Текст книги "Забытое искусство"

Бертрам Чандлер
Забытое искусство

1

Кэллегэн, только что вернувшийся с Денеба V, пил маленькими глотками вторую кружку крепкого портера, когда в бар вошел Брент.

– Привет, Кэллегэн, – сказал он.

– Привет, Брент, – ответил Кэллегэн без особого энтузиазма.

– Слигол, Джо, – обратился Брент к бармену. – Двойной, если есть.

Светлые брови Кэллегэна слегка поднялись. Большинство астронавтов вошло во вкус самой экзотической импортной выпивки, но, как правило, они употребляли его или в тех мирах, где производились эти странные напитки, или на борту своих собственных кораблей, без обложения налогами. Здесь же, на Земле, человек, заказывающий подобную выпивку, должен представлять из себя нечто большее, чем офицер или даже хозяин судна. А насколько знал Кэллегэн, Брент был всего лишь вторым пилотом туристического корабля на линии Центавра.

Кэллегэн с некоторым любопытством посмотрел на Брента и заметил, что одежда его товарища была под стать выпивке: из очень дорогого материала и, пожалуй, чересчур хорошо сшита для гражданского астронавта. А в те времена, когда они вместе учились, Брент всегда был обтрепанным щенком.

– Что пьешь, Красный Сеттер? – спросил Брент.

– Как всегда, портер. А зовут меня Кэллегэн.

– Возьми слигол, – предложил Брент. – А что ты скажешь насчет стаканчика нового ликера «Поцелуй тигра»?

– Портер, – повторил Кэллегэн.

– Я видел, что «Пегас» вернулся, – сказал Брент, – я так и подумал, что ты здесь.

– Рад за тебя.

– Ну, неужели ты все еще помнишь о той блондиночке из Порт Лазаль? Это же было много лет назад. Я тоже мог бы кое-что припомнить, но это не в моем стиле.

«Возможно, – подумал Кэллегэн, – но я предпочел бы, чтобы этот тип больше походил на настоящего астронавта и меньше на вышибалу из публичного дома.

– Ты по-прежнему на линии Центавра? – спросил он.

– Господи, конечно, нет. Какую монету заработаешь в космосе, особенно на Службе? – ответил Брент и полез в карман. – Вот, смотри. – Он протянул Кэллегэну карточку.

Кэллегэн с любопытством взглянул на маленький пластиковый четырехугольник с черной гравировкой:

ДЖЕЙМС БРЕНТ

ЗАБЫТОЕ ИСКУССТВО

– Что это за рэкет?

Брент засмеялся.

– Это не рэкет. Мы занимаемся торговлей.

– Какого рода?

– Джо, – сказал Брент бармену, – у вас есть отдельная комната, не так ли? Комната с… обычными предосторожностями?

– Ну… – сказал бармен. – На первом этаже, первая дверь направо. Подать вам туда что-нибудь?

– Бутылку слигола.

– И шесть бутылок портера, – сказал Кэллегэн. – Я заплачу за портер.

– Тебе не обязательно…

– Предпочитаю, – заявил Кэллегэн.

Когда они вошли в комнату, бутылки и стаканы уже были на столе. Брент удостоверился, что электрогенераторный экран, скромно жужжащий над столом, работает нормально, положил в карман свой маленький контрольный аппарат и сел напротив Кэллегэна.

– Это у тебя, видимо, стало привычкой, – заметил Кэллегэн.

– Время от времени приходится. Некоторые из наших клиентов любят тайны. А некоторые не хотят встречаться с нами ни в своих конторах, ни в наших, а предпочитают где-нибудь на стороне.

– Я же говорил, что это рэкет.

Брент покачал головой.

– Ничуть. Допустим, ты миллиардер, допустим, твоя любовница возымела желание иметь ригелианский сад фей к своему дню рождения. Ну?

– Я бы нашел новую любовницу. Изготовление этих садов фей – утерянное искусство, а музеи не расстанутся со своими образцами даже за все золото мира.

– Ты бы пришел к нам, – объяснил Брент. – А если твоя любовница хочет лунный цветок?

