Текст книги "Мадикен (сборник)"

Астрид Линдгрен
Мадикен (сборник)

Astrid Lindgren

Madicken

1960

Madicken och Junibackens Pims

1976

First published by Rabén & Sjögren, Stockholm

Madicken © Text: Astrid Lindgren 1960 / Saltkråkan AB

Madicken och Junibackens Pims ©Text: Astrid Lindgren 1976 / Saltkråkan AB

© Стреблова И. П., перевод на русский язык, 2015

© Демидова Н. Ю., иллюстрации, 2015

© Оформление, издание на русском языке. ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2015

Machaon®

* * *

Мадикен

Летний день в Юнибаккене

Мадикен живёт в большом красном доме возле речки. Ещё там живут мама и папа, сестричка Лисабет, чёрный пудель Сассо и котёнок Гося. Да ещё Альва. Мадикен и Лисабет живут в детской, Альва в комнате для прислуги, Сассо в прихожей, где стоит его корзинка, а Гося на кухне около плиты. Мама живёт во всём доме, где угодно, и папа тоже, но только он каждый день уходит в газету, сидит там и пишет, чтобы людям было что почитать.

По-настоящему Мадикен зовут Маргаритой. Но когда она была маленькой, она сама переиначила своё имя. Сейчас она уже большая, ей скоро исполнится семь, но она так и осталась для всех Мадикен. А Маргаритой её называют только тогда, когда она что-нибудь натворит, и ей строго выговаривают за провинность. И называют её так довольно часто.

Элисабет всегда зовут Лисабет, она не доставляет старшим столько хлопот, и её гораздо реже приходится отчитывать. Зато у Мадикен на уме одни проказы, а что из них получится, она наперёд не думает и только уж после начинает жалеть и раскаиваться.

Мадикен очень хочет быть хорошей и послушной девочкой, но у неё никак не получается!

– Что за ребёнок! – говорит Линус Ида. – Больно скора на проказы. Поросёнок моргнуть не успеет, а у неё уже раз – и готово!

Сущую правду говорит Линус Ида!

Линус Ида приходит в дом по пятницам стирать и мыть полы. Сегодня тоже пятница, и Мадикен сидит на мостках и смотрит, как Линус Ида полощет в речке бельё. У Мадикен радостно на душе, у неё полный кармашек жёлтых слив – бери и ешь сколько хочешь. Мадикен болтает ногами в воде и поёт Линус Иде песенку:

 
А Б В Г
Снег был на дворе,
Кошка по снегу прошла –
То, мой друг, любовь была,
 
 
Д Е Ж З
Рассказала мне,
Рассказала мне она,
То любовь была.
 

Эту песенку Мадикен придумала почти что сама. Кусочек взяла из маминой старой «Азбуки», кусочек – из песни, которую за стиркой всегда поёт Альва. Песенка получилась что надо и очень подходящая – как раз чтобы под неё полоскать бельё и есть сливы. Но Линус Ида думает иначе.

– Это что ещё такое! – говорит она. – Неужели ты не знаешь хороших песен, чтобы спеть по-людски?

– По-моему, это хорошая песня, – говорит Мадикен.

Но Идины песни лучше!

– Идочка, миленькая! Спой, пожалуйста, про железную дорогу Иисуса Христа, по которой едут в рай.

Но Линус Ида отказывается петь, когда полощет. Не хочет – и ладно! Потому что, как ни любит Мадикен песню про железную дорогу Иисуса, она никогда не может слушать её без слёз. Вот и сейчас – только Мадикен о ней подумала, как притихла и на глаза у неё навернулись слёзы. Это очень грустная песня про девочку, которая думала, что можно сесть на поезд и поехать на небеса, а там бы она встретила свою маму, которая умерла… Нет, сейчас Мадикен и думать об этом не хочет! У Линус Иды все песни такие печальные. Мамы в них умирают, и тогда папы возвращаются домой, и ужасно раскаиваются, и клянутся, что больше никогда не будут напиваться пьяными… да уже поздно – раньше надо было спохватываться!

