Текст книги "Три счастья. Книга для детей и взрослых"

– Само собой разумеется, – предупредил он, – что пираты в качестве стражей своих сокровищ кладут на них всякие ужасные вещи. Иногда это кисть руки раба, копавшего яму, иногда отравленный кинжал, а иногда и гадюка!

С драматическим скрипом он поднял крышку, и окружавшие его инстинктивно подались назад. Но круг вновь сомкнулся, когда все убедились, что ничего страшного не произошло. С горящими от любопытства глазами они слушали, как Папа с самым беззастенчивым видом серьезнейшим тоном перечислял трофеи.

– Здесь только алмазы, – басил он, встряхивая мешочек с галькой. – Думаю, что они не потянут и на десять тысяч фунтов. Но вот это… – он показал на невзрачный кусок малахита из своего геологического ящичка. – Это, возможно, один из самых больших неограненных изумрудов в мире.

– Ух ты! – выдохнули ребятишки, глядя на камень круглыми от удивления глазами.

– Да, на торгах в Париже за него давали сто тысяч, но потом почему-то сняли с продажи. Это изумруд под названием «Царь царей». А вот два знаменитых берилла из тюрбана Траванкорского султана. Они соединены вместе одной золотой оправой, потому что никогда не должны разлучаться.

На самом деле это были обычные запонки, но никто не обратил на это никакого внимания.

– А вот эти на первый взгляд медные монеты – искусно покрашенные под медь испанские дублоны и пиастры. Вот драгоценное ожерелье, сорванное с шеи какой-то несчастной знатной дамы. Вот военная награда, безусловно, хранящая какую-то страшную тайну. Здесь серебро, опалы, рубины и прочая мелочь.

– И что нам с этим всем делать? – Надо, чтобы четверо полицейских доставили шкатулку в Лондон и поместили ее в охраняемое банковское хранилище. А теперь, ребята, мне надо идти заниматься делами.

– Нам бы тоже не помешало заняться делами! – с улыбкой воскликнула леди Солнышко, глядя на стоявших перед ней раскрасневшихся, перемазанных грязью и глиной и хлюпавших промокшими башмаками ребятишек.

Ну вот, дорогие мои папы, вы получили от меня в подарок игру «Билли Бонс». У нее масса достоинств. Ей можно занять от десяти до ста самых отчаянных юных сорвиголов. В нее можно играть почти везде – от сада в сто квадратных ярдов до пятимильной вересковой пустоши. Она дает неограниченный простор вашему воображению. Вовсе не обязательно искать сокровища. Поскольку Билли Бонс был «разносторонне развитым» негодяем, вашей целью может стать похищенное завещание, синий глаз Желтого Бога, волшебная лампа Аладдина или скальп знатной индианки. Но, как и все, ради чего стоит жить и творить, игра требует тщательного планирования и проработки. Тогда вы станете настоящим Папой, верным другом и товарищем ваших детей.

Майфрен Конте. Шкатулка, кувшин и гранат

Запретная тема

Чарльз Райли. Боксерский матч между Даниэлем Мендосом и Ричардом Хамфри

Оба мальчика начали заниматься боксом и очень скоро стали довольно неплохо боксировать; к тому же они прониклись духом этого по-настоящему мужского вида спорта. Это увлечение не обошло стороной и Крошку-Вилли, которой к тому времени исполнилось девять лет. Ее свинг левой с уклоном и джеб правой в корпус сделались широко известными в узких кругах. Тем не менее для нее бокс так и остался не более чем веселой игрой. С мальчишками же дело обстояло совершенно иначе.

Известный чемпион-любитель как-то раз преподнес им по паре маленьких перчаток, и это оказалось самым желанным подарком. Оба они со всей детской непосредственностью и азартом предались этой на первый взгляд игре. Леди Солнышко со смешанным чувством гордости, некоторого страха и изумления частенько видела, как ее сыновья яростно дубасили друг друга, и каждый раз не могла удержаться от улыбки, наблюдая их бойцовские поединки. Во время «баталий» каждый из них держался по-своему, и Папа, глядя на них своим критическим и вместе с тем благосклонным взором, не спешил исправлять или подгонять под какие-то нормы то, чему научила их мать-природа. Парнишка, сам того не зная, придерживался британских традиций, то есть стоял прямо, равномерно опираясь на обе ноги. Быстрые и прямые удары он наносил левой, а защищался правой рукой. Толстик, если можно так выразиться, «тяготел» к американскому стилю и порой вел себя несколько безрассудно. Обычно он прижимал подбородок к груди, выставив вперед постоянно двигавшуюся левую, которой он мог и защищаться, и атаковать. Настоящим наступательным орудием была его правая рука, которой он наносил несколько «закругленные» удары, похожие на апперкот, а свинг у него получался почти как у взрослых спортсменов. Он отличался большей дерзостью и агрессивностью, чем его старший брат, но по очкам обычно ему проигрывал, поскольку увлекался и пропускал удары слева. Однако он мог развить такой натиск, перед которым ошеломленный соперник нередко пасовал, после чего исход поединка становился совершенно непредсказуемым.

