Текст книги "Ты будешь моей"

Глава 15. Марьяна

– Похоже, разговор затянется, – вздыхает муж. – Позволь, я немного взбодрюсь в душе. И потом приду в кабинет, идёт?

– Хорошо, я буду ждать тебя там.

В кабинете Виталия всё обустроено по его вкусу. Пожалуй, детская Макса и кабинет Виталия – это единственные комнаты, где Марина разрешила обустроить всё так, как того хочется нам.

Я долго думаю, с чего бы начать разговор с мужем. Подбираю нужные слова, выстраиваю цепочки предложений. Потом понимаю, что попытки смягчить удар будут обречены на провал. Самолюбие Виталия будет уязвлено. Поэтому я бросаю бесполезное занятие и ищу взглядом предметы потяжелее. На случай, если Виталий разозлится и бросится на меня с кулаками. Наверное, это так жалко – хранить тайну и бояться, что за открытие секрета муж может причинить мне вред. Но сейчас у меня не остаётся сил барахтаться в паутине лжи.

Я всегда боялась разоблачения. Держалась за брак с Виталием, потому что он означал для меня хоть какую-то самостоятельность. Мой отец незадолго перед смертью вложился по-крупному в «многообещающий бизнес» Виталия. А то немногое, что осталось – дом, некоторые сбережения, отец завещал своей матери, Марине. Мне не досталось ничего.

Но у судьбы на мой счёт есть свои планы. Теперь и я, и Виталий живём на милости у Марины. Всё потому, что Виталий не хочет терять статус обеспеченного человека и предпочитает жить в двухэтажном особняке, пусть даже этот особняк сочится злобой и неприязнью.

– Извини, немного задержался. Но я захватил нам вина, – слышится голос мужа.

У него игривое настроение. Целует меня в висок, шепнув избитый комплимент.

– У тебя волосы пахнут сигаретным дымом… В баре было накурено? – спрашивает муж.

Я отхожу от него и сажусь в кресло.

– Наверное, да.

– Не понял.

– В баре было накурено. Так же как в том баре, где ты пропитался запахом чужих духов.

Вспышка понимания озаряет глаза Виталия. Но он настроен держаться за иллюзии до самого конца и не хочет расставаться с ними ни под каким предлогом.

– Шутница, – говорит он, прекрасно понимая, что мой ответ может означать только одно – я знаю о его изменах и открыто признаюсь в том же самом.

– Нет, Виталь. Я не шучу. Сядь, пожалуйста, – прошу мужа.

– Хорошо. Я сяду. Слушаю тебя.

– Давно надо было тебе сказать… – переплетаю пальцы. – Я знала Богдана в прошлом. Встречалась с ним.

– Что? – Виталий удивлён. – Но вы вели себя, как незнакомые.

– Это сложная история. Ты прекрасно знаешь, что меня и тебя мысленно поженили ещё в то время, когда мне только исполнилось восемнадцать.

– Да, а я был в это время на учёбе за границей, – поддакнул Виталий.

– Я познакомилась с Богданом. Встречалась с ним тайком от отца и Марины. Однажды она узнала и закатила грандиозный скандал. Но это не помешало мне и дальше поддерживать отношения с Богданом. У нас были близкие отношения… – уточняю. – Очень близкие.

– Вы занимались сексом?

– Да, – щёки опаляет жаром. – Я хотела сбежать из дома. Вместе с ним. Побег не удался. Моя подруга сдала меня. В то время у меня была всего одна подруга – двоюродная сестра, Аня. Она рассказала Марине о том, что я планирую сбежать из дома…

– Аня? – Виталий удивлён. – Поэтому ты её на дух не выносишь? Уверена, что это была она?

– Больше некому. О том, что я хочу сбежать, знали только я, Богдан и Аня. Всё сорвалось. Меня запихнули в клинику. Лечебницу закрытого типа. Продержали там две недели. Вплоть до твоего триумфального возвращения.

– Детектив какой-то, – фыркает Виталий. – И ты думаешь, что Чернов до сих пор питает к тебе какие-то чувства?

