Текст книги "Этюд в багровых тонах (сборник)"

– Всего доброго, – ответил я и зашагал дальше к гостинице, размышляя о своем новом знакомом.

Как и было условлено, мы с Шерлоком Холмсом встретились на следующий день ровно в полдень и, не откладывая дела в долгий ящик, сразу же поехали смотреть квартиру в доме номер 221 – Б на Бейкер – стрит[17]17
  При жизни А. Конан Дойла Бейкер-стрит насчитывала восемьдесят четыре дома. Дом 221 на ней появился в 1930 году, когда в нее влились сначала Йорк-стрит, потом Аппер-Бейкер-стрит. «О том, имел ли сам Дойл в виду какой-то конкретный дом, когда в 1886 году помещал своего героя на Бейкер-стрит, практически ничего не известно. Единственное прямое указание имеется в воспоминаниях сэра Гарольда Морриса (1876–1967) «Взгляд назад» (1960). Сэр Гарольд утверждал, что однажды Конан Дойл обратился кего отцу, известному врачу-дерматологу доктору Малколму Моррису (1849–1927), с которым обсуждал многие детали задуманной им серии детективных рассказов о Шерлоке Холмсе, с вопросом о наиболее подходящем лондонском районе для проживания героев, и тот сказал: «Почему бы не поместить его и Уотсона на Бейкер-стрит, в дом 21, где мой дед Джон Моррис жил после отставки из Бомбейской гражданской службы?» По утверждению сэра Гарольда, Конан Дойлу понравилась идея насчет Бейкер-стрит, и он отправился взглянуть на № 21. ‹…› Полагая, что жильцы могут возражать, если он даст дому настоящий адрес и поселит там своего детектива, Дойл добавил цифру 2 перед номером дома и сделал гостиную о двух окнах, а не о трех, как это было в действительности» (Чернов С. Бейкер-стрит и окрестности… – С. 15–16). «Буква «б» (сокращение от «бис» (от лат. bis – дважды – А. К)), по утверждению автора классическиххолмсианских книг Майкла Харрисона («По стопам Шерлока Холмса» и «Лондон Шерлока Холмса»), указывала на то, что квартира Холмса и Уотсона располагалась над магазином или конторскими помещениями, имевшими отдельный вход» (там же. С. 23).


[Закрыть], о которой он говорил во время нашей первой встречи. В квартире были две уютные спальни и просторная общая гостиная с двумя большими окнами, обставленная удобной мебелью[18]18
  В последующих произведениях шерлокианы герои А. Конан Дойла будут говорить о гостиной как о маленькой комнатке.


[Закрыть]. Апартаменты показались нам подходящими во всех отношениях, а плата, если делить на двоих, оказалась столь незначительной, что мы тут же договорились о найме. В тот же вечер я перевез свои вещи из гостиницы, Шерлок Холмс привез несколько коробок и чемоданов на следующее утро. Еще пару дней ушло на то, чтобы разобрать и разместить в квартире наше имущество. Покончив с этой непростой работой, мы наконец смогли расслабиться и стали обживать свой новый дом.

Холмс оказался не самым худшим соседом. Шума он не создавал и придерживался постоянного распорядка дня. Почти не бывало такого, чтобы он ложился спать после десяти, а завтракал и уходил Холмс рано утром, еще до того, как я просыпался. Иногда он весь день проводил в химической лаборатории, иногда в прозекторской, а бывало, что просто гулял, и, что интересно, похоже, в самых глухих районах Сити[19]19
  Сити (City, англ. city – город) – исторически сложившийся деловой и культурный центр Лондона.


[Закрыть]. Иногда Шерлок Холмс уходил в работу с головой, и тогда ничто не могло сравниться с его энергичностью, но бывало, что его охватывала какая-то непонятная хандра, и тогда он мог целый день пролежать на диване в гостиной, не произнося ни слова и даже не шевелясь. В такие дни я замечал в его глазах такое умиротворенное, отсутствующее выражение, что заподозрил бы своего соседа в употреблении какого-нибудь наркотика, если бы не знал, насколько он сдержан в своих желаниях.

