Текст книги "Земля чужих созвездий"

И вот в неглупой голове молодого вождя родилась мысль, для дикаря, возможно, даже гениальная.

Он подумал: а что, если взять еще одно имя?..

Не отказаться от прежнего, вовсе нет – это значило бы, что демоны, от которых оно защищало, могут воспрянуть и ринуться с лютой злобой, мстя за прежнее бессилие. Суть второго имени заключалась бы в том, что в разных случаях можно называть себя то так, то этак – и успешно лавировать среди сил, враждебных не только к человеку, но и между собой.

Вождь решил посоветоваться с колдуном, стариком, отлично знавшим все расклады местной жизни, – вдвоем они успешно рулили племенем. Колдун заявил: дело непростое, надо спросить духов, а иначе они могут заподозрить, что их хотят обмануть. Тогда лучше бы на свет не родиться… Нет, надо обязательно потолковать кое с кем.

И потолковал. Вошел в транс, бился в корчах, чуть ли не изо всех суставов вывернулся. Потом долго входил в себя… ну, а когда вошел, сказал: да, второе имя можно. Но не всем. Лишь особо продвинутым, таких один на сотню. В их племени всего двое: вождь и шаман, естественно. Кто бы сомневался.

Тогда, поразмыслив, вождь поведал миссионеру, что начать надо с малого: окрестить его и колдуна. Прочие, мол, не готовы еще. А вот они-то вдвоем постепенно их подготовят… Другими словами, лидеры племени восприняли проповедника как еще одного колдуна, способного быть им полезным.

Миссионер пошел на компромисс, так и сделал. Совершил обряд крещения над предводителями, ставшими отныне Яном-Францем и почему-то Августом, после чего убыл, пообещав вернуться… да так и не вернулся, канул в необъятный мир по причинам, оставшимся неизвестными.

Два новых кальвиниста расценили это как поощрение духов: теперь они вольны делать что хотят, но, разумеется, осторожно, с оглядкой, ибо сама игра с тайными сущностями становится сложнее, изощреннее… Вождь в поселке, в бытовой, так сказать, обстановке, называл себя родовым именем, а в лесу, на охоте – Яном-Францем, и ничего, работало. Демоны вели себя снисходительно.

А вот колдуну Августу не очень повезло. То есть сначала все было хорошо, но потом он, как видно, в своих именах запутался, что-то, наверное, сделал не так, чем духов рассердил. И те наказали его в самый ответственный момент.

Август устраивал свои колдовские шабаши в «тронном зале» – это, надо сказать, было многофункциональное помещение, здесь, случалось, и на общий совет собирались, и пиршества устраивали; то есть место, хорошо разработанное, именно поэтому Август здесь проводил сеансы связи с потусторонним миром.

Это были целые мистерии!.. Как только слух о колдовском радении разлетался по деревне, все мигом прятались по хижинам, где тряслись от страха: еще бы, такое пришествие духов!

Кто знает, что у них на уме и чем их можно случайно прогневать… Ужас усугублялся адскими воплями, несшимися из сарая – шаман входил в транс, бился в жестоком припадке, вздымая пыль, рычал, выл разными голосами: духи вселялись в него, он делался живым перекрестком их встреч, бесед, раздоров, даже драк. И негры не смели шевельнуться и начинали выходить из оцепенения, а затем из хижин спустя полчаса-час после того, как рев и буйство стихали. За это время и сам собеседник призраков более или менее возвращался в человеческую норму.

Вот и в тот роковой день он сотворил очередной концерт со всеми душераздирающими выкрутасами, и жители деревни, как полагается, защемились по шалашам ни живы ни мертвы и, как обычно, начали оживать через час после того, как все кончилось.

По традиции первым входил в помещение вождь. Вошел он и в этот раз – в полной тишине – и сразу понял, что дело плохо.

Август лежал на земляном полу «тронного зала» так, что голова очутилась где-то меж коленей – и потом выяснилось, что никакими силами невозможно вернуть ее в прежнее положение.

Естественно, он был мертв. Демоны, навестившие его в этот раз, сшиблись так яростно, что человеческий организм не выдержал. А вождь сделал вывод, что колдун не выдержал груза двойного имени. Единственным, кто на это способен, оказался он, вождь.

