Текст книги "Картина"

Сев в Charger, Джон быстро завел машину. Кожаный запах мягко проходился по салону, вызывая решительность и стойкость в уме как водителя, так и пассажира. Накинув лежавший позади пиджак, Джон принялся проверять карманы, чтобы убедиться в наличии кошелька. Кошелек обнаружился в кармане, вот только дополнительный поиск ключей слегка расстроил его. Джон опустел, будто рыбка после изъятия икры. Повторно прощупав карманы джинсов и пиджака, он окончательно понял скверность ситуации.

– Старина, кажется, у меня маленькая проблема.

– Что такое? – спросил Виктор.

– Похоже, я потерял ключи в музее.

– Уверен, что в музее?

– Ключи у меня были в пиджаке, а пиджак я надевал, только когда находился в музее, я не поднимался к вам в пиджаке.

– Стой, ты потерял ключи от дома?

– От дома, – подтвердил Джон.

– Сегодня вряд ли получится туда поехать, Лувр уже закрыт, – взглянув на часы, сказал Виктор.

– Я еще не знаю, где именно потерял ключи.

– Завтра после обеда разберемся с ключами, а сегодня переночуешь у меня.

– Думаешь, их кто-нибудь забрал?

– Всё может быть, а может, охрана подобрала, – желая подбодрить друга, ответил Виктор.

Тихо играющая музыка Фрэнка Синатры давала пищу для размышления обоим. Неважно о чем, мысли приходили сами по себе и уходили, не задерживаясь дольше, чем о них можно было бы снова подумать. Ночная городская суматоха… Что еще может происходить в теплую, слегка ветреную ночь? Только сладость романтики. Прогулки по паркам, прогулки по улочкам и городским переулкам. Открытые до последнего посетителя рестораны светились яркими огоньками, привлекая новых гостей. Машины проезжали то медленно, останавливаясь на светофорах, то быстро после загорания зеленого света. Разглядывая каждого прохожего, при этом особо не зацикливаясь на его внешности, Виктор поразился самому факту того, что у него через неделю будет свадьба. Через неделю, а где свадьба, там и дети.

Естественно, он думал о детях – тех самых комочках радости, что каждое утро будят молодых, начиная с первого дня. В один из таких дней, утром, услышав этот плач сына, подняться, сказать супруге: «Нет, ты спи, а я пойду». Сказать так все еще сонным голосом, спотыкаясь о разбросанные игрушки.

– Говоря о том случае, я больше всего удивился тому, как люди на это отреагировали.

– В смысле? О чем ты? – спросил Виктор.

– Когда сбили ту женщину с ребенком. Некоторые люди проходили мимо, делая вид, что они не замечают их.

– Да нет, не может быть, это уже слишком. Может, ты от себя что-то добавил?

– Старина, так оно и было. Мне незачем врать тебе.

– Я не знаю, что тут можно сказать. Попахивает бесчеловечностью.

– А что тут можно сказать? Всё и так понятно: людям плевать на жизнь. Вот возьмем пример, обычный пример. Что выберет толпа – Мону Лизу или жизнь человека? Допустим, какой-нибудь парень или девушка, разницы нет, мужчина, женщина, старик или молодой. Что они выберут, как думаешь?

– Однозначно они выберут человека! – уверенно воскликнул Виктор, считая вопрос недостойным более тщательного обдумывания.

– Ошибаешься, друг мой. Однозначно они точно не будут выбирать жизнь, потому что будут колебаться, стоит ли спасать жизнь какого-то человека вместо бесценной Моны Лизы. В этом и заключается глупость людская, порождающая еще больше глупых людей. С этим тоже стоит бороться на уровне того, как мы боремся с наркоманией, терроризмом.

– Глуп тот, кто считает себя глупым.

– Это правда.

На этом путь философствования и размышлений Джона не закончился. Усиливалось стремление к созиданию в разуме самых глубинных человеческих вопросов. Постоянство мыслей, сконцентрированное на пополнении в чаше весов нравственных и моральных понятий, начиналось поиском правды и истины. При этом он не отвергал мыслей о будущем с Миланой, блаженно планируя, где они будут жить, какие имена дадут детям. Для Джона семья, лежащая в основе всего человечества, имела большую ценность, как и для Виктора. Отчего в голове его вырисовывались прекрасные картины. Домик у озера, теплый камин с двумя креслами напротив друг друга с накинутыми на них шкурами белого и бурого медведей, набитые книгами полки, уютная спокойная атмосфера, от которой не хочется уходить. Немалое место уделил Джон и нежным объятиям подальше от скверных взглядов. Уединенное местечко на чердаке было тем местом. Двуспальная кровать справа от входа с белым балдахином подчеркивала их неутолимую страсть. Развешанные гирлянды теплого света по всей комнате, небольшой шкаф в углу. Маленькие комоды по бокам кровати и большое джакузи в углу, без которого мечта была бы неполноценной.

