией заставила присутствующих задрожать от страха, хотя все прекрасно понимали, что ничего подобного не произойдет, поскольку даже образно Бог грома не собирался никому угрожать.

Бог грома опустился на трон и кивнул Илмаринену, чтобы тот продолжал.

Илмаринен приступил к обзору божественной ситуации. Он еще раз обрисовал проблему, которая, собственно, и явилась темой сегодняшнего собрания: древняя финская религия в настоящее время находится в крайне плачевном положении. Особенно сильную власть за последние века получила христианская религия. Но и это не единственное зло, ведь на свете появилось множество атеистов и безбожников. И лишь редкие финны осмеливаются поклоняться своим истинным богам. На окраинах финской земли положение еще хуже. Ханты, манси и мари, проживающие на отошедших к Советскому Союзу землях, так просто полностью прониклись идеями социализма.

– Да и в пределах самой Финляндии социалистов хватает, – мрачно отметил Илмаринен.

По его оценке, поклонение чужим богам в Финляндии распространилось безмерно и бесконтрольно. В каждом финском селе стоит церковь, а в городах развелось безмерное число всяких молельных мест. Люди возводят огромные и дорогие храмы, устанавливают в них громкоголосые органы. А вокруг организуют кладбища. Да и финские деревни теперь вовсе не деревни, а церковные приходы – стыд какой! И хуже всего то, что на своих могилах финны устанавливают кресты – символ чужой веры! А если не крест, то большой камень или кусок гранита, на котором все равно выцарапывают крест, чтобы этот чуждый истинной вере знак сохранился на века.

Илмаринен сообщил, что финский народ проникся чужой и непонятной религией, которую принесли и насадили всего-то семьсот или восемьсот лет назад. И за такой короткий период финны начисто забыли исконную веру и истинных богов. Дошло до того, что в Финляндии стали петь так называемые вирши в честь чужой религии, молиться чужому Богу и его сыну Иисусу, писать книги, посвященные вопросам изучения чужой веры. А в финских университетах даже создали целые кафедры, якобы изучающие на научной основе иноземную религию и ее влияние на общество.

Когда же Илмаринен принялся обрисовывать ситуацию с поклонением исконным финским богам, у него задрожал голос.

– По всей Финляндии не найти алтаря, где совершилось бы достойное жертвоприношение в нашу честь не то что барана, но хоть какого-нибудь крошечного зверька. Покойников хоронят головой на восток, хотя испокон веков известно, что умерших следует класть в могилу головой к Полярной звезде! Давно в могилы перестали класть ценные и любимые вещи покойных, их теперь оставляют наследникам, которые на следующий день после похорон со скандалами делят имущество! Сосновые леса уничтожаются, по всей стране не найдешь и пары молодых насаждений сосняка. Люди перестали вытесывать из дерева божков. Их осталось совсем мало, да и те гниют где-нибудь в сараях и на чердаках в лапландских деревнях. Старинные бубны и шаманские барабаны выставлены в музеях на обозрение зевак. Народ пьет много, но в честь Бога веселья Пелто-Пекки кружек с пивом не поднимает. В погоне за хмелем и наслаждением народ просто напивается допьяна.

Тут с места поднялся Ягряс, Бог плодородия:

– Хочу заметить, что финские девочки тоже не упускают своего, стремясь к плотским радостям. И ложатся с парнями в постель совсем в юном возрасте, лет в тринадцать.

Илмаринен горячо поддержал его, отметив, что молодежь занимается любовью не со священной целью продолжения рода, а лишь для плотских утех. Женщины пачками глотают противозачаточные таблетки и, не боясь забеременеть, резвятся в постели столько, сколько хватает сил, даже не думая о том, что могут проломить кровати. Ихтириекко – покровитель убитых детей – в этом месте горестно вздохнул и схватился за сердце. Ему всегда становилось плохо, как только речь заходила о младенцах. Ведь, несмотря на то что детская смертность в Финляндии находится на низком уровне, детей с каждым годом рождается все меньше и меньше. А это безмерно расстраивало Бога плодородия.

Поднялся Бог грома.

Все замолчали.

– Сампса Пеллервойнен! Открой-ка Всемирную книгу религий и почитай нам о том, как обстоят дела у других богов, – приказал Бог грома.

Сампса вскочил. Открыв книгу, он принялся сыпать цифрами, из которых скоро стало ясно, что исконно финской религии на земле места нет.

