Текст книги "Не вместе: Россия и страны Центральной Азии"

Асылбек Бисенбаев
Не вместе: Россия и страны Центральной Азии

Ведение

Нельзя собрать «факты» и получить «историю».

Иммануил Валлерстайн

25 декабря 1991 года Михаил Горбачев зачитал на советском телевидении свое последнее заявление и покинул пост президента СССР. Над Кремлем был спущен красный флаг, а вместо него без лишних церемоний поднят российский триколор.

Длительная история пребывания Центральной Азии в составе Российской империи и СССР также завершилась. Но точка в цепи событий была поставлена отнюдь не в Беловежской пуще и не отречением Михаила Горбачева.

Ослабление СССР вызвало распад социалистической системы. Это привело к глобальным изменениям в Европе, получившей целую группу государств, в том числе и распадающуюся Югославию, и разводящуюся Чехословакию. Самые серьезные проблемы вызвал вопрос о единстве Германии. Старые страхи, порожденные мировыми войнами, возникли с новой силой. Маргарет Тэтчер выражала глубокую обеспокоенность появлением на карте Европы прежней объединенной и сильной Германии. Но единство Германии осуществлялось на демократической основе. Хотя и не все шло гладко, но объединение состоялось.

Еще больший шок вызвал скоропостижный распад СССР. Это была огромная имперская общность, которая объединяла, казалось бы, несоединимое. В составе Советского Союза пребывали ламаистская Бурятия, католическая Литва, протестантская Эстония, суннитский Туркменистан, шаманистская Якутия. На сессиях Верховного совета СССР соседствовали земледельцы, кочевники, промышленные рабочие и интеллигенты, военные и гражданские, островитяне и жители пустынь.

Крах СССР был столь стремительным, что практически стал для всех, в том числе и для аналитиков, и для политиков, и для разведчиков, полной неожиданностью. Большинство исследователей все-таки предполагали, что кризис примет затяжной характер, а советское руководство сможет принять меры, даже самые жесткие, для сохранения первого в мире социалистического государства. Тем более что консервативная попытка Ю. Андропова придать системе дополнительный импульс расценивалась как вполне вероятный сценарий для нового руководства страны. Не менее привлекательным, хотя бы на словах, был пример КНР.

Мягкое реформирование единой страны выглядело вполне предпочтительно и вероятно.

События августа 1991 года можно считать началом конца СССР. Победа путчистов могла остановить распад страны, законсервировать существующий советский режим на неопределенный период времени. Поражение ГКЧП означало, что никто и ничто не сможет противостоять краху СССР.

В пылу борьбы с ортодоксами, возглавлявшими Коммунистическую партию, демократы не считали необходимым обращаться к ленинскому завещанию, в котором вождь мирового пролетариата обращал внимание на особую роль партии в сохранении федеративного Советского государства. В своих «Последних письмах и статьях» он говорил о роли партийного авторитета, который сможет преодолеть трения государственных органов и национальных республик. Более того, вождь мирового пролетариата прямо называл Коммунистическую партию стержнем СССР, который позволяет преодолевать инерцию распада. Поэтому ликвидация 6-й статьи Конституции СССР, принятой при Л. Брежневе, в которой говорилось о том, что КПСС является ядром политической системы страны, была на деле борьбой против единства государства.

Август 1991 года покончил с Коммунистической партией Советского Союза, возглавлявшей и объединявшей общесоюзные государственные структуры. Закончилось и существование коммунистической доктрины как государственной идеологии СССР.

Монолитности КПСС в августе 1991 года уже не было. Известную самостоятельность по отношению к центральным партийным органам проявляли компартии прибалтийских республик и Закавказья. Положение было весьма серьезным. Настолько, что делегаты, представлявшие коммунистические партии Узбекистана, Казахстана, Киргизии, Таджикистана и Туркменистана на XXVIII съезде КПСС приняли заявление, в котором наряду с традиционной поддержкой курса партии, осуждением раскольнической деятельности некоторых коммунистов выделялось несколько моментов. Они выступили за сохранение СССР, за обновленную федерацию. «Выступая за полную самостоятельность компартий союзных республик, мы принципиально высказываемся за единую КПСС». Делегаты также выступили за «совмещение должностей Генерального секретаря КПСС и Президента СССР».[1]1
  Известия ЦК КПСС. 1990. № 10. С. 64–65.


