Текст книги "Волчий капкан"

Миг спустя его снова ослепили фары. Он предусмотрительно прижался к стене, но приземистый автомобиль мчался прямо на него. Наверное, Пырвана раздавили бы в лепешку, но в последний момент он сообразил, что остается один-единственный выход: высоко подпрыгнуть и броситься прямо на летящий навстречу капот. Глухой удар, звон стекла, скрежет тормозов – и, перекувыркнувшись, он снова оказался на мостовой. Из машины выскочили мужчины в масках и широкополых шляпах, их было человек пять-шесть, блеснули ножи. Пырван ничком бросился в ноги тому, кто был ближе всех, поднял его и как тяжелый мешок швырнул на нападавших. Парни в масках такого сопротивления не ожидали – наступило замешательство; это дало возможность борцу сбить с ног еще двоих и убежать. Остальные преследовали его молчаливо: стрелять они стали, лишь когда поняли, что жертва сумеет ускользнуть. Слава богу, промазали и поспешно вернулись к машине, поскольку издалека послышался звук полицейской сирены. Не желая привлекать к себе внимание, Пырван дожидаться блюстителей порядка не стал. Он свернул в какой-то переулок и затерялся в хитросплетении токийских улочек.

О случившемся он никому не сказал; только в Софии похвастался приятелям, но те над ним посмеялись: мол, из Японии приехал, из страны гангстеров, что угодно можно выдумать – грабеж, нападение, убийство – да и легко строить из себя героя, когда уличить во лжи некому!

– Так ведь во время Олимпийских игр в Токио не было зарегистрировано ни одного крупного преступления, – подал голос один из его приятелей, читавший путевые заметки двух болгарских журналистов. – Газеты врут, или ты нам лапшу на уши вешаешь? Писали же, что японская полиция заключила с гангстерами перемирие на время Олимпиады, они даже сами, вроде, следили, чтобы все было тихо. Кому же верить? Похоже, призывы к патриотизму не на всех подействовали, иначе как объяснить нападение на участника Игр?

– Те гангстеры были не японцы, могу поклясться, – ответил Пырван.

– А откуда ты знаешь? Они же были в масках?

– Да, в масках, их глаз я не видел, но найти в Японии пятерых таких верзил гораздо труднее, чем пятерых коротышек в какой-нибудь северной стране. Разве что все они из национальной сборной по баскетболу.

Ладно, но тогда какие мотивы у них были для преступления? Что за глупость? Пятеро вооруженных мужиков в масках помяли роскошную машину из-за человека, который торгуется из-за какой-то ерундовой татуировки и оставляет на бобах такую девушку, как Михоко-сан! Может, они просто обознались? Или хотели спровоцировать шумный скандал, чтобы бросить тень на организаторов Олимпиады? А может, это были политэмигранты, до предела озлобленные успехами болгарских борцов и решившие выместить свою злобу именно на борце? Жаждали его крови, чтобы одеть в траур всю болгарскую делегацию? Может, они подумали, что здоровяк-европеец сидит в "Така-баре" со специальным заданием, что его послали следить за ними? Так почему же сразу не убрать его с дороги? В конце концов – почему бы и нет? – это могли быть специалисты по вольной борьбе, которые поняли, что не сегодня-завтра Пырван Вылков превратится в грозную силу и станет претендентом на первенство в своей категории. И все же, первая версия кажется наиболее вероятной: Пырван просто присочинил, выдумал это нападение, чтобы скрасить свой провал в соревнованиях. Чего не сочинишь на пьяную голову! И долго ли уверовать в легенду, тем более представляющую тебя в выгодном свете. Только вот не сообразил парень; такое упорство нападавших предполагает, что цена жертвы высока. А он-то кто такой?