Нежное прикосновение супруги, вид случайно открывшегося плеча ввели его в сумасшедший бриз океана, где волны ласкали душу, очищая от всякой скверны. Такое емкое, но очень сильное представление о жизни откровенно возбуждало в нем всё от эмоционального до сексуального. А последнее впечатлило его более ярко, оставив большой шлейф, видимый даже из космоса.

Неизмеримое время проходило слишком быстро, настолько, что мысли о Милане отодвинули его от реальности, так что он не заметил, что они уже доехали до дома Виктора.

Двухкомнатная квартира ждала их на третьем этаже. Пересечение улиц Де Понтье и Дю Колизе с прелестным видом из окна, стильным интерьером вместе с «Сикстинской капеллой» на потолке. Пара картин висела в гостиной, подчеркивая любовь владельца квартиры к художественной живописи. Маленькая фигурка Эйфелевой башни стояла на полке рядом со стопкой книг и плиткой растаявшего шоколада. Зеленый диван напротив телевизора, окруженный по обе стороны большими горшками с цветами, расположился в центре гостиной. Выполненная в минималистском стиле кухня смотрела из угла своими несколькими шкафчиками. Стеклянный стол с деревянными стульями внутри кухни, не показываясь, держал гостей в неведении. Черный ковер, лежащий посередине кухни, не сочетался с бежевым холодильником, отчего кухня теряла свой вид. Маленькая по размеру, но не по значимости квартира по вечерам спасала Виктора от усталости. Несколько книг, читаемые перед сном, позволяли ему хоть на пару мгновений отключиться от внешнего и внутреннего мира.

– Что у тебя завтра с работой? – спросил Джон, опустившись на диван.

– Завтра работаю до обеда.

– Надеюсь, их никто не забрал.

– А у тебя разве нет запасных?

– Они в квартире, – ответил Джон.

– Я освобожусь в полвторого.

– Хорошо. Я тогда поеду к мастеру, поменяю тормозные колодки, они у меня уже давно стерлись.

– Сам тоже поменяй тормоза, стерся уже, старый, как перхоть, – без единого намека на шутку проронил Виктор, заходя в кухню в поисках еды.

– Нормальная у меня перхоть, чем она тебе не нравится?

– Я тоже говорю, нормальная перхоть, просто она старая.

– Понял, принял, шутка удалась, – произнес Джон.

– Понял? И не забудь принять.

Вытащив трехдневный отрубной хлеб, молоко, черничное варенье, подхватив заодно твердый голландский сыр, Виктор начал готовить что-то похожее на бутерброд. Сложно назвать два куска хлеба, намазанных на одну сторону вареньем, а на другой с ломтиком сыра, бутербродом. По крайней мере, Виктору нравилось. Не раз видевший необычные предпочтения своего друга, Джон давно привык к таким блюдам. Учась в школе, Виктор всегда вел себя эксцентрично, вечно выделяясь из толпы, чувствуя себя одаренным в правильном смысле этого слова.

– Есть будешь? – спросил Виктор.

– Честно говоря, пока мы ехали, я успел проголодаться.

– Кофе с молоком или зеленый чай?

– Думаю, зеленый чай. Сегодня хочется пораньше лечь спать.

– Хорошо. Я, пожалуй, выпью молочка.

– Виктор?

– Что? – спросил Виктор.

– Плечо.

Ничего необычного, без сарказма, без издевки, с самым серьезным лицом это было сказано, но сумело вскружить голову Виктору. Боли были естественным путем выработаны, из-за смеха перенапряжение влияло на височную часть, на некоторые участки челюсти. Легкие испытывали нехватку кислорода, живот импульсивно качался, образуя незначительные проявления мышц пресса. Успокоение после длительной смеховой процедуры пришло только спустя две минуты.

