Текст книги "Полночный воин (Хранительница сокровищ)"

3

16 октября 1066

Редферн, Англия

– Простите, что нарушаю ваш покой, милорд, – робко произнес Делмас, останавливаясь в дверях и не решаясь войти в зал. – Но я хотел бы поговорить с вами о моей жене.

Ричард недовольно оторвался от кубка с элем. Господи, разве мало он натерпелся в последнее время, чтобы выслушивать еще и этого скулящего паршивого зайца! Битых два дня не отстает от него, сразу с тех пор, как он вернулся в Редферн.

– Пошел вон, иначе я поджарю тебя на вертеле, как поросенка.

Делмас вздрогнул, но ни на шаг не отступил.

– Вы должны вернуть ее мне.

– Должен? – Ричард хлебнул большой глоток эля. – Я… должен? – с угрозой повторил он, поднимаясь с кресла.

– Нехорошо разлучать мужа и жену, милорд.

– Правда? – Ричард неуверенной походкой пересек зал. Жаль, что он так накачался элем и теперь не сможет проучить эту нахальную свинью. – Ты смеешь учить меня, что хорошо, а что плохо?!

– Я только… – Делмас облизал пересохшие губы. – Что вы, милорд! Вы, как всегда, правы, самое лучшее для вашей свободы – подарить Бринн норманну, просто мне кажется… Она должна вернуться ко мне, – решительно проговорил он.

– Молодая жена – слишком жаркий огонь для такого старика, как ты, – колко заметил Ричард. – Такой лакомый кусочек лучше приберечь для норманна.

– А как же ваша госпожа? – нерешительно прибегнул к последнему доводу Делмас, – Эдвина не сможет обходиться без Бринн.

Резким ударом Ричард свалил его на пол.

– Моя жена – моя забота, паршивый заяц.

Святые угодники, как ему опротивели осуждающие взгляды ничтожной челяди! Даже Алиса посмела противиться ему, когда он решил затащить ее к себе в постель, оторвав от забот об Эдвине. Ничего, он проучил дрянную девчонку, а теперь заставит уважать себя и эту трясущуюся крысу.

– Твоя, значит! – Он ударил Делмаса плашмя по шее. – Заткнись, иначе…

– Простите меня, милорд. – Делмас поспешно отполз на безопасное расстояние. – Я только подумал, что здесь для вас будет больше пользы от Бринн. Может, вы захотите от нее еще чего-нибудь…

Он поднялся на ноги и полными отчаяния и ужаса глазами смотрел, как Ричард в ярости снова направляется к нему. Делмас глубоко вздохнул и решился:

– Я просто хотел сберечь для вас клад. Норманны и так уж почти до нитки обобрали нас.

– Клад? – замер на полпути Ричард. – Ты его о чем?

– Моя жена знает, где спрятаны сокровища.

– Гнусное вранье!

– Нет-нет, чистая правда, – на всякий случай он отступил на шаг. – Мне не удалось выпытать у нее, где лежит его богатство, но вы сумеете разговорить ее. Подумайте, милорд, Вильгельму достанется всего лишь Редферн. Если вы возьмете клад, то, спрятав его от Вильгельма, вы потом сможете обменять его на свое прежнее состояние.

Даже если этот раб врет, то все равно вопросы не помешают.

– Где клад?

– В Гвинтале.

Название ничего не говорило Ричарду.

– В Уэльсе?

Делмас в нерешительности помялся.

– Не уверен, что именно там.

– Так ты ничего не знаешь? Только болтаешь!

– Я встретил Бринн в лесу, далеко от маленькой деревушки под названием Кайт в Уэльсе. Мне не удалось заставить ее рассказать о Гвинтале.

– Тогда откуда тебе известно о кладе?

– Все в деревне знают о Гвинтале и зарытых там сокровищах. Ее отец проболтался об этом в сильном подпитии. Он вечно бубнил о каком-то небольшом острове.

– Остров! – недоверчиво поморщился Ричард. – Разве может простая женщина отыскать маленький остров в огромном море? Или ты предлагаешь мне наугад бороздить моря?