Словом, истинная причина происшествия так и осталась неизвестна. Сам же Пырван постарался забыть о случившемся. Однако девушка, нарисованная стариком в темно-коричневом кимоно и деревянных сандалиях, болгарская девушка с цветком в волосах осталась. Встретит ли он ее когда-нибудь?…

Всего шесть месяцев спустя в Мюнхене Пырван снова попал в загадочную переделку. На следующий день после турнира он провел несколько часов в зоопарке, потом искупался и до сумерек валялся на пляже. Никто его не беспокоил. Почему же снова в одиночестве? Известно, как мучительно одиночество на чужбине, как оно давит и гнетет. Но на этот раз у его желания уединиться не было видимой причины – все противники убедительно побеждены, президент Международной федерации лично похвалил Пырвана за его коронный прием, «волчий капкан». Так почему же он покинул товарищей? Давайте не будем гадать понапрасну: в конце концов, у каждого свой характер. Такие волки-одиночки есть в любом городе, в любой деревне, на любом предприятии. Рассчитывая только на себя, они действуют порой слишком скоропалительно, излишне рискуют (в чем вы сами убедитесь к концу нашего рассказа). Дела принимают особенно опасный оборот, когда привычка действовать в одиночку сочетается с болезненным желанием доказать всем превосходство собственного интеллекта. Впрочем, вернемся и Мюнхен. Пырван собрался уходить с пляжа одновременно с шумной компанией мальчишек и девчонок; смешавшись с толпой, он пересек мост и пошел по шоссе. В трамвай сесть не спешил. Ему было интересно среди этого множества белокурых голов, да и красота молоденьких немок давно вошла в поговорку. Так что почему хотя бы со стороны ими не полюбоваться? Поток автомобилей становился все плотнее, пробки у светофоров – все более внушительными. Рядом с ним остановился какой-то фольксфаген, шофер – ужасно симпатичный тип с по-славянски широкой улыбкой – жестом пригласил сесть в машину. Пырван обогнул автомобиль и сел на переднее сиденье рядом с симпатягой-шофером. Только теперь он заметил, что и на заднем сиденье кто-то есть. Их было двое, такие же белокурые и даже еще более веселые, чем шофер: они все подталкивали друг друга локтями и хихикали, как гимназистки. «Вот повезло, так повезло! Эти могут до самой гостиницы подвезти…»

– А вы кто? – спросил шофер.

– Болгарин.

– Болгарин!? Прекрасно! Мы болгар очень любим. Говорите, куда вам?

– В центр.

Пырван усомнился в их намерениях, только взглянув на часы. Они ехали уже почти полчаса, а ни одна вывеска из тех, что служили ему ориентирами на пути в гостиницу, не появлялась. Более того, дома теперь встречались все реже, между ними местами замелькали небольшие рощицы. И все же ему было неловко спрашивать, куда они едут, – эти парни выглядели такими весельчаками. "Мне просто кажется, – успокаивал он себя, – у страха глаза велики. Не будь той истории в Токио, я бы и на секунду ни в чем не усомнился". Однако он все же насторожился, стал лихорадочно искать выход из положения. "Если через пять минут не появится гостиница, значит…" Пять минут прошло. Теперь уже по обеим сторонам шоссе тянулся сплошной лес. "Центрум?" – вопросительно произнес Пырван, приветливо улыбаясь. "Яволь, центрум, – спокойно ответил шофер. – Нох айне минуте". Но лицо его стало неподвижно, как маска. Пырван похолодел. "А если они меня тюкнут чем-нибудь тяжелым по голове? И не спасешься ведь: здесь все гонят не меньше, чем на сотне километров в час. Но зачем я им? Что им от меня надо? Деньги? Еще что-то?.. Нет, мне и вправду только кажется – просто они решили растянуть приятную прогулку. Может, предложить им закурить?" И вдруг свет фар уперся в лесной сумрак, машина резко сбавила скорость, чтобы вписаться в поворот. Когда они свернули на лесную дорогу, двое на заднем сиденье принялись орать во весь голос. Пырван моментально открыл дверцу и, сгруппировавшись, вывалился наружу, прикрывая руками голову. Приземление было мягким, он несколько раз перекувыркнулся и встал на ноги. В голове слегка шумело. Ожидая выстрела в спину, наш герой побежал в направлении шоссе. Выстрела, однако, не последовало… Вы скажете – воображение разыгралось, испугался, мол, человек. Но фольксваген, между тем, не вернулся, а наоборот – на полном ходу понесся через лес, и след его простыл. А было бы естественно, коли и впрямь не было у них на уме ничего худого. Ну да ладно, мюнхенский случай не так уж характерен, а что вы скажете тогда о Стокгольме и Вене – городах, которые борец посетил в течение следующих полутора лет? В обеих столицах Пырван чудом сумел избежать покушения, причем в обоих случаях нападавшим, похоже, была нужна не только его жизнь, но и труп. Спасся он только благодаря своей исключительной силе и молниеносной реакции; ну, и был он теперь начеку. На следующий день после того, как его попытались похитить в Вене, какой-то незнакомец предложил ему стать невозвращенцем на очень выгодных условиях. Ясно, с какой целью – чтобы спокойненько покончить с парнем, не ведя счет дням и часам. Нот тогда-то Пырвану и сообщить бы обо всем, начиная со случая в Токио, руководителям делегации, но непонятно почему он снова решил промолчать. Может, просто стеснялся – не любил он быть в центре внимания. Но с тех пор в душе его поселился страх: идет по улице, а самому кажется, будто кто-то не сводит с него злого взгляда; в поезде не смел выйти из купе, в темном кинозале при малейшем прикосновении обливался холодным потом, аж дрожь пробирала. Так больше не могло продолжаться, что-то надо было делать. Вероятно, самое разумное – сообщить в милицию, пусть ищут выход, пусть обеспечат ему охрану, в противном случае он за границу – ни ногой…