Переместившись на кухню, Джон увидел на столе тарелки с несколькими бутербродами, чашку чая вместе с кружкой молока. На подоконнике цвели маленькие гортензии, кактус, маленький побег алжирского финика и орхидея.

Проглотив парочку бутербродов в тишине, запив чаем, Джон отправился спать, оставив Виктора в одиночестве. Только серый кусок сыра, смотрящий с небес, освещал половину комнаты. «Маленький деревянный домик, камин, кресла, в которых мы любуемся друг другом», – с такой мыслью уснул Джон, измотанный, уставший.

Уединенно глядя на прекрасный кусок сыра, Виктор почувствовал жизнь. Со всеми ее прелестями.

Безоблачный потолок открывал все прелести ночного сияния. Грациозные единороги, блистательно мерцающие, говорили каждому, поднявшему свой взор на них: «Иди к нам».

В полной тишине квартиры беспокойно проснулся Виктор, в холодном поту, хоть и укутался пледом. Не торопя свое тело, он двинулся, словно мышь, в ванную, стараясь не разбудить Джона. Сполоснув холодной водой лицо, оглядев себя со всех сторон, он зашел на кухню. Сварив крепкий, очень бодрящий чай, он присел на три минуты, поливая цветы на окне миниатюрной лейкой в небывало солнечном рассвете.

Неотложная работа потянула его к себе ровно в десять часов дня. Скромная работа плотника всегда привлекала Виктора с самых ранних лет. Зарабатывая неплохие деньги, он и мысли не допускал, чтобы бросить полюбившееся дело. Тридцать минут от квартиры – и Виктор уже возле белых ворот, где слышен свист пропускаемого через шлифовальные машины дерева. Одобренное профсоюзом Франции рабочее время соблюдалось точнее, чем само время, идущее вперед.

Казалось бы, любить свою работу – это самое неординарное, что есть на свете, но Виктор, имея более любвеобильные черты характера, не мог относиться к работе без любви. Ответственность и выполнение поставленной задачи без увиливания стояли выше внутренних демонических порывов. Повисшая в воздухе пыль первым делом встретила его при входе, раздражающе ударив Виктора по обонятельным рецепторам носа, и в дальнейшем организм ответной реакцией выпустил через душераздирающий чих всех ненавистных микробов. От звука, разлетевшегося по всему цеху, быстро выглянули, как сурки из своих нор, коллеги, и давай голосить: – Будь здоров!

– Будь здоров!

– Будь здоров!

– Спасибо, – ответил Виктор всем.

Переодевшись в фирменную одежду, включавшую халат, маску, очки и перчатки, Виктор подошел к своему рабочему месту. Стол, где он делал изделия для мебели, был аккуратно убран, почищен до блеска. Каждый гвоздь имел свое место, каждый винт имел свою коробку. Деревянные изделия, которые ему приносили, – в основном это были ножки стульев, столов, иногда некоторые части кровати. В день Виктор делал около 250–300 ножек, если не считать реставрационных изделий. Работа пыльная, нудная, трудоемкая, но прилично оплачиваемая. Может, из-за этого Виктор не собирался переходить на другую работу. С другой стороны, оно ему и не надо.

– Как дела, Арни?

– Всё так же, – ответил Арнольд, отложив старую наждачную бумагу. – Кстати, вчера был в кино с женщиной, мне кажется, я ей нравлюсь, она очень красивая.

– Когда ты успел познакомиться? Давай рассказывай поподробнее.

– Это произошло абсолютно случайно. Я стоял на остановке и вдруг заметил ее. Она смотрела на меня, а я смотрел на нее… Не знаю, всё как-то закрутилось, завертелось. И тут я почувствовал, что мои ноги ведут меня к ней. Ну, мы поговорили, потом оттуда пошли в кино.

– И? Дальше что? – с улыбкой поинтересовался Виктор.

– Дальше ты сам знаешь, – со смехом ответил Арни.

Арни, или, как его на работе называли, Арнольд, – единственный человек, который предпочитает, чтобы его называли сокращенным именем. Но, как бывает у некоторых, а бывает наоборот, его все называют Арнольд – полным именем. Мужик он неплохой, вот только со своими тараканами в голове. На первый взгляд мало кто скажет, что Арни 35 лет и что у него нет семьи. Ни детей, ни жены, ни родителей, просто мужик, человеческое существо.

– Ах ты сердцеед! – отметив его храбрость и дерзость, произнес Виктор. – Ты это, береги ее… если она та самая, то не отпускай.