– Они исчезли двести лет назад. Я тоже приду к тебе?

– Вот именно, дружище. При условии, конечно, что у тебя есть, чем платить.

– А какое отношение все это имеет к тебе?

– Ах! – сказал Брент, наполняя свой стакан и кружку Кэллегэна. – Ты знаешь, Красный Сеттер, я всегда любит тебя, клянусь. И я могу доказать тебе это… Между нами говоря, я знаю, что ты умеешь помалкивать.

– Продолжай.

– Так вот. Мы, то есть «Забытое Искусство», имеем корабль. До сих пор я был капитаном, навигатором, командующим на борту и вообще почти всем. Естественно, автоматики у нас куда больше, чем на Службе. И, несмотря на это, работа чертовски тяжелая, тем более, что я должен был так же заниматься и коммерческой стороной.

Кэллегэн с легкой улыбкой посмотрел на Брента.

– И ты хочешь, чтобы я уволился со службы и пошел в твою артель?

– Это не артель! И тебе нет нужды увольняться. У меня есть знакомая девушка в личном отделе. И мне там сказали, что ты имеешь право на годичный отпуск. Ты можешь просто поехать с нами и посмотреть, нравится ли тебе это. Ну, как? Жалованье командира плюс проценты с барыша.

– Посмотрим.

– Хорошо. Где я могу тебя увидеть?

– Я дам тебе знать. Твой телефон есть в справочнике?

– Конечно. Мы собираемся в следующую экспедицию через два месяца. Тебе понадобится по крайней мере неделя для ознакомления с кораблем и экипажем.

– Договорились, – сказал Кэллегэн. – Через полтора месяца я тебе позвоню. Но ты мне ничего не сказал, – добавил он, вставая.

– Я ничего не скажу, пока ты не будешь с нами. Могу только сказать – и это не ложь – что это совершенно новая археологическая техника. Ограничься пока этим.

– Ладно, через полтора месяца.

Покидая бар, Кэллегэн надеялся, что не опоздает на свидание.

В этот вечер его пригласил Баллертон, глава Падиидурской Синтетики. Он прибыл на Землю на борту «Пегаса» и был другом второго пилота корабля.

– Я хотел бы пообедать с вами в день нашего прибытия в Терран-Клубе, – сказал он Кэллэгену.

От Титан-бара до клуба было недалеко, но Кэллегэн пожалел, что не взял таникоптер даже на такое короткое расстояние. Швейцар в пышной униформе с презрением оглядел пришедшего пешком гостя и заставил его ждать в изукрашенном орнаментами холле, пока рассыльный бегал за Баллертоном.

– Они что, так бедны, что не могут заплатить за систему громкоговорителей? – спросил Кэллегэн швейцара, но вместо ответа получил ледяной взгляд.

Баллертон поспешно появился в холле.

– А, вот и вы, мой мальчик. Этот молокосос известил меня, – сказал он, повысив голос до резкого трубного звука, – что некто из космоса желает меня видеть. Ну, пошли, сначала выпьем по стаканчику.

Кэллегэн отдал форменный плащ и фуражку высокомерной блондинке и пошел за маленьким пузатым промышленником.

– Мы пойдем в бар иностранцев, – сказал Баллертон. – Бар Членов чересчур уж исключителен. Я, естественно, пользуюсь привилегиями через мой собственный клуб на Денебе V, но предпочитаю компанию иностранцев.

Бар иностранцев был довольно комфортабелен и благодаря присутствию посторонних, приглашенных членами клуба, не имел давящей атмосферы остальной части клуба. Баллертон взял виски, Кэллегэн же остался верен портеру.

– Я принципиально пью местные вина, – заявил Баллертон. – Я очень люблю слигол, когда имею возможность пить его на Альдебаране IV за двадцать пять центов стакан, но платить пять кредиток за один глоток!

– До того, как прийти сюда, я встретился со старым приятелем, вернее сказать, однокашником. Так вот он пил слигол. Возможно, вы слышали что-нибудь о его фирме. Она называется «Забытое искусство».