Крепко подумав над всем этим, Ян-Франц решил не отягощать более никого этим бременем. Новый колдун не замедлил явиться – Август был человеком предусмотрительным, смену себе готовил заранее. Но бывший заместитель колдуна, заняв высокий пост, так и остался при своем африканском имени и умеренном числе демонов, благодаря чему, вероятно, поныне живет-здравствует и исполняет обязанности: вот он, один из двух приближенных…

* * *

Все это Гатлинг и Симпкинс узнали в переводе Ванденберга, который, возможно, что-то приукрасил, но суть, надо полагать, изложил верно.

Вождь рассказывал свою почти автобиографию солидно, неторопливо, с расстановками, покуда его подшефные чуть ли не всей деревней возились с барбекю, а прочие члены экспедиции отдыхали, знакомились с округой. Положение обязывает – поэтому руководители слушали сказания вождя, вежливо улыбались, кивали, хотя Реджинальд чувствовал себя как на иголках: связи-то с катером не было… Но, несмотря на беспокойство, он успел заметить, как у Яна-Франца I, при всех его царственных манерах, несколько раз во взгляде промелькнули какие-то бесовские искорки. «Врет где-то старый хрыч?..» – заподозрил Реджинальд, пожалев, что нет рядом супруги: она такие штуки просекала мигом.

Когда повесть завершилась, Гатлинг как можно изысканнее поблагодарил хозяина и попросил разрешения ненадолго отлучиться – супруга, мол, осталась на борту, надо проведать.

Вождь на это не менее любезно пробасил: приглашаем почтенную супругу присоединиться к празднеству… на что Реджинальд, секундно замешкавшись, соврал, что миссис Гатлинг не очень хорошо себя чувствует.

И вновь по некоей неуловимой повадке он угадал, что «король» все прекрасно понял, что церемонной белой женщине неловко смотреть на толпу голых черных людей… Поэтому, выслушав пожелания выздоровления миссис Гатлинг, Реджинальд с Симпкинсом поспешили к берегу, для страховки прихватив с собой Дэвиса.

В пути выяснилось, что Симпкинса обуревают примерно те же мысли, что и Гатлинга.

– …вот зачем он нам все это рассказал, а? – бурлил детектив. – Про миссионеров, колдунов и прочее? А?..

– Ну а ты-то сам как думаешь? – слегка хитрил Реджинальд, стремясь сначала услышать мнение компаньона.

– Как думаю? Да хотел показать, что не лыком шит. С белыми людьми дело имел, знает их. А ну-ка, думает, дай похвалюсь. Отлично! Вот и похвалился.

– М-м?.. Ну а хвалиться-то ему зачем надо?

– Ну, зачем! Дикари – они такие, разве ты не понял?

– Не знаю, не знаю, дружище… Вообще-то мне он показался слишком умным для того, чтобы просто так хвалиться.

– Мне тоже, – вдруг брякнул Джек. – Хитрый, паразит!

– Э, тоже мне умники! – с досадой вскричал Симпкинс. – Видите сложности там, где их нет.

– Да-да, – с иронией подхватил Гатлинг. – И змей здесь нет. Все просто.

– Ух ты, и верно ведь! А ну, хватит болтать, смотреть во все глаза!..

Но дошли благополучно. И на судне все оказалось в норме. Гринвуд с Кейрушем зорко мониторили обстановку, миссис Гатлинг сибаритствовала в каюте, одолевая очередной роман, что-то вроде «Тень белой розы» или «Огненная страсть» – набрала в Леопольдвиле чепухи для совершенствования во французском языке.

Поговорили о приглашении Яна-Франца; Вивиан отказалась наотрез, и Реджинальд не стал настаивать, хотя и подумал, что неплохо было бы, с ее-то проницательностью, понаблюдать за хитроумным вождем… но уж ладно, что есть, то есть.

– Хорошо, – сказал Реджинальд, – отдыхай. А мы пошли.

Гринвуд и Кейруш доложили, что смотрели бдительно, ничего особенного не произошло. Дважды проплывали туда-сюда самоходные баржи: пустая – против течения, груженая – вниз, к столице. Других признаков разумной жизни не наблюдалось. Зато неразумной…

– Здесь, похоже, какой только твари не водится, – мрачновато поведал Гринвуд, кивнув на реку. – Все время что-то плещет. И крокодилы небось, и еще черт-те что. И вы там смотрите с этими черномазыми. Кто знает, что у них на уме…

– Знаем, – недовольно прервал Симпкинс. – Не дурнее тебя. Ты тут сам не зевай, а мы там всегда начеку… Ну, идем, что ли?

– Идем, – кивнул Реджинальд.

* * *

Признаться, у него тоже грешным делом проскакивали худые мысли. Черт их знает, в самом деле, этих аборигенов, что у них на уме… В любом случае надо быть настороже.