– В мире живет около трех миллиардов человек. Из них финнов всего неполных пять миллионов…

Жена Бога грома Рауни не выдержала:

– И те в нас не верят!

Сампса продолжил:

– Большая часть жителей земли – христиане, их почти миллиард. Они, в свою очередь, делятся на католиков (600 миллионов), православных (130 миллионов) и протестантов (220 миллионов). Финны в основном, не считая небольшой части населения Карелии, относятся к протестантам. Вторая по величине религия мира – ислам. Мухаммеду поклоняются около 500 миллионов человек, индуистов примерно столько же, последователей Конфуция около 400 миллионов. Черт побери, еще эти… 200 миллионов буддистов, 70 миллионов приверженцев Шивы, 60 миллионов служат Дао, 15 миллионов иудеев и около 140 миллионов последователей Заратустры. Подумать только, последователей этого самого Заратустры в разы больше, чем тех, кто верит в нас! Безбожников и атеистов на земле более миллиарда. Сюда же я отнес все население Китая и Советского Союза.

Бог грома громко вздохнул и печально изрек:

– О мир, куда же ты идешь!

Взял слово Тапио. По его мнению, сегодня религию насаждают огнем и мечом. Особенно легко христиане хватаются за оружие, стремясь подчинить своей воле и распространить свою религию среди других народов. Он сказал, что, если финские боги хотят вернуть прежнюю власть, стоит, пожалуй, рассмотреть возможность вооруженных действий.

– Мы ни за что не станем насаждать свою религию огнем и мечом. К тому же среди нас нет Бога войны. Ведь никто из наших водяных или земляных гномов пока не собирается воевать, – ответил Илмаринен, указывая на столпившихся у трона гномов.

Те, услышав, что речь зашла о них, испуганно зашевелились.

Может, кто-то из присутствующих поддержал бы идею вооруженного насаждения религии, но Бог грома однозначно выступил в поддержку Илмаринена. И жестко сказал, что лучше пусть истинная финская религия начисто исчезнет с лица земли, чем он согласится развязать военный конфликт.

Больше эта тема не поднималась.

Взял слово Ахти и рассказал, каким образом христианская религия распространилась во всем мире.

– Около двух тысяч лет назад на христианских небесах решили провести такое же собрание, как и у нас сейчас. И их Бог принял решение отправить к людям своего единственного сына, поскольку к тому времени вера в Старый Завет во всем мире несколько пошатнулась. Успех превзошел ожидания. Юноша, которого звали Иисус, стал символом всей религии. В конце концов, его распяли. Но, честно говоря, это небольшая плата за то, что христианство получило настолько широкое распространение среди миллионов людей. Кроме того, Отец-Бог забрал его обратно на небеса, где он и поныне является повелителем Царства всех живых и мертвых. Собственно, название религии и произошло от “креста”, от того, на котором Иисуса распяли. Забавно, честно говоря… Если бы все случилось в наши дни, вряд ли его распяли бы. Скорее всего, он кончил бы свои дни на виселице или был бы расстрелян. И сейчас говорили бы не о христианском, а о виселичном или, например, расстрельном учении. И говорили бы не “христианский мир” и “Иисус Христос”, а “виселичный мир” и “Иисус Веревка”.

Тема вызвала живую дискуссию. Айаттара предложила по примеру христиан отправить на землю сына Бога, с тем чтобы он проповедовал истинную финскую веру. Ведь у Бога грома есть сын – Рутья! Или, может, стоит направить с этой миссией на землю богиню?

Многие из присутствующих поддержали мысль Айяттары. И вправду, почему бы не отправить Рутью увещевать заблудших финнов? Если у него и не получится вернуть народ в истинную религию, то он сможет хотя бы узнать побольше о современной жизни и нравах, а также поподробнее разузнать о традициях христианской религии.

– А если финны распнут Рутью на кресте? – спросил Илмаринен.

И о такой возможности следовало подумать серьезно. Рутью и вправду могли, например, повесить или расстрелять, всем хорошо известно, сколько народу на религиозной почве уже поубивали!

А что сам Рутья об этом думает? Он готов пойти или боится?

Бог грома внимательно посмотрел на сына. Годится ли он в божьи посланники на земле?

Рутья – здоровый, красивый, с густой лохматой шевелюрой, поднялся. Он был одет в огромную медвежью шкуру, на голове – большая сплетенная из перьев диких птиц шапка, на поясе – здоровая дубина.