[Закрыть] В то время было понятно, что сохранение единства страны зависит от сохранения единой правящей партии.

Но самый сильный удар по единству страны нанесло формирование самостоятельной компартии Российской Федерации. Ортодоксальные коммунисты сделали то, чего не смогли все вместе взятые демократические группировки. Этот шаг нарушил баланс между центральными и республиканскими органами, по сути поставив под сомнение деятельность ЦК КПСС как полномочного руководящего органа. Несомненно, что кумир ортодоксальных коммунистов И. В. Сталин немедленно расстрелял бы их за подобную инициативу. Тем более что такой прецедент в советской истории уже был. Послевоенное «Ленинградское дело», сфабрикованное в отношении видных деятелей ленинградской партийной организации и руководящих работников, выходцев из Ленинграда, ставило им в вину сепаратизм, противопоставление себя ЦК ВКП(б) и попытку создания компартии РСФСР[2]2
  Страницы истории КПСС: Факты. Проблемы. Уроки. – М.: Высшая школа, 1988. С. 475.


[Закрыть]

Победа над ГКЧП и видное невооруженным глазом шаткое положение М. Горбачева, отражавшее очевидную сомнительность властных полномочий общесоюзных государственных органов, повлекли лавинообразную суверенизацию союзных республик. Несомненный лидер борьбы с ГКЧП Борис Ельцин еще за год до трагических событий, 6 августа 1990 года, в столице Татарстана Казани говорил: «Берите столько суверенитета, сколько сможете». И это пожелание запомнилось всем. А поскольку суверенитет бывает только полным, то и союзные республики сочли, что ход событий просто обязывает их двигаться к независимости.

Парад суверенитетов набирал скорость и стал необратимым. Пример подавала Россия, Декларация о государственном суверенитете которой была принята 12 июня 1990 года. 16 июля 1990 года Верховный совет Украинской ССР провозгласил государственный суверенитет. 3 августа 1990 года был принят закон «Об экономической самостоятельности Украины». Аналогичные документы принимались в других республиках.

Тон задавали также прибалтийские республики, которые были признанными лидерами «тихой борьбы» за выход из состава СССР. Они были признаны независимыми 6 сентября

1991 года. 31 августа 1991 года были приняты Декларации государственной независимости Узбекистана и Кыргызстана. 9 сентября 1991 года на внеочередной сессии Верховного Совета Таджикистана были единогласно приняты: Заявление о государственной независимости Республики Таджикистан, Постановление о внесении изменений и дополнений в Декларацию о суверенитете Таджикской Советской Социалистической Республики (принятую 24 августа 1990 года) и Постановление о провозглашении государственной независимости Республики Таджикистан. Позже идею национального суверенитета стали реализовывать в Туркмении (соответствующая Декларация была принята в октябре 1991 года) и в Казахстане (16 декабря 1991 года).

Как писал впоследствии российский премьер Е. Гайдар: «Первое, что произошло после крушения коммунистического режима, стержнем которого были КПСС и КГБ, – объявление бывших союзных республик о своей независимости».[3]3
  Гайдар Е. Власть и собственность: смуты и институты. Государство и эволюция. – СПб.: Норма. С. 119.


[Закрыть] Западные республики бывшего СССР были достаточно известны в мире. Украина и Белоруссия, пусть даже формально и под нажимом Сталина, были членами ООН. Прибалтика уверенно рассчитывала на свое место в Европе. Но вот восточные республики Закавказья и Центральной Азии были практически неизвестны и непонятны для внешнего мира.

В начале 90-х годов XX века интерес к внезапно возникшим новым государствам Центральной Азии обусловливался целым рядом причин негативного свойства. В сборнике «Центральная Азия и мир», изданном на основе материалов симпозиума «Международные отношения Центральной Азии», государства региона отнесены к третьему миру. Соответственно и причины интереса к Центральной Азии можно было свести к следующим факторам:

1) ядерное оружие в Казахстане;

2) кризис и культурная дезориентация могут породить антизападные движения фундаменталистского толка;

3) катастрофические ситуации (война в Таджикистане, экологические последствия монокультуры хлопка, полигон в Семипалатинске);

4) возможные территориальные споры (с Китаем, Ираном);

5) возможное вмешательство России в защиту русского населения.

Все эти обстоятельства нежелательны и порождают нестабильность в регионе.[4]4
  Социальные и гуманитарные науки. РЖ. Серия 9. Востоковедение и африканистика. 1995. № 4. С. 22.


