Текст книги "О былом и настоящем. Исповедь российского немца"

Запомнился анекдот, его рассказывали с оглядкой, шепотом: «Ехали господа великие – Черчилль, Рузвельт и Сталин – по России, а на дороге бык стоит. Стоит и не дает им проехать. Черчилль вышел из машины и кричит быку: «Эй, посторонись, а то линкор пришлю!» Бык ни с места. Рузвельт тоже кричит, мол, не сойдешь с дороги, так я тебя, дурака, из летающей крепости разбомблю. Уперся бык, не хочет американцу уступать. А лучший друг рабочих и крестьян вышел и шепнул ему на ухо что-то, и тот, задрав хвост, понесся – аж пыль столбом. Господа великие Черчилль и Рузвельт спрашивают Сталина: «Что ты ему там наговорил такого, что он испугался больше линкоров и бомб?» А Сталин отвечает: «Ничего особенного. Я сказал, что если он не уберется, не сойдет с дороги, я его в колхоз отдам!»

Было бы смешно, если бы не было так грустно!

И все же трудности сельской жизни, ее романтика только закалила нас, детей военных лет. Я с удовольствием вспоминаю сверстников, моих друзей детства, с которыми мы делили и шишки и пышки: Андрея Баума, Костю Майера, Андрея Брикмана, Виктора Райхеля, Александра Лоренца и многих других, а также друзей местных переселенцев – столыпинцев, – выходцев из Украины: Владимира Перетятько, Александра и Василия Куниц, Николая Лемеша, Василия Дробота и других.

Мои одноклассницы Валя Бондаренко, Светлана Тимко, Нина Слепко, Эмма Райхель, сводные и двоюродные братья и сестры – Лиля Бонн, Эмма Шван, Роза и Артур Майеры, Оля Гаас, Оля Зель – закончили вузы и успешно трудились на различных должностях в сфере экономики и культуры Казахстана и России.

Александр Майер стал главным инженером совхоза «Веденовский». Александр Куница был секретарем Краснодарского крайкома комсомола, в последнее время работал в здравницах края, его брат Василий занимался проблемой мелиорации севера Казахстана. Оля Шестакова (Гаас) окончила отделение журналистики МГУ, работала в журнале «Русский балет». Я до развала СССР и КПСС был инструктором политотдела по комсомольской работе корпуса Дальней авиации, окончил отделение печати, радио и телевидения Алма-Атинской ВПШ, работал в областном центре, в Щучинском и в двух отдаленных целинных районах бывшей Кокчетавской области на севере Казахстана.

Нас, детей войны, особенно ветеранов войны, с каждым годом становится все меньше и меньше. Мне было больно смотреть на полупустые трибуны в Кургане в День Победы 9 мая 2018 года, когда я шагал с портретом отца в рядах «Бессмертного полка».

Ветеранов войны уже можно пересчитать по пальцам. Не густо осталось и детей войны, тех, чей возраст уже перевалил далеко за семьдесят. И тем грустнее отметить тот факт, что внесенный в Госдуму законопроект о льготах детям войны не находит поддержки уже четвертый раз. Думцев эти тяготы не постигли. Они сполна пожинают плоды победы, устанавливая себе, как слугам народа, запредельные жалования.

Прав Г. А. Зюганов, когда не устает повторять, что все мы в неоплатном долгу перед тем поколением, чье детство пришлось на тяжелейшие военные годы. А толку-то что?

Не оказались ли мы в плену чудовищной фразы, которую якобы как-то произнес по какому то поводу И. В. Сталин: «Есть человек, есть проблема, нет человека – нет проблемы».

И все же будем тешиться надеждой, что все в конце концов образумится и на нашей многострадальной земле наступит справедливость и долгожданный мир, что на головы наших детей, внуков и правнуков не будут падать бомбы, а тишину домов, улиц и площадей будет взрывать только детский смех.

ГЛАВА 2

ПАРТИЙНАЯ ЧЕХАРДА

В чехарду мы играли в детстве. Было забавно. Поочередно прыгали друг через друга, один из нас стоял в согнутом положении или на четвереньках. Игра вызывала смех, веселье. Развивала ловкость, заводила толпу.