Рутья взглянул на отца, обвел взглядом других богов и спокойно произнес:

– Я готов пойти куда угодно.

У Айаттары сверкнули глаза, и на мгновение ее лицо озарила тень легкой улыбки.

При виде этого у Рутьи забилось сердце, и он повторил:

– Куда угодно!

Сампса Пеллервойнен заметил, что в таком виде Рутью нельзя отпускать на землю. Он огромный, чересчур лохматый и выглядит совершенно несуразно для обычного земного человека. Люди, увидев его, испугаются, и вся работа по обращению в истинную веру пойдет насмарку. Или с перепугу его сразу лишат жизни, что тоже радикально нарушит планы богов. Ведь убили же Иисуса в свое время в Израиле, так какой смысл посылать Рутью в Финляндию на верную смерть?

Ронкотеус предложил найти какого-нибудь подходящего человека, обменяться с ним телами и прийти в Финляндию в человеческом обличье. Ничего сложного в этом нет. Раньше боги сами ходили по земле, так что и в этот раз все должно получиться.

Бог грома поднялся со своего места и, вытянув руку вперед, указал на своего сына:

– Рутья! Отправляю тебя на землю для исполнения священной миссии. Живи там так, как и полагается сыну Бога грома, как бог и как человек. А когда закончишь работу, вернешься на небо и получишь в жены Айяттару. Но берегись, если запятнаешь мое имя! Я ударю тебя молнией, и ты сгоришь заживо!

Рутья опустился на колени перед Богом грома. Он склонил голову, принимая отцовское благословение, и в его взгляде блеснула слеза.

В честь завершения собрания боги спели:

 
О, великий Бог грома,
Восседающий в облаках!
Собирай Рутью в дорогу,
Отправляй в путь со святой миссией!
 

Собрание богов завершилось мощной грозой. Над всей Финляндией громыхало, сверкали молнии и лило, словно в День Эстер. Люди дрожали в страхе за свою жизнь. При этом накануне метеосводки ничего подобного не обещали.

На следующий день метеоролог Эркки Харьяма клялся перед телевизионной камерой, что такой погоды не было ни разу за весь период метеонаблюдений.

– Нам не удалось вовремя получить снимки со спутника…

Сампса Ронкайнен пережидал грозу в своем антикварном магазине на улице Большого Роберта. Небо над столицей беспрестанно вспыхивало от ярких всполохов, по тротуарам струились потоки воды, люди передвигались, перебегая от подъезда к подъезду, обесточенные трамваи безжизненно стояли на рельсах. Издалека доносился истеричный вой сирены “скорой помощи”.

Глава 3

Торговец антиквариатом Сампса Ронайнен проснулся около шести часов в задней комнате своего магазина. После дождя стояла прозрачная, словно промытая погода. Сампса тоже чувствовал себя свежим и отдохнувшим.

Он поднялся, сварил кофе, сделал пару бутербродов с сыром и развернул утреннюю газету. “Китайцы собираются увеличить высоту Великой Китайской стены”, “Собрание юмористов в Дортмунде”, “Президент участвовал в соревновании “Бег в мешках” в Ветели”, “Мнение матерей-одиночек об опасности гражданского брака”.

Почитав газету, Сампса принялся начищать тонкой наждачной бумагой купленную на прошлой неделе прялку. Старая, изготовленная по восточно-карельским традициям в конце xix столетия, вещица требовала уважительного отношения.

Сампса всегда наслаждался спокойными утренними часами. Он знал, что в магазин к девяти придет госпожа Мойсандер и дальше день будет испорчен.

Он оборудовал магазин в бывшей четырехкомнатной квартире. Эта квартира давно, еще с начала века, находилась в собственности рода Сампсы. И прекрасно подходила под антикварную лавку. На той же улице располагалось еще несколько лавочек по продаже и покупке старых вещей, но магазин Сампсы выгодно выделялся на их фоне. Чистый и ухоженный, выставленная на продажу мебель аккуратно расставлена в зале и гостиной.

Комната для служанки и спальня, в которой Сампса обычно ночевал, когда приезжал в Хельсинки, использовались под склад. Раньше, лет десять назад, в этой комнате жила госпожа Мойсандер. Со временем она купила себе квартиру и уходила ночевать туда, поскольку считала, что невозможно находиться в магазине двадцать четыре часа кряду.