– Я уже сказал вам, милорд, что встретил Бринн в лесу, далеко от Кайта. Она шла по дороге к деревне Селкирка, которая стоит у моря. Значит, она-то уж наверняка знает, где лежит остров.

– Может быть.

Заметив интерес в глазах Ричарда, Делмас осмелился приблизиться к нему еще на шаг.

– Вот видите, – подобострастно прошепелявил он, – нам непременно нужно вернуть Бринн.

Нам. Неужели этот слизняк и в самом деле думает, что он поделится с ним, попади к нему клад? Впрочем, разумнее не подавать виду, что ему очень захотелось поверить Делмасу, ведь тот знал не только ту уэльскую деревню, но и по-прежнему оставался мужем Бринн, а значит, мог применить к ней свою власть. Ричард подошел к своему креслу. Поступь его стала тверже, должно быть, сногсшибательная новость о кладе отрезвила его. Боже, проясни его ум, чтобы отличить правду от выдумки!

Клад. Не слишком ли простой выход из его плачевного положения? Впрочем, тут же мысленно возразил он себе, разве не заслужил он хоть толику везения после столь ужасных ударов судьбы? Никчемная женщина, доставшаяся ему в жены, король, неспособный защитить земли своих рыцарей от проклятых норманнов. Может, теперь для Ричарда наступила пора успешных действий.

Не без садистского удовольствия разглядывал он кислую мину Делмаса. Мерзкая скотина. Как же низко ему, лорду, пришлось опуститься, что он готов иметь дело с этим мерзавцем! Ричард откинулся на спинку кресла и изобразил на лице подобие улыбки.

– Если ты не врешь, то я попытаюсь забрать у норманна твою жену обратно.

– Истинная правда, клянусь вам!

– Твои клятвы гроша ломаного не стоят. Ты обманом хочешь вернуть ее назад.

Переминаясь, Делмас достал что-то из-за пояса.

– Вот доказательство. Когда я встретил ее, рубин на цепочке висел на ее шее, и она схватилась со мной, как молодая волчица, не желая его отдавать.

Небольшой великолепный рубин на ладони Делмаса кроваво поблескивал при свете свечей.

– Мелковат немного, – осторожно отозвался Ричард, боясь показать свой внезапно вспыхнувший интерес, – но прозрачный и прекрасного чистого цвета. Откуда такое сокровище у простой деревенской девчонки?

Ричард взял камень и поднес его поближе к свету. Рубин оказался превосходным. Древние ценили его выше алмаза за мистическое свойство – рождать влечение к великому. Однако только благородного человека он ведет к победам и подвигам. Значит, и Ричарда могут ожидать подвиги во имя собственной славы.

– Действительно, откуда? – вслух повторил он и вытянулся в кресле. – Но я хотел бы узнать побольше обо всем, прежде чем решить, что привело тебя к откровенности – желание позабавиться с Бринн в постели или отыскать клад. Расскажи-ка мне поподробнее о Гвинтале и о своей встрече с Бринн из Фалкаара.

***

– А где же этот Гвинтал? – спросил Малик.

Бринн замерла над его раной, перестав ее перевязывать.

– О чем ты? – Голос ее звучал спокойно.

– Гвинтал. Ты ведь родилась там?

– Да. – Она зачерпнула из горшка немного целебного бальзама. – Но я не помню, чтобы говорила тебе о нем.

– Она ничего не рассказывала тебе, – вступил в разговор Гейдж Дюмонт, сидя на своей подстилке. – Иначе бы я помнил.

– Может, тебя в это время не было. – Малик нахмурился, пытаясь вспомнить.

– Я почти не отходил от тебя после первой ночи, – отозвался Гейдж, непонятно почему ревнуя Малика к Бринн, вернее, к тому, что друг о ней знает больше.

«Истинная правда», – подумала Бринн. Постоянное волевое присутствие Гейджа довлело над ней с тех пор, как Малик пришел в себя. Он прослеживал каждый ее шаг, контролируя каждый ее жест, подбадривая друга. Временами ей казалось, что именно его жесткая воля помогла Малику выбраться из тьмы небытия.