Боксирующие подростки. Античная фреска с острова Крит

– Да ты только посмотри, как быстро они растут и мужают, – однажды заметил Папа в разговоре с леди Солнышко.

Та, по своему обыкновению, смотрела на все с точки зрения здравого смысла.

– Конечно же, дорогой, мальчики должны уметь защитить себя и вырасти настоящими мужчинами. Но не кажется ли тебе, что та книга с картинками по истории бокса…

– Полностью с тобой согласен. Я запер ее в шкафу в кабинете.

– И еще. Все эти твои рассказы о давних поединках и боях. Ведь тогда дрались очень жестоко, голыми руками и за деньги, чуть не убивая друг друга. Однако Парнишка постоянно пристает к тебе с просьбами рассказать о тогдашних чемпионах и победителях. Ты не думаешь, что детям еще рановато все это знать?

– То были поистине великие люди, дорогая. Они являлись воплощением мужества и строгого соблюдения правил борьбы, и во многом благодаря им наше общество не утратило эти идеалы. Если бы не отдельные подлецы…

– Я понимаю тебя, дорогой. И все же твои рассказы порой чересчур натуралистичны. А дети так любят тебя слушать. Когда ты им рассказываешь все эти боксерские истории, окружающий мир просто перестает для них существовать. Парнишка узнал много того, чего ему, мне кажется, пока еще не следует знать. Толстик же порой просто огорошивает меня своими ужасными историями, и я совершенно точно знаю, откуда ветер дует.

– Но, дорогая, дети ведь всегда любопытны, и если бокс им интересен, то совершенно не вижу…

– Бабочки и гусеницы им не менее интересны.

– Ну, хорошо! Ринг отменяется! Говорим только о бабочках и гусеницах!

Итак, семейный совет постановил, что бокс является запретной темой, и Папа намеревался неукоснительно соблюдать это решение. Однако он упустил из виду важнейший психологический момент. Дело в том, что Папа сам увлекался историей бокса и обладал в этой области обширными знаниями, а посему мог часами и с большим интересом говорить на эту тему, в то время как его познания о бабочках и гусеницах были довольно скудными. Поэтому он, как и большинство людей, пошел по линии наименьшего сопротивления.

Пару дней спустя, когда мудрые слова леди Солнышка уже успели утратить свою былую остроту, Папа сидел в кресле, покуривал трубку и стойко рассказывал детям о гусеницах, весьма раздосадованный тем, что Толстик знает о них гораздо больше него и напоминает отцу о том, что тот уже успел позабыть. Дети тотчас решили воспользоваться его замешательством, но проделали это хитро и тонко.

– Пап, но ведь это же дубовый коконопряд, а не сиреневый бражник, как ты говоришь, – упрямо возражал Толстик. – У тебя в памяти, наверное, столько всего, что для насекомых там просто не осталось места.

– У Папы отличная память, – вступилась за отца Крошка.

– Ну, да, когда-то была, – виновато признался Папа.

– Пап, а ты можешь назвать всех королей Англии?

– Ну, почти все это могут.

– Я вам сейчас скажу, кого Папа назовет без запинки, – объявил Парнишка. – Он сможет перечислить всех английских чемпионов по боксу в тяжелом весе с датами и участниками финальных боев и знает, кто кого и как побил. Правда, Пап?

– Ну, возможно, и смогу. Так вот, а бабочка-махаон…

– Нет, наверное, не сможет, – раздосадованно перебил его Толстик.

– Сможет, я знаю. Не веришь – сам спроси – настаивал Парнишка.

– Пап, а кто был самым первым чемпионом?

– Ну, принято считать, что Джеймс Фигг, – несколько неуверенно ответил Папа, чувствуя, что попался в ловушку. – Да, пожалуй, он, потому что до Фигга нет никаких документально подтвержденных свидетельств.