Время за любимым делом проходило слишком быстро, быстрее, чем перекус в обед. Или ленивый утренний завтрак, также одновременно торопливый. Вроде есть спешка, а вроде и нет. Рабочие работали, директора диктовали, пыль, разлетающаяся по всему помещению, покрывала все новые и старые изделия. Время от времени уборщица проходилась по ним влажной тряпкой.

Виктор, заметив, что уже второй час, собрал инструменты и привел в порядок рабочее место, оставив позади 237 ножек. С чувством выполненного долга он отправился домой.

Время с 9:00 до 11:33 было потрачено в мастерской. Поболтав с мастером о продаже Charger, Джон вернулся домой к Виктору. Сидя на диване, он успел прочесть половину книги Скотта Фицджеральда «Великий Гэтсби». Утомленный чтением, он начал, под руководством парочки подходов, разминать отжиманиями размякшее после долгого лежания тело. Под конец четвертого подхода он вышел во двор, чтобы глотнуть свежего воздуха. Усевшись на скамейку, разглядывая то, на что падал его взгляд, Джон решил позвонить Милане, чтобы разогнать скуку.

– Привет.

– Привет, Джон, – прозвучал чудесный голос с другого конца провода.

– Что делаешь?

– Только что пообедала, сейчас собираюсь к пациенту. А у тебя как дела?

– Дела не очень, ключи потерял от дома.

– Когда умудрился? – удивленно спросила она.

– Мы вчера были в Лувре, возможно, я там потерял их. Кстати, у тебя нет запасных ключей? Помню, я тебе тоже давал.

– Нет, я оставила их в сумке, а сумка у тебя, – ответила она.

– Мои запасные тоже там. Ладно, мы сейчас с Виктором поедем обратно в Лувр. Может, они найдутся. Надеюсь, охранники нашли и убрали.

– Я сегодня освобожусь пораньше. Может, сходим куда-нибудь?

– В принципе можно, – проговорил он. – Оу, совсем забыл! Угадай, у кого свадьба в следующий понедельник!

– Нееет, не может быть! У Виктора и Марии! Как это чудесно. Скоро у них и дети будут…

– Я знаю, о чем ты думаешь, Милана. Поверь, я не меньше твоего хочу их.

– Знаешь, чего я больше всего хотела до встречи с тобой? Мужчину, который будет любить меня до последнего дня и с которым мы будем растить наших детей.

– Ты так говоришь, как будто тебя там не было, но ты была там и слышала, что сказал врач. Я не понимаю, почему ты не хочешь слушать, что говорят другие, а пытаешься сделать по-своему. Винишь меня, что я не хочу детей. Поверь, я хочу детей, но не хочу оставлять их без матери. Неужели ты этого не понимаешь? – с чувством горечи произнес Джон.

– К чему жизнь данная, если нельзя дать ее другому? – тихо сказала Милана. – Я люблю тебя, Джон.

– Я тоже люблю тебя.

Вернувшись в квартиру, Джон продолжил читать книгу. В голове его на подсознательном уровне закрепились, словно ярлыки, сказанные отцом еще в подростковом возрасте слова: «РАЗ НАЧАЛ ЛЮБИТЬ КОГО-ТО, ТАК ДО КОНЦА ЕЕ ЛЮБИ». Эти слова оказали большое влияние на будущее Джона. В семнадцать лет Джон поступил на ту же самую работу, где отец проработал 25 лет.

Стук в дверь прервал связь между чтением книги и расшифровкой слов, сказанных отцом. Вернувшись в настоящий мир, Джон поспешил посмотреть, кто посмел вырвать его из задумчивого состояния. За дверью оказался старый добрый Виктор. Устало войдя в квартиру, он сразу упал на диван. Взглянув на обложку закрытой книги, оставленной на краю дивана, Виктор сказал:

– Хороший выбор, сам читал два раза.

– Как день прошел?

– Как обычно, с любовью и усталостью.

Просидев пятнадцать минут в тишине, прислушиваясь к звукам и крикам, доносящимся с улицы, в то время как в воздухе висела легкая непринужденность, он подумал, что даже то, что пора в музей за ключами, не сильно волнует его. А время… время всего лишь смотрело на них, не торопя события.

– Ты ел? – внезапно нарушив тишину, полюбопытствовал Виктор.