Шли недели, и мой интерес к этому человеку вместе с намерением разобраться в его целях и взглядах на жизнь постепенно становились глубже и острее. Даже внешний вид Холмса способен был привлечь внимание случайного наблюдателя. Росту в нем было более шести футов[20]20
  То есть Шерлок Холмс был довольно высоким человеком: больше 1 метра 83 сантиметров (в 1 футе 0,3048 метра).


[Закрыть], а благодаря необычайной поджарости он казался и того выше. Взгляд у него был острый, пронизывающий, кроме тех периодов оцепенения, о которых я уже упоминал. Узкий ястребиный нос придавал его лицу оттенок настороженности и решительности. К тому же у Холмса был квадратный выступающий подбородок, характерный для людей уверенных в себе и энергичных. Руки Шерлока Холмса постоянно были в чернильных пятнах и следах от химикатов, но, несмотря на это, он обладал необычайной точностью движений, в чем я не раз имел возможность убедиться, наблюдая за тем, как он управляется со своими хрупкими алхимическими приборами.

Меня, вероятно, можно посчитать докучливым любителем совать нос в чужие дела, если я признаюсь, какой интерес вызвал у меня этот человек и как часто я пытался пробиться сквозь стену молчаливой замкнутости, которой Холмс окружил все, что касалось его самого. Но, прежде чем читатель вынесет мне приговор, я хочу напомнить, какой бесцельной была моя жизнь и сколь мало меня окружало такого, на что я мог бы обратить свое внимание. Здоровье не позволяло мне выходить на улицу, кроме тех дней, когда погода была исключительно благоприятной, к тому же у меня не было друзей, которые навещали бы меня и нарушали однообразие моего существования. В данных обстоятельствах я по-настоящему обрадовался тайне, которая ореолом окружала моего соседа, и проводил значительную часть своего времени в попытках разгадать ее.

Медицину Холмс не изучал. Как-то раз он сам в ответ на мой прямой вопрос подтвердил предположение Стамфорда относительного этого пункта. Никаких книг, которые обычно штудируют желающие получить ученую степень в науке или какой-либо другой области, в его руках я не видел. Но в то же время его интерес к определенным дисциплинам был очевиден, хотя кое в чем познания Холмса были поразительно узки и ограничены. Нет сомнения, что никто не стал бы так отдаваться работе или добиваться такой скрупулезной точности в деталях, если бы перед ним не стояла определенная цель. Те, кто занимается чтением бессистемно, редко отличаются особым вниманием к малозначительным деталям прочитанного. Никто не забивает себе голову мелочами, если на то нет серьезных оснований.