– Нет, – набираю полные лёгкие воздуха. – Не ко мне, к своему сыну. Макс – сын Богдана.

Самые главные слова.

Я не решалась произнести их очень долго. Но сейчас на меня волнами накатывает облегчение. По щекам струятся горячие слёзы. Виталий глупо переспрашивает, смешно трясёт головой. Вскакивает, запустив руку в волосы.

– Не может этого быть. Макс не мой сын? Он не сильно похож на меня, больше на тебя. Но…

– Нет, Виталь. Он похож на Богдана. Его копия в детстве.

– Откуда ты знаешь?

– Я видела детскую фотографию Богдана. Максим и Богдан. Одно лицо.

– Нет.

– Да, Виталь, да…

Муж падает камнем в кресло. Растекается по нему безвольным телом.

– И ты так просто говоришь о том, что я… – муж прочищает горло. – Я пять лет растил подкидыша? Я воспитывал и кормил со своего стола чужого ребёнка?

– Макс не подкидыш! Не смей говорить о нём так! – я вскакиваю, сжимая кулаки. – Не смей!

– Для тебя он, конечно, не подкидыш. Но если… – Виталя сцепляет пальцы под подбородком. – Если Максим – сын Богдана, то для меня он автоматически становится чужим. Подкидышем! Марьяш, как ты могла так обмануть меня?

Запоздалое понимание того, какая правда открылась перед ним, накрывает Виталия волной. Он шевелит губами, силясь что-то сказать. Потом лезет в бар, наливает бурбона. Бутылка звенит о край бокала. Он наливает себе больше половины. Но не доносит до рта, а выплёскивает бурбон мне в лицо. Успеваю зажмуриться, но всё равно чувствую запах спиртного.

– Немыслимо! – швыряет бокал в стену. – Неужели я растил чужого ребёнка? Нет. Нет, я не хочу в это верить. Я не могу быть полным кретином! Неужели ты врала мне?

– Я не знала, что беременна. Когда Марина заперла меня в клинике, заставила пройти тесты. Они были отрицательными. О беременности я узнала позднее. Когда Марина с моим отцом и твои родители уже договаривались о свадьбе.

– Но ты могла сказать мне! Да, мне досталась не девственница, но почему ты не сказала о беременности? Я бы…

– И что бы ты сделал? Заставил меня пойти на аборт, чтобы желанный брак не сорвался?

– Да! – грохочет по столу кулаком. – Именно это я бы и сделал. Но ты обманула меня… Обманула же, да?

– Извини. Я не могла допустить, чтобы убили этого малыша. Срок был маленький.

– Поэтому ты выдала его за моего сына, – подводит итог всему Виталий. – Я хочу убедиться, что это правда. Мы сделаем ДНК-экспертизу.

– То же самое хочет сделать Богдан.

– Вот как? – усмехается Виталий. – То есть он сомневается в отцовстве?

– Нет, – в горле пересыхает. – Он не сомневается в своём отцовстве. Тесты нужны ему для того, чтобы было основание доказать отцовство. Документально.

– Зачем ему это?

– Он не говорил прямо, но намекал, что хочет забрать у нас Максима.

– Не у нас! Он хочет забрать его у тебя! – холодно возражает Виталий.

Я поражена тому, как быстро муж открестился от мальчишки, которого растил, как своего сына. Я думала, что он привязан к Максиму сердцем. Немного небрежен, как многие отцы, но всё же любит его! Но сейчас Виталий показывает обратное. Он ещё не до конца уверен в том, что Максим не его сын, но уже разделяет нас на отдельные составляющие.

– Интерес Чернова не в бизнесе, а в сыне? – размышляет Виталий вслух. – То есть вкладываться в меня он не намерен? Так?

– Не знаю, Виталь. Я знаю только то, что не могу отдать ему Макса. Это разобьёт сыну сердце. Макс любит свою семью. Прости за то, что я скрыла от тебя правду.