[Закрыть]

Моя первая попытка проанализировать процессы, происходящие в регионе, была предпринята в книге «Другая Центральная Азия» (Алматы, 2003). С тех пор прошли годы. «И мне стало казаться, что я либо написал не ту книгу, либо лишь малую часть нужной книги».[5]5
  Гэлбрайт Дж. Жизнь в наше время. – М.: Прогресс, 1986. С. 258.


[Закрыть]

За это время в странах Центральной Азии произошли большие изменения. Но в исследованиях многое осталось прежним, в том числе и стереотипы, которые мешают понять регион.

Прежде всего, продолжаются споры о том, что такое Центральная Азия. Каковы ее географические границы? Какие государства или регионы составляют это понятие? Существует несколько версий. Но пока что можно констатировать следующее: «никто, ни внутри региона, ни вовне его этого не знает (или, что то же самое, все ключевые игроки дают на этот вопрос разные ответы)».[6]6
  Казанцев А. А. «Большая игра» с неизвестными правилами: мировая политика и Центральная Азия. – М., 2008. С. 116.


[Закрыть]

Известно, что название «Центральная Азия» стало общеупотребительным после появления одноименного сочинения А. Гумбольдта. В этом фундаментальном труде территории к югу от Алтая вплоть до северного склона Гималаев были отнесены к Центральной Азии. Ф. Рихтгофен в книге «Китай» дал определение Центральной Азии как «континентальной области древних водных бассейнов, не имеющих стока в океан», он же наметил западную и восточную границы края, включив в него земли от водоразделов Памира на западе до водоразделов исполинских рек Китая и Большого Хингана на востоке.[7]7
  Средняя или Центральная Азия? Н. Н. Алексеева канд. геогр. наук, старший научный сотрудник кафедры физической географии материков и геоэкологии. И. С. Иванова старший преподаватель кафедры социально-экономической географии зарубежных стран. Географический факультет Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова. – http://geo.1september.ru/articlef.php


[Закрыть]

До революции российские исследователи оперировали понятиями «Центральная Азия», «Средняя Азия» и «Туркестан». В советское время, исходя из новых политических и идеологических реалий, использовалось определение «Средняя Азия и Казахстан». Отличительной чертой советских восточных республик было проведение уникального эксперимента по строительству социализма, минуя капитализм, в то время как соседние народы и государства, отставшие в своем развитии, продолжали существовать в условиях колониальной или полуколониальной зависимости от европейских держав. Таким образом, наименование «Средняя Азия и Казахстан» в советское время было политической категорией, определяющей границы социалистического прогресса и колониальной стагнации. Поэтому понятие «Центральная Азия» не входило в перечень терминов, одобренных коммунистической идеологией и принадлежало зарубежной, буржуазной науке.

В то же время и в европейской литературе шли дискуссии о географических границах Центральной Азии, которые также не были свободны от идеологических стереотипов. Расширительные толкования включают в регион не только пять восточных государств СНГ, но и Синьцзян, Афганистан, Алтай, Монголию, Поволжские республики и области России, частично Иран, Сибирь, Пакистан, Индию.

В силу политических или иных соображений могут быть обиды по поводу включения или, наоборот, исключения того или иного региона из Центральной Азии. Например, В. С. Бойко в своей статье «Российский Алтай в геополитике Центральной и Внутренней Азии в 1990-е – начале 2000-х годов (к постановке проблемы)» пишет: «Столь же неоправданно исключение российского Алтая из Центральной/Большой Центральной Азии. Такая практика используется рядом финансовых и иных транснациональных (образовательных и иных) институтов при разработке программ международного сотрудничества ориентированного лишь на постсоветские государства – бывшие среднеазиатские республики СССР, реже – Монголию. Аналогичная ситуация складывается и в отношении Синьцзян-Уйгурского автономного района КНР, столь же бесспорной части Центральной Азии, но данная "нестыковка" объясняется скорее изоляционизмом самой китайской стороны, чего нельзя сказать о России, которая через Алтайский край и Республику Алтай в силу исторических обстоятельств и современных реалий естественно и сознательно "интерферируется" с другими территориально-государственными анклавами Большой Центральной Азии через формализованные (Координационный совет государств Алтайского региона и др.) и иные механизмы международного сотрудничества». Автор включает в понятие Большая Центральная Азия наряду с республиками южного пояса бывшего СССР северные регионы Ирана и Афганистана, Синьцзян, Монголию, южносибирские окраины России и часть Поволжья.[8]8
  http://new.hist.asu.ru/biblio/zalk/