Мадикен тяжело вздыхает и принимается за следующую сливу. Ах, как она рада, что её мама жива и что она, как и прежде, живёт в их красном домике! Каждый вечер, ложась спать, Мадикен после обычной молитвы прибавляет от себя ещё одну – о том, чтобы они с Лисабет, и мама, и папа, и Альва, и Линус Ида отправились бы на небо сразу все вместе. Хотя лучше всего было бы вообще никуда не отправляться, потому что им и тут всем очень хорошо живётся. Но об этом Мадикен не решается просить Бога, а то как бы он ещё не рассердился!

Линус Ида любит, чтобы над её песнями плакали.

– Слушай, Мадикен! Слушай хорошенько! – приговаривает Линус Ида. – Будешь, по крайней мере, знать, как плохо живётся бедным детям, не то что тебе. Ты-то у родителей как жемчужинка в золотой оправе.

Мадикен и впрямь живёт, как жемчужинка в золотой оправе. У неё есть и мама, и папа, и Лисабет, и Аббе Нильсон, и живёт она в Юнибаккене[1]1
  Юнибаккен (шв.) – дословно: Июнь-горка. – Здесь и далее прим. пер.


[Закрыть]. Лучшего места, чем это, нигде на свете не найдёшь! Если бы кто-нибудь попросил Мадикен описать, как оно выглядит, она бы, наверное, ответила приблизительно так:

«Ну, обыкновенный красный дом. Просто дом как дом. Самое лучшее в нём – кухня. Мы с Лисабет играем в дровяном чулане, а ещё мы помогаем Альве, когда она печёт… Впрочем, нет! Лучше всего – на чердаке. Мы с Лисабет играем там в прятки, а иногда наряжаемся каннибалами и играем, будто мы людоеды. На веранде тоже здорово. Там мы играем в пиратов и лазаем через окно, как будто это корабль и мы карабкаемся на мачты. Вокруг дома у нас растут берёзы, я по ним лазаю, а Лисабет не может – она ещё мала лазать по деревьям, ей только пять лет. Иногда я забираюсь на крышу дровяного сарая. У забора рядом с участком Нильсонов стоит длинный красный дом, там у нас дровяной сарай, и столярная мастерская, и прачечная, и комната с катальным станком для белья. Если забраться на дровяной сарай, то видно, что делается в кухне у Нильсонов. И ещё бывает очень весело крутить катальный станок, когда Альва и Линус Ида катают бельё! Ну а лучше всего, конечно, река! Нам разрешают ходить по мосткам, под ними неглубоко, а дальше нельзя – там начинается глубина. С другой стороны дома – улица. Там у забора растёт сирень, и нас за ней не видно. Можно спрятаться за кустами и слушать, о чём говорят прохожие. Правда, шикарно?»

Вот так примерно ответила бы Мадикен, если бы её спросили про Юнибаккен.

Иногда она и в самом деле сидит, притаившись, в кустах сирени и слушает, что говорят прохожие.

Сколько раз Мадикен слышала их слова: «Вы только поглядите, какая прелестная малютка!»

Мадикен уже не маленькая и не относит на свой счёт эти восторги, но очень радуется, когда хвалят её младшую сестрёнку. Лисабет так мила, что все ею восхищаются, даже Линус Ида. Та про неё говорит:

– Право слово! Девчонка такая красавица, что просто беда!

– Да ещё и сладенькая! – отзывается Мадикен и кусает сестру за ручку, но только чуть-чуть. И Лисабет заливается хохотом, словно Мадикен её пощекотала. Уж такая она вся мягонькая, такая нежненькая и сладкая! Но Лисабет ещё и зубастенькая: ам! – и укусила сестру прямо в щёку.

– А ты вкусненькая, как огурчик, – говорит Лисабет и хохочет ещё заливистей.

В Мадикен совсем нет ничего мягонького, нежненького и сладкого. Зато у неё хорошенькое, смуглое от загара личико, открытый взгляд голубых глаз и густые каштановые волосы. Она прямая, как струнка, тоненькая и ловкая, как кошка.

– Она у нас только по ошибке уродилась девочкой! – говорит Линус Ида. – Право слово, из неё бы получился хороший мальчишка, не сомневайтесь!

Мадикен вполне довольна, какой она уродилась.

