Текст книги "Туманная земля. Открытие Рафлза Хоу"

– Что касается вас, Линден, – добавил он, сурово глядя на обвиняемого, – боюсь, что вы неисправимы: предыдущие взыскания никак на вас не подействовали. Поэтому и приговариваю вас к двум месяцам принудительных работ без права замены их штрафом.

Миссис Линден издала горестный вопль.

– Прощай, дорогая, не терзай себя, – проговорил медиум, не спуская с нее глаз.

Минуту спустя его уже увели в камеру.

Саммервей Джонс, Мейли и Мелоун встретились в холле, и Мейли вызвался проводить домой убитую горем женщину.

– Что он такого сделал? Ничего, кроме добра, – рыдала она. – Во всем Лондоне не найдешь человека лучше.

– И пользы от него больше, чем от любого другого, – добавил Мейли. – Да все церковное руководство во главе с архиепископами не сможет убедительнее доказать наличие Высшего Разума или быстрее привести к вере атеиста.

– Позор! Какой позор! – горячился Мелоун.

– А как вам понравилось определение «вульгарные личности»? Смешно, – сказал Джонс. – Неужели он думает, что первые апостолы отличались отменными манерами? Ладно, теперь уж ничего не поделаешь. Я сделал все, что мог. Надежды почти не было – предчувствия меня не обманули. Только потеряли время.

– А вот и нет, – сказал Мелоун. – В зале суда были репортеры, и многие из них совсем не дураки. Они напишут о свершившейся несправедливости, и зло станет достоянием гласности.

– Вряд ли, – заметил Мейли. – Пресса безнадежна. На ней лежит большая ответственность, но журналисты об этом как будто не догадываются. Уж я-то знаю. Не раз обжигался.

– Я во всяком случае напишу все как есть, – сказал Мелоун. – И, надеюсь, другие тоже. В прессе работают более независимые и умные люди, чем вы думаете.

Но прав оказался все-таки Мейли. Проводив домой миссис Линден и оказавшись снова на Флит-стрит, Мелоун купил «Плэнет». Раскрыв газету, он увидел набранный крупным шриытом сенсационный заголовок:

ШАРЛАТАН В ЗАЛЕ СУДА

Собаку принимают за человека.

Кто такой Педро?

Заслуженное наказание.

Журналист скомкал газету.

«Неудивительно, что спиритуалисты обижаются, – подумал он. – У них есть все основания».

Да, пресса не поддержала бедного Тома Линдена. Он отправился за решетку под дружный ропот осуждения. Вечерняя газета «Пленэт», поддерживающая тираж на должном уровне регулярной публикацией спортивных прогнозов некоего Капитана Сорви-Голова, разглагольствовала об абсурдности попыток предсказывать будущее. Еженедельник «Честной Джон», замешанный в нескольких крупнейших аферах столетия, утверждал, что мошенническая проделка Линдена – публичный скандал. «Таймс» опубликовал письмо священника из богатого прихода, который возмущался тем, что кто-то смеет торговать духовными дарами. «Черчмен» полагал, что подобные инциденты вызваны ростом неверия, а «Фрифинкер», напротив, был убежден, что они тесно связаны с распространением разного рода суеверий. Наконец мистер Масклайн наглядно продемонстрировал публике, изрядно пополнив кассу театра, как именно свершилось это надувательство. Так что в течение некоторого времени Том Линден был, как говорят французы, «succès d`exécration».[8]8
  Одиозная личность (фp.).


[Закрыть] Потом общественность переключилась на другие события, и о Линдене забыли.

Глава восьмая, в которой трое смельчаков встречаются с темным духом

Сразу же по возвращении с охоты в джунглях Центральной Африки лорд Рокстон отправился в Альпы и совершил там несколько рискованных восхождений, изумивших всех, кроме него самого.

– Альпы теперь ничем не отличаются от светских салонов, – жаловался он. – Только на Эвересте еще можно наслаждаться одиночеством.