В отрочестве пришлось наблюдать, как в нее играют взрослые. Но это была уже совсем другая история. Серьезная игра с элементами неразберихи, беспорядка, путаницы, перестановок, интриг, особенно в кадрах, когда все фигуры на шахматной доске настолько обесценивались, что каждую из них можно было превратить в пешку. Иногда выходило и наоборот, когда она по мановению какой-то волшебной палочки, по чьей-то воле беспрепятственно достигала последней горизонтали и становилась конем, слоном, ладьей и даже ферзем.

Игра стоила свеч для избранных, для тех, кто попал в так называемую номенклатуру. Всесильная партийная номенклатура, установившая контроль за экономикой, политической и частной жизнью, над СМИ, подчинив все массовые общественные организации, отвергала любые реформы, стремилась сохранить режим, обеспечивающий ей власть, стабильность и широкие привилегии.

Сказание Н. С. Хрущева о Сталине на XX съезде КПСС стало для современников потрясением. По словам Ильи Эренбурга, писателя, журналиста, бывшего эмигранта, прославившего себя во время войны обращением «Убей немца», на заседании несколько делегатов упали в обморок. Как вспоминал Александр Яковлев, идеолог перестройки времен М. С. Горбачева, в зале стояла глубокая тишина. Не слышно было ни скрипа кресел, ни кашля, ни шепота. Никто не смотрел друг на друга – то ли от неожиданности, то ли от смятения и страха. Шок был невообразимо глубоким.

Говорят, не место красит человека, а человек место, но это не всегда так. Часто само место возносит человека, определяет его значение в глазах других, и вся его воля объясняется тем, что ему – по своему служебному положению – не так уж трудно быть «железным». Попробуй воспротивиться этой воле – в действие будет приведен весь находящийся в его руках аппарат, и того, кто задумал противиться, сотрут в одну минуту в порошок.

Эту участь мог испытать на себе каждый, кто в той или иной степени был связан с КПСС, которая на протяжении долгих лет являлась руководящей и направляющей силой общества. По Конституции, это был союз коммунистов-единомышленников, провозгласивший лозунг: «Народ и партия – едины!». Это плакатное выражение чаще всего воспринималось с иронией. Народ защищал страну, а власть чаще всего себя саму. Нормальному человеку – патриоту – одинаково жалко и солдата, павшего в бою, и ребенка, умирающего с голода. Но патриотизм был и последним пристанищем политических прохвостов. Когда поступками руководил не здравый смысл, а тонкий расчет, стремление без риска бесконечными разговорами о любви к Родине и близости к людям заработать себе авторитет:

«Коммунист, рабочий

Знает, сила в чем.

В ней любовь к работе

Бьет живым ключом…

Он не знает наций,

Рубит черный сук,

Для организации

Отдает досуг».

В нашем роду до войны, насколько я знаю, было два члена партии – отец и отчим. Оба из рабочих семей, вступили в нее по призыву после глобальной чистки ее рядов в эпоху Сталина. Отец был директором школы, осенью сорокового года был призван в Красную армию, учился на курсах политработников, и оттуда в первые дни войны его мобилизовали на фронт. Мне так и не удалось его повидать, как и ему меня.

Отчим же этой участи избежал. Имея за плечами четыре класса образования, был предприимчивым дельцом, занимался торговлей, попадал в различные переплеты. Однажды его ограбили бандиты по дороге, гирей ударили в левый висок, шрам от которой остался на всю жизнь. Выжил, имел бронь от призыва в армию. Мы жили на левом берегу Волги и по переселению попали в Казахстан, его же семья жила в Энгельсе, столице республики, и попала в Сибирь, в Красноярский край. Во время войны отчим Фридрих Фридрихович Гаас стал Федором Федоровичем, оказался в трудармии, но в партии остался.