– Хм… Постойте-ка… Был некий Твайс из «Юнайтед Минерал»… У него всегда было больше денег, чем здравого смысла. Он из кожи лез, чтобы достать хлорийский молитвенный коврик, но, как вы понимаете, ни один музей не горел желанием поделиться с ним своими образцами, как и те полдюжины коллекционеров, которые имеют эти коврики. Он мне сказал, что обратился к людям из «Забытого искусства», и теперь у него есть замечательный экземпляр такого коврика. И, если не знать, что последний ковер был выткан по крайней мере пятьсот лет назад, то можно поклясться, что он только что сделан. – Он хихикнул. – И почти сразу же было продано две тысячи акций «Юнайтед Минерал».

– Ну, тогда у них есть, чем платить за роскошную выпивку! – рассудил Кэллегэн.

– Кто? Ах, люди из «Забытого искусства»? Если бы им пришлось рассчитывать только на мои деньги, им не на что было бы купить стакан пива.

– Вы не коллекционер, Баллертон, – вмешался один из двух людей, стоящих рядом с миллиардером.

– Нет, Гримшоу, и надеюсь, что никогда не стану.

– А ваш друг?

Кэллегэн засмеялся и покачал головой.

– Собирал марки, когда был мальчиком.

– Вот и продолжайте, – сказал другой.

– А ваша коллекция все еще у вас, Бейкер? – спросил Гримшоу.

– Да. Но я думаю ее продать. Другие интересы, знаете… Что вы скажете, чтобы пойти пообедать, Баллертон? И вы, мистер…

– Кэллегэн, – подсказал Баллертон.

– Да, да. Пошли, Кэллегэн. А затем мы можем пойти посмотреть мой маленький музей.

– Что вы об этом скажете, Кэллегэн? – спросил Баллертон.

– Спасибо. С удовольствием.

У Бейкера был громадный «сперлинг», который вполне мог ходить рейсом Земля-Марс. Там был пилот в расшитой золотом униформе, в такой же щеголял и капитан корабля. В огромной центральной кабине можно было дать бал, а для тех, кто не любил танцы, был хорошо оборудованный бар. Бейкер удобно разместил своих гостей и вышел.

– Ох уж эта коллекция бедняги Бейкера, – смеясь, сказал Гримшоу. – Из-за нее он каждый раз проваливается на выборах. Архиепископ очень враждебно относится к ней.

– К маркам? – с удивлением спросил Баллертон.

– Нет, марки он продает. Речь о его «других интересах», как он выразился. О его маленьком музее. Сами увидите. Обратите внимание, что там есть один экспонат, за который я выдал бы чек с непроставленной суммой – если бы он согласился ее продать.

Кэллегэн не участвовал в разговоре, предпочитая глядеть в иллюминатор на мир, в котором он так давно не бывал! Но Бейкер летел так высоко, что за облаками и блеском городского освещения ничего нельзя было разглядеть. А наверху были звезды, яркие, немигающие, и их компания, по мнению Кэллегэна, была предпочтительней компании этих толстых людей, от которых за километр несло деньгами. Баллертон был неплохим человеком, и он создал свое состояние не столько торговлей и финансовыми делами, сколько талантами химика и инженера. И он, конечно, не станет, как другие, выкидывать бешеные деньги за тривиальный предмет, вся ценность которого заключается в его редкости.

Кэллегэн и в самом деле собирал марки, но никогда не был настоящим коллекционером. Десятицентовая ванадийская марка с ее очаровательной и изящной гравюрой космического корабля была для него неизмеримо дороже, чем бесценная пятнадцатицентовая черная титакийская, которая была так безобразна.

– Вот и его жилище, – сказал Гримшоу.

– Можно сказать, новая вилла, – заметил Баллертон. – Хотя, в сущности, она не такая уж новая.

– У него многочисленный персонал. Одних только стражников, по крайней мере, две сотни. Кстати, он действительно в них нуждается: там такие сокровища, что даже я способен был бы их украсть.