– Марина в курсе? – задаёт совершенно неуместный вопрос Виталий.

– Нет.

– Хорошо. Значит, у нас ещё есть время… – произносит Виталий и собирается с мыслями.

– Время для чего?

– Марина тебя на дух не переваривает. Если узнает, что ты нагуляла сына на стороне, может вышвырнуть нас на улицу. Извини, но сейчас не время для того, чтобы трясти грязными семейными тайнами на потеху всем, – морщится муж, достаёт новый бокал и подливает себе спиртного. – Значит, Чернову нужен его сын? На что он готов, чтобы забрать его. Вернее, – Виталий усмехается. – Сколько он готов вложить в это?

Внутри меня всё леденеет.

– Нет, Виталь… Только не говори, что ты собираешься торговаться моим сыном?

– Я собираюсь действовать так, чтобы потери были минимальными. Во всём! – огрызается муж. – Я потратил много времени и ресурсов, чтобы выкормить и поставить на ноги чужого сына. А где всё это время был его отец?

– Извини, что перебиваю, но ты никого не поставил на ноги. Максиму всего пять лет. И ты ни копейки не выделил на платную операцию. Держишь все деньги семьи в своём рукаве и тянешь до последнего!

– Во-первых, кардиолог сказал, что операцию оптимально делать в срок до шести-шести с половиной лет. Максу всего пять, то есть можно потянуть ещё немного! – воздевает палец кверху Виталий. – Во-вторых, учитывая обстоятельства… – муж делает паузу и припечатывает словами. – Теперь я не выделю ни одной лишней копейки. Все собранные средства я пущу в оборот.

– Ты не можешь так поступить! – вспыхиваю, как факел. – Я сама собрала уже половину стоимости этой операции!

– Счёт открыт на моё имя, дорогуша, – ухмыляется Виталий. – Не вижу необходимости затрачивать огромные суммы денег на подкидыша.

– Не будь мразью, Виталя!

– Советую прикрыть свой рот на замок, Марьяна… – цедит сквозь зубы муж. – Или я вот так… – щёлкает пальцами. – Разрушу всё. Разведусь с тобой! Окажешься на улице. Без денег. С больным ребёнком. И никаких алиментов ты от меня не увидишь. Потому что я не намерен платить за подкидышей! О, и ещё одно… Макс не долго пробудет у тебя. Если Богдан настроен серьёзно, он мигом отберёт у тебя ребёнка. Потому что ты не сможешь отстоять свои права и доказать свою состоятельность, чтобы растить сына.

Виталий встаёт, опираясь ладонями на столешницу.

– У тебя нет ничего. Повторяю. НИ-ЧЕ-ГО! Ни денег, ни собственной недвижимости, ни машины. Я устрою так, что ты вылетишь с работы в два счёта. Думаешь, сможешь легко устроиться в другое место? Ничего подобного! Я пущу о тебе такую славу, что перед тобой закроются все двери! До единой! – шипит Виталий и снова чеканит, повторяя, чтобы я усвоила его угрозы. – Разведённая. Без денег. Без связей. Без крыши над головой. Я вытащу на свет даже историю с клиникой. Тебя выставят ещё и психически неуравновешенной. Твой ненаглядный Макс перекочует в руки Богдана. А тебе останется одна дорога. Вниз. Полетишь из окна девятого этажа, как твоя мамаша!

Слушаю тираду Виталия, а внутри всё ломит от невыносимой боли. Передо мной стоит не человек, не муж и не отец, а продажная шкура. Едва лодка начинает тонуть, он мгновенно ищет угол посуше и потеплее, готов скакать по головам утопающих.

– Молчишь? Слушаешь? Это хорошо… – Виталий гладит ладонями столешницу. – Ты хочешь оставить Макса себе, да? Хочешь! А я… Я хочу встать на ноги. Мы можем помочь друг другу. И мы, рука об руку, вместе поторгуемся с Черновым за наше общее будущее.