После смерти жены (старшей сестры мамы) от непосильного труда на лесозаготовках, когда его малолетних детей, девочек в возрасте 4, 8 и 12 лет, мама забрала к себе, он тоже оказался у нас в селе. В конце концов по настоянию бабушки (жалко было детей, а я у мамы был один), мама сдалась, и он объединился с ней. Из трудармии Федор Федорович, ставший теперь мне отчимом, вернулся весь потрепанный, с разрушенной психикой, продолжал пить. В колхозе встал на партийный учет, нашел себе применение в качестве продавца, затем учетчика, дорос до главного бухгалтера, пока в 1951 году из-за каких-то надуманных финансовых нарушений его исключили из партии и посадили в тюрьму.

До этого я наблюдал, как он вечерами коптел над историей КПСС, готовился к политзанятиям, которые ежегодно проходили один раз в неделю с октября по март. Все заканчивалось II съездом РСДРП, где партия раскололась на большевиков и меньшевиков. Дальше история прерывалась. И все же коммунисты села гордились тем, что они оказались в числе первых.

На мой дерзкий вопрос: «Ты же коммунист, почему пьешь?» непременно отвечал: «Повзрослеешь, поймешь!». Но это была отговорка. Уже став взрослым, я понял: дело не в обстоятельствах, а в самом человеке. Английский поэт Роберт Бёрнс с убийственным сарказмом написал о причинах употребления спиртного:

«Для пьянства есть такие поводы:

Поминки, праздник, встреча, проводы.

Крестины, свадьбы и развод.

Мороз, охота, Новый год.

Выздоровленье, новоселье.

Печаль, раскаянье, веселье.

Успех, награда, новый чин.

И просто пьянство без причин».

Пьянство среди коммунистов (а это была почти вся колхозная элита – председатель, парторг, главбух, инженер, агроном, бригадиры), как и во многих других коллективах, где пришлось работать, было повальным. Почему-то все пили, и пили действительно по любому поводу: после работы, на свадьбах, похоронах, проводах, встречах, в дни выборов и просто так. В колхозе мне нередко приходилось наблюдать, когда председатель приезжал к деду с каким-нибудь заказом, а выходил от него в стельку пьяный. Дед усаживал его в кошевку, и лошадь сама – по привычке или по запаху угара – доставляла его домой через все село.

С таким багажом наблюдений за сельской действительностью после окончания физкультурно-педагогического училища, где я был избран комсоргом, в 1961 году, в год полета Юрия Алексеевича Гагарина в космос, я вступил в партию, членом которой был почти три десятилетия. Эйфория 12 апреля – в день его триумфа – была запредельной. Площадь ликовала, мы обнимались, размахивали флагами, все хотели стать космонавтами.

Для меня решение вступить в партию было вызвано и другими обстоятельствами. Чтобы вырваться в большую жизнь, нужна была защита и поддержка. Мне казалось, что именно в компартии я ее получу и никогда не разочаруюсь. Тем более что о создателе В. И. Ленине много читал, изучал его произведения, слышал много лестных слов от деда: портрет Ленина, как икона, висел у него в доме. Возможно, это было связано с его инициативой по созданию в Поволжье Немецкой республики. Не знаю, но у меня к В. И. Ленину была тоже какая-то особая симпатия, связанная с тем, что к нему благоволили мои любимые поэты Есенин и Маяковский.

Это были романтические грезы. Жизнь оказалась значительно сложнее, заставляла многое переосмыслить, задуматься о том, что произошло с некогда всесильной партией – «рукой миллионопалой» по Маяковскому, – которая вмиг оказалась выброшенной на задворки истории.

Вспомнилась легенда о великом инквизиторе из «Братьев Карамазовых» Достоевского. Во имя так называемой счастливой жизни он отнял у людей свободу, требовал, не размышляя, слепо идти за ним. Подвиг каждого состоял в том, чтобы быть готовым к собственной жертве. Усомнившиеся тотчас объявлялись врагами народа, как это и имело место в реальной жизни.