– Я похожа на папу, – говорит она, – и, значит, всё будет шик-блеск. Раз я в папу, то непременно женюсь.

Эти слова приводят Лисабет в смятение – а как же тогда она? Вдруг она не женится? Она ведь вылитая мама, все так говорят!

По правде сказать, Лисабет равнодушна к вопросу о женитьбе, но раз Мадикен собирается жениться, то надо и ей. Лисабет хочет, чтобы у неё всё было точь-в-точь как у Мадикен.

– Мала ты ещё об этом задумываться, – говорит Мадикен и гладит её по головке. – Погоди, пока подрастёшь и пойдёшь в школу, как я.

Про школу Мадикен немножко прихвастнула, в школу она не ходит, её ещё только записали в первый класс, и занятия начнутся через неделю. Однако можно сказать, что она без пяти минут школьница.

– Может быть, я ещё и не женюсь, – говорит Мадикен, чтобы утешить сестрёнку.

В глубине души она не очень понимает, какой толк в женитьбе, она ни на ком не согласна пожениться, кроме Аббе Нильсона, это решено уже твёрдо. Впрочем, Аббе об этом пока что не знает.

Линус Ида дополоскала последние вещи, а Мадикен доела все сливы. И тут, откуда ни возьмись, прибегает Лисабет. Она была на веранде и играла с Госей. Потом Гося ей надоела, и она прибежала на мостки узнать, что нового придумала Мадикен.

– Мадикен, – спрашивает Лисабет, – что мы будем делать?

 
Двух кошек запрягай,
Через море поезжай,
Смотри не свались,
За хвосты держись! –
 

говорит Мадикен. Она знает, что так полагается отвечать, потому что так всегда отвечает Аббе.

– Ха-ха-ха! А я так и сделала, – смеётся Лисабет. – Я держала Госю за хвост, когда была на веранде!

– Ах так! Тогда я тебя поколочу, – говорит Мадикен. – Я же тебе сказала! Если будешь таскать Госю за хвост, я тебя поколочу.

– А вот и нет! – говорит Лисабет. – Я даже ни одного разочка не дёрнула. Я только подержала Госю за хвостик, а она стала вырываться и сама себя потянула.

Тут Линус Ида очень строго посмотрела на Лисабет.

– Разве ты не знаешь, Лисабет, что ангелы Господни плачут, если люди обижают животных, и тогда начинается проливной дождь?

– Ха-ха! – смеётся Лисабет. – А дождя-то нету!

Действительно, дождя нет и в помине. Солнышко припекает, от клумбы с душистым горошком веет нежным ароматом, в траве жужжат шмели, и тихо струится протекающая мимо Юнибаккена река. Мадикен болтает ногами в тёплой воде и, кажется, всем существом чувствует – вот оно, лето!

– Право слово, жарища какая-то несусветная, – говорит Линус Ида, отирая пот со лба. – Будто я полощу бельё не в Швеции, а где-нибудь в Африке, на Ниле!

Больше Линус Ида ничего не сказала, но для Мадикен этого достаточно: в ней точно кнопку нажали и что-то там щёлкнуло. Она ведь так скора на выдумки, что не успеет поросёнок и глазом моргнуть, у неё уже готово – придумано.

– Ой, Лисабет! А я знаю, что мы будем делать! Вон там, в тростнике, мы будем играть в младенца Моисея[2]2
  В Библии о рождении пророка Моисея рассказывается так: египетский фараон, считая, что народ сынов Израилевых многочисленнее и сильнее египтян, повелел всякого новорождённого у евреев сына бросать в реку. Мать младенца Моисея три месяца укрывала его от глаз фараоновых слуг, «но, не могши долее скрывать его, взяла корзинку из тростника, и осмолила её асфальтом и смолою, и положила в неё младенца, поставила в тростнике у берега реки…». И когда дочь фараонова вышла на реку мыться, она увидела корзинку среди тростника и послала свою рабыню взять её. Открыла и увидела плачущего младенца; она сжалилась над ним и взяла его себе вместо сына.


[Закрыть].

Лисабет так и запрыгала от восторга:

– Можно я буду Моисеем?

Линус Ида хохочет:

– Ай да младенец Моисей нашёлся!