Малик по-прежнему не мог ничего понять.

– В лесах прохладно и тихо… Ночные цветы или диковинные птицы, – бормотал он.

Это были ее собственные слова, сказанные той первой ночью, когда она пыталась достучаться до его сознания.

– Разве я выдумываю, Бринн? – спросил Малик.

– Конечно, нет, – улыбнулась она. – Я рассказывала тебе о Гвинтале и не думала, что ты запомнишь мои снова.

– А я и не запоминал, – зевнул Малик. – Твои слова сами пришли ко мне.

– Но ты же уверяла, что Малик не просыпался той ночью, – осторожно начал Гейдж Дюмонт. – Или ты солгала мне?

– Я сказала правду. – Бринн смазала бальзамом холст и снова принялась бинтовать рану. – Просто я пытаюсь объяснять тем, кто уходит в иной мир, что мы очень хотим, чтобы они вернулись обратно. Тогда мне приходится проникать глубоко в душу, как его удалось е Маликом.

– Не слишком ли смело сказано? – недоверчиво заметил норманн. – Не высоко ли ты занеслась?

Бринн смерила его взглядом.

– Я делаю все как надо. Если ты умеешь делать лучше, то лечи его сам. Я всегда знаю свои возможности и отношусь к ним с уважением и пониманием.

– Ты очень умная, – поспешил вступить в разговор Малик, – и Гейдж его признает. Гвинтал, сдается мне, необычайно красивое место. Любому захотелось бы туда вернуться.

Бринн с облегчением вздохнула и посмотрела на него.

– Да, там замечательно. Я никогда не встречала более красивого и тихого места на этом свете.

– Тихого? – В вопросе Гейджа сквозила насмешка. – Я вообще сомневаюсь, что такое место есть на земле.

– Потому что ты, как и все воины, стремишься больше убивать и калечить других и думаешь, как бы получше это сделать. Гвинтал не знает войн.

– С трудом в это верится.

– Это дело твое.

Гейдж Дюмонт, определенно, само насилие, жестокость и неукротимая ярость. Он никогда не примет и не поймет Гвинтал, Только в общении с Маликом оставляла его обычная угрюмость и воинственность, казалось, будто яркий луч света пробивался сквозь густые грозовые облака, которые плотным туманом накрывали и обволакивали всех и вся на своем пути. А что, если эти лучи упадут на кого-нибудь другого? Наверняка это будет пострашнее, чем кромешная тьма.

– Если Гвинтал такое прекрасное место, как ты уверяешь, то почему ты оказалась среди этих дикарей?

– Не слишком умно задавать подобные вопросы той, которую ты называешь своей рабыней. У меня не было выбора. Меня привезли сюда. – Она закончила бинтовать рану. – Ну вот, теперь раненая грудь выглядит получше, Малик. Началось заживление.

– Чешется, – пожаловался Малик.

– Так и должно быть, только не расчесывай ее. – Бринн встала с пола. – Теперь немного поспи, а я согрею воду и вымою тебя. – И вышла из палатки.

Вдохнув полной грудью чистый холодный воздух, она только теперь поняла, как же устала от присутствия Гейджа Дюмонта, от его проницательных ярко-голубых глаз, наблюдавших за ней слишком холодно и настороженно, подмечая слишком многое.

– Чем могу служить, мадемуазель?

К Бринн на лошади подъехал Поль Лефонт. С того дня, как ее привезли сюда, они редко виделись, но при каждой встрече он оставался подчеркнуто вежливым и внимательным. Во дворе замка Редферн при свете факелов у него был грозный и неприступный вид. Теперь, без доспехов и прикрывавшего его седовласую голову железного шлема, он казался простым и человечным. Лефонту было немногим больше тридцати, суровое выражение его худого лица казалось естественным для этого высокого костистого человека. Он держался уверенно и при всей кажущейся недоступности отличался благородным достоинством.