– Да, я поел. Что было в холодильнике, то и слопал.

– Тогда я тоже посмотрю, что там есть, слопаю, и двинем в музей.

– Хорошо.

Золотистые, жаркие лучи солнца ждали их при выходе из подъезда. На небе ни единого облака, у всех улыбки на лице. Листья деревьев раскачивались от незначительного ветра, трава зеленела, а птички пели. Дорога Виктора и Джона в пункт назначения пролегала через Елисейский дворец, Площадь Согласия и сад Тюильри. Пеший поход в такой прекрасный день не редкое дело для Виктора в его летние озаряющие моменты. Оставив машину точно не по инициативе Джона, неспешным шагом они двинулись в музей.

– Зря мы оставили машину, – пессимистично заметил Джон.

– Хорошая погода для прогулки. На машине было бы неплохо, но прогулка еще лучше.

– Ты так говоришь, потому что у тебя нет машины.

– Старик, мне машина не нужна, от нее беды больше, чем пользы. Ведро с гвоздями больше пользы принесет, чем машина, – промолвил Виктор.

– Проехали.

– Ты обиделся? Ну, хочешь на обратном пути зайдем в McDonald’s? И я тебе что-нибудь там куплю.

– McDonald’s? – переспросил Джон.

– Да, есть такой ресторан, называется McDonald’s, и там можно кушать.

– То, что там готовится, это даже не еда. Это какой-то сгусток материи, вызывающий отвратные болезни.

– Это всё байки, – отрицательно покачав головой, промолвил Виктор.

– Но я не шучу, это так и есть. Когда я услышал список болезней, сказал, что больше ни ногой туда.

– Что может быть ужасного в Маке? Это обычный ресторан.

– Ну, их еда вызывает такие осложнения или болезни, как язва, вздутие живота, диарея, рак толстой кишки, способствует дальнейшему разложению ткани самой печени и области вокруг нее… Далее, эта гадость влияет на развитие коры головного мозга и развитие побочных депрессивных болезней. В заключение скажу, что еда, готовящаяся в ресторанах быстрого питания, – это ОТРАВА! – На одном вдохе, будто бы с листка прочитал, высказал всё Джон.

– Да ты сумасшедший! Зачем так грубо? Что McDonald’s сделал тебе плохого?

– Поверь, это не мои слова, – сказал Джон.

– А чьи? Кто этот изверг, посмевший посягнуть на великое наследие Америки? – саркастично полюбопытствовал Виктор.

– Доктор Стэнтон Ирвич.

– Кто?

– Какой-то профессор из Стэнфорда, видный деятель, скорее всего, раз его доклад разместили в The Washington Post.

– В любом случае это ничего не меняет, – произнес Виктор.

– Ну да, конечно. Я всего лишь сказал, что от этой еды может быть понос и диарея одновременно, что это может изменить?

– Во-первых, не стоит верить кому попало. Во-вторых, невозможно, чтобы понос и диарея были одновременно. Как ты это себе представляешь? Это нереально.

– Всё реально в нашем мире, – заметил Джон.

Красивый, ароматный, ностальгирующий – такие эмоции появлялись у Виктора, когда он проходил мимо сада Тюильри. Этот незабываемый сладкий вкус попкорна, который покупала ему мама на ярмарках в детстве, до сих пор хранился в памяти. «Смех и слезы», – любила говорить Жозефина, видя, как Виктор упрямо просил пятое мороженое.

Глава III
Упадок

– Сколько бы мы сюда ни приходили, тут всегда найдется что посмотреть, – сказал Виктор, разглядывая зал греческой и римской живописи.

Не желая углубляться в сердце Лувра, Джон быстро направился к охране нужного ему зала, чтобы поскорее решить вопрос с ключами.