Невежество Холмса было так же примечательно, как и его эрудиция. О современной литературе, философии и политике он не знал ровным счетом ничего. Однажды, когда я процитировал Томаса Карлейля[21]21
  Томас Карлейль (1795–1881) – английский публицист, историк и философ, автор книг «Сартор Резартус» (1834), «Прошлое и настоящее» (1843), «История французской революции» (в 3-хтомах, 1837), «Современные памфлеты» (1850) и др. В работе «Герои, почитание героев и героическое в истории» (1840) сформулировал концепцию «культа героев», согласно которой историю творят великие личности, а не массы. О том, что имя Т. Карлейля возникло в повести А. Конан Дойла неслучайно (а также о том, что в первом произведении шерлокианы писателю – в плане общности интересов – еще ближе образ доктора Ватсона, свободно цитирующего Т. Карлейля, нежели Холмса, ничего о нем не знающего), можно судить по письму, написанному А. Конан Дойлом за полтора месяца до начала работы над «Этюдом в багровых тонах» и направленному в редакцию портсмутской газеты «Хэмпшир пост», где оно и было опубликовано 29 января 1886 года. Письмо А. Конан Дойла было ответом на большую статью, напечатан-ную несколькими днями ранее этой газетой. В статье критически оценивалась личность Т. Карлейля и особенно его человеческие качества. А. Конан Дойл счел своим долгом вступиться за покойного философа. Вот выдержки из его письма: «Не было еще в истории литературы скандала более мелочного и вызывающего глубочайшее сожаление, чем те нападки, которым подвергся Карлейль сразу же после своей кончины. Смел ли кто при жизни шепнуть против него хоть слово? Но вот старый лев испускает дух, и стая шакалов от мала до велика набрасывается на его бездыханный труп!»; «Главный грех Карлейля состоял в том, что он говорил правду; из всех проступков этот в нашем мире прощается наименее охотно»; «Выутверждаете, будто Карлейль жаловался нудно и всегда на одно и то же. Согласимся же, что последовательность – не порок. Далее Вы утверждаете, что влияние его идей падает. Трудно вообразить себе нечто более далекое от истинного положения дел. Влияние Карлейля не просто возрастает: только оно практически и определяет сегодня взгляды нового поколения. И спустя триста лет Карлейль будет возвышаться над авторами Викторианской эпохи точно так же, как Шекспир высится над своими елизаветинскими современниками. Впрочем, ответ на вопрос об истинной ценности учений Карлейля способно дать только время. Сесть за это письмо меня вынудили нападки личного свойства. Подобно мухам, липнущим к наименее аппетитным частям мясной туши, критики облюбовали себе относительно темные уголки великого разума. Строгость, с какой они его судят, может ввести в заблуждение человека, не изучавшего обсуждаемый предмет самостоятельно. В надежде свести вероятность этого к минимуму я и рискнул побеспоить Вас этим длинным письмом». (Конан-Дойль А. Карлейль: философ и личность // Конан-Дойль А. Уроки жизни.: Пер. с англ. – М.: Аграф, 2003. – С. 62–65.)


[Закрыть], Шерлок Холмс с самым простодушным видом поинтересовался, кто это такой и чем он известен. Впрочем, мое изумление достигло предела, когда я случайно узнал, что мой сосед не знаком с теорией Коперника[22]22
  Согласно теории польского астронома Николая Коперника (1473–1543), в центре Солнечной системы находится Солнце, а не Земля, как было принято считать до этого; Земля же и другие планеты Солнечной системы вращаются вокруг Солнца. Гелиоцентрическая теория изложена Коперником в работе «Об обращениях небесных сфер» (1543), запрещенной католической церковью с 1616 по 1828 год.


[Закрыть] и строением Солнечной системы. Я просто не мог взять в толк, как это образованный человек девятнадцатого века может не знать, что Земля вращается вокруг Солнца.

– Вы, кажется, удивлены, – улыбнулся Холмс, видя мое изумление. – Теперь, когда вы мне об этом сообщили, я постараюсь как можно быстрее это забыть.

– Забыть?

– Видите ли, – пояснил он, – я считаю, что мозг человека изначально чем-то похож на маленький пустой чердак, и вы сами должны выбирать, чем его заполнить. Дурак тащит в него все, что попадается ему на глаза, и в результате знания, которые могут оказаться полезными, теряются среди ненужного хлама. В лучшем случае, чтобы до них добраться, приходится разгрести целую кучу мусора. Человек вдумчивый очень внимательно выбирает то, что поместить на своем чердаке. Там у него хранятся только те инструменты, которые необходимы ему для работы, но их у него много, и все они содержатся в идеальном порядке. Неправильно думать, что стенки этой небольшой комнатки эластичны и могут расширяться до любых размеров. Рано или поздно наступает такой момент, когда, для того чтобы запомнить что-то новое, приходится забыть кое-что из того, что вы знали раньше. Поэтому чрезвычайно важно не забивать память ненужными знаниями, которые мешают сохранять необходимые.

– Но это же Солнечная система! – не унимался я.

– Что Солнечная система? – нетерпеливо оборвал меня Холмс. – Вы говорите, что мы вращаемся вокруг Солнца. Если бы мы вращались вокруг Луны, для меня и моей работы это точно так же не имело бы никакого значения.