Уолтер Морган. Круг фей

– Пап, расскажи нам о Фигге, а? Ну, пожалуйста! – Три пары детских глазок умоляюще воззрились на него, и трое благодарных слушателей приготовились к рассказу на «запретную тему».

– Фигг был, если можно так выразиться, бойцом-универсалом. Если бы сейчас он вступил в Британскую ассоциацию бокса, то его непременно бы оттуда исключили. И вот почему. В те времена дрались почти без правил и на чем угодно. Если мне не изменяет память, он владел чем-то вроде клуба на Тоттенхэм-Корт-роуд, где и проходили подобные поединки. Фигг мог кому угодно сломать нос ударом кулака, пересчитать ребра дубинкой или раскроить череп мечом.

– Но своих-то учеников он не калечил, да?

– Как бы не так! Капитан Годфри в своих воспоминаниях писал, что этот человек обладал совершенно необузданным нравом и не щадил никого, кто отваживался сразиться с ним. В те жестокие времена это значило довольно много. Годфри знал Фигга лучше других, поскольку был одним из его учеников.

Джек Бротон против Джорджа Стивенсона

– А Фигг его не покалечил?

– Да вроде нет. В любом случае, Годфри научился стойко держать удар и овладел всем тем, что Фигг смог ему преподать. Когда год спустя Годфри вновь появился на Тоттенхэм-Корт-роуд, Фигг очень скоро понял, что перед ним настоящий боец, и вмиг умерил свой воинственный пыл.

– А кто был этот Годфри?

– О, отличный спортсмен и прекрасный писатель. Сейчас мы уже не можем судить, как он дрался на ринге, зато мы восхищаемся его прозой, которая далеко превосходит Сэма Джонсона и других мастеров пера того времени. Насколько мне известно, до нас дошла лишь одна его книга, но написана она таким языком, которому позавидовали бы нынешние маститые писатели. Раньше я наизусть помнил оттуда целые куски, но теперь почти все забыл. Там есть прекрасное описание того, как Джек Бротон защищался и контратаковал. Вот, по-моему так… «Он словно приглашает противника нанести удар. Отразив его, он собирает свои могучие мускулы в один мощный кулак, а затем переносит всю тяжесть тела на руку и всесокрушающим ураганом обрушивается на соперника».

– Здорово! – воскликнул Толстик. – Вот это здорово!

Его серые глаза засверкали, щеки раскраснелись, поскольку его артистичная натура всегда откликается на то, что достойно восхищения.

– Пап, а кто стал следующим чемпионом? – спросил он.

Вопрос был задан слишком прямолинейно, и Папа начал догадываться, что без сговора здесь не обошлось.

– Нет, по списку я не пойду. Даже и не думайте! Так, вернемся к дубовому коконопряду…

– Пап, я только одну вещь хотел узнать, и все! – вскричал Парнишка, изо всех сил стараясь казаться искренним. – Кто побил Слэка, а?

– Ну, конечно же, Стивенс по прозвищу Гвоздильщик, личность не очень-то примечательная; хотя Слэк, со своей стороны, тоже ничем особым не выделялся. Тем не менее Гвоздильщик, так сказать, остался в памяти народной благодаря своему пристрастию броско одеваться.

С той поры, увидев на улице какого-нибудь франта, люди частенько говорят, что он разоделся, как Гвоздильщик. – Но, Пап, – возразил Парнишка, выдвигая свои доводы, чтобы разговор не перекинулся на жуков, – вот ты говоришь, что Слэк ничего себой не представлял. Как такое может быть, если он победил заслуженного чемпиона – не помню, как его звали, – про которого ты говорил, что он удерживал свой титул чуть ли не двадцать лет?

– Этого чемпиона звали Джек Бротон. Верно, Слэку удалось одолеть его, но это был как раз один из тех боев, когда все решает единственный удачно проведенный удар и побеждает не сильнейший, а везучий. За два десятка лет Бротон уверился в своей непобедимости и тренировался кое-как. Поэтому он и пропустил мощный кросс прямо в переносицу, после чего его глаза вытекли, и он ослеп. Бедняга, он продолжал размахивать кулаками и кричать, обращаясь к кому-то из присутствовавших на поединке августейших особ: «Я не побит, Ваше Королевское Высочество, я просто не вижу противника!» К сожалению, соперник прекрасно видел его, и именно тогда закатилась звезда великого Джека Бротона, который в свое время хотел по очереди сразиться с целым полком прусских гвардейцев.

– А причем здесь гвардейцы?