– Боже! – прижимаю пальцы к губам. – Богдан был прав насчёт тебя. Какая же ты мразь…

Глава 16. Богдан

Остановившись перед входом в травм пункт, я замираю на несколько долгих минут. Пытаюсь оставить Марьяну позади, за порогом собственного сердца. Отрезаю её от себя по крохотному кусочку. Это оказывается непросто сделать. Раньше было легче – рвать и цепляться за жизнь, забивать себя до отказа, чтобы не думать. Но сейчас всё изменилось. Словно со знанием об общем сыне между мной и Марьяной натянулась едва заметная, но очень прочная нить.

Нужно думать о жене, попавшей в автомобильную аварию. Аня пострадала. Не знаю, насколько сильно. Но в голову, словно нарочно, лезут мысли о крохотном синяке на щеке Марьяны. Мужа Марьяна выбрала самого, что ни на есть «прекрасного». Мало того, что зарабатывать не умеет, так ещё и на жену руку поднимает за отказ участвовать в его планах по выдаиванию финансирования.

Другой бы на моём месте позлорадствовал на тему того, что жизнь Марьяны повернулась не самым лучшим образом. Но во мне нет ни капли злорадства. Только тугая, скрученная злость, направленная острым концом в мою сторону. Телефон выдаёт звонкую трель. Номер телефона Ани.

– Богдан? Где ты? Забери меня! – всхлипывает жена в трубку.

– Буду через минуту, – обещаю жене и стряхиваю с себя ненужные мысли.

Нахожу жену довольно быстро. Аня сидит пришибленная и заплаканная. На первый взгляд, ничего серьёзного – только кожу на лбу рассечена. Аньке наложили пару швов. Жена цепляется за меня, всхлипывая. Сразу улавливаю запах алкоголя.

– Ты пьяная за руль села, что ли?

– Я не думала, что всё так получится! Водитель передо мной так резко затормозил на светофоре. А я… просто не успела и была не пристёгнута! – Аня начинает всхлипывать ещё сильнее. – Теперь меня лишат прав? Есть возможность забрать через знакомых?

– Как ты себя чувствуешь? Вопрос с правами решим потом.

– Голова болит и кружится. Возможно, у меня сотрясение. И вот здесь… – показывает на рёбра. – Тоже болит. Но машина почти целая…

Аня тараторит быстро-быстро, всхлипывая между предложениями, но соображает вполне трезво. То ли первичный шок уже прошёл, то ли его почти не было.

– Забери меня домой, – всхлипывает жена.

– Да, конечно. Пойдём…

Аня обнимает меня за шею.

– Отнесёшь меня?

– Что? – осматриваю жену. – Неужели ноги тоже болят?

Аня глупо моргает, пытается улыбнуться. Я подхватываю её под локоть и вывожу из больницы.

– Сейчас вызову тебе такси.

– А как же ты?

– Я на байке гонял, – киваю в сторону мотоцикла.

– Может быть, я поеду с тобой?

– Нет! – резко обрываю жену, пытаясь смягчить отказ. – Тебе нельзя сейчас.

Дело не в том, что жене нельзя разъезжать позади меня на байке. Это очевидная ложь. Просто на байке я предпочитаю гонять один. Но есть одно исключение из правил. Жена к нему явно не относится.

Лицо Ани принимает плаксивое выражение. Кажется, она хочет устроить истерику и планирует затопить слезами всю округу.

– Мне было так страшно! Ты даже представить себе не можешь, насколько! – всхлипывает она Аня. – Как будто вся жизнь пронеслась перед глазами. А мы столько не успели…

Аня не торопится никуда идти. Цепляется за мою куртку, прижимается всем телом и заглядывает в глаза.

– Я боюсь, Богдан.

– Хорошо, – вздыхаю. – Оставлю байк на платной стоянке. Подожди меня здесь.

– Ты поедешь со мной?

– Да, я поеду с тобой. Я быстро…

Приходится оставить байк и вернуться к жене. Заказываю такси с некоторым раздражением. Подавляю его волны, но всё равно чувствую, как они приливают и приливают, давят на меня изнутри.