На самом деле госпожа Мойсандер вовсе не была никакой госпожой. Это была просто мать-одиночка, которой так и не удалось выйти замуж. Разумеется, она иногда предпринимала попытки в направлении построения личной жизни, иногда очень даже активные, особенно учитывая то, что у нее на руках имелся внебрачный ребенок. Давно, лет пятнадцать назад, она и в самом деле оказалась в затруднительной ситуации. Узнав о беременности, отец ребенка исчез в неизвестном направлении. Ни для кого не секрет, как тяжело в одиночку воспитывать ребенка в большом городе.

Двенадцать дет назад госпожа Мойсандер появилась на пороге антикварного магазина Сампсы, держа за руку мальчика лет пяти. Она спросила, есть ли у него подержанная кушетка. Таковой не оказалось. Самая дешевая кровать, выполненная в густавианском стиле, находилась у Сампсы в спальне и стоила столько, сколько эта Мойсандер и в глаза никогда не видела.

Сампса пожалел бедную женщину и ее ребенка, который беспрестанно что-то лопотал и кашлял, как чахоточный. Он пообещал найти подходящую вещь и велел зайти через пару дней.

В течение следующих нескольких дней Сампса, будто сумасшедший, искал по всему Хельсинки подходящую кровать, но так и не смог найти. Попадались кровати с пружинными матрасами, бесчисленное количество односпальных диванов, но ни одной кушетки. Тогда он решил заказать ее в мебельном магазине. Когда кушетку доставили в антикварную лавку, Сампса распаковал ее и натер наждачной бумагой, чтобы придать подержанный вид. Он ни за что никому не признался бы, что купил новую вещь, чтобы выполнить обещание, данное незнакомой женщине. И, когда госпожа Мойсандер пришла снова, Сампса предложил свою машину, чтобы отвезти покупку к ней домой.

Выяснилось, что госпожа Мойсандер живет рядом, за углом, на улице Красной Горы. Так что нужды пользоваться машиной, в общем-то, не было. Она сказала, что без проблем сама донесет кушетку домой. Если Сампса любезно позволит мальчику подождать мать у него в магазине…

Однако Сампса непременно хотел помочь. Мальчика усадили на кушетку и, подхватив ее с двух сторон, Сампса и мать-одиночка вместе потащили покупку из антикварного магазина на улицу Красной Горы.

Проходя мимо ресторана “Канну”, что в переводе с финского означает “Кувшин”, идущая сзади госпожа Мойсандер споткнулась и растянулась на земле. Край кушетки выпал у нее из рук, мальчик свалился сверху на мать. Сампса не удержал свой край, и тут передняя ножка злосчастной кушетки обломилась и ударила лежащую на земле госпожу Мойсандер в подбородок так, что выбила челюсть. Мальчик орал в голос, у женщины из носа потоком лилась кровь, от боли она не могла вымолвить ни слова.

Швейцар ресторана вызвал “скорую”, но, когда она прибыла, врачи отказались везти госпожу Мойсандер в больницу, поскольку при травме носа и челюсти больная вполне в состоянии добраться до больницы самостоятельно. Отказ везти ее в больницу привел госпожу Мойсандер в неописуемую ярость. Она принялась кричать на врачей, и от этого челюсть встала на место.

“Скорая” уехала. Сампса прислонил кушетку к стене ресторана и предложил госпоже Мойсандер кружку пива, а мальчишке мороженого.

После пяти порций мороженого и еще большего количества кружек пива было решено продолжить путь. Однако обнаружилось, что, пока Сампса утешал несчастную мать-одиночку пивом, кушетку сперли. Несмотря на это обстоятельство, госпожа Мойсандер пригласила Сампсу зайти к ней.

Выяснилось, что они с сыном проживали в убогой съемной комнатушке в последнем доме на этой улице. К несчастью, хозяйка была дома и, учуяв запах пива, подняла несусветный крик, упрекая госпожу Мойсандер в том, что она нарушает все договоренности, пьет среди бела дня и приводит мужчин, хотя не имеет права даже курить в комнате.

Сампса ретировался. Через мгновение выскочила госпожа Мойсандер, держа на руках орущего мальчишку и яростно шмыгая носом. У дамы были все основания выйти из себя: у нее не было ни денег, ни жилья, ни даже кушетки. К тому же нестерпимо болела челюсть.

Разумеется, Сампса не мог оставить на улице бедняжку с ребенком и пустил их жить в заднюю комнату антикварного магазина. А когда он пригласил ее помогать в магазине, госпожа Мойсандер поняла, что жизнь стала налаживаться. Сампса был не в состоянии обойтись без помощника, ведь ему требовалось немало времени для ведения хозяйства в “Ронкайле” и к тому же приходилось ездить по всей стране в поисках интересных вещичек.