Я уже хотел спросить, что это у него за работа такая, но что-то подсказало мне, что в данную минуту этот вопрос был бы не к месту. Позже я обдумал этот короткий разговор и сделал кое-какие выводы. Холмс сказал, что ему не нужны знания, не относящиеся к его работе. Следовательно, все имеющиеся у него знания ему необходимы. Я перечислил в уме все известные мне темы, в которых у него были самые глубокие познания. Я даже взялся за карандаш и принялся составлять список. Закончив, я не смог удержаться от улыбки. Вот как выглядел сей документ:

ШЕРЛОК ХОЛМС – познания и умения.

1. Литература – отсутствуют.

2. Философия – отсутствуют.

3. Астрономия – отсутствуют.

4. Политика – незначительные.

5. Ботаника – отрывочные. Хорошо знаком со свойствами белладонны[23]23
  Белладонна – многолетнее травянистое растение семейства пасленовых. Содержит алкалоид атропин, использующийся в медицине.


[Закрыть], опиума и ядов вообще. С садоводством не знаком совершенно.

6. Геология – практические, но ограниченные. На глаз различает разные виды почв. После прогулок показывает мне пятна грязи на брюках и по их цвету и консистенции определяет, из каких они районов Лондона.

7. Химия – глубокие.

8. Анатомия – точные, но бессистемные.

9. Криминальная хроника – огромные. Похоже, знает в деталях каждое преступление, совершенное в нашем веке.

10. Хорошо играет на скрипке.

11. Отлично фехтует и боксирует.

12. Прекрасно знает английские законы.

Перечитав составленный список, я в отчаянии швырнул его в камин.

«Если бы только, сопоставив все эти сведения, я разобрался, что движет этим парнем, я смог бы понять род занятий, для которых нужен именно такой набор познаний и навыков, – подумал я. – Нет, пожалуй, это слишком сложно. Можно даже не браться».

Вижу, что я упомянул об умении Холмса играть на скрипке. Действительно, с этим инструментом он управлялся превосходно, но его странности проявлялись даже здесь. То, что он мог сыграть даже довольно сложные партии, было мне хорошо известно: однажды по моей просьбе Холмс исполнил «Песни» Мендельсона[24]24
  «Песни без слов» (1829–1845) – фортепианный цикл немецкого композитора Феликса Мендельсона-Бартольди (1809–1847).


[Закрыть] и кое-что еще из любимых мною вещей, но, оставаясь один, он редко музицировал и вообще извлекал из скрипки звуки похожие на музыку. По вечерам, откинувшись на спинку кресла, Шерлок Холмс закрывал глаза и начинал монотонно водить смычком по струнам, положив скрипку поперек колена. Иногда у него получались довольно громкие и заунывные звуки. Иногда – яркие и веселые. Нет сомнения в том, что они отражали его мысли, но помогала ли музыка мыслительному процессу, или же Холмс играл просто потому, что у него возникало такое желание, я был не в силах понять. Я мог бы потребовать прекратить это издевательство над инструментом, если бы мой сосед каждый раз не заканчивал свои соло быстрым попурри из моих любимых произведений, очевидно, в качестве небольшой компенсации за испытание моего терпения. Первую неделю или около того у нас не было посетителей, и я уже начал подумывать, что мой сосед такой же нелюдим, как и я, но потом выяснилось, что у него довольно много знакомых, причем из самых разных слоев общества. Среди них был один невысокий парень с крысиным лицом землистого цвета и маленькими черными глазками, которого мне представили как мистера Лестрейда. В течение одной недели он побывал у нас три или четыре раза. Однажды утром к нам зашла девушка, одетая по последней моде. Она провела в нашей квартире около получаса или даже больше. В тот же день, только чуть позже, к нам наведался седовласый джентльмен весьма потертого вида, похожий на еврея – уличного торговца. Мне показалось, что он был крайне возбужден. Следом за ним явилась пожилая женщина в стоптанных башмаках. Был случай, когда мой сосед долго беседовал с совершенно седым гостем, а в другой раз – с вокзальным грузчиком в вельветиновой[25]25
  Вельветин – то же, что и вельвет.