– Мне нужна вода для мытья, – сказала Бринн. – Не попросите ли кого-нибудь принести ее?

– С удовольствием. – Повернув голову, Лефонт по-французски отдал приказ кому-то в лагере. – Я бы и сам помог вам, но должен быть во всеоружии, чтобы срочно сопровождать пленных в лагерь Вильгельма.

Пленные. Она так увлеклась лечением Малика, что совсем позабыла об этих несчастных.

– А лорд Келлз?

– Он среди них.

– Что с ними будет?

Лефонт равнодушно пожал плечами.

– Как решит его милость, раз лорд Гейдж говорит, что они ему не нужны.

– Ты что, жалеешь этого лорда Келлза? – раздался за ее спиной голос Гейджа.

В его тоне звучали притворно вкрадчивые нотки. Бринн напряглась. Похоже, норманн так и жаждал уличить ее в предательстве.

– Он отец леди Эдвины и первый саксонский барон, которого я узнала здесь, в Англии.

Гейдж едва заметным кивком приказал Лефонту удалиться.

– Ты не ответила на мой вопрос.

– А что ты хочешь услышать от меня? – нетерпеливо бросила она в ответ. – Он неплохо обходился со мной.

– А ты отблагодарила его за это?

– Хотя сюда меня привезли почти ребенком, но я уже успела познать свободу больше, чем ты можешь себе вообразить. Неужели ты думаешь, что я буду благодарна за ошейник на своей шее?

– Так ты не рождена рабыней? Тогда ты, должно быть, стала пленницей, захваченной во время войны. – Он улыбнулся. – Странно, ведь в твоем распрекрасном Гвинтале не было войн.

– Неужели так важно, как я попала сюда? Главное, я здесь и лечу твоего друга.

Гейдж согласно кивнул.

Он присел к костру, глядя на трепещущее пламя огня. Солнечный сумеречный луч упал на его голову, и она вдруг увидела, что его шевелюра темно-темно рыжая. Странно, ведь при ярком свете волосы казались иссиня-черными.

– Просто я нахожу тебя слишком загадочной женщиной и чувствую себя неспокойно, ничего о тебе не зная. Осторожность не помешает, – попытался Гейдж объяснить свой интерес к ней.

Он считает, что она может причинить беспокойство? До сих пор никто ей об этом не говорил. Под его взглядом ей не хватало воздуха. Дышать от волнения стало трудно, но Бринн справилась с собой.

– Со мной Малик в безопасности. Я не смогла бы причинить ему вред при всем моем желании.

– Почему? – не спускал с нее глаз Гейдж.

– Я знахарка. И должна лечить людей, – просто ответила она. – Зло погубило бы меня.

– Ну и что, я знал многих лекарей во время сражений, и ни с одним из них ничего не случилось, даже если умирали их раненые, – цинично усмехнулся он. – Я даже подозреваю, что кое-кто из них способствовал отправлению умирающих в небытие.

– Тогда они были не настоящими врачевателями.

– И в Гвинтале такого бы не произошло.

– Никогда.

Ее голос излучал такую силу, что Гейдж перестал иронизировать.

– Я почти поверил тебе.

– Прекрасно. Тогда ты не будешь больше глазеть на меня так, словно ждешь, что я перережу Малику горло и тебе надо успеть этому помешать.

– А что, если я не только из-за этого смотрю на тебя?

Что-то в его тоне заставило Бринн говорить очень осторожно:

– Вряд ли. Ты никому не доверяешь и видишь во мне недруга Малика.

– У тебя листок в волосах.

– Что?

Гейдж мигом вскочил и в один прыжок преодолел разделявшее их расстояние. Протянув руку, он осторожно вынул из ее волос желтый листок, нежно дотронувшись до локона на ее виске.

– У тебя такие живые волосы, такие густые. Как блестящая шелковая паутина…

Приступ удушья вновь подкатил к ее горлу, ватными сделались ноги. Он стоял над ней, сильный, властный, прекрасный. В беспомощном возбуждении Бринн смотрела на него. Как это прежде не замечала она крутой изгиб его нижней губы, а сейчас она слабела от желания приложить к ней палец.