[Закрыть]

Дискуссия по поводу наименования региона, но не его географии, была закончена политиками. В 1991 году президент Республики Казахстан Нурсултан Назарбаев на саммите глав государств тогда еще Средней Азии предложил отказаться от формулировки советского периода «Средняя Азия и Казахстан» в пользу словосочетания «Центральная Азия», охватывающего все постсоветские страны этого региона. Такую самоидентификацию новых государств, избравших для своего географического «адреса» общепринятое в западной литературе определение, отрицать бессмысленно. Она уже стала не только официально употребляемой, но и общепринятой. Тем самым Н. Назарбаев и его коллеги – руководители государств региона – хотели не только подчеркнуть свое стремление к западным оценкам, региональную идентификацию, но и отказ от российско-советского периода истории как главенствующего в национальной истории.

Итак, в силу данных резонов в настоящей книге понятие «Центральная Азия» означает пять бывших советских республик, а ныне независимых государств – Узбекистан, Казахстан, Туркменистан, Таджикистан, Кыргызстан.

До настоящего времени Центральная Азия рассматривалась прежде всего как поле «Большой игры». Англо-российское соперничество, породившее этот термин, уже давно кануло в Лету. Центральная Азия стала группой независимых государств. В течение XX века менялся и состав игроков. Поэтому российско-советскому или британскому представлению о регионе пришлось уступить место американскому, российскому и вновь оценить китайский взгляд на регион. Естественно, что многочисленные хитросплетения политики привели к тому, что регион рассматривался как объект внешней политики с точки зрения тех или иных игроков. Даже через двадцать лет независимости исследователи центральноазиатских государств продолжают следовать в фарватере зарубежной, прежде всего российской, методологии и политических интересов. И это ставит вопрос об идентичности региона, совпадении официальных и реальных оценок собственной истории и современности.

Игра продолжается? Игра окончена? Что впереди? Ответов может быть предостаточно. И в этой книге, надеюсь, самый верный…

Глава первая
Свои и чужие в Центральной Азии

Отдельные группы людей должны чем-то пожертвовать, чтобы всем остальным стало лучше.

Милтон Фридман

Независимость так независимость, решили руководители центрально-азиатских государств и стали формировать государственность со всеми ее атрибутами. К настоящему времени все страны региона – члены ООН, СНГ, ШОС и многих других международных организаций, в том числе и региональных объединений. Практически в каждой из республик государственные органы заняты формированием национального патриотизма. Одновременно, хотя и в разной степени, сохранилась значительная инерция сознания. Люди по привычке называют «нашими» всех спортсменов из государств СНГ, особенно если реальные «свои» в соревнованиях не участвуют. «Нашими» за границей государств СНГ считаются все выходцы из бывшего Союза. При обсуждении международных событий большинство жителей азиатских республик на стороне России. «Наши» туристы с их специфическим поведением стали головной болью для курортных стран и героями скандальных историй и анекдотов. Лидеры Центральной Азии были солидарны с руководством России во время войн западной коалиции против Саддама Хусейна и выражали недовольство американцами. Хотя все они знали, что иракский диктатор сукин сын, но это был «наш сукин сын», союзник еще с советских времен. Операции западного блока против террористов в Афганистане также вызвали недовольство. Хотя СССР и воевал против тех же афганских моджахедов, но вторжение западных военных было демонстрацией силы в «нашем» регионе. Российская пропагандистская машина осуществляет новый вираж, и афганские боевики вдруг стали почти что «нашими», воюющими против американцев. Таким образом, все, кто против США, автоматически становились «нашими».

Таких чудес достаточно много. Но оставим эмоции в стороне и посмотрим на реальность. Должны ли США осуществлять активное проникновение в Центральную Азию? Или американцы по-прежнему должны оставаться внерегиональной силой? Какова роль США в Центральной Азии? И нужны ли они здесь вообще? Остается ли Центральная Азия зоной национальных интересов России? Является ли переориентация внешнеполитического курса стран региона на другие государства, например США и Китай, предательством по отношению к России? Или это объективный процесс поиска и реализации собственных интересов центрально-азиатских стран? Должны ли государства Центральной Азии неизменно поддерживать действия России? Можно ли расценивать давление России по различным вопросам как продолжение политики СССР и Российской империи?