2

«Сперлинг» на полной скорости нырнул в пике, и неправильный четырехугольник света стал быстро расти. Кэллегэн, привыкший ко всяким предосторожностям, подумал, что у Бейкера внезапно появилась мания самоубийства. Он встал, собираясь взять управление на себя, но Баллертон заставил его сесть.

– Я слышал об этом Бейкере, что он превосходит всех известных пилотов мира, – сказал он и, иронически улыбаясь, добавил: – По крайней мере, так говорят.

– Он не удержался бы и пяти минут на межзвездных, – проворчал Кэллегэн. – Господи, выйдет ли он из этого пике?

Но Бейкер продолжал пикировать. Когда до земли остались считанные секунды, он приказал повернуть реакторы. Корабль затрясся, пассажиры были вынуждены отпрянуть к стене, бутылки в баре разбились, и их замена стоила, по крайней мере, двухмесячного жалования Кэллегэна. Но сама посадка прошла блестяще. Корабль сел легко, как перышко.

Бейкер, появившись из кабины пилота, выглядел отвратительно веселым.

– Не поломали костей, надеюсь? Ну, Кэллегэн! Такой астронавт, как вы… Я понимаю, что эти двое могли потерять равновесие, но уж вы-то…

– Ваш бар погиб.

– А! Вычистят. Пошли. Я уже проголодался.

Бейкер повел их по великолепным садам мимо сторожевых постов, где несли постоянную стражу люди, машины и огромные собаки, к дому, который был грубым и безобразным, как и его хозяин. У Кэллегэна остались смутные впечатления красного бархата и темного красного дерева, выстроенных вдоль стены старинных доспехов, казавшихся гуманоидными роботами, ожидавшими приказаний. Столовая была небольшая, с дубовыми панелями и балками, освещенными свечами.

– Деревянные детали привезены из старой английской гостиницы, – объяснил Бейкер. – Это стоило мне миллион.

Обед был простой, но дорогой. Ничего экзотического, но бифштексы жарились на настоящих древесных углях, а не токами высокой частоты, бургундское, как подумал Кэллегэн, было куплено за высокую цену, а стилтонский сыр, изготовление которого стало теперь почти забытым искусством, стоил так же дорого, как деликатес, привезенный из самой отдаленной планетарной системы Федерации. К сыру был подан портвейн такого богатого и густого цвета, что казалось святотатством его пить, а попробовав – оставить в графине.

Кофе, кюммель – в натертых по краю мускатным орехом стаканчиках, и гаванские сигары увенчали обед. Бейкер развалился в кресле, пачкал рубашку сигарным пеплом и рассматривал своих гостей сквозь голубоватый дым.

– Как только покончим с сигарами, пойдем смотреть мою коллекцию.

– Она вам понравится, – сказал Гримшоу Баллертону.

– Вы думаете?

– И вашему молодому другу тоже, – уверенно сказал Бейкер. – Астронавт, только что со звезд, лишенный женщин.

– Я был на том корабле, – сказал Баллертон со смехом, – и мне казалось, что там довольно успешно справляются с этим затруднением, особенно в те вечера, когда танцуют.

– Значит, кролики попадались? – засмеялся Бейкер, подмигиваю Кэллегэну. – Ну что ж, тогда он оценит мою коллекцию.

Кэллегэн почувствовал себя неловко, однако был рад пойти следом за всеми и выйти из этой маленькой комнаты, в которой стало уже душно от табачного дыма, и не пожалел, что сменил мерцающий свет архаичных свечей на флуоресцентное освещение остального дома. Бейкер повел их по бесконечному проходу со стенами и потолком из темного пластика. В конце прохода была громадная стальная дверь, похожая на дверь гигантского сейфа.

Бейкер манипулировал циферблатами и рукоятками не менее пяти минут, а затем массивная дверь тяжело открылась. Они переступили порог и оказались в темноте, ставшей непроницаемой, когда за ними закрылась дверь.

– Пришли! – смеясь воскликнул Бейкер.

Зал осветился.