Поспешно отступив, Бринн отвела взгляд.

– В самом деле листок, – отрывисто бросила она. – Волосы за все цепляются, поэтому я зачесываю их назад. – Она посмотрела с холма вниз. – Хотела, бы я знать, где моя вода? Капитан обещал, что кто-нибудь принесет ее.

Бринн затылком чувствовала его жгучий взгляд, однако голос его прозвучал ровно и бесстрастно:

– Значит, скоро принесут. Лефонт не терпит небрежности.

– Как и ты, – съязвила она.

– Как и я, – согласился он. – Я не выношу тех, кто не знает своего дела или плохо исполняет его.

– Мы готовы ехать, милорд, – на весь лагерь окликнул его Лефонт. Теперь он возглавлял кавалькаду одетых в доспехи людей. Металл поблескивал на солнце.

– Счастливо. – Гейдж приветственно вскинул руку. – Передайте его светлости мое почтение. Жду вас обратно через три дня.

Лефонт кивнул, и колонна двинулась вперед. «Как жаль, что такое великолепное зрелище предназначено лишь для ведения войны», – подумала Бринн.

Гарцующие лошади, солдаты в доспехах, знамена, реющие на ветру…

Знамена.

– Кажется, мой капитан явно понравился тебе, – ревниво заметил Гейдж.

– Приятный мужчина, – рассеянно ответила Бринн. – Но я смотрела на знамена. Прежде я их не замечала. – Она показала на геральдические знаки на белом фоне. – Вот это самое необычное. Я видела на знаменах львов, оленей, но огненный шар…

– Это комета, а не огненный шар.

– Комета!

– А почему бы и нет? Она появилась в небе этой весной. Я увидел ее, мне захотелось ее иметь, и она стала моей. Тебе не нравится?

– Нравится, она очень красивая…

Бринн провожала взглядом уходивших солдат. Душа ее трепетала. Что за человек Гейдж Дюмонт, раз он выбрал себе такой герб? Сама-то она не испугалась, но даже истинно верующие монахи крестились, увидев небесное светило, а Гейдж Дюмонт и вовсе решил бросить комете вызов. Ей стало совсем тягостно и неловко в его присутствии.

– Пойду взгляну, что с моей водой. Слишком долго ее не несут.

С этими словами Бринн поспешила с холма, спотыкаясь об огромные торчащие корни деревьев и кожей чувствуя на себе его взгляд, но Гейдж не пошел следом.

«Я увидел ее, – повторила мысленно она его слова, – и она стала моей». Заносчив, высокомерен. На Бринн нахлынули воспоминания о той ночи, когда она стояла у окна и не могла насмотреться на летящую в черном небе комету.

А где-то далеко от нее в ту же самую ночь Гейдж Дюмонт тоже был пленен этой кометой. А вдруг это судьба и незримая нить свяжет их жизни воедино?

Связующая нить? Пресвятая Дева, да между ними ничего и быть не может. Увидев летящее светило, она испытала восторг и восхищение, а он просто решил забрать ее для себя.

***

Прошло три дня. И опять Бринн разбудил тяжелый взгляд Гейджа. «Пора бы уже привыкнуть к этому», – спросонок подумала она. С того дня, как он снял с ее волос упавший лист, Гейдж еще упрямее следил за ней, подстерегая ее каждый шаг.

Холодные переливающиеся лучи солнца падали на его лицо, высвечивая ямочки под его высокими скулами и отражаясь в его ярко-голубых глазах металлическим блеском дорогих клинков. Он будто был вытесан из каменной глыбы и создан жестоким, не знающим пощады воином.

Бринн коротко вздохнула, пытаясь очнуться от сна. В его манере разглядывать ее появилось что-то новое. Поначалу он смотрел на нее с откровенной неприязнью, но в последнее время в его взгляде появилось выжидательно-настороженное рысье выражение, как если бы он тщетно пытался выяснить нечто интересующее его. Враждебность и неприязнь уступили место каким-то иным чувствам, – похоже, он после долгих раздумий принял какое-то решение.