Много вопросов, которые требуют своих ответов. Но большинство из них отпадают, когда сравнивается реальная политика США и России в Центральной Азии. А делается это часто и необъективно. В свою очередь, сама постановка вопроса о том, кого выберет Центральная Азия – Россию или Америку, – является отражением политических пристрастий и конъюнктуры. Ведь выбор внешнеполитической ориентации определяется не референдумом или постановлением правящей элиты. Он зависит от многочисленных факторов, их суммы, взаимодействия и противодействия, изменения ситуации и перемены в соотношении сил. Аргументы о том, что 100–200 или более того лет назад народы сделали свой выбор в пользу России, ничего не весят на весах политики. Можно вспомнить заклинания партийных руководителей периода Перестройки, считавших неотразимым аргументом то, что «наши деды сделали свой выбор в Октябре 1917 года в пользу социализма, и мы сохраним верность этому выбору». Но каждое поколение все-таки имеет право на собственный выбор. Например, лозунг Фиделя Кастро «Социализм или смерть», магически действовавший на несколько поколений кубинцев, утратил свою притягательную силу. Теперь они выбирают жизнь без социализма. Во всяком случае, такие намеки можно найти в политике Рауля Кастро, сменившего на боевом посту своего старшего брата.

В XIX веке в феодальных государствах Центральной Азии были элиты или части элит, которые способствовали продвижению России на Восток и включению своих народов и государств в состав империи. Но таковые находились у любых колонизуемых народов и во все времена. Успех испанских конкистадоров в Америке объясняется не только превосходством их оружия, но и тем, что они смогли консолидировать вождей, недовольных существующим положением в империях ацтеков и майя. Эти государства были разрушены собственными подданными, которые поддержали испанцев, составлявших ничтожное меньшинство.

Для некоторых представителей правящих классов Центральной Азии это был добровольный выбор. Но, строго говоря, у них не было альтернативы. Россия упорно шла на Восток. Она сокрушила Казанское и Астраханское ханства, покорила Крым. Движение подхватили дружины вольных казаков и «служилых людей», которые присоединили Сибирь и Дальний Восток. Инициативное завоевание восточных государств и территорий продолжили в XVIII–XIX веках местные губернаторы и военные начальники. Когда российские войска захватили Ташкент, один из российских министров писал: «Генерал Черняев взял Ташкент. Зачем и почему, никто не знает».

Другая часть политической элиты Центральной Азии до конца боролась за независимость. Можно перечислить огромное количество антирусских и антиколониальных восстаний, прокатившихся по Центральной Азии, от частных до самого мощного, разразившегося в 1916 году. После падения самодержавия народы региона пытались создать независимые государства или автономии в составе демократической России – казахскую автономию «Алаш-Орда», кокандскую автономию, и даже казаки объявляли себя автономными образованиями. Коллективизация вызвала несколько сот крестьянских восстаний только в Казахстане. До середины 30-х годов XX века советской власти сопротивлялись басмачи.

Нельзя забывать, что вплоть до XX века центрально-азиатский регион был объектом «Большой игры» Британской империи и России. Считалось, что если Центральную Азию не «возьмет» Россия, то там непременно окажутся англичане. Сто пятьдесят лет назад тогда еще среднеазиатские феодальные государства были объектом игры. Они не были ни английскими, ни русскими. В начале 1858 года полковник Н. П. Игнатьев, направлявшийся с посольством в Хиву и Бухару, получил инструкцию Министерства иностранных дел. В ней особый пункт ставил задачу: «уничтожение вредного вмешательства англичан, которые стараются проникнуть в Среднюю Азию и привлечь ее на свою сторону».

Бухары и Хивы «справедливые опасения насчет образа правления Англии в Азии», растолковать «как мало следует иметь доверия к словам и обещаниям державы, которая под всеми предлогами ищет случая проникать в страны для того только, чтобы обращать их в колонии и извлекать из них одну пользу для себя»; примером здесь служила Индия, «системой Англии доведенная до самого жалкого существования».[9]9
  Национально-демократическая революция: сущность и перспективы. – М: Наука, 1990. С. 370–371.


[Закрыть] Аналогичные миссии выполняли многочисленные английские агенты.