Но Линус Иде пора развешивать бельё, и Мадикен с Лисабет остаются одни на берегу Нила.

По вечерам, после того как в детской погасят свет и в комнате делается темно и тихо, Мадикен рассказывает разные истории, а Лисабет слушает. Это бывают истории «о привидениях, убийцах и о войне», но тогда Лисабет перебирается из своей кроватки к Мадикен, чтобы не так было страшно. А иногда Мадикен рассказывает библейские истории, которые узнала от Линус Иды. И Лисабет хорошо знает, кто такой Моисей, как его положили в корзинку и бросили в реку, а потом пришла дочь фараона, принцесса Египетского царства, и нашла его в тростнике. Очень интересно поиграть в младенца Моисея!

На берегу у самой воды стоит бадья – как раз то, что надо для игры! Лисабет сразу полезла туда.

– Нет, – говорит Мадикен, – так нельзя. Надо её стащить в воду, а то какой же это будет Моисей в тростнике! А ну-ка вылезай, Лисабет!

Лисабет послушно вылезает, и Мадикен стаскивает бадью в воду. Бадья тяжёлая, но Мадикен сильная девочка. По берегам речки редко где можно встретить тростник, а тут он есть возле прачечной. Если бы не его густые заросли, с мостков Юнибаккена видны были бы мостки Аббе Нильсона, но тростник их заслоняет. Для Мадикен это огорчение, а маме нравится. Мама, кажется, считает, что чем меньше видишь Нильсонов, тем лучше. Поди пойми её! Ведь для чего у людей глаза, как не для того, чтобы всё видеть. Зато сейчас тростник пригодился для Моисея. Очень удачно, что он тут вырос!

Ох, как трудно тащить бадью! Девочки раскраснелись от натуги, но затащили её в самую серёдку зарослей. Лисабет быстро залезла и стала устраиваться, но, едва усевшись, вдруг притихла, на лице у неё отразилось беспокойство.

– Знаешь что, Мадикен, – говорит Лисабет, – а у меня штанишки намокли.

– Подумаешь! Скоро просохнут, – говорит Мадикен. – Вот я тебя спасу, они и высохнут.

– Уж ты поскорей меня спасай, – говорит Лисабет.

Мадикен обещает поторопиться. Ну вот, всё готово для игры, и можно бы начинать. Но, взглянув на своё ситцевое в полосочку платье, Мадикен поняла, что дочь фараона не могла носить такое, а ей хотелось всё сделать по-взаправдашнему.

– Ты тут немного подожди, – говорит Мадикен. – Я скоро приду, вот только сбегаю к маме.

Но мамы не оказалось дома, она ушла на рынок. Альва зачем-то отправилась в подвал. Никого не застав, Мадикен решила сама поискать себе царское платье. Она осмотрелась кругом, не найдётся ли чего-нибудь подходящего. Глядь, в спальне висит на крючке мамин халат – голубенький такой, шёлковый! Мадикен примерила – замечательно! Как раз то, что нужно. Наверное, в древности дочь фараона пришла на берег реки точно в таком одеянии. А на голове у неё, скорее всего, была прозрачная фата… Мадикен порылась в бельевом шкафу и нашла белую кружевную занавеску для кухонного окна. Ах, какая же она красивая, просто дрожь берёт! Вот так, должно быть, и выглядела дочь фараона!

Лисабет тем временем, очень довольная, дожидалась её в бадье. Всё было хорошо, только вот немножечко мокро. Тростник покачивался от ветра, среди него мелькали синие стрекозы, а в воде сновали под бадьёй маленькие-маленькие уклейки. Лисабет, разглядывая их, перевесилась через край.

А вот и Мадикен шлёпает по воде в мамином халате! Она подоткнула его повыше и перевязалась поясом под самыми подмышками. Лисабет посмотрела и тоже нашла, что Мадикен в халате – вылитая дочь фараона. Девочки радостно засмеялись. Вот теперь-то уж можно начинать игру!

– Это ты, малютка Моисей, тут лежишь? – спрашивает Мадикен.

– Ага! Это я лежу, – отвечает Лисабет. – Можно я буду твоим ребёночком?