– Дело в том, что Джеку как-то выпало сопровождать герцога Камберлендского в его поездке по Германии. Тогдашний король Пруссии, отец Фридриха Великого, устроил военный парад, где промаршировал полк гвардейцев-великанов, с которыми Джек и захотел посостязаться в кулачном бою.

– Но, Пап, – иногда случается так, что разговор можно поддержать только спором, – как же получается, что Слэк дрался хуже Бротона, если он его победил? – Это можно доказать, посмотрев результаты боев. Бротон побеждал тех, кто одерживал верх над Слэком. Разумеется, будь Бротон помоложе, он бы назначил матч-реванш и вернул бы себе чемпионский титул. Пожалуй, главную роль здесь сыграл возраст, ведь ему было уже за тридцать, поэтому его спортивная карьера и закончилась. Так, давайте-ка вернемся к нашим гусеницам…

– Пап, еще один вопрос. Вот ты говорил, что многие проиграли, пропустив один-единственный случайный удар. А кто именно?

– Ну, примеров тому много, как в былые времена, так и теперь. Вот, положим, Мейс дрался с Томом Кингом и уверенно выигрывал, как вдруг случайно поскользнулся, и в тот же момент получил удар такой силы, от которого не сумел оправиться в отведенные на это тридцать секунд. Был еще такой Том Спринг За ним числилось огромное количество побед, но не повезло ему лишь однажды в бою с Недом Пейнтером из Норвича, которого он в свое время побил без особого труда. Говорили, что у Пейнтера с самого рождения правое плечо развито лучше левого, поэтому его удары правой отличались сокрушительной силой. Так вот, ему удалось провести правый джеб в первом же раунде, и Спринг рухнул на пол в первый и в последний раз за всю свою карьеру. Вообще говоря, Пейнтер слыл очень стойким боксером. Великану-гвардейцу Шоу, зарубившему с десяток французских кирасир при Ватерлоо, все же удалось одолеть его, но ценой таких усилий, что сам Шоу еле на ногах держался. Ну и, разумеется, все помнят сокрушительное поражение Хикмана, того самого, что придумал так называемый удар в бороду», ставший прообразом нынешнего нокаутирующего полухука. Нит по прозвищу Бристольский Мясник не шел с Хикманом ни в какое сравнение, однако один удар решил исход поединка. Безусловно, Хикман смог бы взять реванш, если бы не его ужасная скоропостижная смерть.

Боксер Джем Мейс

– А почему ужасная смерть? – Ну дорогой мой, он погиб из-за пьянства, а по мне так нет ничего хуже этого. – А как же он погиб-то?

– Он возвращался пьяным после боксерского матча – по-моему, Хадсон против Шелтона – и вывалился из кеба прямо на мостовую. Кучер мчавшейся навстречу повозки не успел придержать лошадей, и колесо переехало ему голову. Незадолго до этого он зашел в очередное питейное заведение и там кочергой убил собаку.

– Тогда он получил по заслугам! – вскричал Толстик, известный как великий защитник животных.

– Полностью поддерживаю! – пискнула Крошка.

– Пап, ну расскажи еще что-нибудь! – взмолился Парнишка. – Нам так нравится, когда ты рассказываешь о боксе. Пап, ну пожалуйста!

И тут Папа в полной мере осознал, насколько сильно он увяз. Но отступать было уже поздно.

– Ну ладно, – нехотя согласился он. – Только учтите, это в последний раз, иначе Мама нас всех отругает. Так что вам рассказать?

– А кто самый лучший боксер?

– По этому поводу есть великое множество мнений. Лично я не припомню никого, кто за всю карьеру не потерпел ни одного поражения. Джима Белчера трижды отправляли в нокдаун, и все же я считаю его величайшим из боксеров, когда-либо выходивших на ринг. Так что я бы проголосовал за него.

Неизвестный художник. Джеймс Белчер – величайший боксер по мнению А. Конан Дойла

– А почему, если у него три нокдауна?

– Да потому что получил он их после того, как ему выбили глаз.

– Ух ты! А кто ему его выбил? – жадно спросил Толстик, охочий до всяких ужасов.

– Не помню кто, но глаз ему выбили теннисным мячом. Однако этот гордый и смелый боец не сдался и яростно дрался до последнего, стараясь удержать за собой чемпионский титул. Я вам картинку с ним показывал?

– Нет.

