Текст книги "Истории одной жизни"

Август Ионов
Истории одной жизни

Часть 1

История одной жизни

 
Нет больше соли в солонке,
выпит последний напиток.
Жизнь он прожил в ломке
ежедневных болезненных пыток.
Никогда не бранил небо,
хоронил дорогих часто,
и когда заикалось эго,
про себя говорил: «Баста».
У него не болели руки
в те часы, когда нес свое бремя…
Лишь во сне он спасался от скуки,
лишь во сне уходил он от плена.
Он был птицей, если хотите,
но без крыльев, поэтому плакал.
Порвались путеводные нити —
не найти, с кем так часто балакал.
Его имя забудется скоро,
или может, уже позабылось,
как любовная мелкая ссора,
что секунду назад случилась.
Его имя не знать не смертельно,
оно точно не даст объяснений,
кем он был – человеком иль тенью,
и в каких он бывал положеньях.
Его век закончился скоро.
Он был выпит, как жаждой напиток.
Пой, скрипач, ты свое похоронное соло,
а я кину ему клубок ниток.
 

Кит

 
«Плачь, кит. Сети не рви.
Не спорь с бессердечной судьбой.
Ты не испытывал чувства любви.
Оставь за жизнь свою бой.
Осталось немного, взгляни в пустоту,
Что она может сказать?
Ты не боролся за свою мечту,
Так зачем же за жизнь воевать?
Плачь, кит. Ты жизни не заслужил.
Ты плюнул в протянуту руку.
Сейчас бы спокойно с любимою жил,
Но ты поступил как сука.
Плачь, кит. Сети не рви,
Тебе все равно не удастся.
Так, чтобы берег услышал реви.
Правильно сделал, что сдался.»
 

 
Я слышал ревущую мощь,
Я видел, как волны бурлили.
Навеки запомню ту ночь,
Когда рыбаки приплыли.
Весь день они байки травили,
О том, как кита его мысли сгубили…
 

Белый ворон

 
Белый ворон безуспешно ищет друга.
Кто разделит его тягостную ношу?
Был бы птицей, подлетел тогда к нему я
и вскричал бы что есть сил: «Не брошу!»
 

 
Но высокая стена нас делит —
человек я, он – изгой средь птицы.
Все смеются над его окрасом:
от орла до пуганой синицы.
 

 
Не понять вам, глупые созданья
и не вырваться из замкнутого круга.
Стая серых полнит мирозданье…
Белый ворон безуспешно ищет друга.
 

 
Взмах крыла сломал высоку стену.
Я шагнул на встречу птице белой.
Мы теперь летаем в поднебесье.
На земле очерчен контур мелом.
 

Забыты чувства

 
Я не хочу воспеть забыты чувства.
Мне не понять, куда уходят дни.
Давно уж ночь. Я, освещенный люстрой,
Смотрю в окно на города огни.
 

 
Я не посмел просить у Бога денег,
Да, беден! Ну и что с того?
Из мебели кровать, да старый телик,
Которому я предпочел окно.
 

 
Я не поэт, простите меня, право.
Обычный безобидный человек.
И я давно не молод – хилый малый,
Уже отживший свой последний век.
 

 
Я не могу. За что мне эти муки?
Стою, застыв, смотря в одну лишь точку.
Стою, и сами тянутся к ней руки…
Оставь, прошу! Брось это дело, дочка!
 

 
Но нет ответа, только шумный ветер
Глотает звуки проходящих лиц.
Среди которых каждый темный вечер
Полно родимой доченьки «убийц».
 

Актер

 
Пуст партер, завяли розы.
Жизнь, увенчанная прозой,
Отвернулась от актера.
Так бывает. Ну и что?
 

 
И сидит он днем и ночью.
В голове мелькают строчки…
Зал давно уж обесточен,
Потому сидит во тьме.
 

 
И откуда столько горя?
Водки выпитое море
Говорит актеру громко:
«Рано, слышишь, на покой.
Мы еще не наигрались,
В славе толком не купались…
Но за что же так ругались?»
Кто-то с тряпкой половой
Подошел к актеру сзади
И, наверно, смеху ради
Крикнул в ухо: «Все в порядке?
Ну, иди давай домой».
«Больше нет у меня дома —
Обменял на ящик рома,
А его на ящик водки…
Хочешь? У меня есть стопки».
 

 
Пил актер, вертелись строчки
Смысла полные едва.
Жизнь его теперь пуста…
И решил поставить точку.
 