Его появление в Лондоне было отмечено обедом, данным в его честь Обществом охоты на крупных диких зверей в ресторане «Тревеллер». Обед был неофициальным, и потому журналисты на нем не присутствовали, но речь лорда Рокстона и так навсегда запечатлелась в памяти присутствующих. Минут двадцать он терзался, мучимый стыдом, выслушивая высокопарную речь президента, и понемногу приходил в состояние, среднее между бешенством и крайним замешательством – оно непременно овладевает британцем, когда его прилюдно хвалят. Его собственная речь состояла из восклицаний типа «Послушайте!», «Клянусь Юпитером!», «Вот так!», после чего он снова сел, совершенно мокрый от волнения.

О возвращении Рокстона Мелоун узнал от редактора отдела новостей, Макардла, старого ворчуна, у которого – от многолетней работы на труднейшем посту – посреди рыжей гривы все явственней проступала лысина. У него сохранился потрясающий нюх на сенсации, потому-то в одно прекрасное зимнее утро он и пригласил к себе в кабинет Мелоуна. Вертя в руках длинную стеклянную трубку, служившую ему мундштуком, редактор подслеповато посматривал сквозь большие круглые очки на своего подчиненного.

– Вы знаете, что лорд Рокстон вернулся в Лондон?

– Нет.

– Так вот. Знайте. Вам, конечно, известно, что на последней войне он был ранен. Возглавлял небольшую колонну войск в Восточной Африке и успешно вел свою маленькую войну, пока не получил ранение в грудь, которое свалило бы и слона. С тех пор он успел выздороветь, иначе не лазил бы так лихо по горам. Этот лорд – сам дьявол в человеческом обличьи и всегда выкидывает что-нибудь новенькое.

– И что на этот раз? – поинтересовался Мелоун, поглядывая на листок бумаги в руках Макардла.

– Он вторгается в вашу область. Не поохотиться ли вам на этот раз вместе? Может получиться интересный материал. Вот взгляните на это сообщение в «Ивнинг стандард».

Редактор протянул журналисту газету. В заметке говорилось:

«Судя по оригинальному объявлению, помещенному в колонке текущих событий, наша знаменитость лорд Джон Рокстон, третий сын герцога Помфрета, возжелал новых приключений. Ему наскучили спортивные подвиги на нашей грешной земле, и теперь он жаждет погрузиться в призрачный и темный мир духов. Лорд намерен приобрести дом с привидениями, а также заинтересован в информации о различных зловещих и опасных проявлениях темных сил. Напоминаем, что Джон Рокстон – человек весьма решительный и считается одним из лучших стрелков Англии, так что шутникам следует проявить осмотрительность и поискать себе жертву в другом месте. Пусть уж лорд выпускает обоймы в тех, кому пули не страшны, – так, по крайней мере, уверяют верящие в призраков люди – чудаки, не отличающиеся особым здравомыслием».

При этих заключительных словах Макардл хмыкнул.

– Конец заметки вам может не понравиться, Мелоун. Хотя вас еще нельзя назвать законченным спиритуалистом, но вы к этому быстро подвигаетесь. Как вы думаете, не могли бы вы в компании с лордом выжать из привидения, если таковое отыщется, два крепких материала?

– Я могу встретиться с лордом Рокстоном, – сказал Мелоун. – Думаю, он как всегда остановился в «Олбани». Я и так навестил бы его, а теперь будет лишний повод.

И вот ближе к вечеру, когда луна осветила темные закоулки Лондона, журналист стоял у старомодного отеля на Виго-стрит. Швейцар у темного подъезда подтвердил, что лорд Рокстон находится в своих комнатах, но у него гость. Впрочем, визитную карточку Мелоуна ему отнесут. Вернувшись, швейцар сообщил, что, несмотря на занятость, лорд хочет видеть журналиста немедленно. Мелоуна провели в роскошные старинные аппартаменты, где все стены были увешаны охотничьими и военными трофеями. В дверях его уже поджидал сам хозяин – высокий, худой, сурового вида джентльмен с чудаковатым лицом Дон Кихота. Лорд Рокстон почти не изменился с их последней встречи, разве что резче обозначился его орлиный профиль, да брови еще больше нависли над беспокойными, живыми глазами, где никогда не вспыхивал страх.