Но не один он оказался такой предусмотрительный. Симпкинс был прав. Все понимали, что в джунглях свои законы, оружие держали на виду, чтобы погасить всякие лишние помыслы в зародыше. Может, это было и лишнее… но нет, пожалуй, не было.

Ближе к вечеру бычья туша наконец-то оказалась готова. Реджинальд малость опасался того, какой вкус будет у этого блюда, готовил себя ко всему. Однако обошлось. Жареное мясо оказалось просто жареным мясом, разве что заметно жестковатым. Ну а в целом вышел пир горой, все племя собралось на большой поляне, где ради такого случая развели костры уже не ради кухни, но ради праздника. Стемнело быстро, как это бывает в тропиках, костры пылали грозно и величественно – зрелище впечатлило даже белых. Ну а туземцы, те осторожно скалились в робком восторге, не смея радоваться без разрешения вождя.

И оно не замедлило состояться.

– Угощайтесь! – Ян-Франц широко и щедро повел толстенной ручищей. Брошь Бен Харуфа на его груди сверкнула разноцветными стеклышками.

Ясно было, что для подданных местного царька такое дармовое пиршество – редчайший счастливый случай, и они ему безумно рады. Быка сожрали со сверхъестественной быстротой, причем с соблюдением иерархических формальностей: женщинам, детям и мужчинам видом поплоше досталась большей частью ливерная требуха, рядовым членам племени – второсортное мясо, а вождю, его приближенным и гостям, сидевшим особой группой, подали лучшее, то есть филейные части, печень, мозги, от которых гости постарались отказаться, ну а вождь и приближенные слопали их в один присест. Блюдо сопровождалось и алкоголем, мутной желтоватой брагой, сделанной черт-те из чего.

Члены экспедиции заранее договорились, что со спиртным будут очень осторожны. И едва пригубили, нашли, что, в сущности, это обычная бормотуха вроде той, что ведрами жрут «реднеки» в Оклахоме или Айове – это Хантер так нашел, он сам был родом из Канзаса, детство провел на ферме. Гринвуд оживился, сказал, что он тоже оттуда же родом, но его родители, да и все предки – суровые пуритане, ни к спиртному, ни к табаку в жизни не прикасались.

В общем, с бражкой поосторожничали, а говядина как говядина, ее навернули от души, успев порядком проголодаться. Реджинальд от других не отставал, а вчистую расправившись с несколькими здоровенными ломтями, ощутил, что не только сыт, а вроде бы даже слегка и пьян.

Ну а местные, те вправду захмелели, тяжкая длань Яна-Франца над ними вроде бы милостиво полегчала, и пошло веселье, песни, пляски вокруг костров, отчего и плясуны, и зрители входили в раж, неистовствовали, вопили, причем не вразнобой, а строго подчиняясь какому-то ритму – сначала скакали только заводилы, а потом, глядя на них, вскакивали прочие, и вот почти вся толпа негров вошла в сумасшедший, по-своему завораживающий, магический пляс под барабанный бой, отчего закипала в жилах кровь – и нет сомнения, что этот ритм – наследие давно забытых предков. Забытых, но живых! – вот они, вот их зримое присутствие в текущей плоти этого мира. Да!..

Такие неясные мысли, порожденные кипением крови, вдруг пронеслись в мозгу Реджинальда Гатлинга. На миг вдруг захотелось самому вскочить, превратиться в дикаря, отдаться бесшабашному безумию, скакать, вопить, беситься… Но, разумеется, он удержал этот порыв.

Осмотревшись, он подозвал Ванденберга:

– Любопытное зрелище?.. Согласен, сам смотрю с интересом. Однако пора к делу. Будем разговаривать с вождем.

Тот смотрел на своих с улыбкой, как взрослые смотрят на забавы малышей. К Ванденбергу склонился с готовностью, на вопрос ответил охотно:

– Немного подождем. Скоро все стихнет.

Вождь знал, что говорил. Колоссальный выброс энергии требовал затем почти полной отключки. Выглядело это занятно и даже поучительно: враз оборвался бой тамтамов, враз попадали наземь плясуны – ни дать ни взять марионетки, у которых внезапно отпустили нити. Вот тогда вождь и повернулся к Реджинальду.

Толстые губы изогнулись в улыбке другого рода, не снисходительной, но любезно-дипломатической:

– Теперь можем и поговорить.