Как-то незаметно случилось так, что, когда Сампса оставался ночевать в магазине, утром он обнаруживал себя в одной кровати с госпожой Мойсандер. Так продолжалось несколько месяцев, а потом вдруг госпожа Мойсандер решила, что таким образом она подвергается страшному унижению и оскорблению.

И Сампса, который считал себя благодетелем, оказался негодяем. Мерзавцем, который бессовестно пользуется попавшей в тяжелое положение женщиной. С годами госпожа Мойсандер плотно прибрала к рукам хозяйство Сампсы в масштабах антикварного магазина. Она утверждала, что Сампса разрушил ее жизнь, однако, когда тот предложил ей собрать вещички и уйти, госпожа Мойсандер подняла совершенно невообразимый скандал.

Выяснилось, что она профессиональная истеричка. Дама сумела повернуть дело так, что с течением времени Сампса уже не очень понимал, кто настоящий владелец магазина – он или его помощница.

Однажды Сампса все же решил избавиться от гнета, уволил госпожу Мойсандер и выбросил ее вещи за дверь… Это ввергло женщину в бурную истерику, она выскочила на улицу и выла там так, что Сампса был вынужден позвать ее обратно. Госпожа Мойсандер пригрозила, что, если он предпримет еще хоть одну попытку выставить ее, она уйдет жить в сумасшедший дом. Кстати, выяснилось: до того как попасть к Сампсе, госпожа Мойсандер действительно состояла на учете в сумасшедшем доме. Сампсу бросило в дрожь, стоило ему представить, как госпожа Мойсандер рассказывает врачу, что тронулась рассудком после жестокого увольнения.

Госпожа Мойсандер вела в магазине бухгалтерию и делала это столь небрежно, что, в конце концов, Сампса начал бояться попасть в тюрьму из-за огромного количества неправильно оформленных счетов и неуплаченных налогов. Госпожа Мойсандер воспользовалась этим и путем бессовестного шантажа выбила себе повышение заработной платы. В итоге все закрутилось таким образом, что Сампса оказался во власти госпожи Мойсандер. А когда ее сыну исполнилось восемнадцать, Сампсе пришлось купить ему подержанный мотоцикл. Если бы он не сделал этого, госпожа Мойсандер позвонила бы в налоговую полицию и заявила бы, что Сампса не платит налог с оборота.

И все же Сампса безмерно любил свой магазин. Он обожал старинные вещи, с особым удовольствием собирал предметы обихода и обстановку имперских времен. В его коллекции было немало мебели густавианского периода и в стиле модерн. Особенно он любил собирать гарнитуры. Иногда на то, чтобы найти и привезти предметы из одной коллекции, уходило два или даже три года. В магазине было представлено, и немал, мелких вещей – стекло, фарфор, предметы крестьянского быта. Одних только прялок в магазине было более двухсот. Ни один из его конкурентов не мог похвастаться подобным количеством этих раритетов. К тому же все они находились в прекрасном состоянии, ими можно было пользоваться.

Обычно госпожа Мойсандер прибывала на работу часам к десяти. Это была тощая, одетая в серые одежды женщина с блеклой косметикой на лице.

Войдя, она швырнула на вешалку серую шляпу и крикнула Сампсе:

– Боже, как же здесь воняет сыростью и пылью! Терпеть не могу этот заплесневелый хлам!

Сампса не удосужился ответить. Совершенно бесполезно говорить ей, что, раз уж она так не любит этот старый хлам, может устроиться на другую работу. Нет, о такой альтернативе она никогда всерьез и не задумывалась. Просто госпоже Мойсандер надо было кого-нибудь ненавидеть.

– Ох, тяжела жизнь матери-одиночки, – продолжила она нытье, заходя на кухню. – Конечно, тебе этого не понять, ты никогда не брал на себя ответственность за других…

Сампса не удержался и ответил, что теперь, когда ее сыну исполнилось восемнадцать и он вовсю гоняет на купленном Сампсой мотоцикле, госпожу Мойсандер вряд ли можно продолжать считать матерью-одиночкой.

– Материнская ответственность не заканчивается никогда, – ответила госпожа Мойсандер, расчесывая прямые жидкие волосы.