– Привет, дружище! – радостно приветствовал он журналиста. – Надеялся, что вы заглянете в мою старую берлогу. Я и сам наведался в редакцию. Проходите! Проходите! Разрешите представить вам его преподобие Чарльза Мейсона.

Длинный и худой как жердь священник, сидевший скрючившись в плетеном кресле, медленно распрямился и протянул вошедшему журналисту костлявую руку. На Мелоуна взглянули серьезные и добрые серые глаза, и тут же священник широко улыбнулся, обнажив крепкие зубы. Лицо его было усталым и измученным – типичное лицо духобора – и при этом доброжелательным и приветливым. Мелоун кое-что слышал об этом англиканском священнике, который оставил свой образцовый приход и построенную своими руками церковь, чтобы свободно исповедовать христианское учение в свете нового спиритуалистического знания.

– От спиритуалистов, как вижу, никуда не денешься! – воскликнул журналист.

– И не надо, мистер Мелоун, – усмехнулся худой священник. – Пока мир не усвоит новое знание, ниспосланное ему Богом, люди должны внимательно следить за ними. Стоит только собраться где-нибудь в нашем большом городе нескольким мужчинам или женщинам, как тут же завязывается разговор о спиритизме. А пресса обходит этот вопрос молчанием.

– Вы не можете адресовать свой упрек «Дейли газетт», – сказал Мелоун. – Может быть, вы даже читали мои статьи.

– Читал. Оне, конечно, лучше обычного вздора, который лондонские газеты публикуют сенсации ради – когда наконец решаются нарушить молчаливое табу. Но если вы являетесь читателем «Таймса», у вас есть шанс никогда не узнать, что существует такое жизненно важное движение. Насколько я помню, эта газета лишь однажды удостоила нас вниманием, объявив в редакционной статье, что поверит в спиритизм при одном условии: мы должны указать наибольшее число призеров на скачках.

– Неплохо придумано, – одобрил лорд Рокстон. – Сам бы такое предложил. А что?

Лицо священника посерьезнело, и он печально покачал головой.

– Ваша реплика возвращает меня к цели моего визита. Дело в том, – обратился он к Мелоуну, – что я осмелился нанести визит лорду Рокстону в связи с его объявлением. Если он полон добрых намерений, то честь ему и хвала, он принесет много пользы, но если лорд Рокстон просто решил развлечься, выслеживая чью-нибудь неприкаянную душу, как охотник выслеживает белого носорога с острова Лидо, то он играет с огнем.

– Послушайте, святой отец, я играю с огнем всю жизнь, мне это не в диковинку. И вот еще что: я равнодушен к религиозной стороне спиритизма. Тут мои скромные претензии вполне удовлетворяет англиканская церковь, в которой я воспитан. Но если он может внести в мою жизнь риск и опасность, тут я весь ваш. Вот так!

Священник подоброму улыбнулся своей белозубой улыбкой.

– Он неисправим, – сказал он, обращаясь к Мелоуну. – Все же желаю вам, лорд, получше разобраться в предмете. – И священник поднялся, собираясь уходить.

– Подождите немного, святой отец, – остановил его лорд Рокстон. – Исследуя впервые опасное место, я всегда беру с собой в подмогу надежного человека из местных. Думаю, на этой новой для меня территории вы – самый надежный. Пойдете со мной?

– Куда?

– Садитесь, я сейчас все объясню. – Лорд Рокстон порылся в груде писем на столе. – Отменнейшие привидения, – сказал он. – С первой же почтой более двадцати предложений. Но одно письмо побивает все остальные. Прочтите сами. Заброшенный дом, мужчина, доведенный до сумасшествия, жильцы, запирающиеся по ночам, страшный призрак. Все, что надо!

Священник читал письмо, насупившись.

– Дело плохо, – сказал он наконец.

– А с вашей помощью? Может, разберемся с этим дельцем?

Мейсон извлек свой ежедневник:

– В среду у меня богослужение для ветеранов войны, а вечером – лекция.