Но британцы не смогли продвинуться в Афганистан, а Россия остановилась на Памире. Аргумент «если не мы, то другие» сыграл свою роль во время обсуждения вопроса о вторжении СССР в Афганистан. Политбюро ЦК КПСС руководствовалось тем, что если не ввести советские войска, то в Афганистане непременно окажутся американцы. И они там оказались, правда, через двадцать лет после вывода советских войск.

Оценка политического влияния СССР и Великобритании на ситуацию в регионе основывалась на идеологии. Тем не менее можно говорить о том, что политика была все-таки принципиально схожей – колониальной экспансией в традициях растущего империализма. Советские историки доказывали, что российский колониализм все-таки лучше, чем британский. Ведь захват Россией Центральной Азии в конечном счете привел населяющие ее народы к победе социалистической революции, образованию социалистической государственности в составе равноправного Союза ССР, к социализму, минуя капитализм. В то время как британские колонии продолжали оставаться эксплуатируемыми окраинами, сырьевыми придатками метрополии. Даже после распада Британской колониальной империи и образования независимых государств эти аргументы оставались в силе. Советские востоковеды и африканисты продолжали доказывать, что колониальное прошлое не позволяло освободившимся странам получить реальную политическую и экономическую независимость.

Провалы экономической политики стран социалистической ориентации и существующие в этих странах диктаторские режимы объяснялись колониальным прошлым.

В советское время идея интернационализма и дружбы народов, формирования «новой исторической общности – советского народа» была мощным фундаментом для ориентирования исторических исследований на добровольность вхождения государств, народов и территорий в состав Российской империи. Например, принятие ханом казахского Младшего жуза Абулхаиром в 1731 году российского подданства стало основанием для широкомасштабного празднования 250-летия добровольного присоединения Казахстана к России в 1981 году, хотя сам Абулхаир совершал затем набеги на русские населенные пункты и крепости, а присоединение всей территории Казахстана произошло через 150 лет. В угоду политической конъюнктуре аналогичные искажения истории осуществлялись во всех советских республиках. Поэтому неизбежный рост национального самосознания народов, прежде всего вне рамок советской идеологии, беспощадно подавлялся.

После недолгого времени осуждения колониальной политики России сталинизм предпочел восстановить имперскую идеологию в социалистической оболочке. В годы Второй мировой войны были даже попытки опереться на национальные чувства и историческое прошлое тюркских народов. Но уже в конце войны они были практически сразу свернуты. В постановлениях ЦК ВКП(б) «О состоянии и мерах улучшения массово-политической и идеологической работы в Татарской партийной организации» (1944) и «О состоянии и мерах улучшения агитационно-пропагандистской работы в Башкирской партийной организации» (1945), продублированных во всех центральноазиатских союзных республиках, указывалось на необходимость «устранить серьезные недостатки и ошибки националистического характера в освещении истории Татарии (приукрашивание Золотой Орды, популяризация ханско-феодального эпоса об Идегее)».[10]10
  Пропаганда и агитация в решениях и документах ЦК ВКП(б). – М.: ОГИЗ, 1947.


[Закрыть]

Постановления 1944–1945 годов стали основой для идеологических погромов и новой волны репрессий в национальных республиках после Второй мировой войны. Они не были отменены ни в годы хрущевской оттепели, ни в годы развитого социализма, ни в годы Перестройки. Виток репрессий в отношении деятелей национальной культуры в послевоенные годы покончил с попытками рассмотреть историю народов вне контекста российской истории, как самостоятельное явление.

В течение последних 20 лет мы наблюдаем новый этап борьбы за Центральную Азию. В ней участвуют новые силы – Россия как наследница СССР, США как лидер западного мира и гигантский Китай.

Политика США в Центральной Азии стала вычленяться из общего внешнеполитического курса на постсоветском пространстве не сразу. В конце 80-х – начале 90-х годов XX века приоритетным для западного мира был все-таки восточноевропейский вектор. Сломавшийся «брежневский зонтик» раскрыл перед Западом новые возможности в реализации идеи общеевропейского дома и европейского единства. Естественно, что стремление государств Прибалтики к независимости было поддержано безоговорочно. И это понятно, ибо три балтийские сестры укладывались в представление о цивилизационной идентичности Большой Европы. В перспективе просматривается вхождение в Европу Украины, Молдавии, Беларуси.