К счастью, зимой ему не приходилось часто отлучаться из дому, нервы стали успокаиваться, однако главный вопрос не был решен. Чего они ко мне прицепились? Чего хотят? Я не американский президент и не борец за права чернокожих. Может, потому что в армии я охранял военные склады? Да я их только обходил с автоматом за спиной, понятия не имею, что там внутри было. И если им действительно нужны какие-то сведения, что, впрочем, исключено, то с какой стати им убивать меня, почему они в меня то стреляют, то пытаются пырнуть? Может, мстят за что-нибудь? За какое-то неведомое прегрешение отца, о котором я и не подозреваю. Но мой отец, дед и старший брат – простые крестьяне, работают себе в сельском кооперативе и, как говорится, мухи не обидят, все село их любит… Я им нужен или мое тело? Пусть только посмеют еще раз, уж я-то знаю, что делать: первого, кто под руку попадется, схвачу за шкирку – ну-ка погоди, дорогой, выкладывай все начистоту, тут тебе не джунгли, а я не животное, так что говори! Не отпущу, пока не соберется народ и не появится полиция. Раз такое дело, надо выпутываться, это не жизнь, уж лучше тогда совсем распрощаться с борьбой. Стану первым болгарским спортсменом, который валяется у начальства в ногах и просит, чтобы не посылали за границу. Вот уж удивлю, в обморок хлопнутся. "Буду, мол, бороться только на родной земле". Отличная тема для журналистов. "Меня питают соки родной земли, здесь я непобедим". И так далее.

И вот мы подошли к заключительной фазе невероятной истории, приключившейся с борцом Пырваном Вылковым.

Место действия – София. Время года – зима. Срок – продолжительный (в отличие от Токио, Мюнхена и Вены). Действующие лица: двое – он и она, не считая тех, кто остался за кулисами.