– Можно отправиться сегодня же.

– Путь долгий.

– До Драйфонта в Дорсетшире не более трех часов езды.

– Что вы собираетесь предпринять?

– Для начала провести ночь в этом доме.

– Что ж, я поеду с вами. Возможно, там мучается чья-то душа. Постараться помочь ей – мой долг.

– Надеюсь, для меня там тоже отыщется местечко? – спросил Мелоун.

– Конечно, юный друг! Уверен, что старый рыжеголовый дятел из редакции послал вас сюда именно за сенсацией? Угадал? Ну что ж, вам представляется возможность описать не какую-то дребедень, а настоящее приключение! Поезд отходит в восемь вечера от вокзала Виктории. Встретимся прямо там. У меня еще будет время заскочить к старине Челленджеру и пожать ему руку.

В поезде они пообедали, а потом направились из ресторана в свой вагон первого класса, путешествовать которым одно удовольствие – удобства каких мало. Дымя огромной черной сигаретой, Рокстон мог говорить только о свидании с Челленджером.

– Старик все тот же. Раза два чуть не разорвал меня в клочья. Нес чистейший вздор. Говорил, что у меня началось размягчение мозгов: ну, как можно иначе верить в существование привидений? «Если уж ты мертв, то это навсегда». Вот такой веселенький тезис. Стоит взглянуть на наших современников, утверждал он, и смерти сразу возрадуешься. «Это единственная надежда человечества. Представьте себе, что все они живут вечно – ужасный вариант!» Совал мне бутыль с хлором – швырнуть в призрака. Но я сказал, что уж если того не успокоит мой автоматический пистолет, ничто не поможет. А вы, святой отец, впервые отправляетесь в сафари за такого рода дичью?

– Вы слишком легкомысленно относитесь к делу, лорд Джон, – сурово осадил его священник. – Сразу видно новичка. Но, отвечая на ваш вопрос, скажу, что пытался помочь в таких случаях уже несколько раз.

– Так вы считаете этот случай серьезным? – спросил Мелоун, делая записи для будущей статьи.

– Очень серьезным.

– А что, на ваш взгляд, лежит в основе подобных явлений?

– Я не теоретик. Вы ведь знакомы с Альджерноном Мейли, адвокатом? Он мог бы представить вам факты и цифры. Помните, Мейли читал лекцию о книге профессора Боццано, посвященной привидениям, где рассматривалось более пятисот достоверных случаев, каждый из которых неоспоримо свидетельствовал, что эти явления существуют. Об этом писал и Фламмарион. С их доводами надо считаться.

– Я читал Боццано и Фламмариона, – сказал Мелоун, – но сейчас меня больше интересует ваше мнение.

– Вижу, что вы записываете мои слова, и потому хочу, чтобы вы знали: я не считаю себя большим специалистом в этой области. Люди поумнее меня дадут, возможно, тем же явлениям другие объяснения. И все же собственный опыт привел меня к некоторым выводам. Я склонен видеть определенный смысл в теософской идее «скорлуп».

– А что это такое?

– Считается, что духи, обитающие вблизи земли, являются чем-то вроде полых раковин, скорлуп, из которых изъята подлинная сущность. Теперь мы знаем, что в целом такое заключение неверно – иначе с ними не могло бы осуществляться полноценное общение: оно возможно только при наличии разумного начала. Но обобщения надо делать осторожно. Далеко не все духи обладают высоким интеллектом. Некоторые так примитивны, что, повидимому, представляют из себя действительно одну оболочку.

– Но как это возможно?

– В этом-то и вопрос. Принято считать, что существуют «земные» тела – так их называет Св. Павел, – которые со смертью распадаются, и «небесные», парящие в эфире. Коренное отличие именно в этом, но существуют еще и промежуточные состояния. У нас много оболочек – почти как у лука. На том месте, где мы пережили сильное духовное потрясение, может остаться часть нашей ауры, автоматически повторяющая наш физический облик и психику.

– Это мне кое-что объясняет, – сказал Мелоун. – Вот почему призрак жертвы или преступника может столетиями слоняться на одном и том же месте. Иначе этого не понять.