Реджинальд кратко растекся о том, как приятно быть гостем столь мудрого вождя, после чего быстро перешел к делу. Сообщил, что их экспедиция изучает самые отдаленные, загадочные пространства… решил блеснуть и назвал на местном языке ту территорию, куда они должны отправиться – название предусмотрительно выяснил у Бен Харуфа.

Странное дело! Как только прозвучало то словечко, в глазах вождя сверкнула знакомая уже искорка. Сверкнула и пропала, точно не было ее. Но была. Точно! Никаких сомнений.

– Вы бывали там, достопочтенный вождь?

– Нет, – спокойно ответил тот. – Слышал о них, но бывать не доводилось.

– А что вы слышали? Нам очень интересно это знать, понимаете!..

Вождь понимал, но так как слыхал немногое, то и рассказать толком не смог. Что там? Джунгли, примерно такие же, как эти. Как-то так.

Реджинальд постарался ухватиться за эти слова.

Но если так, – осторожно начал он, то наверняка людям ужаемого племени там все окажется знакомым, они будут чувствовать себя как дома?.. Ну и отсюда дальнейшая мысль: не соизволит ли почтенный вождь выделить экспедиции четыре-пять крепких молодых мужчин в качестве рабочей силы?

Мистер Гатлинг намеренно не стал ничего обещать за этих парней – пусть вождь первым начнет торговаться.

Но тот искусно обошел препятствие.

– Ну что ж, – спокойно молвил он. – Давайте потолкуем.

И выжидательно умолк. Пришлось-таки Реджинальду первому заводить тему условий договора.

Ян-Франц торговался разумно, вполне сознавая, что главный белый человек, если не сойдутся в цене, может отчалить и без местных, обойдясь теми, кто уже есть, – и Реджинальд знал, что вождь это знает, и умело играл на данной струне… Так и договорились.

К бельгийским франкам Ян-Франц чувствовал мало почтения и, наверное, был прав. Здесь, в джунглях, от продуктов и вещей пользы куда больше, чем от цветных бумажек. Одним словом, договорились: имущество в обмен на рабсилу.

На этом, подумал Гатлинг, вопрос вроде бы закрылся. Однако вождь внезапно разразился дополнительной речью, которую Ванденберг сперва переводил с натугой, но потом втянулся и пошел чеканить как по-писаному. Суть же речи заключалась в следующем.

В дальнем пути наши люди – говорил вождь – наверняка столкнутся с чем-то неизведанным. Возможно, с такими духами, которых тут нет. У вас-то, белых людей, есть защитные имена, а у наших нет. Следовательно, это надо сделать. Правда, проповедника сейчас нет… Кстати, среди вас никто не проповедует?.. Нет? Ну ничего страшного. Наш колдун справится не хуже. Вот завтра эту процедуру и обстряпаем, после чего можно в путь. Если хотите, можете присутствовать.

Гости не стали вникать в мотивы и алгоритмы умозаключений Яна-Франца и пожелали при церемонии присутствовать.

* * *

Наутро, после благополучной ночевки на катере, в деревню отправились Реджинальд, Ванденберг, Йенсен, Редуотер, Хантер, Борисов. Прочие заявили, что им шаманские радения на фиг неинтересны, за исключением Вивиан, но она не могла идти по моральным соображениям.

В поселке все уже было готово к церемонии. Жители в благоговейном страхе попрятались по шалашам, а в «тронном зале» визитеров ожидали вождь, колдун и пятеро парней, явно трясущихся в глубине души, но старающихся внешне сохранять спокойствие – негоже мужчине быть трусом.

Колдун – сравнительно упитанный, даже мускулистый негр уже немолодых лет, с резко выступающей челюстью, с крупными медными кольцами в мочках ушей, – держался с почтением к вождю, но и явно с осознанием собственного колдовского достоинства, тем более что сегодня он был героем дня.

И выступил он в центр «залы» с некоторой барственной ленцой: мол, надоело, конечно, этим заниматься, но раз просят, так уж ладно, – примерно это говорил его вид.

И мертвая тишина воцарилась вокруг. Заметно напрягся вождь на троне. Пятеро юношей – те и вовсе дышать боялись… Да и белым сообщилась взрывоопасность этих секунд, они притихли, подсобрались. Колдун остановился в центре, как-то разминочно встряхнулся, словно боксер или борец перед схваткой – и застыл. Глаза его были закрыты.

«Что будет?..» – промелькнула мысль у Реджинальда. Поначалу ничего не было. Колдун стоял, царило безмолвие. Вроде бы даже не двигался никто.