– Конечно, можно! – отвечает Мадикен. – Только сначала я спасу тебя из бадьи. И кто же это тебя сюда положил?

– А я сам сюда залез, – говорит Лисабет.

Но Мадикен делает строгое лицо и шёпотом поправляет:

– Меня положила сюда мама, чтобы фараон не мог меня убить.

Лисабет послушно повторяет подсказку.

– Скажи, малютка Моисей, а ты ведь правда обрадовался, что будешь жить у меня, когда увидал, какая я нарядная?

– Очень обрадовался, – соглашается Лисабет.

– Ты тоже будешь таким нарядным, – говорит Мадикен. – Тебе тоже дадут новое платье.

– И сухие штанишки, – прибавляет Лисабет. – Знаешь что, Мадикен! По-моему, бадья дырявая.

– Тише, – говорит Мадикен. – А то смотри, Моисей, как приплывут крокодилы! Они кушают маленьких деток. Давай-ка я тебя лучше спасу, пока не поздно.

– Каттегоритчески! – отвечает Лисабет.

Однако оказывается, что спасать малых детей из Нила не так-то просто. И Мадикен в этом очень скоро убедилась. Лисабет тяжёлым мешком повисла у неё на плечах, халат волочится по воде и путается в ногах.

– Ох, как тут много крокодилов! – стонет Мадикен. Она еле тащится к берегу. – Пожалуй, лучше отнесу тебя к мосткам Нильсонов, туда всё-таки ближе.

– А вон и Аббе, – говорит Лисабет.

Мадикен останавливается как вкопанная.

– Вот как! – говорит она. – Давай-ка слезай, Лисабет, ты и сама дойдёшь!

Но Лисабет не соглашается:

– Нет, не дойду. Ведь я же малютка Моисей.

И она ещё крепче стискивает руками шею Мадикен, изо всех сил стараясь удержаться.

– Боюсь! Там каркадилы! – уверяет она Мадикен.

– Да нету здесь никаких крокодилов! – возражает Мадикен. – Чур, я не играю. А ну-ка слезай!

Но Лисабет не желает слезать, и Мадикен начинает сердиться. Ручки Лисабет сдавили ей шею. Если бы не мамин халат, Мадикен легко могла бы их отцепить. Халат волочится за нею по воде, его надо всё время придерживать руками. А руки у неё заняты. Тогда она начинает подпрыгивать, чтобы стряхнуть прицепившуюся Лисабет.

На Нильсоновых мостках стоит Аббе и смотрит. Ему-то хорошо!

– Смотри не скакни в Бездонную яму, – предостерегает он Мадикен и сплёвывает в воду.

Мадикен и без него знает, что возле Нильсоновых мостков есть обрыв, она и сама помнит про Бездонный омут. Но сейчас она так сердита, что ей не до того – только бы скинуть эту Лисабет! Она делает скачки и брыкается, как дикая лошадка, не глядя, куда её занесёт.

– Боюсь каркадилов!.. – пищит Лисабет.

Но вдруг писк обрывается… Звонкий плеск – и Мадикен со своей ношей проваливается с головой в Бездонный омут…

И может быть, всё на этом было бы кончено – они бы там захлебнулись, и не стало бы в Юнибаккене двух девочек, – если бы не Аббе. Аббе преспокойно берёт багор, который оказался у него под рукой, запускает его в Бездонный омут и вытягивает из воды с уловом – на крючке трепыхаются две насквозь мокрые девчонки.

Они выкарабкиваются на мостки. Лисабет ревёт и подвывает, как привидение.

– Да тише ты! Не реви, Лисабет! – говорит ей Мадикен. – А то нас никогда больше не отпустят к реке.

– А чего ты меня затащила в Бездонный омут! – гудит в ответ Лисабет. Ишь, дескать, чего захотели, чтобы она так вот сразу и перестала реветь. Она только ещё входит во вкус!

Сердито уставясь на Мадикен, она говорит:

– Всё скажу мамочке!

– Ой, ябеда-беда! – говорит Мадикен.

И только тут спохватывается, что мокрая тряпка, которая её облепила, – это ведь мамин халат. Уж он-то обо всём расскажет, даже если Лисабет и не наябедничает.