Партийные собрания и активы чаще всего напоминали басню Крылова, когда кукушка хвалила петуха за то, что петух хвалил кукушку. Хвалебные оды лились из уст услужливой партноменклатуры, коммунистов из числа рабочих и колхозников, выступления которых тщательно готовились аппаратом и потом озвучивались ими с трибуны. Конференции и активы непременно заканчивались пением «Интернационала»: «Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем мы наш, мы новый мир построим, кто был ничем, тот станет всем». Это вдохновляло присутствующих на новые свершения.

Лояльность и преданность были главными критериями в подборе кадров. Неказистый, щуплый выпускник партшколы белорус Алексей Шевчук, которого новый секретарь обкома партии привез с собой в нашу область, с рвением прислуживал ему днем и ночью. Все его сторонились: мог подставить любого работника за любые нелестные высказывания в курилке. Мне досталось за то, что я вдруг усомнился в неэффективности переброски кадров с юга и запада области на восток (я уже тогда поработал в двух отдаленных районах области) в ущерб местным кадрам. Приехавшие, как правило, не закреплялись на новом месте.

Такая же чехарда с кадрами наблюдалась и в армии, когда офицеры – политработники с западных округов – для получения очередного воинского звания направлялись в восточные. У нас в политотделе таких офицеров был каждый второй, особенно из Украины. Они отбывали срок, в командировках профессионально играли в преферанс, получали звания и уезжали обратно.

На одном из партсобраний у начальника политотдела я обмолвился об этом, пытался что-то сказать о недостатках в работе армейского комсомола, за что от помощника получил трепку: «Тебе-то что? Ты скоро уедешь, а мне еще тут куковать да куковать. Думать надо, когда выступаешь!».

Критика в партии – как на гражданке, так и в армии – была, мягко говоря, далеко не в почете. Можно было нарваться на большую неприятность. «Почему, к примеру, по Высоцкому, аборигены съели Кука?». «А потому съели, что он был умнее, сильнее, добрее. Так уж у аборигенов было принято!» Так и в партии нередко случалось. Под «каток» попадали чаще всего самые неравнодушные.

После службы в армии с лестной характеристикой попал в Алма-Ату, бывшую столицу Казахстана, где жила семья. Это было в начале 70-х годов. В АВПШ, куда я поступил на отделение журналистики, уже тогда раздавались нотки протеста против партийной диктатуры.

Первым таким возмутителем спокойствия, «буревестником» грядущих перемен стал широко известный в России – а тогда слушатель двухгодичного отделения – Михаил Полторанин, который представлял «Казахстанскую правду».

Журналист Полторанин на одном из партийных собраний обрушился всей мощью своего таланта на профессорско-преподавательский состав школы, что они отстали от жизни, читают лекции по пожелтевшим страницам, находятся в плену постулатов марксистко-ленинской теории. Вызвав бурную реакцию ЦК Компартии Казахстана, которая свелась к его осуждению, он обозвал проверяющих «цепными псами» и был отчислен из школы. Уже в России Полторанин вошел в группу Яковлева, поддержал Ельцина, стал редактором «Московской правды», министром печати и информации. Позже с ним случилась странная метаморфоза. В своей книге «Власть в тротиловом эквиваленте», демократ-идеалист, в свое время правая рука Ельцина, подверг его резкой критике. В одном из интервью он признался: «Если бы я вернулся в то время, то на съезде сказал бы: «Не давайте этому парню (Ельцину) спички, он может спалить всю Россию».

Очевидец закулисных интриг Кремля он видел, как играючи целенаправленно происходит разрушение экономики России, разграбление ее богатства, как создавалось не государство, а мираж, «облако в штанах», как говорил мой кумир поэт-футурист Маяковский.

Помнится, как в пору перестройки, в один из своих вояжей по стране, М. С. Горбачев посетил нашу Кокчетавскую область. По пути к курортному месту Боровое, по праву названному казахстанской Швейцарией, где размещалась дача первого секретаря ЦК Компартии Казахстана Д. А. Кунаева, его картеж остановился в расположенном по трассе степном казахском поселке Джамантуз (в переводе «гнилое озеро»). К приезду высокого гостя он преобразился в настоящую «потемкинскую» деревню: здесь было построено десять шикарных коттеджей со всеми удобствами, хозяевами которых стали семьи местных тружеников – трактористов, комбайнеров, чабанов, скотников.