И вдруг все тело колдуна сверху вниз точно молния пронзила.

Гатлинг обомлел. Он такого отродясь не видел. Это невозможно было сделать самому! Этого не было во вчерашних плясках. Да, вчера негры вычурно извивались, выкидывали всевозможные коленца, но видно было, что это вполне человеческие движения, что работают те или иные группы мышц. А тут будто незримая сила жестко вонзилась в тело, встряхнула его, оно стало куклой в ее власти. Колдуна невероятно выгнуло дугой – вперед – и тут же швырнуло назад.

Реджинальд не мог оторвать глаз. Он похолодел, совершенно физически: холод пролился по спине. И это все при том, что шамана покуда корчило беззвучно. Но вот его, уже упавшего, подбросило так, что увидишь – не поверишь. И в этот миг он исторг из себя чудовищный вопль.

Пятеро молодых негров уткнулись лицами в колени, позабыв о мужском реноме – видно было, что они готовы сжать себя до размеров атома. Да и белые-то остолбенели, застывшими взглядами следили, как колбасит чернокожего. «Не может быть! Не может быть!» – одна мысль куполом накрыла всех. Очевидное – невероятное, иначе говоря.

А шамана трепало так, точно невидимые руки-ноги лупили его во всю дурь. И орал он, собачий сын, на разные голоса, то басом, то визгом, то так, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Ну точно! – легион духов сшибся в нем, и всем что-то надо, и их страшные силы пучили, корчили его, выворачивали наизнанку. И даже вождь, храня в целом царское достоинство, заметно вцепился пальцами в подлокотники.

Как резко это началось, так же обрывом и закончилось. Шаман вытянулся в струну, дернулся и вдруг весь как-то обмяк, закатив глаза. В первый миг даже подумалось: а не откинул ли ходули?.. Но нет, просто впал в обморок, из коего вышел через минуту-полторы.

Еще спустя минут пять он обрел способность говорить – но не смог внятно сказать, договорился с демонами или нет. Духи были не в духе – невольно скаламбурил в переводе Ванденберг. Они огрызались, устроили перебранку, даже подрались…

– Ну, это видно было, – криво усмехнулся Хантер.

Да. И единственное, что можно трактовать со знаком «плюс» – то, что один из духов якобы сказал нечто вроде: ну, ладно, там посмотрим!

Вождь так и ухватился за этот слабоватый плюс:

– Ну это же хорошо! – воскликнул он. – Ты разве не знаешь, что духи не любят говорить прямо?

– Знаю… – проскрипел местный Калиостро, все еще валяясь на земле: набирался от нее сил, как Антей.

– Духи говорят так, что их слова надо разгадывать, – убежденно продолжал вождь. – А тут и разгадывать-то почти не надо. «Там посмотрим» – это, по сути, разрешение. Да, это очень хороший знак!

Ян-Франц вдохновился. Встал с затрещавшего трона, подошел к пятерым молодым подданным, потихоньку начинавшим отходить от пережитого, но все еще скрюченным и трепещущим. Подошел и пять раз властно ткнул пальцем:

– Жорж! Поль! Пьер! Марк! Шарль! – Как будто выстрелил пять раз.

Так он дал им вторые имена.

После этого все завертелось быстро. Пятерым командированным собраться было, что голым подпоясаться – в буквальном смысле. Мудрый вождь, очевидно, щадя чувства незнакомой ему миссис Гатлинг, велел им надеть набедренные повязки побольше. А вот насчет продуктов никаких распоряжений не сделал, отлично понимая, что его люди что на реке, что в джунглях способны обеспечить себя подножным кормом. Зато выделил им плавсредство.

Выяснилось, что у племени имеется свой речной флот из нескольких челноков и плотов, и даже есть «порт» – отчасти естественная, отчасти искусственно расширенная заводь повыше по течению. Один из этих плотов – довольно солидное сооружение из толстых бревен длиной метров семь-восемь и даже с «каютой», шалашиком из соломы, – следовало взять на буксир.

Все это сделали в течение часа, а может, и быстрее. Реджинальду и вовсе показалось, что время мелькнуло призрачно: раз – и вот уже катер малым ходом выходит из заводи, таща за собой плот. Жорж, Марк и прочая братия деловито возились вокруг «каюты», что-то там устраивая. Вышли, дизель застучал пободрее, развивая ход, пошел по фарватеру, и вскоре залив скрылся из вида. По обеим сторонам потянулись дикие, покрытые непроходимыми зарослями берега.