Она – обладательница звучного имени Десислава Стоянова – одна из самых популярных красавиц столицы. Двадцать семь лет, три развода, одинаково свободно владеет английским и французским, постоянная посетительница самых дорогих заведений ("Русский клуб" на улице Добруджа, отель "Балкан" – валютный бар, гостиница "Плиска", ресторан "Ропотамо"). Сопровождают ее обычно или случайно подвернувшиеся западные туристы, или местные восходящие звезды музыки, театра, внешней торговли и журналистики. Она так часто меняет кавалеров, что недоразумения возникают одно за другим, утверждая ее репутацию исключительной гетеры, способной и мертвого поднять из гроба. Ну не удивительно ли, не порождает ли массу вопросов тот факт, что женщина, которая привыкла получать своих поклонников чуть ли не по почте, вдруг начинает проявлять явный и постоянный интерес к человеку, по всем пунктам не соответствующему ее представлениям о мужчине интересном или полезном? Пырван парень не глупый – после первой же ее атаки, проведенной по всем правилам искусства, он отметил про себя: "Нет, не по Сеньке шапка" – и держался настороженно. Однако не смог устоять и поддался очарованию опытной соблазнительницы. В тот же вечер они очутились в пустующей квартире какого-то ее знакомого. Там ничего такого не произошло, если не считать объятий и поцелуев, которые с трудом вымолил нетерпеливый любовник. "Нет, нет, пойми меня правильно – это не просто каприз, это нечто более… серьезное. Боюсь, мы все испортим, если…" – так говорила она, а он, хотя и не верил, не хотел бросать начатое на полпути, да и не мог. Когда они наконец расстались, он брел по опустевшим улицам по уши влюбленный, а сердце его, казалось, вот-вот выскочит из груди. Его не оставляло предвкушение чего-то очень радостного.

Следующее свидание состоялось через три дня в том же кафе "Варшава". Пырван тем временем сумел кое-что разузнать о своей даме и совсем повесил нос: "Не придет. Поиграла со мной, как кошка с мышкой, теперь небось рассказывает дружкам, как ее тискал этот грубиян". Однако она пришла, да еще в необычно будничном туалете – в брюках и куртке; вероятно, чтобы не шокировать завсегдатаев. Пырван не показал своей радости, держался холодно:

– Почему вы выбрали именно "Варшаву"? И что вас занесло сюда в прошлый раз? Это место не для таких, как вы.

– Ради тебя, – ответила она без тени кокетства и потупилась.

– Но вы же меня совсем не знаете. Как же так?

– А почему ты так в этом уверен? Может, и знаю.

– Откуда? Уж не в спортивном ли зале мы встречались? – рассмеялся он. – С каких пор вы проявляете такой интерес к борьбе?

– С тех пор, как тебя увидела. Случайно. Одни знакомые меня захватили на соревнования и…

– Вот уж не знал, что я такой красавец.

– Не красавец, но мне нравишься! – И она глянула ему прямо в глаза, да так, что будто по сердцу полоснула… – Ладно, давай прекратим этот допрос, – сказала она. – Будешь продолжать в том же духе, я просто уйду и больше ты меня не увидишь. Выбирай, Медвежонок.

– Что вы будете пить?

– А ты?

– Я ничего – режим.

– Тогда и я ничего.

– Нет, так нельзя.

– Почему же нельзя? Тебе не достаточно того, что мы вместе?

Теперь он опустил глаза и долго не смел поднять. Ему казалось, что все присутствующие знают, что между ними происходит. Он и гордился, и стыдился одновременно. Но внутренний голос, тот, что обычно его предостерегал, звучал все слабее. С чего бы мне себя недооценивать? – подбадривал он себя. Прежде всего она женщина. Все эти слюнтяи ей просто надоели…

Час спустя, пригубив вторую рюмку коньяку, Десислава как-то по-особенному улыбнулась и сказала:

– Знаешь, я так рада, что ты не… – Она споткнулась на полуслове и, чтобы не продолжать, отпила еще глоток.

– Что я не что? – спросил он настоятельно.

– Ну, что ты не… бессловесный. Я думала…

– Бессловесный? А, ну да, спортсмен! Гожусь только на то, чтобы уложить кого-нибудь на лопатки, больше ни на что.

– Что ж, и это немало!

– Вы считаете?

– Уверена!