При посещении одной из таких семей и знакомстве с условиями жизни и быта сопровождавшая генсека супруга Раиса Максимовна от умиления и восторга засияла в улыбке, заявив, что и она, конечно же, мечтала бы иметь такой коттедж и пожить в нем.

Провозглашенная Горбачевым перестройка (что и как перестраивать, никто из коммунистов и рядовых тружеников так и не мог понять) с ее лозунгом «Даешь ускорение!», когда партийных боссов стало раздирать от словоблудия и говорильни, отталкивала массы от партии: они больше и больше теряли в нее веру. Все было «под парами»: и гудок гудел, и маховик работал, а колеса не крутились…

Генеральный секретарь за «Перестройку и новое политическое мышление для нашей страны и всего мира» получил бублик в виде Нобелевской премии, а народ – дырку от бублика в виде пустых полок в магазинах, тотального дефицита, очередей за товарами первой необходимости, в том числе и за хлебом.

В поселок Талщик – райцентр нового Ленинского района, организованного на базе двух соседних целинных районов Ленинградского и Кзылтуского – хлеб доставлялся по железной дороге за 180 км от областного центра поздно ночью: люди вынуждены были часами стоять в очереди. В районе не было своей пекарни, и это при том, что он ежегодно сдавал государству до 10 млн пудов зерна. Заверения, что соседний хлебозавод обеспечит все население хлебом, оставались пустым звуком.

Форму массовых протестов против центральной власти приняли выступления казахской молодежи, которые произошли 17—18 декабря 1986 года в Алма-Ате, бывшей тогда столицей республики, случайным очевидцем которых я стал. По официальной версии волнения начались из-за решения М. С. Горбачева о снятии с должности секретаря компартии Казахстана Д. А. Кунаева и замене его на ранее никогда не работавшего здесь Г. Колбина, первого секретаря Ульяновского обкома партии. Участники митинга требовали назначить на должность главы республики представителя коренной национальности. Это было первым выступлением против диктата центра.

Главным раздражителем митингующих стал не национальный вопрос, а именно то, как сверху спустили фигуру, похожую на пешку по казахстанским меркам, чтобы превратить ее в дамку.

Для местной элиты, населения и студенчества это входило в кричащее противоречие с обещаниями Горбачева о гласности и демократии. Не обошлось и без того, что разного рода «взрослые дяди» в этих событиях использовали молодежь в качестве марионеток. Максимум, что они могли – это орать «Разойтись!», угрожать жестокими мерами, что и случилось.

Была пущена версия, что едва ли не главным зачинщиком беспорядков был знаменитый казахский поэт Олжас Сулейменов, автор поэм о Ю. А. Гагарине «Земля, поклонись человеку», «АЗ и Я» и других, которые он читал нам, студентам, на встречах. Но это был наговор. Толпа действительно требовала, чтобы он выступил, но ему просто не дали этого сделать. Кто-то явно не хотел порядка, искусственно нагнетал обстановку, плел интриги, создавал конфликты, за что молодежь поплатилась кровью. «Варяг» Колбин продержался в Казахстане всего около трех лет и все же был заменен, как и ожидалось, на местного лидера Н. А. Назарбаева.

К его чести в год 20-летия декабрьских событий в новой столице Казахстана Астане был открыт монумент «Заря независимости», а улица Мира в Алма-Ате переименована в улицу Желтокстан (декабрь) – в память о событиях декабря 1986 года.

Ярко выраженным признаком государственного и партийного популизма стала пресловутая антиалкогольная пропаганда, развернувшаяся в эпоху перестройки. Именно тогда возник анекдот о том, что мужчина, отчаявшийся купить бутылку водки, решил убить генсека и пошел к Кремлю. Через некоторое время вернулся и на вопрос: «В чем дело?» ответил: «Там очередь длиннее».