– Точно, юноша, – отозвался лорд Рокстон. – У меня есть друг, Арчи Сомс, отличный наездник и владелец старого загородного дома в Беркшире. Там когда-то жила Нелл Гвин, и он божился, что частенько встречал ее в коридорах. Так вот, этот Арчи, который, глазом не моргнув, брал большой барьер на Национальных скачках, боялся после наступления темноты нос из комнаты высунуть. Хоть она и была женщиной хоть куда, но все равно лучше бы ее черт побрал! Всему должен быть предел!

– Вот именно! – отозвался священник. – Трудно представить, чтобы дух такой яркой личности, как Нелл, столетиями слонялся по одним и тем же коридорам. Но вот если она страдала в этом доме, сходила с ума, изводя себя тревожными мыслями, одна из оболочек могла отслоиться, сохранив навечно ее облик.

– Вы говорили, что сами пережили нечто подобное.

– Тогда я еще ничего не знал о спиритизме. В то, что со мной случилось, трудно поверить, и тем не менее все – чистейшая правда. В юности я служил викарием в сельской местности, на севере страны. В деревне был дом, где прочно обосновался полтергейст необычайной злобности и коварства. Я вызвался прогнать его. Как вам известно, у нас в церкви существует по этому поводу специальный церковный обряд, и я чувствовал себя во всеоружии. Служба началась в гостиной, где особенно буйствовал призрак; все домашние стояли на коленях, внимая мне. И как вы думаете, что произошло? – Суровое лицо Мейсона расплылось в добродушной улыбке. – В тот момент, когда я произнес «Аминь», ожидая, что пристыженный злой дух не замедлит покинуть поле боя, медвежья шкура, лежавшая у камина, поднялась во весь рост и пошла на меня, пытаясь обхватить. Стыдно сказать, но я в два прыжка выскочил из дома. Тогда-то я и понял, что от чисто формальных религиозных обрядов проку мало.

– А что может помочь?

– Доброта в соединении с разумом. Видите ли, призраки очень отличаются друг от друга. Иногда эти столь привязанные к земле существа нейтральны – вроде тех оболочек или скорлуп, о которых я говорил. Иногда несут в себе добро, как монахи из Гластонбери, проявившие себя столь чудесным образом, что хорошо описано Блай Бондом. Таких держит у земли благодарная память потомков. Некоторые шалят, как озорные дети. Но есть и другие – надеюсь, их немного, – которые очень опасны, – это сильные, злобные создания, слишком тыжелые, чтобы оторваться от земли, а идущие от них волны так слабы, что могут не улавливаться сетчаткой человеческого глаза. Если при жизни они были жестокими и коварными, то после смерти становятся опаснее стократ. Возникновению этих чудовищ способствует такая мера наказания, как смертная казнь, – преступники погибают, полные неизрасходованной энергии, которая уходит на месть.

– Этот тип из Драйфонта много дров наломал.

– Вот именно. Поэтому я и не одобряю легкомыслия в подобных делах. Привидение, о котором говорится в письме, может быть коварным монстром. Подобно осьминогу, выплывающему молчаливым символом ужаса из своей уединенной пещеры на дне океана, чтобы напасть на одинокого пловца, это чудовище, таясь во мраке дома и оскверняя его самим своим присутствием, готово причинить вред любому, кто окажется на его территории.

Мелоун смотрел на священника в глубоком изумлении.

– А как же мы? – воскликнул он. – Мы что же, беззащитны?

– Почему? Думаю, защита есть. Иначе эти монстры опустошили бы землю. Ведь существуют не только темные, адские силы, но и светлые. Католики называют их «ангелами-хранителями», можно назвать их «наставниками» или «проводниками», ну да как их ни именуй, главное – они существуют и хранят нас от зла.

– А как же тот несчастный, что сошел с ума? И где был ваш наставник, когда вас чуть не задушили медвежьей шкурой? Что вы на это скажете?

– Сила наставников во многом зависит от состояния нашего духа. Зло может на время победить. Но в конце концов обязательно восторжествует добро. Это я понял из своего собственного опыта.