С пятью республиками азиатской части СССР было сложнее. Казахстан попал в поле зрения западных политиков в основном из-за гигантских ядерных арсеналов. На его территории размещались 104 межконтинентальные баллистические ракеты с 1040 боезапасами. Дислоцировались 40 тяжелых бомбардировщиков с 320 боезапасами.[11]11
  Пикаев А., Савельев А. Ядерная мощь СССР: на земле, на море и в воздухе // Независимая газета. 1991. 2 ноября. № 137.


[Закрыть]

В условиях нарастания исламского фундаментализма появление в ядерном клубе неустойчивого Казахстана с огромным запасом смертоносных боеприпасов совсем не приветствовалось Западом. Исламская атомная бомба стала кошмаром для мира. Высказывались опасения о возможности похищения террористами ядерного оружия с помощью коррумпированных чиновников. Это было достаточно близко к истине, если вспомнить все скандалы, связанные с торговлей остатками советского оружия и боевой техники государствами постсоветского пространства, в том числе и странами Центральной Азии.

Казахстан использовал наличие ядерного оружия на своей территории для получения гарантий собственного существования как независимого государства и экономической помощи. Естественно, что оба требования в то время были обращены к США. В октябре 1993 года конгресс США принял «Закон о сотрудничестве в целях уменьшения угрозы» (закон Наина – Лугара). Закон явился развитием ранее действовавшей программы «Сокращения советской ядерной угрозы». Он предусматривал оказание помощи новым независимым государствам в «уничтожении и надежной и безопасной транспортировке и хранении ядерного, химического и другого оружия и их средств доставки», «надежном и безопасном хранении расщепляющихся материалов, извлеченных при уничтожении ядерного оружия», предотвращении распространения оружия массового поражения, его компонентов и технологий производства, демилитаризации и конверсии оборонных отраслей промышленности. Под определенным давлением, а также экономическим стимулированием со стороны США Казахстан стал неядерным государством. 13 декабря 1993 года парламент республики ратифицировал Договор о нераспространении ядерного оружия.

Казахстан, так же как Украина и Белоруссия, подписал Лиссабонский протокол к Договору о стратегических наступательных вооружениях (СНВ-1), взяв на себя обязательства стать неядерным государством. Демонтаж ядерной инфраструктуры Казахстана продолжался до середины 1990-х годов. В феврале 1994 года в Россию были перемещены стратегические бомбардировщики, а к концу мая 1995 года – все оставшееся ядерное оружие.

Важным достижением для Казахстана стало подписание во время Будапештского саммита ОБСЕ в декабре 1994 года Меморандума о гарантиях безопасности в связи с присоединением к Договору о нераспространении ядерного оружия. Великобритания, Россия и США подтвердили «свое обязательство воздерживаться от угрозы силой или ее применения против территориальной целостности или политической независимости Республики Казахстан, и что никакие их вооружения никогда не будут применены против Республики Казахстан, кроме как в целях самообороны».[12]12
  Дипломатическая служба Республики Казахстан. – Алматы: Эдельвейс, 2004. С. 59–60.


[Закрыть]

Позднее, 8 февраля 1995 года, Китай также предоставил ядерные гарантии Казахстану. Позиция Казахстана получила высокую оценку со стороны США, президент Б. Клинтон назвал ее «примером для подражания» для других стран. Казахстан объявлялся «единственной страной в Центральной Азии, получившей статус партнера Соединенных Штатов».

Таким образом, уже в начале 90-х годов XX века политика США в регионе была сформулирована достаточно ясно и конкретно: «ведение наступательной войны против терроризма и создание замкнутых на США инфраструктур безопасности»; «стимулирование демократических политических систем, способных служить образцом для других стран с многочисленным мусульманским населением».

В своем выступлении 12 апреля 1995 года посол США в Казахстане Уильям Кортни сказал: «Поскольку Казахстан прокладывает свой экономический курс в будущее, будет прекрасно, если он будет проводить демократические и экономические реформы вместе. Это был тот урок, который Горбачев усвоил слишком поздно. Если этот урок не будет усвоен сегодня, страны, находящиеся в переходном этапе, могут попасть в ловушку между небольшим шоком и небольшой терапией. Когда это случается, поддержка людей реформам может быть поколеблена, и коррупция временно заполняет пустоту и затем омрачает восприятие реформ людьми».[13]13
  Информационное агентство США. Выступление Посла США Уильяма X. Кортни в международном бизнес-клубе 12 апреля 1995 года.


[Закрыть]