Картины, развешенные по стенам, сразу приковывали внимание. Нагие тела, переплетенные в сложных объятиях: любовный акт был представлен мастерами и сохранен для вечности в масле и пигментах. Кэллегэн посмотрел на Бейкера и увидел блестящие глаза, влажные полуоткрытые губы. Он повернулся к Гримшоу и встретил его взгляд, ироническое выражение которого говорило яснее слов: «Мелкие гадости для мальчишек!». Кэллегэн бросил взгляд на Баллертона и увидел смесь отвращения и жадного интереса и рад был заметить, что отвращение преобладало.

– Моя эротическая коллекция, – возвестил Бейкер.

– У греков было лучшее определение, – заметил Гримшоу. – Порнография.

– Ребятишки на улицах Порт Альмейка, – добавил Баллертон, – продают грязные почтовые открытки, но они не так грязны, как это.

– А ваше мнение, мистер Кэллегэн? – спросил Бейкер.

– Отвратительно.

– Но вы молоды. И вы хотите отказать старику в его простом удовольствии?

– Напротив.

– А! Терпимость молодости! Но, джентльмены, картины – это еще не все. Есть по крайней мере одна вещь, за которую Гримшоу предлагает мне подписать пустой чек. Но он не получит этой вещи.

Действительно, как сказал Бейкер, там были не только картины. Например, была солидография ритуалов космийского оплодотворения.

– Два человека погибли, чтобы получить это, – сказал Бейкер. – Я уничтожил негатив.

Были отлично переплетенные редкие книги.

– Это опубликовали всего в двенадцати экземплярах, – объяснил Бейкер и взял в руки один из томов. – Я купил их все и одиннадцать сжег.

– Вы позволите? – спросил Кэллегэн.

Он перелистал книгу. Это были декадентские стихи с иллюстрациями. Возвращая том, Кэллегэн сказал:

– Жаль, что вы не сожгли все двенадцать.

– А это, – сказал Бейкер, – образец йони, привезенный с Фомальгаута III.

– Детские шалости, – проворчал Гримшоу. – Вы знаете, что я хочу посмотреть.

– Не торопитесь, – сказал Бейкер. – Ну, джентльмены, что вы скажете об этом? Это сделал для меня Сэрсон и взял довольно-таки дорого!

Это было полотно, представляющее, на первый взгляд, пышный тропический цветок. Но более внимательный осмотр показывал, что это не цветок.

– Долго вы будете демонстрировать этот мелкий юношеский разврат? – нетерпеливо спросил Гримшоу.

– Ладно, ладно, пошли.

Бейкер повел их в глубину зала, к двери, представляющей из себя в миниатюре ту же дверь, через которую они вошли, и завозился, тяжело дыша, с циферблатами и рукоятками. Когда дверь наконец открылась, все освещение большого зала погасло, а в маленькой комнате зажглась единственная лампа с янтарным светом. На ложе из черного бархата, как огромный драгоценный камень, лежал хрустальный шар.

– Он абсолютно уникален, – сказал Бейкер, все еще стоявший у входа. – Вы, конечно, слышали о симпатах Трегги.

– Очень мало, – пробормотал Кэллегэн.

– Гуманоидная раса, жившая на одной из планет Ахренара, – пояснил Бейкер. – На той же планете жили лимперы, тоже гуманоиды. Примерно шестьсот лет назад они начали войну и стерли симпатов с лица своей планеты. Им не нравилось то, что делали симпаты в долгие зимние вечера. После войны лимперы разрушили все образцы искусства симпатов, какие могли найти. Время от времени кое-что появляется: музей Воррилонгера имеет тиссита, существо вроде собаки, а в Порт Грегори есть лимперский воин. Существует всего шесть образцов, не считая моего.

– А что делали симпаты? – спросил Баллертон.

– В далеком прошлом некоторые земные племена имели привычку коллекционировать головы своих врагов, предварительно уменьшив их. Такое бывало и во многих других известных нам мирах. Но симпаты брали тело целиком и уменьшали его, прекрасно сохраняя пропорции, а затем законченное произведение искусства помещали в кристалл. Вот так.