Когда они вышли из "Варшавы", Десислава (в кругу друзей ее звали Деси) захотела взглянуть на его обиталище. Пырван ужасно смутился. Хозяева, сосед, беспорядок, немытая с позавчерашнего дня посуда. Она убежит, как только переступит порог и увидит примитивную вешалку и висящие на ней вперемешку одежки и белье. А вырезки из журналов по стенам? Плитка и жирные пятна вокруг нее? Нет, это невозможно, абсолютно невозможно!

– Сроду не видела, как живут студенты. Мне просто интересно. Ну что, приглашаешь?

– Но мы… там… мы не можем там остаться.

– Кто знает…

В это слово она вложила всё.

Они пошли пешком, под руку. Прохожие оглядывались им вслед. Соседа они отправили в кино и остались одни в комнате, где в углу стояли тяжелые гири. Деси попробовала поднять одну, после чего взглянула на него вдруг потемневшими глазами и спросила:

– Слушай, Медвежонок, ты и вправду такой сильный?

"Я ей нравился, – с горечью вспоминал Пырван много времени спустя, после печального финала этой истории. – Она была, как вам сказать… была мной довольна, но только когда мы оставались наедине. На людях же, несмотря на все старания, все выглядело иначе. Впрочем, и это входило в правила игры. Ей ведь было нужно, чтобы я расспрашивал, в чем дело. И выходило, что от меня зависит, будет она меня стыдиться или нет. Ничтожная операция – и больше ничто не омрачало бы наших отношений. А может, и вправду она меня стеснялась? Откуда мне знать? Такие женщины опасны для всех, включительно и для самих себя. Она, наверное, сама не отдавала себе отчета в том, что я ей нравлюсь, – просто мысли такой не допускала… Какой-то там спортсмен, да вдобавок ко всему – борец. Так что перед теми, кто ее нанял, она притворялась, будто для нее это мука мученическая, тяжкий труд, да и к тому почти задаром – надо же было выклянчить побольше денег. На самом же деле отнюдь не мучалась, я уверен. Даже в первый раз, когда мы вытурили моего соседа по комнате. Я был настолько счастлив, что мне и в голову не пришло… да и она тогда… вопрос ее прозвучал совсем естественно, сцена ревности, которую она закатила, тоже была убедительна… В такие минуты женщины каких только глупостей не говорят, и чем глупее, тем больше удовольствия доставляют мужчине. Так и со мной произошло. Мы лежали под одеялом, умиротворенные, спокойные, и вдруг она, опершись на локоть, взяла мою руку, наклонилась над ней и спросила:

– Это еще что такое?

– Ты что, не видишь? Татуировка.

– Кто она? Только не вздумай говорить, что никто! Я хочу все о тебе знать!

– Ну, ладно, одна девушка.

– Может, твоя первая любовь?

– Я уже не помню.

– Она мне отвратительна! Боже, что за вкус! Хотя я забыла, что ты из деревни.

– Да, из деревни, не то что твои…

– Медвежонок, веди себя прилично! Чего доброго, выведешь меня… Бинт у тебя здесь найдется?

– Найдется, а зачем?

– Сейчас же принеси. Не хочу на нее смотреть.

Я сунул руку под одеяло.

– Ну что, теперь довольна?

– Нет, подожди, я хочу ее как следует рассмотреть. Давай руку!

Она нагнулась еще ниже. В глазах у нее… Нет, тогда в ее глазах ничего такого не было. А может, я просто не помню. Наверное, было, в конце концов, кому охота покупать кота в мешке.

– И ради этого ты на всю жизнь испортил себе кожу?!

– Людям нравится.

– Людям. Каким именно? Любопытно было бы узнать… Ладно, об этом в другой раз. Во всяком случае, ты ужасно меня расстроил, вот уж не ожидала…

– При чем тут я? Если бы мы познакомились раньше…

– И сейчас не поздно, – сказала она насмешливо. – Мне было бы весьма приятно красоваться на другой твоей руке.

– А почему бы не около сердца? – спросил я.

– Можно и там. Если хочешь.

– Хочу.