«Я увидел ее, мне захотелось ее иметь, и она стала моей», – так просто он присвоил себе комету. Может, он и вытесан из камня, но не в его силах заставить ее ощутить его холод. Щеки ее горели, непонятная внутренняя дрожь сотрясала тело. Страх? Не похоже.

Что бы там ни было, надо подавить в себе это чувство.

Бринн закрыла глаза и придвинулась поближе к Малику.

Гейдж Дюмонт едва слышно выругался. Наверное, опять чем-нибудь недоволен.

Она осталась лежать с закрытыми глазами.

***

– Ты не должен здесь дольше задерживаться, – переживал Малик за Гейджа. – Лефонт сказал, что Вильгельм двинулся на Лондон. Тебе надо быть с ним и защищать свои интересы.

– Я послал к его милости достаточно воинов, – успокаивал друга Гейдж. – Когда тебе станет легче, мы нагоним их.

– Я не поправлюсь раньше весны. Я пока не в состоянии даже сидеть. – Малик брезгливо сморщился. – Я ничего не могу. Только ем да сплю, как младенец.

– Потерпи немного, – улыбнулся Гейдж. – С тех пор как мы считали тебя мертвецом, прошло всего четыре дня.

– Я тоже так думал. – Малик посмотрел на вход в палатку. – Где Бринн?

– Женщина? Она на улице кипятит воду. Готовит новый бальзам для твоей раны.

– Должно быть, очень хороший бальзам. Я даже не представлял, что рана может так быстро затягиваться.

– Так ты только что жаловался на медленное выздоровление, – поддразнил его Гейдж. – А ведь эта женщина неплохо знает свое дело, как ты считаешь?

– Бринн.

– Что?

– Ее зовут Бринн. Ты всегда говоришь «женщина», а у нее есть имя.

– Ну и что?

– Ее зовут Бринн, – повторил Малик. – И его меняет дело.

– Ради всего святого, неужели эта девка вскружила тебе голову? Или тебя опять пронзили стрелы Купидона?

Малик покачал головой.

– Нет, тогда я подумал так из-за сияния…

Гейдж скептически усмехнулся:

– …а оно постепенно погасло?

– Не то… просто… Я не могу думать о ней как о простой женщине. Я не так самоуверен.

– Влюбившись в графиню Бальмаринскую, ты не говорил о самоуверенности.

– То было совсем другое.

– Разумеется, другое. Одна женщина – графиня, а другая – рабыня. Благородная дама была очаровательна и изысканна, а «светящаяся» знахарка – колючая, как ежевичные заросли, и с таким же языком. Я никогда не встречал более трудной в общении женщины.

– Она мне нравится, – просто ответил Малик.

– Странный же у тебя вкус.

– Знаю. – Малик лучезарно улыбнулся. – Иначе я бы не выбрал тебя в друзья. Ты тоже занозистый и трудный. Я же пришел в этот мир, чтобы избавить его от зла и лишних колючек.

– Ты послан в него страдать и мучиться. – Гейдж отвел взгляд от его лица. – Хочешь, я отдам тебе эту женщину?

– Нет. – Малик пристально посмотрел на него, – Тебе от этого будет легче. Интересно, почему? Разве мы не привыкли все делить пополам? Мне любопытно твое отношение к Бринн. Ты стараешься видеть в ней безликое существо, а в то же время не хочешь отпускать ее от себя.

– Глупости. Я не предложил бы ее тебе, будь у меня хотя бы малейшее желание оставить ее себе.

– Ты дорожишь моей многострадальной жизнью, а она спасла ее. Возможно, предлагая ее мне, ты хочешь избавиться от искушения самому взять ее.

– Ты полагаешь, я могу переспать со шлюхой? Так ты обо мне думаешь?

– Я знаю, что ты хочешь переспать с Бринн, – мягко ответил Малик. – В яти дни я постоянно наблюдал за тобой. В тебе неистовствует страстное желание обладать ею.