Он отошел от двери и пропустил гостей в маленькую комнату. Хрустальная сфера сияла теплым золотистым светом на черном бархате своего ларца. А в чистой прозрачной глубине сферы находились две фигуры – мужская и женская, обе обнаженные. Их губы были соединены в поцелуе, тела прижаты друг к другу, лица скрыты длинными рыжими волосами женщины.

Если бы они стояли, мужчина был бы не выше пятнадцати сантиметров, а женщине немного меньше.

– Восхитительно, – выдохнул Гримшоу.

– Я им почти завидую, – сказал Баллертон, к удивлению Кэллегэна. – У меня почему-то такое впечатление, что они еще живы… и застыли навеки в этом высшем моменте.

– Тут что-то не так, – проворчал Кэллегэн, стараясь говорить безразличным тоном. – Если я хорошо запомнил свои уроки истории, шары Архенара были открыты всего лишь сто лет назад, кажется, экспедицией Баннинга. Однако эти… персонажи, насколько я могу судить, совершенно человеческие. У обоих рыжие волосы, а ни одна раса, похожая на нашу, во всей известной нам вселенной не имеет такого цвета волос. И это, конечно, не лимперы – у них нет усиков-антенн: к тому же лимперы двуполы, они не делают и не могут делать э… эти вещи таким образом.

– Может быть, предыдущая экспедиция, много более ранняя? – предположил Баллертон. – Пропавшая и не оставившая никакого следа и никаких документов?

– Нет. Шестьсот лет назад у нас не было ракет, и тем более межзвездных кораблей.

– Моя собственная гипотеза такова, – сказал Бейкер. – Два землянина были увезены как образцы моркунами. Легенда говорит, что они посещали нашу планету во время одной из своих массовых миграций. Они могли высадиться на Трегге, чтобы пополнить свои образцы, а этих могли оставить, когда улетали.

– А, возможно, – согласился Кэллегэн. – Но из того немногого, что мы знаем о моркунах, все указывает, что они перемещались с юга на север, а не в обратном направлении.

– Можно поклясться, что они шевелятся, – пробормотал Гримшоу. – Сколько, Бейкер?

– Много больше, чем вы можете предложить.

Некоторое время четверо мужчин созерцали в глубоком молчании крошечные фигурки, их вечный момент, плененный в твердом кристалле. Кэллегэн был в отчаянии, когда Бейкер вывел их из святилища хрустального шара в зал, полный вульгарной и непристойной порнографии. Биологические импульсы почти не занимали места в жизни Кэллегэна, однако он испытывал почти родственное чувство к маленькому мужчине в кристалле, что-то болезненное, смешанное с некоторой завистью.

Бейкер, показав свои сокровища, больше не интересовался гостями. Он предложим им свой «сперлинг», чтобы отвезти их в город, и они приняли его предложение. Пилот в расшитой золотом униформе вез их, конечно, медленнее, зато полет был неизмеримо спокойнее того, в котором пилотировал Бейкер. Кэллегэн обратил внимание, что убытки, причиненные бару, возмещены.

Во время полета трое людей хранили молчание. Кэллегэн думал, что двое других, так же, как и он, заняты мыслью о последнем экземпляре коллекции Бейкера, самом драгоценном. И, обдумывая события вечера, он спрашивал себя, действительно ли он завидует двум любовникам. Вечность, проведенная под похотливыми взглядами таких людей, как Бейкер… Знали ли они? Могли ли знать? Эта вечность настолько близка к аду… что их не различишь.

Гримшоу прервал молчание:

– Я все равно добуду себе такую, Баллертон. У меня будет такая вещь, какова бы ни была цена. Я знаю людей…

Громадина «сперлинг» снизился и сел на посадочную площадку Террен-Клуба. Кэллегэн попрощался с Баллертоном и Гримшоу. Пилот Бейкера предложил отвезти его в порт, но он отказался и пошел пешком в холодную ночь, под мелким проливным дождем. Когда он увидел освещенную башню «Пегаса», высоко поднимавшуюся над ангарами и складами, он снова почувствовал себя мужчиной, а не паршивым подростком с грязными мыслями.

Но в эту ночь он видел во сне желанную женщину и себя самого навсегда заключенным с нею в хрустальный шар.