– Милый мой Медвежонок. Даже разозлиться на тебя не могу. Дура я. Все мы бабы такие, когда…

Незаметно пришла весна. Я был не в форме, тренеры считали, что я перетренировался, но… Вы-то знаете настоящую причину. Решили надолго освободить меня от тренировок, чтобы я отдохнул и снова ощутил вкус к борьбе. Нам обоим это было на руку. Решили махнуть на море. Но куда? Деси настаивала ехать на Солнечный Берег, я предлагал Созополь. Ясно, что вышло не по-моему. Денег у нее хватало, тут я мог не беспокоиться. Ее тревожило другое… Снова зачастили нападки на татуировку у меня на руке. Она не могла себе представить, как появится на пляже с таким кавалером. Ее же просто поднимут на смех. Неужели мне невдомек, насколько плебейски выглядит эта татуировка, как она ставит меня вровень с разной швалью, с самыми отпетыми типами? Когда я разукрасил свою руку, я был молод, наивен, послушал дурных приятелей – вроде тех, кто отращивает длинный ноготь на левом мизинце. Да, что теперь поделаешь, отбивался я. Сама же говорила, что это как клеймо каторжника, навеки. Слава богу, все не так уж безнадежно, тут же отреагировала она, но в глаза мне не смотрела. Думаешь, я зря время теряла? Нашелся человек, готовый тебе помочь, ты вообще ничего не почувствуешь, анестезию в наше время делать научились. Мне кажется, я заслуживаю такой ничтожной жертвы! Не такой уж ничтожной, смеялся я в ответ – ведь девушка на руке мне не безразлична, я к ней привык и по-своему привязался, считаю своим талисманом. Как бы мне хотелось, чтобы и ты ее полюбила. – Ни за что! – презрительно сморщила нос Деси. Даже если влюблюсь в тебя до смерти. Имей в виду, что я не шучу: это может очень серьезно отразиться на наших отношениях! Это что, ультиматум? – спросил я ее, пытаясь по глазам прочесть недосказанное. Да, ультиматум, подтвердила она, глядя в сторону и нервно ломая пальцы, момент лот для меня решающий. Хорошо, я подумаю, пообещал я, а сколько твой знакомый сдерет с меня за операцию? И еще кое-что! Я хотел бы после этого забрать «девушку» (вид у меня самый невинный). Деси ужасно смутилась, не знала, что ответить. Какую девушку?.. Ну, татуировку, которую мне вырежут. Вот ведь глупенький! Зачем она тебе? В смехе Деси зазвучали истерические нотки, явно, нервы у нее были на пределе. День за днем она готовила меня к решительному разговору, рассчитала все возможные ходы, каплю по капле вливала мне яд в душу, чтобы я сам захотел избавиться от «девушки», безоговорочно согласившись, что татуировка – это ужасная безвкусица. Шаг за шагом она приближалась к цели, не предусмотрев только одного: что я могу спросить ее об этом кусочке кожи, выказать желание забрать его после операции. Я ведь ничем не выдал того, что ее постоянные разговоры о татуировке давно вызывают у меня подозрения. Не то чтобы я такой уж проницательный, но и дурак бы задумался, если ему день за днем вдалбливать одно и то же. Для Десиславы других тем как будто не существовало. О чем бы ни зашла речь – она сворачивает на свое, все настойчивей и настойчивей. Влюбленная женщина и на более серьезные недостатки способна смотреть сквозь пальцы, а эта ухватилась за какой-то идиотский рисунок и прилипла, как пиявка. В чем дело? Навязчивая идея или что-то другое? Если учесть ее происхождение, воспитание и «среду обитания», навязчивая идея не исключается, и все-таки… как-то фальшиво звучит ее голос, когда она говорит об этом. Вот и напрашивается тот же самый вопрос. Почему она обратила на меня внимание? Любовь с первого взгляда? Для такой дамы, как она, почти невероятно… Будь скромнее, не надо переоценивать свои возможности. Если же взглянуть на события с иной точки зрения, ситуация сразу приобретает двусмысленность. Любовь, страсть, нежность – все как бы отходит на второй план, во всем сквозит какой-то темный тайный подтекст. Что же ей, в конце концов, надо? Чего она прицепилась к моей руке? Что было нужно тем бандитам в Токио и их «коллегам» из Мюнхена и Вены? Когда это все началось? Какая здесь связь? Может, я просто фантазирую – пуганая ворона куста боится – однако не странно ли, что все три нападения были так похожи? Почему за моим телом так упорно охотятся? Вообще, зачем я им? А вдруг и вправду существует какая-то связь между моими отношениями с Деси и рискованными попытками похитить мой хладный труп? Недаром все это, ох, недаром! Неужели именно из-за татуировки? Но почему, почему? Господи, как все это глупо!