«Архитекторы перестройки» не ведали, что творили. Компания развернулась вплоть до уничтожения садов и драгоценных видов виноградников. Куда уж дальше?

Прибывшего к нам в область представителя Председателя Совета министров Н. И. Рыжкова по обобщению практики проведения «безалкогольных» комсомольских свадеб мы обеспечили всеми необходимыми на этот счет справками. Познакомили с достопримечательностями края и к концу командировки устроили такое казахское гостеприимство с кумысом, шубатом, бешбармаком, баурсаками, с приличной дозой попавшего под запрет алкоголя, что у него не оказалось никакого сомнения в правильности избранного курса. Но нельзя было не видеть, что он привел к убийственным давкам в очередях, к росту самогоноварения и наркомании.

По данным статистики, к концу 80-х годов из 8,5 литров потребляемого абсолютного алкоголя больше половины приходилось на подпольное производство. Наша тетя Марта исправно гнала для себя и ближайших друзей такой первачок, что куда там пострадавшим кубанским и молдавским виноделам.

Пил актив до перестройки, во время и после – много и без разбора. Бывшую комсомольскую активистку З. Б. Букабаеву на высоком посту заместителя председателя облисполкома настолько обременяла эта должность, что она частенько позволяла себе приходить даже на партактивы с большого бодуна. Будучи в таком состоянии на одном из мероприятий, она крепко уснула, ее вывели из зала под пристальные взгляды присутствующих, но отделалась лишь легким испугом. Мне нередко доставалось от нее за антипатриотизм: в районе, где я работал, мы детей отправляли не в свои, а в соседние профтехучилища Омской области. Там материально-техническая база и условия жизни для учащихся были значительно лучше.

Многие партийные мероприятия, конференции, пленумы, собрания, встречи, проводы вышестоящего начальства заканчивались пьянками. Чаще всего в разработку партийных комиссий попадали рядовые коммунисты, партийные же боссы умудрялись этой участи избегать.

Последний секретарь Кокчетавского обкома партии по идеологии, мой бывший шеф, который эту должность получил по блату (его жена и жена первого секретаря были родными сестрами), любил на совещаниях разглагольствовать о достоинствах партийной «обоймы». В армии он не служил, но военной терминологией пользовался сполна.

«Попал в обойму», говорил он, значит, тебе повезло, твоя карьера будет обеспечена, «выпал из обоймы» – ты лишаешься всего, становишься как все. Ему и в страшном сне не могло присниться, что эта участь его вскоре постигнет самого. Это стало для него ударом, который закончился трагически. Рухнула надежда на спокойную жизнь. Мне к тому времени повезло: я безболезненно сдал партийный билет и благополучно попал в организованную в ту пору службу занятости, которая занималась новой свалившейся на головы людей проблемой нахлынувшей безработицы.

Крушение КПСС, отмена шестой статьи Конституции стали для многих представителей партийной верхушки настоящей трагедией. Для рядовых коммунистов, а в КПСС было тогда более шести миллионов рабочих и двух миллионов колхозников, это было облегчением, что наконец-то сняли хомут, который партия надела на них: не надо было больше ходить на бесконечные собрания, платить неизвестно за что и кому партийные взносы.

После провала путча ГКЧП при закрытии комплекса зданий ЦК КПСС в ночь на 26 августа 1991 года управляющий делами Н. И. Кручина, бывший секретарь Целинного крайкома партии Казахстана выбросился из балкона своей квартиры и разбился насмерть. Ходили слухи, что на счетах партии были огромные деньги.

Коммунистическая партия (членом партии я являлся около 30 лет), на знамени которой были начертаны великие слова: «Ум, честь и совесть нашей эпохи», рухнула в одночасье. Как говорится, какие сами, такие и сани.

История человечества знает немало примеров сотворения мелких невозможностей. Мы же предложили объектом веры великую мечту человечества. Но, увы! Великая мечта требовала колоссальных жертв, и подвиг каждого состоял в том, чтобы быть готовым к собственной жертве.