– Пойдёмте-ка со мной, девчонки! – говорит Аббе. – Будет вам обеим по крендельку.

Аббе – удивительный человек! Мало того, что ему пятнадцать лет и он может вытащить человека багром из воды, но он ещё умеет печь сахарные крендельки и сам продаёт их на базаре. Вообще-то печь крендельки полагалось бы его папе, а торговать на базаре маме, но по большей части и то и другое достаётся делать ему. Мадикен очень его жалеет, потому что Аббе мечтает стать моряком и плавать по бурным морям, где бушуют ураганы, а вовсе не о том, чтобы печь крендельки. Но вот приходится! А что поделаешь, раз его папа тоже не хочет печь. Слушая грустные песни Линус Иды про бедных детей, у которых «папашечка в кабак тащится», Мадикен думает, что в них поётся про дядю Нильсона. Правда, дядя Нильсон тащится в кабак только по субботам, но Аббе-то всю неделю напролёт должен печь крендельки, вместо того чтобы плавать но бурным морям, где бушуют ураганы. Бедный Аббе!

После купания в Бездонном омуте человеку в самую пору полакомиться сахарным крендельком! Лисабет умолкла. Она грызёт кренделёк и с удивлением разглядывает своё мокрое платьишко.

– А ты же говорила, Мадикен, что спасёшь меня и я сразу высохну. Вот тебе и на!

Но когда мама приходит домой, на кухне её встречают две совершенно обсохшие и переодетые девочки. Усадив пуделя Сассо в дровяной чулан, они играют, как будто он у них дрессированный лев и Мадикен выступает с ним в цирке. Альва и Лисабет изображают зрителей. Билет на представление продаётся за два эре, но это понарошку – вместо монет служат простые пуговицы.

– Это потому, что лев тоже ненастоящий, – говорит Лисабет. – Поэтому можно платить пуговицами.

Под яблонями в саду сушатся на верёвке свежепостиранные наволочки и полотенца, а среди них два маленьких платьица и голубой халат.

Мама целует Мадикен, целует Лисабет и принимается выгружать из корзинки покупки.

– Я думаю, что сегодня на обед можно сварить суп, – говорит она Альве, выкладывая на кухонный стол морковку, цветную капусту и лук-порей. – А на второе сделаем блинчики.

Затем мама обращается к дочкам:

– Ну, чем вы тут без меня занимались?

На кухне воцаряется тишина, Лисабет испуганно смотрит на Мадикен. А Мадикен опускает глаза и так внимательно разглядывает большой палец на своей ноге, как будто никогда его раньше не видела.

– Ну, так что же вы без меня делали? – повторяет мама.

– Мы стирали и полоскали свои платьица, – нехотя отвечает Мадикен. – И твой халат тоже постирали… Хорошо мы сделали?

– Маргарита! – произносит мама с особенным выражением.

За окном на бельевой верёвке раскачивается под дуновением ласкового ветерка выстиранное бельё, а из дома Нильсонов доносится бодрая песня:

 
Весело нам на волнах океана,
Вольным, как птицы в просторе небес…
 

Это поёт Аббе, разделывая новую порцию крендельков.

Рикард

Мадикен уже ходит в школу, ей там нравится. Как это здорово, когда у тебя есть букварь, обёрнутый в зелёную бумагу с надписью «Маргарита. Класс 1а». Именно «Маргарита», а не «Мадикен». Какая же она Мадикен, если стала школьницей! Как здорово, если есть у тебя грифельная доска, и к ней губка на шнурке, и бутылочка из-под жидкости для волос, куда налита вода. Из бутылочки можно побрызгать на доску и всё стереть, и тогда она снова станет чистой. Здорово, когда у тебя есть грифели, и пенал, в который их прячут, и парусиновый ранец, в который можно положить пенал. Ну а самое замечательное, что в «Азбуке» есть петушок. Петушок выбрасывает монетки в пять эре, они с треском вылетают, если ты хорошо учишься и прилежно готовишь уроки.

Да уж, учиться в школе и правда очень здорово! В первый же день Мадикен со вздохом говорит:

– Ох! Ну кому это, спрашивается, нужны рождественские каникулы!

До Рождества ещё целых четыре месяца, а всё-таки жаль!