Деси я заявил, что "девушку" я решил сохранить на память в числе других своих реликвий, что не могу запросто выбросить этот лоскуток кожи на помойку, не имею права. Ничего плохого в том не вижу и снимаю тему с обсуждения. Она сразу клюнула на удочку и, напустив на лицо подходящее к случаю выражение, поставила вопрос ребром: или "девушка", или она. Третьего не дано! Соперницу она не потерпит, даже если той уже нет в живых. Ей нет дела до каких-то там реликвий и дорогих сердцу воспоминаний, она хочет быть единственной даже в моем прошлом. Это и есть настоящая любовь, а не то, о чем я ей толкую. Так что выбор за мной, а уж о том, чтобы рисунок был обязательно уничтожен, она позаботится лично. В сущности, это для нее самое главное – чтобы ненавистная "девушка" навсегда и бесследно исчезла. Она сама перероет мои вещи, вплоть до последнего носка… Я уважаю твои чувства, горжусь ими, сказал я ей и поцеловал руку. Значит… договорились? – прощебетала она, готовая моментально броситься мне на шею. Однако я легонько се отстранил. Какая же ты нетерпеливая! Так голову заморочила, что и обдумать все хорошенько времени нет. Пойми, не так-то просто в буквальном смысле оторвать плоть от плоти своей. Деси надулась: тороплюсь, потому что море ждать не будет. Сама операция отнимет всего несколько часов, но пока рана затянется… все это не так просто. Подумаешь, возразил я, какое-то время не буду купаться. Перебьюсь, тем более, что ты будешь со мной рядом. Да, но я уже договорилась с хирургом, если мы на этой неделе не появимся, ОН тоже уедет на море. Эко дело – найдем другого хирурга. Мне ведь нужно привыкнуть к мысли о том, что с татуировкой предстоит расстаться. Хорошо, пожала плечами Деси, поступай, как знаешь. Больше я тебя упрашивать не намерена. Жалко… жалко, что не ношу длинных волос, я бы их остригла, чтобы доказать тебе… Нет, пока у тебя на руке эта кошмарная картинка, на пляже появиться я с тобой не могу! И никогда от своего не отступлюсь, уж такой у меня характер. Даю тебе неделю сроку. Если до тех пор ты не… между нами все кончено! И я совсем не шучу! Кстати, я бы тебя попросила не звонить мне до тех пор. Да, я жестокая… к самой себе. До свидания, не провожай меня!

Всю ночь я чувствовал себя скверно. Если мои сомнения подтвердятся, то не до свидания, а прощай, Деси! И что я от этого выиграю? Ненавижу ее, презираю, тошнит меня от дешевого представления, которое она передо мной разыгрывает, но у меня же при одном ее виде кровь закипает. Даже если вся эта история яйца выеденного не стоит, если тут действительно просто каприз тщеславной бабенки, результат тот же: надо ложиться под нож, а я не хочу… следовательно, разрыв неизбежен в любом случае. А, будь что будет! – сказал я себе, вскочил с постели, наскоро оделся и пошел к одному знакомому, который, как я знал, работает в милиции. Тот просто остолбенел от моего рассказа, решил, что я спятил. Невероятнее всего ему казалось, что я до сих пор никому словом не обмолвился о покушениях. Посерьезнел он, только когда я заявил, что собираюсь обратиться к кому-нибудь из высокого начальства.