Гейдж пожал плечами.

– У меня не было женщины с тех пор, как мы пришли в Англию, а у нее красивое тело. Все естественно.

– Но почему ты злишься, вот чего я никак не смогу понять. Почему ты сдерживаешь свое желание?

– Не знаю. И что дальше? Ты хочешь отговорить меня?

Малик покачал головой.

– Думаю, тебе надо переспать с ней. Удовлетворишь свой аппетит и будешь мягче обращаться с ней. А ей, как мне кажется, очень нужна ласка.

– Странно, что не просишь меня дать ей свободу.

– В разоренной войной стране! Она будет в безопасности только рядом с тобой. Может быть, позже… – Он устало закрыл глава. – Вся эта болтовня утомила меня. Иди. Пожалуй, я посплю еще немного.

Гейдж вышел из палатки.

Бринн стояла у костра, помешивая бульон в кипящем котелке. Он остановился невдалеке и принялся ее разглядывать.

Ее крепкие и сильные руки двигались по кругу. Поднимавшийся от варева пар слегка шевелил ее локоны на висках, шерстяное платье, натягиваясь, обрисовывало ее торчащие в разные стороны груди. Они были так невинно-трогательны, что Гейджу от желания дотронуться до них и впиться в них губами стало трудно дышать. Он напрягся до боли. Он даже не подозревал, до какой степени жаждал ее и когда родилось это чувство. Сегодня днем, когда он прикоснулся к ее волосам? Да, уже тогда он хотел ее, его ладонь онемела, почувствовав их шелковистость. Но тогда он попытался избавиться от этого ощущения.

И все-таки почему он продолжал внутреннюю борьбу? Эта женщина была его собственностью. Почему бы вообще не затащить ее в лесную чащу и просто не насытиться ею, как учил его Малик? Она не девственница, и прикосновения мужчин ей не внове. Она училась умению доставить удовольствие лорду Ричарду Редфернскому, а уж он-то наверняка имел скотские привычки, извращенные, как и его мораль. При этой мысли дикая ярость охватила Гейджа. Никакого сомнения, он ревновал. Не может быть. Он никогда не ревновал ни одну женщину.

– Тебе что, нечего больше делать, как торчать здесь и глазеть на меня? – не отрывая взгляд от кипящего бульона и не переставая помешивать его, спросила Бринн.

В нем вспыхнуло раздражение. Нежные и ласковые слова находились у нее для Малика, и даже с Лефонтом она была любезна. Только Гейджу доставалось от ее острого языка.

– Что ты делаешь? – Гейдж поморщился: она подбирала опавшие листья и бросала их в котелок. – Уж не собираешься ли ты скормить эти помои Малику?

– До последней капли. – Бринн яростно мешала варево. – И тебе ни к чему целыми днями следить за мной. Неужели ты думаешь, я отравлю его?

– Нет. – Гейдж пожал плечами. – Но так может показаться, если ты будешь впихивать ему в рот эту гадость.

– Он знает, я делаю только то, что идет ему на пользу. – Бринн заглянула в котелок. – Даже если ты не доверяешь мне.

– Как я могу не доверять тебе, если Малик уверяет, что ты ангел? – Гейдж сел на землю и охватил руками колени. – Говоря так о тебе, я сразу же попал бы в ад.

Бринн презрительно усмехнулась.

– Не думаю, что ад испугал бы тебя.

– Ты считаешь, что я – главный дьявол?

– Я так не говорила.

– Конечно, ты ведь вообще немногословна. Разве что когда командуешь надо мной.

– Я отдаю тебе приказания только по необходимости, для блага Малика. – Она в волнении облизала пересохшие губы. – Я хочу вывезти его из этого места.

– Он еще слишком слаб.

– Всего несколько миль. – Она показала на север. – Может быть, в тот лес. Так будет лучше.

– Для Малика?

– Нет. – Поколебавшись, она неохотно объяснила:

– Для меня. Мне здесь трудно его лечить. Это дурное место. Разве ты не чувствуешь?