Помните: апостол Петр поверил, сильно поверил, что может прийти к господу Иисусу по воде, но усомнился и стал тонуть.

«Петр сказал Ему: «Господи, если это ты, повели мне прийти к Тебе по воде». Он же сказал: «Иди!» И вышедший из лодки Петр пошел по воде, чтобы подойти к Иисусу. Но, видя сильный ветер, испугался и, начав утопать, закричал: «Господи, спаси меня!» Иисус тотчас простер руку, поддержал его и говорит ему: «Маловерный! Зачем ты усомнился?!».

Нам никто руку не протянул, если и протягивал, то мы этим не воспользовались. Попытка построить мир на идее, на красивой фантазии не увенчалась успехом. Как в сказке, где некий мудрец над пропастью сперва выстраивал в своем воображении мост, а затем уверенно шел по нему, но вдруг на середине пути усомнился в реальности своих намерений и тут же рухнул вниз.

В сегодняшней избушке свои побрякушки: партий много, а толку мало. Паны дерутся, а у холопов чубы трещат. Известный коммунист, лидер Компартии России, как-то с пафосом заявил: «Нас не покорил ни Батый, ни Наполеон, ни Гитлер, но великое союзное государство раскололи русофобы, антисоветизм, либеральный вариант американизированной экономики, которая не может прижиться на наших просторах, в нашем холодном климате и с нашим коллективным характером. Не может прижиться!».

Красиво, да и только. У нас всегда кто-то виноват, но только не мы сами. На осколках КПСС выросли новые партии: ее наследница КПРФ, «Единая Россия», ЛДПР, «Справедливая Россия» и другие. Партия «Единая Россия», обеспечивающая себе абсолютное большинство в парламенте, является не лучшим ее вариантом. Недаром в народе говорят, что в России теперь уже не две, а три беды: две известные, доставшиеся нам по наследству из прошлого, и новая беда – рукотворная – преданная власти до мозга костей партия «Единая Россия» с далеко не безупречной репутацией.

Принятый Генеральным Советом партии Манифест, который провозглашал, что Россия к 2017 году станет лидером мировой политики и экономики, что каждая семья будет иметь собственное благоустроенное жилье, достойное третьего тысячелетия, вне зависимости от уровня сегодняшнего дохода, что каждый будет работать по профессии, получать свою долю от использования природных богатств и т. д., остался проектом на бумаге, как и многие обещания времен Н. С. Хрущева, Л. И. Брежнева, М. С. Горбачева.

У партии, претендующей на роль лидера в обществе, нет четко выраженной системы взглядов на происходящие события. Неслучайно поэтому в войсках рядом с командирами ракетных комплексов, вместо политработников, вальяжно расхаживают священники, в том числе и на космодроме «Восточный». Освещая запуски ракет, они уповают на волю Божью, игнорируя народную мудрость: «На Бога надейся, а сам-то не плошай!».

Сегодня большинство россиян воспринимает людей с капиталом как олигархов, захвативших в 90-е годы целые отрасли экономики, которые они не создавали собственными руками. Это вполне конкретные фигуры. Это они покупают СМИ, политику и управляют властью. А что же «Единая Россия»? Кроме одобрения действий Правительства, в том числе и антинародной пенсионной реформы, она оказалась более ни на что не способной. Партия, которая обслуживает сама себя, не живет нуждами и чаяниями людей, у которой внутри не болит, не жжет, не клокочет совесть, у такой партии нет будущего.

Парадокс состоит в том, что у нас на выборах, как правило, побеждает правящая партия, правящий губернатор, правящий мэр. Налицо использование руководящего ресурса, реакция на психологию неискушенного избирателя: «Главное, чтобы хуже не было!». А кто позаботится, чтобы людям жилось лучше? Кто ответит: почему мы так плохо живем? Почему одни живут в роскоши, а другие еле-еле сводят концы с концами? Почему мы не можем победить бедность в такой богатой стране, как Россия? Вопросов много, но они, к сожалению, чисто риторические. Ответов на них у партии нет.