К полудню я очутился в просторном кабинете с обитыми кожей дверями, его обитателю мне пришлось подробно повторить свой рассказ. Собеседник мой с первого взгляда внушал доверие и уважение, слушать он умел. Удивления никакого не выказал, и это меня слегка задело, однако мое уважение к нему только возросло – кто знает, чего он только в жизни ни насмотрелся? Он стал задавать вопросы только после того, как я окончил свой рассказ, и даже не укорил за идиотское молчание, но не потому, что я того не заслуживал, а просто, чтобы не терять времени на бесполезные нотации. В заключение он, немного подумав, слегка улыбнулся и сказал:

– Хочу предложить вам один план… В соответствии с этим планом я не стал звонить Деси, когда недельный срок истек, а также перестал ходить в "Варшаву" и в другие места, где ее можно было случайно встретить. Предсказания хозяина кабинета сбылись с удивительной точностью. На десятый день я, вернувшись домой, застал Деси у себя в комнате. Выглядела она ужасно: губы не накрашены, волосы взлохмачены, под глазами синяки – само смирение и тревога…

– Не могу больше… совсем извелась…

Я подсел к ней, обнял по-дружески за плечи, хотя мне и нелегко дался этот жест, – все мое существо желало совсем иного. Я напустил на себя вид человека глубоко озабоченного.

– Что с тобой? – наконец спросила она. За все это время она ни разу не обмолвилась о татуировке.

– Деньги. Мне нужны деньги. Много…

– Уж не машину ли ты решил покупать? Смотрите-ка, что надумал господин, пока я…

Смотрю ей в глаза и притворяюсь, будто колеблюсь: говорить правду или нет.

– Ладно, рассказывай! – она взяла меня за руку. – Уж мне-то ты все можешь сказать?

– Деньги нужны не мне. Брат влип. Проворовался. Если до завтрашнего вечера не раздобудет денег, загремит в тюрьму, – и я протянул ей скомканный листок бумаги. – Вот, телеграмма от матери. Ты только посмотри, какое начало: "Сынок, помоги…" Такие дела…

– Да, но сумма немалая, откуда ты столько возьмешь? – спросила она, взглянув на меня с трогательным участием.

– Понятия не имею. Но нужно обязательно. Иначе маму это просто убьет… Все продам… Господи, я в полном отчаянии… Прости, что так тебя встретил, но… сама понимаешь… мне сейчас застрелиться впору.

– Извинения ни к чему, я тебя прекрасно понимаю. Самой, правда, в подобное положение попадать не приходилось, но могу себе представить… Миленький мой Медвежонок! А я-то голову ломала, почему ты не звонишь… чего только не передумала. Давай попробуем вместе поискать выход. Тысяча левов деньги немалые. Особенно, когда их нужно найти за один день. Но кое у кого водятся суммы и покрупнее…

– Я согласен на любые проценты… Хотя не знаю, как смогу их выплачивать.

– Положись на меня. Мир не без добрых людей.

– Никто не дает денег просто так.

– Это не твоя забота. Я за тебя поручусь, дам слово сама вернуть долг. Разумеется, пока ничего не могу обещать, но попытаюсь.

– Нет, я так не могу. Я и так тебе слишком многим обязан, дальше некуда.

– Ладно, ты что-то чересчур сентиментален. Речь идет о судьбе твоего брата… и твоей матери.

– Хорошо, я на все согласен. Готов душу дьяволу продать.

Она повалила меня на постель и сказала:

– Ну, для такого мужчины, как ты, это не цена…

Страсть ее была неподдельной, похоже, она действительно по мне соскучилась, но я… мне пришлось оправдывать свое фиаско тем, что я ужасно расстроен, и Деси, знавшая мужчин как облупленных, не рассердилась на меня, только обронила, что вот этот-то должок она с меня стребует, а я с радостью закивал. В душе однако, понимал, что обнимаю ее в последний раз и мое мужское тщеславие – да не только оно – ужасно страдало от того, что конец оказался столь жалким.