– Она в той книге… ах, да, я совсем забыл, что она где-то затерялась. Поверьте мне на слово, что это был настоящий король ринга, хоть он и не отличался ни исполинским ростом – всего-то метр семьдесят, – ни богатырским телосложением. Однако он мог что правой, что левой рукой бросить крикетный мяч за сто метров, так что вы, надеюсь, представляете силу его удара.

– А кто же тогда смог его победить?

– В первый раз он проиграл Хену Пирсу по прозвищу Бойцовый Петух. Бой проходил как-то странно, поскольку в обыденной жизни они с Белчером слыли закадычными друзьями, но на ринге Джим преображался, и даже лучший друг становился для него злейшим соперником. Доблестный и великодушный Пирс во время боя несколько раз кричал ему: «Я не хочу, чтобы ты лишился второго глаза, Джим!» Еще два поражения нанес ему Крибб. На ринге он вел себя несколько медлительно и даже вяло. Он знал, что ему не устоять под стремительным натиском Белчера, поэтому он рассчитывал на два фактора. Первое одноглазый Белчер плохо держал дистанцию, и второе – он надеялся, что его плотное телосложение поможет ему отразить шквал ударов соперника. «Он все руки разобьет об мой лоб», – сказал Крибб перед боем. Примерно так оно и случилось. Крибб победил, избив Белчера до бесчувствия, но в те времена это было в порядке вещей.

Тут Папа решил ввести в свой рассказ некий воспитательный момент.

– И запомните, ребята! – воскликнул он. – Если вам случится вести долгую борьбу неважно, состязание в силе или войну умов, и если вы ослабнете или устанете, всегда говорите себе: «Если эти невежды готовы до последнего вздоха биться за какие-то грошовые идеалы, достойно ли мне, джентльмену, уподобляться им и сражаться до самой смерти лишь затем, чтобы доказать им, что я сильнее или умнее их, что прав я, а не они?» Скажу вам откровенно, ребята, что в моей жизни бывали времена, когда преодолеть трудности и невзгоды мне помогли не советы добрых и порядочных людей, а знание того, что, в конце концов, сталось с этими, так сказать, громилами, единственными достоинствами которых являлись их недюжинная сила да крепкие кулаки.

Папа умолк, предавшись воспоминаниям. Размышления на какие-то общие темы детям малоинтересны, хотя обязательно придет время, когда они сами поднимут эти вопросы. Пока же они были всецело поглощены боксом.

– А что потом случилось с Белчером?

– Он умер от горя, как многие герои ринга, не в силах вынести позора нанесенного ему поражения. То же самое произошло с Джорджем Тэйлором, ставшим чемпионом после Фигга. Он тоже лишился глаза, проиграл решающий бой крикетисту Фолкнеру, а через два месяца угас, словно свеча.

– А этот Фолкнер хороший крикетист? – спросил Парнишка, уже начавший всерьез заниматься этим национальным видом спорта.

– Точно не могу сказать. Может, и хороший, по крайней мере, его всегда таким описывают. Но вот боксером он слыл совершенно отчаянным. Он принадлежал к знаменитой «бирмингемской тройке».

– А кто еще туда входил?

– Слушайте, по-моему, я вам эту историю уже рассказывал. Бирмингем был тогда совсем небольшим городом, его называли «скобяной деревней», но, тем не менее, он являлся крупным спортивным центром. Как вы думаете, на что там однажды решились? Они бросили вызов Лондону!

– Ух ты!

– Так вот, «бирмингемскую тройку» составляли Перринс, настоящий исполин, весивший под сто килограммов, Джекомбс, о котором я лично ничего не знаю, и крикетист Фолкнер. Им противостояли чемпион Англии Том Джонсон, «Большой» Бен Брейн и Инглстон по прозвищу Пивовар. Лондонцы выиграли все три матча, но наибольший интерес вызвал поединок между исполином и чемпионом. В результате яростной схватки между достойными соперниками Джонсону все-таки удалось вырвать победу, однако говорят, что он так и не оправился от нанесенных ему сокрушительных ударов. Как бы то ни было, весьма скоро он умер.

– Как жаль, что маленький Бирмингем проиграл! – огорчился Парнишка. – Слушай, а этот лондонец, «Большой» Бен Брейн разве потом не стал чемпионом?

– Да, ему повезло больше, чем Тому Джонсону. Его имя вскользь упоминается у Борроу чьи замечательные книги вы когда-нибудь прочтете. Отец Борроу служил гренадером и немного боксировал. Согласно легенде, он как-то раз встретился в Гайд-парке с Беном Брейном, и они договорились провести, так сказать, товарищескую встречу. Гренадер держался очень стойко, чем вызвал уважение Брейна, и с тех пор они подружились. Борроу пишет, как незадолго до смерти его отец вспомнил тот бой и рассказал сыну, что когда перед поединком Брейн скинул нательную рубаху, его глазам предстало тело «темное и крапчатое, как у жабы».