Это не то, чего хочется мне. Я бы лучше куролесил с Марьяной и травил себя ядовитыми разговорами на болезненные темы, чем возился с женой, попавшей в аварию по собственной вине.

Вот она – неприглядная правда во всей красе. Мне банально нет никакого дела до Ани. Я лишь выполняю функции заботливого мужа. Но после встречи с Марьяной эта роль тяготит меня всё сильнее и сильнее.

* * *

Мы добираемся домой без проблем.

Мыслями кружу далеко… Мы вернулись в этот город совсем недавно. Когда-то он был мне не по зубам. Но сейчас я стою на балконе роскошного дома и разглядываю яркие огни мегаполиса с видом человека, способного купить если не всё, то очень многое.

– Посиди со мной, пожалуйста, – трагическим голосом просит Аня.

Она уже приняла душ и переоделась в один из своих любимых алых халатов. Она упорно носит алый, хоть бледновата для этого оттенка. Он её съедает, но Аня всё равно отдаёт предпочтение оттенкам алого.

– Милый, – выдыхает Аня, утягивает меня на себя.

– Кажется, у тебя болит голова. Тебе лучше отдохнуть. И не пить перед тем, как садиться за руль.

– Ты заберёшь мои права?

Аня выжидающе смотрит на меня. Гладит мою руку, перекладывая её на своё колено.

– Нет.

– Нет? – хмурится жена. – Но почему?

– Пусть будет тебе уроком. Ты и так не очень хорошо водишь, а в пьяном виде тебе нечего делать за рулём. Это может быть опасно. И не только для тебя.

– Ох, когда ты успел стать таким праведником? – злится Аня.

Раздражение выплёскивается едкой вспышкой. Жена встаёт и подходит к бару, нацеживая в треугольный бокал мартини.

– Отлично, – говорю я. – Ты попала в аварию, будучи выпившей. Будешь пить и сейчас?

Аня раздражённо отставляет бокал в сторону.

– Хорошо. Хорошо, я не пью. Видишь? – показывает пустые ладони. Садится рядом со мной. – Ты и понятия не имеешь, что мне пришлось пережить!

– Отчего же не понимаю? Я и сам не раз попадал в аварии. Но в основном, когда был верхом на байке и хотел полихачить, выполняя трюки. Но пьяным – ни разу.

– Хорошо, признаю, что это было опрометчиво. Глупо! Но на меня накатила тоска. Тебя не было рядом. И я не знала, куда деть себя…

Аня обнимает меня. Мои руки делают то же самое, но с небольшой задержкой.

– Обними меня, милый. Мне так нужна твоя поддержка, – всхлипывает Аня. – Я уже жалею, что мы приехали сюда! Боже, как я жалею…

– Жалеешь? – автоматически глажу её по спине. – Почему? Помнится, ты тоже хотела взять реванш у этого города.

– Это было давно. Я говорила это на эмоциях, но сейчас понимаю. Мы были счастливы раньше. Возвращаться сюда было необязательно. Давай уедем? Мы ещё не продали всю недвижимость в Питере.

– К чему ты клонишь, Ань? И что всё-таки произошло? Почему ты хочешь уехать?

Мой вопрос повисает в воздухе. Аня делает красноречивую паузу. Жена отстраняется от меня, садится на диване, отвернув лицо в сторону. Пальцы на коленях подрагивают, перебирая ткань халата.

– Не молчи, Ань. Если ты не в себе, ляг поспи. У меня много дел.

– Каких? – глухим голосом спрашивает она. – Дела на ночь глядя? Богдан… Мне сейчас так больно.

Вздыхаю. Все эти разговоры о фантомной боли утомляют до чёртиков. Нет конкретики, нет логики. Раздражает.

– Ты считаешь меня капризной? Но у моих капризов и нервного срыва есть причина. Вернее, её отсутствие, – Аня вздыхает. – Мы в браке вот уже несколько лет. Но у нас нет детей.

– Да, у нас нет детей. Раньше тебя это не парило. Почему сейчас вдруг вспомнила?