Лорд Рокстон покачал головой.

– Если добро и побеждает, то на такой длинной дистанции, что до финиша доживают немногие. Возьмите хоть этих охотников за каучуком, с которыми я сцепился на реке Путомайо. Где сейчас эти негодяи? То-то и оно. Веселятся в Париже. А негры, которых они поубивали? Как быть с ними?

– Нужна вера. Нужно все время помнить, что еще не конец. «Продолжение следует» – этим журналистским штампом можно завершить любую человеческую жизнь. Вот здесь-то и могут оказать бесценную помощь свидетельства о другом мире. Они знакомят нас хотя бы со следующей главой.

– А как устроить это знакомство? – спросил Мелоун.

– Есть замечательные книги, еще не оцененные по достоинству человечеством, – в них много говорится о будущей жизни. Мне вспоминается один эпизод, можете считать его притчей, хотя суть его гораздо шире. Умерший богач останавливается на том свете перед прекрасным дворцом. «Это не для тебя, а для твоего садовника», – печально говорит ему наставник и торопит дальше. Вскоре они подходят к жалкой хижине. «Нам не из чего было строить твое жилище – так мало ты сделал добра. Вот все, что получилось». Следующая глава в жизни каучуковых миллионеров может быть похожей на эту.

Рокстон мрачно засмеялся.

– Для некоторых из них я сам приготовил жилище. Шесть футов в длину и два в глубину; и не качайте так укоризненно головой святой отец. Не могу любить ближнего как самого себя, и не буду. Некоторых «ближних» ненавижу до глубины души.

– Нам следует ненавидеть грех, но отделить грех от грешника трудно. Мне самому недостает для этого душевных сил. Поэтому не стану читать нравоучений – ведь сам я так же грешен и слаб, как большинство людей.

– Такая проповедь как раз по мне. То же, что произносится с кафедры, не доходит до сердца. Надо спуститься к людям, вот тогда будет толк, – сказал лорд Рокстон. – Но, видимо, мы сегодня много не поспим. Через час будем в Драйфонте. Стоит немного вздремнуть.

Шел уже двенадцатый час, когда друзья сошли с поезда. В маленьком курортном местечке было очень холодно. Перрон почти пустовал, но к прибывшим тотчас же подбежал низенький толстяк в шубе и тепло приветствовал их.

– Разрешите представиться: моя фамилия – Белчамбер, владелец дома. Здравствуйте, джентльмены. Получил вашу телеграмму, лорд Рокстон, и все подготовил. Очень любезно с вашей стороны, что согласились приехать. Если сможете помочь, буду бесконечно признателен.

Мистер Белчамбер провел их в привокзальный ресторанчик, где предусмотрительно заказал кофе с сэндвичами. Пока они ели, толстяк изливал перед ними душу.

– Я не очень богат, джентльмены. В прошлом занимался разведением скота, а уйдя от дел, приобрел на скопленные деньги три дома. Среди них – «Вилла Мадджоре». Не скрою, она мне досталась дешево. Но разве я мог предположить, что в истории о свихнувшемся докторе есть хоть крупица правды?

– Расскажите все по порядку, – предложил лорд Рокстон, с трудом разжевывая черствый сэндвич.

– Он жил здесь во времена королевы Виктории. Я сам его помню. Худой такой, жилистый, лицо смуглое, ходил ссутулившись, нелепой шаркающей походкой. Говорили, что большую часть жизни он провел в Индии, предполагали также, что там он совершил преступление и теперь скрывается: не зря целыми днями сидит дома и на улицу выходит только после наступления темноты. Однажды он перебил чьей-то собаке камнем лапу, в деревне начался ропот, хотели даже привлечь его к суду, но никто так и не возбудил дело – его побаивались. Мальчишки, не останавливаясь, проносились мимо его дома: так мрачно и злобно посматривал он на них, сидя у окна. Как-то он не взял оставленное ему молоко, не вышел и на следующий день; тогда крестьяне взломали дверь и нашли его мертвым в ванне, полной крови, – он вскрыл себе вены. Его звали Тремейн. Этот случай в деревне никак не могут забыть.