[Закрыть] форме. Кто бы из этой пестрой компании ни появлялся в нашем доме, Шерлок Холмс неизменно просил меня оставить его наедине с посетителем в гостиной, и мне приходилось уходить в свою комнату. Впрочем, мой сосед всегда извинялся за причиненные мне неудобства.

– Мне приходится использовать эту комнату в качестве рабочего кабинета, – говорил он. – Все эти люди – мои клиенты.

У меня появился еще один шанс задать прямой вопрос относительно рода его деятельности, но тактичность вновь помешала мне вызвать его на нежелательную откровенность. Я посчитал, что у Холмса есть причины не распространяться на эту тему, но оказалось, что я ошибался, поскольку вскоре он сам завел об этом разговор.

Четвертого марта (у меня были основания запомнить эту дату) я проснулся несколько раньше обычного и застал Шерлока Холмса дома. Он завтракал. Наша домовладелица уже привыкла, что я встаю поздно, поэтому на столе меня не ждали ни завтрак, ни кофе. Со свойственным всем мужчинам беспочвенным раздражением я вызвал ее звонком и сообщил, что уже проснулся и жду завтрака. После этого взял со стола журнал, собираясь с его помощью скоротать время. Мой сосед молча дожевывал гренки. Один из заголовков был обведен карандашом, и я, естественно, пробежал статью глазами.

В ней под несколько претенциозным названием «Книга жизни» рассказывалось о том, как много может узнать внимательный человек, наблюдая за всем, что его окружает.

Меня поразило, как в этом сочинении сплелись воедино удивительная проницательность автора и полнейшая нелепость рассматриваемой им темы. В рассуждениях была логика и здравый смысл, но выводы показались мне чересчур натянутыми и раздутыми. Автор статьи пытался убедить читателя в том, что по выражению лица, малейшему движению мускулов или взгляду можно определить самые потаенные мысли человека, и опытного специалиста обмануть невозможно: его выводы будут такими же верными, как теоремы Евклида. Для неподготовленного человека это может выглядеть настолько необычно, что, если ему не объяснить, каким образом наблюдатель пришел к своим выводам, он может счесть того колдуном.

«По капле воды, – говорилось в статье, – логик может сделать вывод о существовании Атлантического океана или Ниагарского водопада, ни разу в жизни не видев и не слышав ни о первом, ни о втором. Так и вся наша жизнь представляет собой одну гигантскую цепь, о сущности которой можно судить, имея перед глазами лишь одно из звеньев. Как и любой другой вид искусства, искусство делать выводы и анализировать постигается долгим и упорным изучением, но ни один смертный не в состоянии прожить так долго, чтобы достичь в этом искусстве совершенства. Прежде чем углубляться в являющиеся наиболее сложными моральные и психологические аспекты данного вопроса, наблюдателю следует обратиться к решению более простых задач. Для начала можно попытаться, глядя на постороннего человека, определить, чем он занимается, где работает, что пережил. Хоть данное упражнение может на первый взгляд показаться легкомысленным, оно обостряет наблюдательность, помогает понять, на что нужно обращать внимание и как это правильно делать. Ногти, рукава, обувь, пузыри на коленях, мозоли на указательном и большом пальцах, выражение лица, воротник сорочки – любое из перечисленного может дать исчерпывающую информацию о роде деятельности человека. Соединенные воедино, эти факторы дают способному наблюдателю почти полную гарантию безошибочности выводов».

– Какая несусветная чушь! – воскликнул я и швырнул журнал обратно на стол. – Ничего более глупого мне читать не приходилось.

– О чем вы? – спросил Шерлок Холмс.