Капитан

 
Я стоял в ожидании солнца,
Тучи мысли мои замели.
Капитан я, оставленный всеми,
С кораблем, что стоит на мели.
Пятый день мне снится колодец,
Мои близкие и моряки.
Третий день сижу я голодный.
Опустились давно кулаки.
Опустилась тьма на мачту,
Палуба тонет в ночи.
Я почти не живой, но все же,
Жду целебные солнца лучи,
Что пробьются сквозь кашу тумана,
Разрезая сомнения плен.
Капитан позабытого судна
В западне, где туман вместо стен.
 

Бывшей.

 
Если бы ты мне верила,
Вверила бы свою душу.
Пустила бы в мир свой девственный,
Заповеди не нарушив;
Если бы ты позволила,
Крыльями мне поделиться;
Если бы ты поверила,
Что я перестал быть убийцей, —
Но мои крылья вырваны.
Перья сменил я на плащ.
Тьмою окутан, и инеем
Светится лунный палач.
Имя мое соткано
Из неживого сырья.
Если бы ты мне верила,
Душу не продал бы я.
 

На тебе черное платье…

 
На тебе черное платье,
И люди играют в друзей.
Спиртное льется рекой,
А я – приглашенная тень.
Смотрю, иногда улыбаюсь,
Без радости, просто так надо.
Ты сегодня сияешь,
Ты поздравлениям рада.
Я ухожу тихонько,
Так, чтоб никто не увидел.
Туда, куда каждому надо…
В сумрачном мире я лидер.
Ложь догорает и в пепел,
Призрак ложится на плечи.
Ночь для меня бесконечна,
Вы же боитесь вечер.
Я ухожу тихо
С праздника сумрачным светом.
Вы застыли в позах,
Меня же среди вас нету.
 

R.I.P.

 
На клена опавших листьях
Осень рисует себя.
Небо усыпано птицей.
Волнующий день сентября.
Пишу заколдованный ветром,
Шумящим за пыльным окном.
Утром солнце не греет,
Солнце не греет днем.
Стынут часы с кукушкой,
Медленно тянутся дни…
Скучаю по милой старушке,
И дни доживаю в любви.
Сентябрь костлявой рукою
Отнял и осыпал листвой.
Там, где схоронено тело,
Крест и пахнет смолой.
 

Почему же нас не взяли в рай?

 
Почему же нас не взяли в рай?
Может, там нет мест, все переполнено.
Может быть закрыт он на ремонт.
Может, кто его зарезервировал?
Мы стоим у солнечных ворот.
Ищем в списке VIP персон фамилии.
Рядом с нами девственница ждет
И монашка с нераскрытой лилией.
Где-то позади ворчит монах,
А за ним десяток деток маленьких.
Не доросших до людских рубах,
Не носивших галстуки и валенки.
Глазки их не видели любви,
Смерть пришла за ними льдом обвитая.
Прижимались детки к госпоже,
Что свинцом отеческим убитая.
 

 
Почему же нас не взяли в рай?
Почему стоим и топчем облако?
Мы пришли зимой, но вот уж май.
Ждем добра. И что? А толку то?
 

Маяк

 
Честен буду.
Брошу экспромт
На твой белесые волосы.
Стою на кухне пустой, курю,
Пускаю в воздух прозрачные полосы.
И мокнут волосы, когда выглянуть хочется.
Кто ты, ответь:
Ведьма или пророчица?
Отчего так душа моя мнется под давлением строчек прочитанных?
Я ли ветер в голову,
Я ли плевок в лицо расточительных?
Мне не хочется невозможного, все возможно, когда серость кончится.
А пока, я пишу клочьями,
Наблюдая за болью воочию.
Бесконечны слова внутри меня
Рвут сознание, вырываются,
Ищут отклик в сердцах людей.
Но об стены улыбок взрываются.
Зарываются сотнями под кустом,
Доживают калеками хилыми.
Мы с рождения созданы милыми,
Но сдуваем с себя это силами
Вселенского отторжения.
 