Сампса представил, что если эти волосы густо побрызгать лаком, свернуть в пучок и воткнуть туда вязальную спицу, зрелище получится впечатляющим. А если еще монокль в глаз вставить, даму впору выставлять в витрине антикварного магазина с табличкой: “Мать-одиночка в стиле фанк. Экземпляр в хорошем состоянии. Стервозность гарантирована”.

– Вчера позвонил налоговый инспектор. И я подумала, что в этом году, пожалуй, ты должен дать мне более длинный отпуск.

Сампса не понял, как эти вопросы связаны друг с другом.

– Он сказал, что ты продаешь товар мимо кассы. Что скажешь?

“Ты продаешь”. Сампса давно ничего особенно не продавал, антикварный бизнес многие годы шел не слишком бойко, хорошо, если удавалось покрыть затраты на закупку. В магазине хозяйничала госпожа Мойсандер, она же фактически и занималась всеми продажами. Сампса привык, что в это время года она традиционно доставала из кармана козырного валета – налогового инспектора. Сейчас на кону стоял отпуск.

Сампса вздохнул.

– Ты же и так отдыхаешь шесть недель летом и неделю – зимой. Разве мало? У нас нет особых прибылей, мы не торгуем дорогим товаром, сама знаешь…

Госпожа Мойсандер кивнула в сторону роскошного дивана в стиле ампир:

– Продай эту рухлядь и заработаешь!

– Ни за что! – вспылил Сампса. – Можно подумать, ты не знаешь – этот диван составляет основу коллекции! Что нас ждет, если мы за пару лет не соберем всю коллекцию? Я разорюсь, а компания обанкротится!

Тогда госпожа Мойсандер переключила внимание на деревянную статуэтку, стоящую в центре комнаты. Она была из красного дерева и изображала странное косоглазое существо с перекошенным усмешкой ртом.

– А это что за урод?

– Древний божок.

– Божок? Что еще за божок? Он в каком стиле сделан? Это модерн?

Сампса даже не удосужился ответить. Он едва переносил неграмотность госпожи Мойсандер. Ему стоило немало сил научить ее отличать основные направления и стили. Его помощница безбожно путала ампир и ренессанс, уж не говоря о функционализме и модерне.

– Статуэтка не продается, я заберу ее с собой.

– Вот и отлично. Очень рада, что мне не придется торговать этими дровами.

Сампса завернул статуэтку в бумагу и отнес в машину. Он с тяжелым сердцем сел за руль и отправился за город. Налоговый инспектор и вправду мог нагрянуть в любой момент. Похоже, магазин стоило закрыть на лето, пока туда не сунул нос какой-нибудь проверяющий.

Глупо было ехать в “Ронкайлу”, где его ждали Анелма и Сиркка с “братом”, но и в городе из-за госпожи Мойсандер оставаться не хотелось. Сампса тяжело вздохнул, задумавшись о своей жизни. Тяжело… здесь болото, там овраг…

Ни с того ни с сего Сампса принялся воображать, что случится со всеми этими людьми после смерти, когда они попадут в Туонелу. Вот тогда-то, наконец, и свершится последнее правосудие. Женщин посадят на плот и пустят вниз по порогам смертной реки в сторону Хорны. Сампса совсем не возражал бы, если бы кто-нибудь из правителей Хорны отправил этих баб, а заодно и “брата” в огненную бездну. Или, например, пусть бы им пришлось влачить жалкое существование в подземельях Туонелы и утолять жажду теплым по́том водяных, а голод – лягушачьими испражнениями.

От этих мыслей у Сампсы улучшилось настроение и в “Ронкайлу” он приехал значительно повеселевшим. Сампса припарковался у основного здания усадьбы, вытащил божка и отнес в библиотеку, в которой проводил почти все свободное время.

Сампса снял с божка оберточную бумагу, поставил на стол и принялся раздумывать, что бы с ним сделать. Ну, например, можно с ним поговорить.

Божок был родом из Киттилы, с берегов озера Палласярви, его сотворил неизвестный лапландец. Сампса задумчиво рассматривал статуэтку. Ценное старинное изображение какого-то бога. Во много раз более дорогая вещь, чем какие-нибудь уворованные из царских запасников иконы, которые контрабандой ввозили в Финляндию и втемную толкали любителям. Да, но за этого божка ему вряд ли удастся выручить много денег. Такой товар сейчас не слишком пользовался спросом, хотя это была целая статуэтка настоящего бога, а не просто картинка вроде иконы.