Мадикен всем показывает «Азбуку», и грифельную доску, и пенал, показывает их маме, и папе, и Лисабет, и Линус Иде, и Альве, и Аббе Нильсону. Она даёт Альве полистать «Азбуку» и пописать немножко на грифельной доске, но при этом Альве приходится выслушать много наставлений.

Каждое утро, когда Мадикен уходит в школу, Лисабет провожает её до двери и мечтает о том, как было бы хорошо, если бы и она могла пойти в школу с таким хорошеньким ранцем за спиной. Потом Лисабет ждёт сестру, и время тянется для неё так медленно! Когда наконец Мадикен приходит домой, то тут оказывается, что ей ещё надо учить уроки. Мадикен сидит в детской и читает громко, на весь дом.

– И, О, У, – читает Мадикен, – И, О, У.

Лисабет не может понять, почему это надо так долго читать одно и то же: И, О, У, – но ведь она ещё не школьница.

Каждый день папа за обедом спрашивает:

– Ну что, Мадикен? Как дела в школе?

– Шик-блеск! – отвечает Мадикен. – Я лучшая ученица в классе.

– Кто же это сказал? – интересуется мама. – Ты или учительница?

– Мы обе так считаем, – говорит Мадикен.

Мама и папа переглядываются с довольным видом, знай, мол, наших! Зря они раньше беспокоились – школа даже из такой шалуньи, как Мадикен, может сделать человека.

Но дни идут, и Мадикен уже без прежнего рвения учит уроки. Маме приходится напоминать, что надо ещё сделать примеры. Из детской больше не слышится «И, О, У», слышен только привычный грохот стульев – это Мадикен и Лисабет опять колобродят и всё роняют и переворачивают.

Однажды вдруг раздаются новые звуки: «О Адольфина! О Адольфина! Вместе забыться!»

Маме это не понравилось.

– Фу, Мадикен, – говорит мама. – Что за дурацкие слова? Кто тебя научил этой глупой и пошлой песне?

Подумать только! Мама ничего не знает! Она не знает, какая замечательная вещь появилась у Нильсонов. Ведь это – граммофон! С большой-пребольшой трубой! Дядя Нильсон ставит пластинку «О Адольфина!» каждый день и танцует под музыку с тётей Нильсон. Среди звуков, которые несутся из трубы – шипения, скрипа и треска, – можно кое-как расслышать и Адольфину. Но мама почему-то недолюбливает Нильсонов. Разве её поймёшь?

– Так как же, Мадикен? Кто научил тебя этой глупой песне?

Мадикен краснеет.

– Это… это Рикард, – говорит она наконец, потому что ей неохота признаваться, что она выучилась этой песне у Нильсонов.

– А кто это – Рикард? – спрашивает Лисабет.

– Кто Рикард? Это мальчик из нашего класса, – с бухты-барахты выпаливает Мадикен.

– Вот как? – говорит мама. – По-моему, тебе с этим мальчиком лучше не водиться.

Спустя несколько дней петушок из «Азбуки» вытряхнул для Мадикен пять эре, хотя, по правде сказать, она в последнее время не отличалась прилежанием. На пять эре в лавочке возле школы дают пять леденцов. Мадикен пообещала сестрёнке, что два принесёт ей, поэтому Лисабет с самого утра только и ждёт обещанного. Наконец Мадикен возвращается из школы, Лисабет встречает её в прихожей.

– Бедненькая Лисабет! – говорит Мадикен. – Рикард слопал твои леденчики.

– Выпороть как следует надо Рикарда! – говорит Лисабет. Ей очень обидно.

Да уж, что правда, то правда – заслужил Рикард хорошую трёпку! Но его дурацкие выходки на этом не кончились.

Однажды Мадикен пришла из школы в одной галоше. Другая пропала. А ведь какая чудесная была галоша – чёрная, блестящая, на красной подкладке!

– Где у тебя вторая галоша? – спрашивает мама.

– Рикард взял и закинул в канал, – отвечает Мадикен.

– Выпороть надо Рикарда! – говорит Лисабет.

Мама страшно возмутилась, услышав про Рикарда.