Ты стоял в ожидании солнца

 
Ты стоял в ожидании солнца,
Ты хотел согревающий свет.
Откуда солнце на дне колодца?
Дружище, его там нет.
Возьми себя в руки, волю в кулак
Сожми так, чтоб брызнула кровь.
Карабкайся выше, сомнение – враг.
Напомни себе про любовь
К добрым и близким, к тем, кто тебя
Ждет, ожидание – боль.
Живи ради них, карабкайся вверх.
Ты собственной жизни король.
Колодец глубок. Ниток клубок
Не в силах добраться до дна.
Вспомни про солнце, тьма – это крах.
Жесткая властная тьма…
Она везде, она не дремлет.
Тьма заберет под свой покров.
Тьма многодетна. Ее дети – тени,
Вельмож, королей, воров…
И будто коров на мясобойне:
Выжмет все соки,
В сжатые сроки.
И тело сороки
Склюют.
Солнце, дай нам приют!
Мы рвались с самого низу,
Оттуда, где холод и смрад.
Солнце, прими нас. Мы твои дети.
В рай мы спешим через ад.
 

Дитя

 
Миру мир не снится боле,
Боль, увенчанная кровью,
Опустилась на зеницы,
Солнце прячется за птицей.
Лица в ткань укрыла мама,
Сердца стук лишь фонограмма —
По ушам стучит на память.
Воск свечи неслышно таит.
 
 
Дом размером с человека,
Слезы жгут родные веки,
Мир уснул при свете дня.
Спит, омытое дитя.
 

Пьяное

 
Плесни еще, да я не пьян!
Бармен, не будь занудой.
Мои слова большой изъян,
В нем смысл скрыт за грудой
Ненужных фраз. Я одинок!
Да, это мое право.
Сижу, и доживаю срок.
Пьянству крикнем браво!
Язык развязан, галстук снят,
Девица глаз не сводит.
Сижу всю ночь, вливаю яд,
Взгляд девушки заводит.
Горят огни, горят глаза,
Пылают души в баре.
Подымем стопки, господа,
За одиноких в стае.
 

БЕЗЖАЛОСТНОСТЬ

 
Вальсируй, глупая!
Кружись до сблева.
Сними тесное платье —
Будь голой.
Запрокинь голову
Олово влей в горло.
Ори, безбожная!
Кривляйся, глупая.
 

 
Прикинься ангелом,
Хрупким стеблем,
Цветком весенним
Или пером воробушка.
Дави глупых пчел назойливых,
Рви кудри сутулых демонов.
Вождем стань племени,
Пастухом стада.
Веди их к пропасти…
Будь легким ангелом.
 

 
Оскал звериный не утаишь за улыбкой.
Из всех смертный убей меня первым.
Искала за моими плечами защиту,
Но щит твой сломал,
И скрылся в темени.
Дитя грешного семени,
Как не пытайся, не скрыть тебе истины.
Я слышу мысли твои в расстроенной скрипке.
Я вижу оскал, что таишь за улыбкой.
 

Посвящается дорогой моей музе

 
Не складываются строчки рифмой обрамленные,
Люди, что со мной стало?
Муза рядом села, прочла слова махом и взглянула на меня устало.
Что с нами стало?
Вдыхая теряю сознанье от мыслей в меня влетевших.
Они галдят на своих языках:
Красивых, но давно умерших.
А я лежу и слушаю, и это все, что могу сделать.
Изредка только поднимаю голову и смотрю на свое голое тело.
А оно молчит, неподвижно, как серое облако.
Которое не то что летать… Тащится медленно, волоком.
А муза сидит рядом, молча курит и смотрит в окно.
В слезинке видится прошлое, в котором все было легко.
Докурив ко мне резко кинется:
«Что же с нами случилось, любимый? Над домами мне вечность видится…
свобода для нас, милый».
Со словами и с доброй улыбкой
Повернулась и кинулась к вечности, позабыв свои крылья у ног моих…
Шаг достойный, но полон беспечности.
 
 
И с тех пор я пишу без устали, вдохновенье черпая из вечного.
Моя муза, слившись с миром,
Превратилась в каждого встречного.
 

Друг мой

 
Друг мой, ты спустил на ветер себя,
Когда спустился до этажа первого.
Друг мой, говорю тебе глядя в глаза:
Ты растаешь белою пеною.
В тебе нет больше высокой мысли,
С крыльев твоих перья оземь падают,
Речи твои сладкие – сталью окисленной,
Ржавым гвоздем по доске царапают.
 