– Мы были в гостях у Марьяны. И она с таким удовольствием смаковала фразы о сыне… – усмехается Аня. – А у меня нет этого.

– Дело только в том, чтобы иметь недоступное? – спрашиваю я. Гадаю, к чему клонит Аня.

– Да! Недоступное! Я не могу иметь детей. И это так… так убивает! – повышает голос жена.

– Уверена, что не можешь?

– Уверена. Не получалось… Ни разу.

– Мы пытались? – спрашиваю я. – Не припомню.

– Пытались. Множество раз!

– Впервые слышу об этом! – отодвигаюсь от жены. – Ты же пьёшь гормоны.

Аня отирает торопливую слезу со щеки.

– Я неточно выразилась. Я пыталась. Не говорила тебе, но я не пью гормоны уже давно. И результата нет. Я прошла все обследование. Я не смогу иметь детей. Не смогу даже отдать клетку для суррогатной матери… Я ноль. Полный и абсолютный ноль!

– Вот как…

Слова Ани падают, словно камни в пустоту. Не чувствую почти ничего. Только недовольство. Потому что я не люблю, когда меня водят за нос. А ведь именно это и пыталась сделать Аня. Забеременеть от меня тайком равносильно обману.

– Это всё последствия неправильного лечения, – торопливо объясняет Аня. – Тогда мы ещё не были женаты. Ты улетел на дополнительную стажировку, а я… я заболела. Помнишь, я как-то спрашивала, почему у нас нет детей? Тебя в это время не было рядом. А у меня случилась задержка. Я испугалась. Думала, что беременна. Сделала повторный тест – он подтвердился. Я обратилась к клинику, чтобы точно узнать – беременна ли я. Оказалось, что нет. Это была реакция, неправильная реакция на сильные воспаления. Мне назначили лечение. Новые препараты, только вышедшие на рынке. Они не помогли. Потом был повторный курс, ещё и ещё, я обратилась в другую клинику.

– Ты не рассказывала мне ничего об этом! – удивляюсь я.

– Тебя не было четыре месяца, – возражает Аня. – Я просто не хотела тебя тревожить напрасно в важный для тебя период жизни. Не хотела добавлять проблем и переживаний. Я прошла курс лечения. И думала, что всё в порядке. Но позднее поняла, что забеременеть не получается. Теперь я бесплодна!

Аня всхлипывает и вытирает слёзы.

– Но я так хочу иметь детей! Ты бы только знал. И когда Марьяна хвасталась своим сыном, её слова звучали для меня, словно удар ножом в самое сердце!

– Успокойся, Ань… – глажу жену по плечу. – Давай мы вернёмся к этому разговору позднее? Я недоволен тем, что ты пыталась обмануть меня и умолчала обо всём.

– Обмануть? Нет-нет-нет, милый. Я просто хотела, чтобы ты спокойно занимался любимым делом. Хотела быть плечом, а не обузой. Мне так жаль! Надо было обратиться в хорошую клинику, но тогда мы были стеснены в средствах, а сейчас… – жена вытирает слёзы рукавом халата. – Сейчас, увы, деньги бессильны. Я никогда не смогу иметь детей. Никогда!

Глава 17. Богдан

Истерика Ани кажется мне надуманной. Её лицо становится похожим на маску. Она выдаёт нужную эмоцию. Вопрос только в том, насколько искреннюю. Видимо, почувствовав мои сомнения, жена поднимается.

– Ты мне не веришь? – нервно восклицает она.

– Аня. Сядь, успокойся.

– Нет! Нет…

Жена удаляется торопливым шагом. Слышу, как она выдвигает ящики один за другим. Потом возвращается с кучей бумаг в руках.

– Вот выписки с диагнозом врача. Последнее обследование!

Я взвешиваю на ладони кипу бумаг.

– Длинная история болезни…

– Да, это данные за несколько лет! – жена отбирает у меня бумаги, тыкает пальцем в ровные строчки. – Посмотри! Вот! Читай… Я бесплодна. Это так ранит меня!