– Вот об этом, об этой статье, – сказал я и, усаживаясь за завтрак, ткнул ложечкой для яиц в сторону журнала. – Вижу, вы тоже это читали, раз там стоит ваша пометка. Не спорю, написано интересно, но статейки подобного рода меня раздражают. Наверняка все это теории какого-нибудь бездельника, который от нечего делать сидит в своем кабинете в уютном кресле и сочиняет всякие несуществующие парадоксы. К чему все это? Его бы следовало посадить в вагон третьего класса подземки, вот тогда я бы посмотрел, как он стал бы определять профессии попутчиков. Я бы поставил тысячу против одного, что у него ничего не выйдет.

– И проиграли бы, – спокойно обронил Шерлок Холмс. – Что же касается статьи, это я ее написал.

– Вы?

– Да, меня привлекает искусство наблюдать и делать выводы. Теории, которые я изложил в статье и которые показались вам такими оторванными от жизни, на самом деле имеют удивительно широкое практическое применение… Настолько практическое, что с их помощью я зарабатываю себе на хлеб насущный.

– Как это? – непроизвольно вырвалось у меня.

– Скажем так, это моя профессия. Возможно, во всем мире я единственный, кто занимается этим делом. Я сыщик-консультант, если вы понимаете, что это значит. Здесь в Лондоне полным-полно сыщиков, и государственных, и частных. Когда эти господа заходят в тупик, они обращаются ко мне, и я направляю их по нужному следу. Когда они предоставляют мне все собранные по делу улики, мне обычно удается, используя свои познания в истории преступлений, расставить все точки над «i». Все противозаконные деяния схожи, так что, если имеешь в своем распоряжении подробности тысячи подобных дел, согласитесь, было бы странно не разобраться в тысяча первом. Лестрейд – хороший сыщик. Последнее дело о подлоге оказалось ему не по зубам, поэтому он и приходил сюда.

– А ваши остальные посетители?

– В основном их направляют ко мне частные сыскные агентства. Все эти люди столкнулись с неприятностями и хотят, чтобы я помог им разобраться. Я выслушиваю их рассказ, а они – мои комментарии, после чего я кладу в карман вознаграждение.

– Вы хотите сказать, – продолжал удивляться я, – что, не покидая своей комнаты, вы способны разгадать загадку, которая ставит в тупик других сыщиков, хотя они обладают той же информацией, что и вы?

– Именно. Чаще всего я полагаюсь на свою интуицию. Но попадаются и случаи посложнее. Тогда мне приходится вылезать из берлоги, чтобы взглянуть на все своими глазами. Видите ли, я располагаю обширными знаниями в определенных областях, которые и использую для решения задач, что значительно упрощает дело. Правила построения выводов, изложенные в статье, которая вызвала у вас такое негодование, для моей работы бесценны. Наблюдение и анализ вошли для меня в привычку. Во время нашей первой встречи вас удивило, когда я упомянул, что вы недавно вернулись из Афганистана.

– Наверное, вам кто-то об этом рассказал.

– Ничего подобного. Я пришел к выводу, что вы были в Афганистане. Мысли у меня в голове несутся с такой скоростью, что я вижу конечный результат логической цепочки, даже не задумываясь о промежуточных звеньях. Но тем не менее эти звенья существуют. В вашем случае они складывались в такой последовательности: «Этот джентльмен выглядит как врач, но имеет выправку военного. Значит, он военный врач. Недавно он вернулся из тропиков, поскольку у него смуглое лицо, и это не его естественный оттенок кожи, так как на запястьях кожа светлая. Этот человек пережил физические страдания и перенес болезнь, о чем явно свидетельствует изможденное лицо. Был ранен в левую руку: держит ее осторожно и неестественно, как бы оберегая. Где в тропических широтах английский армейский врач мог так измучиться и получить ранение в руку? Разумеется, только в Афганистане». Раскручивание цепочки не заняло и секунды. Потом я упомянул о вашем возвращении из Афганистана, чем и удивил вас несказанно.

– Мда-а, теперь, после ваших объяснений, все действительно кажется очень просто, – улыбнулся я. – Вы напомнили мне Дюпена из рассказов Эдгара Аллана По. Однако я не представлял себе, что такие люди встречаются не только на страницах книг, но и в жизни.