 
Перестал слышать в голосе музыку…
А помнишь вчера еще ты танцевал на паперти,
И не заикаясь стихами плевался?
 Пока я страдал над каждой строчкой, ты рифами рифм наслаждался.
Не знаю чего испугался, ведь ты мог улететь от серого!
И при этом на своих широких плечах меня тащить, меня – навеки верного.
Я любил тебя как любят кровь свою,
Я молил господа за твою бесконечную голову.
Но ты вырвал себя от земли,
В яму залив раскаленное олово.
Слово само по себе теперь,
И терпеть мне тебя не хочется.
Ты разбил чашу жизни и рад
Под землей, как червяк, ворочаться.
 

Часть 2

Кто такой поэт?

 
Кто такой поэт?
Не тот ли кто пишет стихи,
Строчки лихие стихией
Наполняя от заглавной до точки?
 

 
А может совсем все не так?
Может, обычный мудак,
Что может слова рифмовать?
За час формирует тень,
Которой после торгует весь день.
 
 
Бездельники, куда вы лезете?
С понедельника до понедельника.
Вы не создаете искусство – вы бредите.
 

 
Мусор уберите, возьмите веники.
Мне стыдно читать рифму, за которой голая наглость.
Карандашный грызу гриф,
И грифоном вгрызаюсь и лаюсь.
 

 
Ответь мне, представь, что я сфинкс, сейчас судный час,
Поехали?
Итак, кто же такой поэт?
Знаешь ответ? Нет?
Вот и я после кучи прочитанной, потонувшей под сотнями лайками,
сам тону, и взрываюсь безжалостной термоядерной или атомной…
 
 
Ты прости, что срываюсь на творчество.
Сам никто, а ору, как личность.
Я, наверное, просто не выспался,
И рассыпался мелкими язвами.
 

 
Мой совет до тебя не дотянется,
Ты уже высоко над смертными.
Обдуваемый теплыми ветрами,
Подхваченный липкими музами.
 

 
Ничего, это так, даже весело.
Я ведь знаю тех крыс летучих.
Напускают в глаза туман,
И слушаешь голоса их сладкие.
Только жопа твоя слипнется.
Вот тогда будет миру потеха.
Ты прекрасен своей скорлупой,
Но не так все чудесно с орехом.
 

 
Зачеркнуть бы все выше написанное
и оставить всего лишь две строчки нижние.
Но меня не поймут люди, твоими стихами облизанные.
И возьмут топоры обиженные,
Расчленят и псам скормят пальцы.
Все равно буду тверд и выскажусь:
Не поэт ты, а бледная задница.
 

Шар

 
Шар земной ломаной линией разделен между сытыми суками.
Шар земной содрогается каждый день под челобитьем и стуками.
Сутками люди волочатся в ожидании мира вселенского.
Мысли прячутся где-то за танцами
Уходящего вальса венского.
И на дне бокалов,
И за грязными полотенцами…
Мы не выросли для понимания,
Мы остались тупыми младенцами.
Кто-то встал посреди площади,
Громко выдал формулу истины.
Мудрый путник людей пощади —
Не дави нас своими мыслями.
 

***

 
Сегодня день рожденья бога, мир обрел спасителя.
Слово то – всего два слога – антипод мучителя.
Все слова учителя в уши, а потом
Окрыленны души полетят в свой дом.
Стать сосудом истины или просто знаний
Могут Земли жители всех чинов и званий.
Мир открыт для каждого, космос – это рай.
Хочешь знать ты важное?
Знай.
 

Бред ночью

 
Запущена в небо последняя ракета.
Крики под воду ушли.
Забыты давно те пред богом обеты,
Мол, брось автомат и пляши.
 
 
Лица вросли в противогазы,
Карман – склад боеприпасов.
Смерть посмеется над выкрутасом —
Два цвета поставите в вазу.
 
 
Птицы с червями сроднятся —
Враги им общие снятся.
Как ты хотела обняться,
Жаль на войне оторвало…
 
 
Флаги давно отсырели
И пламя как звезды – не греет.
Страх по-тихоньку тлеет.
Жаль скорпион убежать не успеет.
 
 
Свист пролетающих мимо ракет
Я одинок, людей больше нет.
Пишу эти строки в бреду,
Закончу, продолжу искать еду.
 

серость

 
Мысленно душим свои корабли,
Давит на горло тоска.
Скучаем на кухне о прошлой любви:
Голодные жаждем куска
 

 
Стынет камфора, отжили слова.
Дым путеводной стрелой
Тянется к небу, сквозь потолок —
Границы, по сути, пустой.
 

 
Окна не мытые пылью покрылись,
Скрывая собой целый мир.
Были бы силы – в пляс пустились,
Но нет у нас больше сил.
Капли стучат по ржавой посуде,
И пульс доживает часы.
Так продолжается каждые будни,
Пока не придут наши сны.
 