– И вы купили этот дом?

– Только после того, как был сделан полный ремонт – дом тщательно продезинфицировали изнутри, заново покрасили, поклеили новые обои. Это, можно сказать, был уже новый дом. Я сдал его мистеру Дженкинсу из Бруэри. Он выдержал только три дня. Пришлось снизить плату, и тогда в доме поселился мистер Бийл, бывший бакалейщик. Через неделю это был совершеннейший псих. Человек полностью свихнулся. С тех пор дом камнем висит у меня на шее – шестьдесят фунтов из моего бюджета долой плюс налоги. Если можете, джентльмены, помогите, ради Бога! В противном случае мне придется его спалить.

«Вилла Мадджоре» была расположена в полумиле от города, на пологом склоне холма. Мистер Белчамбер сам отвез смельчаков туда, проводив до дверей. Дом выглядел довольно мрачно; огромная двускатная крыша тяжело нависала над окнами, почти закрывая их. Луна освещала запущенный сад, где беспорядочно рос, путаясь и переплетаясь, довольно чахлый кустарник, сделавший некоторые тропинки совершенно непроходимыми. Стояла мертвая тишина, в ней было что-то зловещее.

– Дверь не заперта, – сказал хозяин. – Из холла поверните налево и попадете в гостиную, где есть стол и стулья. Я распорядился развести огонь, ведерко с углем стоит рядом с камином. Надеюсь, вам будет удобно; не обессудьте, что не сопровождаю вас дальше, но за последнее время нервы у меня сильно расшатались. – Произнеся эти слова извинения, хозяин поспешил удалиться, оставив троих мужчин на пороге своего владения.

Лорд Рокстон захватил с собой мощный электрический фонарик. Открыв замшелую дверь, он осветил мрачный холл – неуютный, без ковра на полу. В глубине его начиналась массивная деревянная лестница, ведущая на второй этаж. По обеим сторонам холла были двери. Правая вела в большую унылую комнату, в одном углу которой стояла брошенная за ненадобностью газонокосилка, а в другом валялись старые книги и журналы. Левая комната выглядела поприветливее. В камине весело полыхал огонь, на столе из сосновых досок стоял графин с водой. Рядом три удобных стула, ближе к камину – ведерко с углем. Радовали глаз и прочие бытовые мелочи. Комнату освещала большая масляная лампа. Священник и Мелоун, изрядно промерзшие, тут же поспешили к огню, а лорд Рокстон приступил к необходимым приготовлениям. Он вытащил из сумки автоматический пистолет и положил его на камин. Затем извлек пачку свечей, две из которых установил в холле. И в довершение всего натянул в проходах шерстяные нити.

– Теперь можно и оглядеться, – сказал он, завершив приготовления. – И будем ждать, что случится.

Верхние помещения распологались по обе стороны от лестницы. Справа находились две большие комнаты, пол покрывал толстый слой пыли, повсюду валялась облупившаяся штукатурка, со стен свисали обрывки обоев. Огромная комната слева была в таком же состоянии. Рядом помещалась ванная комната, та самая, где случилось несчастье; высокая цинковая ванна по-прежнему находилась на своем месте. Взгляд сразу же останавливался на крупных рыжих пятнах, и хотя это была всего лишь ржавчина, неизбежно рождались неприятные ассоциации с трагическим событием. Мелоун с удивлением заметил, что священник пошатнулся и привалился к двери. Лицо его побелело, на лбу выступил пот. Его поспешили свести с лестницы, придерживая с двух сторон, и усадили на стул. Некоторое время спустя он пришел в себя и заговорил.

– Неужели вы ничего не почувствовали? – спросил он. – Сам я очень чуток к психическим воздействиям. И то, что сейчас испытал, было ужасно.

– Расскажите, святой отец.

– Это трудно передать словами. Сердце куда-то провалилось, чувство безысходного одиночества охватило меня. Все как-то изменилось. Глаза затуманились. В нос ударил омерзительный запах тления. Силы медленно уходили. Поверьте, лорд Рокстон, сегодня мы встретимся с чем-то страшным!