Войдя в 711 зал, очарованный красотой Моны Лизы, Виктор направился к ней, не обращая внимания на крики толпы. Он стоял в сторонке от массы, кротко глядя только на ее далекие жемчужные глаза. Легкая беспечность и абсолютная покорность воле Джоконды одолевали юношу. И вновь искушение, искушение дотронуться до нее, погладить эти руки, плечи, шею, щеки, провести по волосам. Стряхнув мысли людские, юноша покачал головой, смутившись от собственных мыслей. «И что в ней такого?» Отсутствие Джона и сама причина прибытия вместе с ним в Лувр позабылись в одночасье. И вновь Виктор был полностью подсознательно погружен в эту картину будто она овладела им. Мучительно страшное любопытство управляло им в моменты встречи его взгляда с ее жемчужинками. Что до остальных, они смотрелись рядом с ним, как стая голубей, набросившихся на семечки, кинутые на землю. Мерзкое зрелище в попытке запечатлеть шедевр. Они не гнушались ругани на самых разных языках, словно кучка слизней, что не в состоянии совладать с собой. По крайней мере, в глазах Виктора они выглядели так. Неуправляемая толпа, неистово жаждущая сфотографировать синьору Лизу дель Джокондо, выявляя самое худшее олицетворение человеческой сущности, показывая этим самым всю гниль и жадность. Быть тем единственным, кто смог заснять ее неповторимость, было для Виктора чуждым, было грехом. Стоя в стороне, он всеми силами пытался не замечать этот бардак.

Пришедший из соседнего зала Джон с опечаленным лицом подошел к другу.

– Их нету, никто не видел, никто не слышал.

– Ладно, тогда предлагаю вызвать мастера, чтобы он открыл дверь. Конечно, потом придется поменять замок, но это мелочи.

– Такая мелочь по сути, а тревога не отпускает, – промолвил Джон.

– Все будет хорошо. Потеря ключей не повод тревожиться.

– Пойдем домой, – сказал Джон.

Повернувшись спиной к картине, они двинулись на выход. Идя плечом к плечу с другом, Виктор забыл оглянуться, попрощаться с картиной, как делал раньше. Как и в прошлые дни, масса тянулась плотными рядами, и Виктор вдруг почувствовал, что Джона нет рядом. Он увидел его на пару шагов позади.

– Что с тобой, тебе плохо?

– Что-то не так со мной, не пойму, что именно, какая-то слабость… – выдавил с трудом Джон.

Тяжело дыша, Джон ощутил необъяснимую слабость. Дрожащие ноги не могли держать тело, еще мгновение – и он был готов упасть.

Испугавшись, Виктор быстро подхватил его, придерживая за плечи, потащил его в сторонку, к стене, подальше от людской толпы. Самая неожиданная ситуация, каких в процентном отношении может быть только одна на миллиард, случилась с Виктором и Джоном. В глазах Джона виднелись все оттенки потерянности, безнадежности, понимания конца и смиренности.

– Дружище, что с тобой? Ты весь бледный.

– Я не знаю. Может, мой час пришел. Мне тяжело двигаться, – присев на пол, все более обессиленно произнес Джон

– Помогите, кто-нибудь! – закричал во весь голос Виктор. – Все хорошо, все будет хорошо, старина. Ты только держись.

Увлеченная толпа даже не подумала обернуться и посмотреть на то, что творится в паре метров от них. Приверженцы аморального образа жизни пропускали мимо всё ненужное. Поверить, что ни один человек не подошел к ним, так же трудно, как если бы ребенок подошел к маме и сказал: «Мама, я видел единорога». Также и Виктор не мог поверить собственным глазам.

– Кто-нибудь, вызовите скорую! – кричал он снова и снова.

А где охрана? Охрана там же, где полиция, когда грабят и убивают, охрана там же, где пожарные, когда горит дом. Охрана там же, где скорая, когда едут на вызов раненого человека. Они просто делают свою работу.

Алчущий сгусток человеческой плоти, застрявший в глотке, пропускал мимо ушных перепонок все просьбы Виктора о помощи. Это казалось невозможным, из ряда вон выходящим для Виктора, который особо не зацикливался на толпе. Надежда, что люди услышат его, с каждым криком испарялась, как нечто ненужное.

– Ви… Ви… Вик.„тор, – еле выговорил Джон. – Прости меня, дружище, прости… ох, не такого конца я для себя ожидал…

Вспомнив, что у Джона есть телефон, Виктор тут же дрожащими руками набрал скорую.

– Тихо, тихо, старик… сейчас скорая будет, не волнуйся, я рядом. Алло, алло! Срочно приезжайте в Лувр, 711 зал, тут моему другу плохо, только быстрее, как можно быстрее.

…Сидя рядом и держа руку Джона, Виктор впервые по-настоящему ощутил страх, страх потери друга. Мысль, что он может потерять Джона, становилась реальностью, от которой невозможно было убежать или спрятаться. Голос с предсмертными словами навсегда остался в памяти Виктора. Боль и пустота.