 
Ползет все вокруг,
Ускорились мы, и громко зовем никого.
Можно сегодня ты будешь мой друг?
Спасибо, мне стало легко.
Птицы не станут клевать и умрут —
Гордость сломает судьбу.
Треснет стекло, лопнет сосуд,
Я встану тогда и уйду.
 

как-то так

 
Надоели небеса
Плюсы рву на минуса.
Хитрая моя лиса
Спит не видя снов.
Ты из клана мудрых сов,
Прячь себя, запри засов.
Не дождешься добрых слов
От детей зимы.
Ты и я давно не мы.
Видим, слышим, но немы.
Есть стрела, нет тетивы,
Отдыхай, Амур.
 

Слова

 
Общее небо стынет кусочками льда.
Хлынет количеством пролитых слез,
но эта процессия вряд ли закроет улики свершенных убийств.
Сотнями павшие воины, светлые души их ввысь улетят.
Я в этом уверен, ведь это со мной уже было – я неба солдат.
Дни перестанут быть серыми буднями,
и спектр вновь загорится огнем.
И восседавшие призраки
трон свой покинут.
То будет потом, а пока все ждут с нетерпением
пение снов.
И совы владеют ночью,
и пусть.
Их мудрые мысли несут только истину…
Жаль их никто не поймет.
Грусть.
 

Вечное

 
Мы еще посидим в бесконечности.
Ты предложишь упасть в невесомости.
Наши жизни желали бы вечности:
Полетели туда, где спокойствие.
Мы опустим в воды прибрежные
Наши высохшие конечности.
И наполнят тела мыслями,
О пейзаже давно выцветшем.
 

 
Почему завершать не пытаемся
То, зачем мы шагнули от пропасти?
Кто-то греется солнцем, кто плавится,
Говоря про себя глупости.
Нам бы выйти за грани разумного,
Нам бы стать безгранично свободными.
Каждый хочет сойти за умного,
Но останутся просто модными.
 

 
Завтра мы улетим к всевышнему,
А сегодня будем скитальцами.
По стеклу запотевшему пальцами
Мы оставим послание вечное.
 

Цикл

 
Играть в прятки со своей мечтой.
Пускаться в пляс с выбором любимых.
Делать вид, что полон, когда совсем пустой,
И быть в ряду успешных или мнимых.
Купаться в сотнях книг, привитых стадом.
С утра вставать с улыбкой в никуда.
Дышать и восторгаться смогом, смрадом.
Смотреть на нищих лишь с презреньем, без стыда.
Ходить в костюме, плакать над утерей.
Пить черный кофе, говорить про власть.
Молить о благе, без отдаче вере.
Гордиться тем, как много смог украсть.
Потом когда настанет время чахнуть,
Взглянуть на вереницу прожитых веков.
С тоской поклясться, больше так не делать.
Сгореть, родиться и начать все вновь.
 

** ** **

 
Утром забудется ночи веселье,
Утром заблудший дойдет до дома.
Вечером гости на новоселье,
Ночью горло полощится ромом.
 

 
Сломан запрет, стыдно до смеха
Мехом прикрытый бежит по парку.
Палка, земля: пьяный запнулся…
Упал, от боли в груди загнулся.
Уткнулся в траву, молву ненавидя,
Видя убогость или презренье.
Вчера никто – сегодня лидер.
Слышны упреки, не слышно
Как мама
Звонит.
 

Отражение

 
Кто этот мальчик, что смотрит не отрываясь,
Соприкасаясь ладошкой с холодной поверхностью?
Он плачет, когда говорю я гадости, и смеется, если мне искренне весело.
 
 
Свесив кудри, с губами невинными и пухлым тельцем с претензией быть ангелом.
 
 
Я его враг, он колотится бешено
И смотрит без нежности
В мою душу грешную.
Кто ты, мальчик, что тебе надобно?
Надоел твой взгляд мне уже укоризненный.
 

 
Прочь, говорю, уходи вон! Довольно. Не нужен ты мне, не нужен, слышишь?
Дышишь со мной одинаковым воздухом, с чего же ты взял, что ты меня лучше?
Мучаешь только своими мыслями и ругаешь за то, что из памяти выпало.
 