Знаменитый спортсмен выглядел необычно серьезно.

– Я тоже начинаю так думать, – сказал он. – Годитесь ли вы для этого дела, святой отец?

– Простите меня за слабость, – произнес мистер Мейсон. – Я вас не оставлю. Чем хуже будут обстоять дела, тем больше вам понадобится моя помощь. Я уже чувствую себя лучше, – прибавил он, добродушно улыбаясь и вытаскивая из кармана видавшую виды вересковую трубку. – Вот это успокоит нервы. Буду сидеть здесь, покуривая, пока не призовете меня.

– Интересно, в каком виде появится перед нами этот монстр? – спросил Мелоун лорда Рокстона.

– Убежден, что в материальном.

– Вот этого я и не понимаю, хотя кое-что читал, – сказал Мелоун. – Все известные спиритуалисты сходятся на том, что существует некая материальная основа, которая берется призраком непосредственно с человеческого тела. Назовем ее эктоплазмой или как-то иначе – неважно. Главное – она человеческого происхождения. Ведь так?

– Совершенно верно, – отозвался Мейсон.

– Тогда можно предположить, что доктор Тремейн для построения своего тела возьмет все необходимое у нас с вами.

– Во многих случаях, насколько мне известно, призраки так и поступают. Когда сторонний наблюдатель ощущает холод, или у него волосы встают дыбом, это говорит о посягательстве на его жизненные силы. Все это достаточно серьезно и может кончиться для него обмороком или даже смертью. Полагаю, и на меня только что совершили подобное нападение.

– А если у человека не такая тонкая организация, как у медиума? Если он вполне зауряден и позаимствовать у него эктоплазму трудно, что тогда?

– Я недавно читал отчет об одном редком случае, который описал профессор Нильсон из Исландии. Некий злой дух повадился летать из места своего заточения в ближайший город к одному несчастному фотографу, похищал у него пленки, а потом использовал запечатленную на них эктоплазму в своих целях. Он как бы открыто заявлял: «Дайте мне только время, я достану то, что мне надо, и вот тогда уж покажу, на что способен!» Зловещее было чудовище, и жителям стоило большого труда отделаться от него.

– Сдается мне, друзья, что мы выбрали себе работу не по силам, – сказал лорд Рокстон. – Но ничего не поделаешь – назад пути нет. Освещение сейчас неплохое. Незаметно подкрасться к нам нельзя – всюду натянуты нити. Что можно еще сделать? Только ждать.

И они стали ждать. Время тянулось медленно. Казалось, что стрелки часов, поставленных гостями на выцветшую каминную решетку, застыли на месте. Кое-как дотащились оне до двух часов, потом до трех. Где-то вдали зловеще ухала сова. Вилла стояла в стороне от дороги, и вокруг не было ни души. Священник дремал. Мелоун курил одну сигарету за другой. Лорд Рокстон рассеянно листал журнал. Лишь изредка ночную тишину нарушали странные постукивания и скрипы. Все было спокойно, пока…

Кто-то спускался по лестнице.

Не оставалось никаких сомнений – они слышали шаги, вкрадчивые, осторожные, но достаточно отчетливые. Крэк! Крэк! Крэк! Вот лестница пройдена. Кто-то подошел к двери. Все трое замерли. Рокстон сжимал пистолет. Войдет или не войдет? Дверь была приоткрыта, и у друзей появилось ощущение, что они уже не одни – за ними наблюдают. Сразу похолодало; Мелоун дрожал всем телом. Но вот шаги послышались снова – теперь в обратном направлении. Удалялись тихо, но торопливо; можно было предположить, что слуга спешит доложить обстановку могущественному хозяину, притаившемуся во мраке наверху.

Все трое молча смотрели друг на друга.

– Клянусь Юпитером! – воскликнул наконец лорд Рокстон. Его лицо побледнело, но выражение было по-прежнему решительным. Мелоун торопливо записывал что-то в блокнот. Священник молился.