Джеймс Эллиот. Феи и фрукты

– А почему крапчатое?

– По-моему, – предположил Толстик, – оттого, что он получил на ринге много ударов.

– Возможно, ему просто стало холодно. – Папа выдвинул более правдоподобную версию. – В любом случае мы видим перед собой типичного боксера тех дней – мрачного, угрюмого, жестокого человека. Он умер через три года после того, как отвоевал у Джонсона титул чемпиона Англии. В тот жестокий век спортсмены жили недолго, поскольку даже просвещенные классы пили гораздо больше, чем следовало бы. Что же говорить о тех полуграмотных беднягах, которые выступали на потеху богачей. Да, они неплохо зарабатывали и пользовались известностью, но лишь до тех пор, пока их буквально не сбивали с ног более молодые и сильные, после чего былые кумиры тотчас предавались полному забвению. Не могу не сказать, что один поступок Бена Брейна вызывает у меня чувство искренней благодарности. Дело в том, что он отлупил эту скотину Хупера, чего тот вполне заслуживал.

– А почему скотину?

– Потому что он подвязался в роли наемного громилы. Его нанимал какой-нибудь беспутный и пресыщенный молодой повеса. Этот субъект развлекался тем, что оскорблял добропорядочных людей в общественных местах, и если кто-то осмеливался дать ему отпор, тут же появлялся этот молодчик, который в кровь избивал оскорбленного. Этот Хупер одно время сопровождал некоего лорда в его прогулках по саду Воксхолл, где аристократ ввязывался в ссоры, а его «телохранитель» своими крепкими кулаками «восстанавливал справедливость». Однажды дошло до того, что этого хулигана переодели священником, но после этой выходки чаша общественного терпения переполнилась – Хуперу и его нанимателю строго-настрого запретили появляться в Воксхолле.

– А что с ним стало дальше?

– Видишь ли, даже у настоящих боксеров жизнь в большинстве случаев складывалась не очень хорошо, поскольку большинство из них умирали молодыми. Что же касается этой «паршивой овцы» Хупера, то ему, можно сказать, совсем не повезло. Он умер в работном доме, больной и позабытый всеми на свете.

– Ну, он это заслужил сполна, – отметил Парнишка. – Но ведь не все же боксеры закончили жизнь так печально, а?

– Ну, конечно же, не все. Не помню точно, как сложилась судьба каждого из них, но могу назвать довольно многих, кто после окончания своей спортивной карьеры жил довольно неплохо и сумел удачно вложить свои накопления. Бротон занялся куплей-продажей мебели и антиквариата и дожил до глубокой старости.

Уолтер Садлер. За его здоровье!

Хамфриз сделался преуспевающим торговцем углем. Вард по прозвищу Черный Бриллиант вдруг открыл в себе талант художника, часто выставлялся в Королевской академии и умер в восемьдесят лет. В те времена многие боксеры были весьма культурными людьми и к тому же весьма состоятельными. Но всех превзошел, конечно, Гулли, который как-то заявил, что хочет достичь трех вершин – завоевать титул чемпиона Англии, выиграть дерби и стать членом Парламента. Две вершины ему точно покорились, по крайней мере, первая и третья. А в Парламент его выбрали от округа Ринофракт, что означает… Ну-ка, Парнишка?

Генри Доусон. Новое здание Парламента в Вестминстере

– Сломанный нос.

– Молодец! Прямо в точку! Для боксера очень символично представлять область с таким названием, потому что у них у всех приплюснутые носы. Так, а теперь…

– Пап, расскажи нам о Молинэ.

– Слушайте, я уж и так вам много всего порассказал, поддавшись на все ваши уловки. Ага, я слышу в коридоре мамины шаги. Значит, так – о боксе ни слова. Да, дорогие мои, гусеницы действительно откладывают яйца, – громогласно объявил Папа на весь дом, – а потом они превращаются в коконы. А из коконов получаются новые гусеницы. Вроде бы так… хотя… Точно я не уверен. Ну что ж, дорогие мои, у нас получился очень содержательный разговор, однако день нынче выдался просто прекрасный, так что пойдемте-ка мы лучше погуляем на улице.

Последователь Френсиса Денби. Феи на скалистом берегу реки