 
Хлопали створки-ресницы влажные,
Важное мне открылось с мальчиком…
 

 
Дух обиженный, уйди, прошу тебя
Я. Умоляю, покинь мое логово.
Гол пред тобой и мерзну от холода.
Ты – это я, когда я был молод.
И без тебя мне тошно в зеркале видеть свое устаревшее тело,
Усталую проседь и полную дум голову.
 

 
Слово едва доносится, просится выйти из горла,
которое с голодом гордым и дыма полное, хрипит как первое радио.
 
 
Одеяние чуждо облику,
Облако волоком за мною тащится. Ты не смотри на меня так,
Изменит меня только подземный ящик.
 
 
Давно перестал слушать шорохи, я сам шорох, потерянный в тысячах возгласах,
Колосом гнусь под давлением ветра в ожидании сна на глубине трех метров.
Что еще? Ты же видишь, мне плохо, покинь меня, оставь, пожалуйста. Почему ты сильнее долбишь по зеркалу, почему так сжимаешь свои уста?
Сын Христа, ангел мой миленький, я забыл обещания давние, помоги мне вспомнить хотя бы одно то самое – самое главное. И тогда, если не поздно, брошу все и начну жить заново!
Помоги, без тебя пропаду! Улыбаешься? Как же этого не хватало мне…
 

Часть 3

Желтое

 
Желтые гетры на паркете летом,
Солнце в окно беззвучным жаром,
Гадаем на гуще, живя моментом,
Надеясь, что выпадет верная карта.
Как она ляжет не важно, дышим
Пыльным ветров из форточки. Душно.
Крадемся на кухню, серые мыши
В желтых гетрах по самые уши.
Пьем наши дни, заедая конфетой,
Жжем свои легкие дымом и сеном,
Спорим, но все решает монета:
Сын – Иван, Дочь будет Лена.
Небо в твоих голубых отражаясь,
Дождем проливаются редкие слезы.
Ссора и ласточки низко летают,
Посуда летит, рассыпаются грозы.
Новое утро нас встретит лучами,
Мы разбежимся как серые мыши.
Босыми ногами топчем конфеты,
И желтые гетры сохнут на крыше.
 

Стальной дракон

 
Пора расправить наши крылья —
миру показать себя.
И смачно плюнув в горды рылы,
воспеть величие огня.
Кто говорит, что невозможно —
дурак, не знающий закон.
Его сомнение безбожно,
он червь, а ты стальной дракон!
В твоей душе сокрыты силы,
что космос могут обуздать.
И путь от родов до могилы
Во что одеть, тебе решать.
Закрой глаза, послушай море,
взгляни в пылающий костер,
забудь печаль и слово «горе»,
теперь ты быстр и хитер.
И затаившись перед богом,
возникни резко и скажи:
«Могу одним своим лишь слогом
менять сознание души.»
Окинет взглядом, улыбнется
и скажет без сомненья он:
«Ты тот, кто сердцем не споткнется,
Отныне ты стальной дракон!»
 

А что если мы недостаточно сильно любили?

 
А что если мы недостаточно сильно любили?
Поэтому ходим один на один, поэтому сон свой убили.
А что если нам не хватало тепла
И капельки нежного слова.
Нам морем казалась наша река —
Тонули в ней снова и снова.
А что если сердце нуждалось в богах,
А мы поклонялись Иуде.
Мы предали то, что рождалось в лучах –
Играющий смех по посуде.
 

 
А что если все это было не зря?..
И нужно попробовать вновь!
А что если быть нам не вместе нельзя,
Как сердце и свежая кровь.
Пусть мы недостаточно сильно любили,
Пусть ходим один на один.
Пусть предали то, что под солнцем родили.
Мы новое вместе родим!
 

Завтра писателя А. Брихо.

 
«Завтра мир наш изменится: станет больше улыбок и люди станут добрее.
Львы перестанут есть антилоп, а птицы клевать кукурузу.
Завтра отцы найдут общий язык с сыновьями, а бабушки будут жить дольше.
Дочери клубы забудут, родители водку.
Соседи обиды забудут и станут жить дружно.
Завтра голодный поест, уставший проспится.
Тот, кто хотел все узнать на шаг приблизится к цели.
Ложь и война завтра в список войдут архаизмов.
С ними в ряду – издевательство, страх и сомненье.
Больше не будут кусать, царапать, толкаться.
В метро будет тихо и будет свободно дышать.
Каждый живущий с планетой, с природой сольется.
Завтра мы – это один мировой организм».
 

2013—2014