– Просто наказание какое-то, что в вашем классе оказался такой мальчишка! – говорит она. – Придётся мне наконец пойти в школу и поговорить с вашей учительницей.

Но у мамы всё время столько всяких дел, что она так и не собралась повидаться с учительницей и Рикард продолжает вытворять разные глупости. Что ни день он выдумывает новые проказы!

Вот Мадикен вернулась из школы с огромным чернильным пятном на новеньком передничке… Конечно же это был Рикард! В другой раз у неё грифельная доска треснула пополам – а всё потому, что Рикард схватил её – и ну дубасить об стенку. Он, видите ли, решил проверить, крепкая ли доска. Оказывается, нет. Не очень крепкая.

В учебнике у Мадикен есть картинка, где нарисована королева, которая в былые времена жила в Швеции. Теперь она уже умерла, но в книжке есть её портрет. И вот однажды у королевы появились усы и борода.

– Что это такое, Маргарита! Зачем ты испачкала книжку? – говорит мама строгим голосом.

– А это не я, – отвечает Мадикен, – это Рикард.

– Выпороть надо Рикарда! – говорит Лисабет.

За обедом Мадикен каждый день рассказывает про ужасного Рикарда. До чего он только не додумывается! Учительница с ним так извелась, что просто невозможно себе представить. Он безобразничает на уроках и всё время стоит в углу наказанный.

– Подумайте только, сегодня он съел мой ластик!

– Неужели-таки ластик съел? – ужасается мама.

– Прямо ненормальный какой-то мальчик, – говорит папа.

– Выпороть надо Рикарда! – говорит Лисабет.

Однажды Мадикен возвращается из школы, а на голове у неё новая причёска. Опять отличился Рикард. После урока рукоделия он взял у Мадикен ножницы и выстриг ей чёлку. Ну и чёлка получилась!

– Завтра же пойду в школу и поговорю с учительницей!

– Рикарда надо… – начала было Лисабет.

– Да замолчишь ты наконец! – прикрикнула Мадикен в сердцах. – Рикарда нельзя выпороть. Рикард сегодня кончил школу.

– Как это кончил? – спрашивает поражённая мама.

– А он… он не будет больше ходить в школу, – говорит Мадикен.

– Будет – не будет! – воскликнула мама. – Не болтай пустяков! Ты же ничего не понимаешь. Он, наверное, перейдёт в другую школу.

– Да, он теперь пойдёт в другую школу и будет там кушать ластики, – говорит Лисабет.

Прошло несколько дней, и наступил день рождения тёти Лотты. Тётя Лотта жила в маленьком чистеньком домике по соседству со школой. И мама с обеими дочками пошла её поздравлять.

Они уже почти пришли, как вдруг навстречу – учительница. Как ни тянула Мадикен маму за юбку, мама остановилась. Мадикен совсем не хотела разговора с учительницей, зато мама обрадовалась случаю.

– Скажите, пожалуйста, как успехи моей Маргариты? – спрашивает мама.

Казалось бы, для чего спрашивать! Мадикен давно сказала маме, что всё у неё шик-блеск. Но маме уж очень хочется услышать от самой учительницы, что её дочь – лучшая ученица в классе.

Но, как ни странно, услышать этого ей не пришлось.

– Ничего! Всё ещё наладится, когда Маргарита привыкнет, – говорит учительница. – Некоторые дети трудно привыкают к школе.

У мамы делается задумчивое выражение… Неужели учительница считает её дочку таким ребёнком? Что же тогда можно сказать о Рикарде?

– Всё-таки, знаете ли, хорошо, что этот Рикард ушёл от вас. Я думаю, вы довольны, что отделались от такого сорванца, – говорит мама.

– Рикард? – удивлённо переспрашивает учительница. – Такого мальчика я не знаю. У нас никогда не было никакого Рикарда.

– Но как же так… – начала было мама, но сразу осеклась и строго посмотрела на Мадикен.

– Выпороть надо Рикарда! – объявляет Лисабет.

Мадикен стоит вся красная и упорно разглядывает свои башмаки. «Выпороть!» – говорит Лисабет. Ох, достанется, верно, кому-то порка, вот только кому? Ах, как же сиротливо стало жить на свете без Рикарда!