Лениво пролистываю пару первых листов. Я никогда не был силён в медицине. Для меня диагнозы и назначения врачей звучат, как проклятия шаманов на неизвестном языке.

– Вижу, что тебе это совсем неинтересно! – Аня отбирает у меня выписки и удаляется, громко хлопнув дверью.

Через секунду слышится её истеричные завывания на высокой ноте.

– Аня! – нажимаю на ручку двери спальни. Она не открывается. Стучу костяшками по двери. – Открой, чёрт побери! Проблемы не решаются побегом!

– Ты просто не хочешь их решать! – воет жена. – Не хочешь! И не любишь меня. Тебя на меня плевать! Я сгорю от этого. Сдохну от тоски, а ты пройдёшь мимо с равнодушным видом.

– Прекрати ныть! – грохочу кулаком по двери.

Жена замолкает.

– Аня, мы решим эту проблему.

– Ты не любишь меня…

Я не могу ответить ей ничего в ответ на это обвинение. Потому что оно справедливое. Да, не люблю. Да, не сойду с ума, если мы расстанемся. Но неужели все браки заключаются по любви? Брак – это штамп и обязательства, иногда преимущества и удобство. Не более того.

Я могу найти много слов, чтобы объяснить, что такое для меня брак. Впервые понимаю, что не включаю в это понятие слово «мы» и «семья». Ни разу не пытался. И наверное, настал тот момент, когда я должен проявить себя, как супруг. Ведь Аня была верной и примерной женой на протяжении нескольких лет.

– Аня. Успокойся. У нас будет семья. Полная семья. Ребёнок. Я найду способ…

Жена затихает. Спустя несколько секунд распахивает дверь и утыкается мокрым лицом в мою футболку на груди.

– Спасибо! Спасибо! – шепчет она. – Я люблю тебя… Теперь верю, что всё будет хорошо. Мы вместе.

– Да, мы справимся, – говорю как можно более уверенным тоном, но ощущение, как будто на зубах скрипит зола, а во рту привкус пепла.

* * *

Эту ночь я провожу с женой в одной постели. Анька начинает лезть с поцелуями и желанием большего, но я решительно отстраняю её от себя.

– Тебе нельзя сейчас, Ань. И лучше тебе побыть дома несколько дней.

Перехватываю её взгляд, полный недовольства.

– Это не обсуждается. Будешь сидеть дома и восстанавливать своё здоровье, если хочешь получить обратно свои права.

Аня сразу усмиряет свой нрав и становится шёлковой. Возражать не возникает желания. Она быстро засыпает. А я не могу уснуть.

В голове кружится столько мыслей, что мне становится тошно. Перед глазами лицо сына проносится. До мельчайших деталей. Улыбка, прищур, чуть вздёрнутый подбородок. Как у меня, когда упрямлюсь.

Я настаиваю на тесте ДНК. Но и без него знаю, что Максим – мой сын. Начинаю представлять, как бы мы жили с Марьяной. Вдвоём. Вернее, втроём. Строю воздушный замок, но он кажется нереальным и жутко фальшивым.

То и дело встаю. Выхожу на балкон и зябну на свежем воздухе. Спит ли Марьяна? Что, чёрт возьми, случилось сегодня? Срыв, отголоски былой страсти.

Ведь не утихло ничего. Стоило только немного пустить свежего кислорода, как пламя разгорелось с новой силой. Ярче, сильнее, злее. Обжигает так, словно кусает.

Верчу между пальцев телефон. Номер Марьяны я знаю. Узнал через знакомых. Уже очень поздно. Но вдруг она тоже не спит? Набираю её номер. Но потом что-то щёлкает внутри. Я торопливо сбрасываю звонок. Но телефон спустя мгновение оживает в моих ладонях звонкой трелью.

Марьяна сама перезванивает мне.

– Ты что-то хотел сказать мне? – с ходу спрашивает Марьяна. Голос усталый, но бодрый. Значит, она не спала. Думала ли обо мне?