Шерлок Холмс встал и раскурил трубку.

– Наверняка вы считаете, что, сравнивая меня с Дюпеном, делаете мне комплимент, – заметил он. – Но лично я считаю Дюпена посредственностью. Его фокус с угадыванием мыслей друга и произнесением своевременного замечания после пятнадцатиминутного молчания кажется мне дешевым трюком, рассчитанным на броский эффект, к тому же весьма неглубоким. Да, не спорю, Дюпен обладал определенным аналитическим даром, но уж никак не был таким феноменом, каким его видел По.

– А вы читали Габорио? – поинтересовался я. – Лекок соответствует вашему представлению о настоящем сыщике?

Шерлок Холмс презрительно фыркнул.

– Лекок – жалкий дилетант, – отрезал он. – У него была только одна положительная черта – его энергия. Эта книга вывела меня из себя. Перед Лекоком стояла задача выяснить личность заключенного. Я бы с этим справился за сутки. У Лекока на это ушло где-то полгода. Из этой книги вышел бы хороший учебник о том, как не следует вести себя сыщикам.

Надо сказать, меня возмутило, что к двоим из моих любимых литературных персонажей отнеслись так пренебрежительно. Я отошел к окну и стал смотреть на оживленную улицу. «Парень он, конечно, очень умный, – подумал я, – но и зазнайства ему не занимать».

– В наши дни уже не бывает настоящих преступлений и действительно умных преступников, – сокрушенно вздохнул Шерлок Холмс. – Для нашей профессии мозги уже не нужны. Я знаю, что мог бы стать знаменитостью, потому что нет и никогда не было такого человека, который вложил бы в изучение преступлений столько же энергии и природного таланта, сколько вложил в это дело я. И что в результате? Мне не на чем совершенствоваться. Сплошная мелочь, топорно сработанные преступления, в которых мотивы настолько очевидны, что их разглядит даже любой полицейский из Скотленд-Ярда[26]26
  Скотленд-Ярд (в переводе с англ. «Шотландский двор») – Лондонское центральное полицейское управление, расположенное в том же месте, где когда-то находилось шотландское посольство в Англии (официальное объединение Англии и Шотландии произошло в 1707 году)


[Закрыть].

Его надменная манера вести разговор начала уже порядком меня раздражать, поэтому я решил, что лучше сменить тему.

– Интересно, что там ищет этот парень? – сказал я, кивнув в направлении высокого плечистого мужчины простоватого вида, который медленно шел по противоположной стороне улицы, внимательно всматриваясь в номера на стенах домов. В руках он сжимал большой голубой конверт, который, очевидно, и должен был доставить по нужному адресу.

– Вы имеете в виду этого отставного сержанта морской пехоты? – спросил Шерлок Холмс, подойдя к окну.

«Самонадеянный позер! – продолжал мысленно негодовать я. – Знает ведь, что его нельзя проверить».

Не успел я это подумать, как человек, за которым мы наблюдали, заметив номер над крыльцом нашего дома, перебежал через дорогу. Через секунду раздался громкий стук в дверь, потом снизу послышался густой мужской голос и тяжелые шаги, поднимающиеся по лестнице. Дверь распахнулась.

– Письмо мистеру Шерлоку Холмсу, – сказал вошедший и протянул конверт моему другу.

Мне показалось, что подвернулся удобный случай сбить с зазнавшегося сыщика спесь. Наверняка он не думал, что все так обернется.

– Позвольте спросить, дружище, – обратился я к незнакомцу самым вкрадчивым голосом. – Кем вы работаете?

– Курьером, сэр, – грубовато произнес он. – Форму я пока отдал в починку.

– А кем вы были до этого? – спросил я, злорадно поглядывая на своего соседа.

– Сержантом, сэр. Королевский полк легкой морской пехоты. Ответ будете передавать? Нет? Хорошо, сэр.

Он щелкнул каблуками, попрощался на военный манер, вскинув руку, и вышел из комнаты.