– Откуда такая уверенность, что звоню именно я?

– Больше некому звонить мне в три часа ночи и предъявлять счёт по старым обидам, – в голосе Марьяны звучат укоряющие нотки.

– Но я тебя не разбудил, да?

– Нет. Не разбудил.

– Говоришь очень спокойно и не таясь. Твоего мужа нет рядом?

– О, мы будем говорить о моём муже? Могу сказать тебе то же самое – не слышу тайного шёпота. Твоей жены нет рядом? – с издёвкой спрашивает Марьяна.

– Спит. У неё хороший сон, несмотря на то, что попала в аварию.

– И мой муж тоже спит. У него прекрасный сон. Всегда. Несмотря ни на что! – в тон мне отвечает Марьяна.

– Ты злишься на меня?

– Слушай, Богдан. Ты не находишь, что для телефонных разговоров время чересчур позднее?

Я расхаживаю по балкону. Мне приятно слушать голос Марьяны. Даже на расстоянии и с привкусом горьких ноток. По губам скользит лёгкая улыбка.

– Раньше мы болтали до самого утра. Тайком. Шёпотом, чтобы твой отец не спалил, что ты его ослушиваешься… Помнишь?

Марьяна смеётся.

– Это было так давно. С кем-то другим, наверное. Не верится, что мы были такими. Безрассудно влюблёнными. Доверчивыми. И если это всё, о чём ты хотел мне напомнить, то я, пожалуй, попытаюсь уснуть.

– Нет, я звоню тебе не для того, чтобы предаваться воспоминаниям. Завтра Макс немного опоздает в детский сад. Я встречу тебя. Мы поедем в генетическую лабораторию.

Марьяна молчит. Слышу только её дыхание. Частое, прерывистое. Она издаёт приглушённый звук, как будто гасит эмоции. Потом выдаёт ровным голосом:

– Хорошо, господин с большим кошельком и тузом, припрятанным в рукаве. Что ещё?

– Прекрати, а? – злюсь мгновенно. – Давай поговорим нормально? По душам?

– По душам? – изумлённым эхом повторяет Марьяна. – Выставляешь условия, планируешь разрушить семью. Ты прошёлся грязными ботинками по моей душе, но хочешь поговорить? Запачкаться не боишься?

– Я люблю быть грязным рядом с тобой.

– Твои пошловатые намёки пролетают мимо цели, Чернов. Я поеду завтра в генетическую лабораторию. На этом всё.

– Нет, не всё! – упрямо возражаю я.

Хочется поговорить открыто. Чувствую, что эмоции не перемололись со временем. Они всё так же сильно натянуты, как струны, и дёргают нас обоих.

– Давай начистоту, Марьяш? Без обвинительных импульсов?

– Не получается. Ты ранил меня. И словами, и делом, и намерениями.

– Так же, как ты – меня.

– Значит, мы квиты?

– Один-один?

– Не думаю. Сейчас ты ведёшь и задаёшь тон игре, Богдан.

Чёрт побери. В нас слишком много острых обид и недосказанности. И вместо того, чтобы сесть и спокойно обсудить всё, мы ощетиниваемся и отталкиваем друг друга ещё больше.

– Спокойной ночи, Богдан.

– Подожди, – прошу, не зная, за что схватиться, чтобы продолжить наш разговор. – Что ты чувствуешь?

– Усталость. Уже очень поздно, – увиливает от ответа Марьяна.

– Я не про то. Что ты чувствуешь ко мне?

Несколько секунд проходит в полной тишине. Я хватаюсь за перила балкона покрепче. Как будто пол уходит из-под ног. Рушится с каждой секундой гробового молчания.

– Отвращение.

– Отвращение? – переспрашиваю. Кулак на большой скорости впечатывается в стену.

– Значит, ты дрожала от отвращения сегодня?

– Мы говорим о чувствах, не о близости тел, верно?

– Отвращение? – почти выплёвываю это слово. – Прекрасно! Могу тебя обрадовать. Тебе придётся дрожать от отвращения много и часто!