– Чувствую – что?

– Раз тебе непонятно, то нечего и объяснять. Я просто хочу уехать отсюда. – Немного помолчав, она попросила:

– Пожалуйста.

Он удивленно посмотрел на нее.

– Ну, тогда мы с тобой договоримся. Ты ведь всегда любишь командовать, а не просить.

Она промолчала.

– А что, если я соглашусь дать тебе то, о чем ты просишь? – Он перешел почти на бархатный шепот:

– Что я получу взамен?

– Малик жив. Разве этого мало?

– Спроси Малика, и он скажет тебе, что я не знаю, что значит мало. Самая сладкая награда всегда ждет нас впереди.

– Так возьми ее, – резко бросила она в ответ.

– Или давай меняться. Это льстит моей душе торговца. Малик, должно быть, рассказал тебе, что я скорее купец, чем воин.

– Нет, он сказал, что ты сын короля и можешь делать все, что твоей душе угодно.

– А тебе это, похоже, не очень-то нравится?

– С какой стати? Просто все мужчины одинаковы, кем бы они ни были.

Гейдж улыбнулся.

– Ну, в общем ты права. Так будем меняться?

– Мне нечего дать тебе.

– Ты женщина, и у тебя всегда найдется, что предложить в обмен.

Бринн гордо выпрямилась, повернулась и прямо посмотрела ему в глаза.

– Ты хотел бы сделать из меня шлюху для своих удовольствии?

Гейдж плотно сжал губы.

– Можно было бы сказать и помягче.

– Зато честно. – Бринн помешала в котелке. – Ты хочешь взять меня, как дикий зверь в лесу берет самку? Наверное, ты привык торговаться. И считаешь меня своей рабыней. Так разве нельзя просто взять и воспользоваться мною?

– Разумеется, можно, – согласился Гейдж. – Рабыня должна работать и приносить удовольствие. Что ж, ты права. Я ведь могу сделать с тобой все, что мне угодно.

– Наконец-то все стало ясно. Пойдем в палатку? Или ты повалишь меня прямо тут, перед своими солдатами? Я была бы крайне тебе признательна, если бы дал мне доварить этот бальзам, дабы подкрепить силы твоего друга и вылечить его. Впрочем, если я не права, только скажи, и я…

– Замолчи! – заскрипел ой зубами. – Я никогда не встречал женщину с таким…

– Я только пыталась стать послушной. Разве не этого ты ждешь от меня?

– Я хочу… – Гейдж замолчал на полуслове, а потом хрипло продолжил:

– Я сам не уверен, чего я хочу… пока. Когда буду готов принять решение, то уверен, к тому времени ты сама все поймешь.

Он повернулся и пошел было к палатке, но на полпути остановился и громко спросил:

– Кто такой Селбар?

Бринн удивленно взглянула на него.

– Что?

– Ты говорила, что доверяешь только этому Селбару, – резко выговорил Гейдж. – Кто он? Твои любовник? Бринн покачала головой.

– Кто он? Говори!

– С какой стати? – обозлилась она. – Ты считаешь, что если тебе будет принадлежать мое тело, то и мысли тоже? Я ничего не скажу тебе.

Гейдж чертыхнулся и скрылся в палатке.

***

Бринн машинально продолжала помешивать бульон, руки у нее дрожали. Она предвидела такой разговор с того момента, как он глазами ел ее, но не думала, что так испугается. Она покрепче сжала черпак.

Гейдж не ударил ее и не воспользовался ее телом. Он пересилил свою злобу. Дурной знак. Теперь это чувство будет в нем зреть, и тогда ей будет уже не под силу справиться с его мощью. Он возьмет ее так же необузданно дико, как и Делмас.

Нет, не так. Темнота и невежество Делмаса не шли ни в какое сравнение с Гейджем Дюмонтом. Только при одной мысли, что этот исполин подомнет ее под себя, ей чуть дурно не стало. Обладание норманна ею было бы подобно гигантской волне, бросающей растерзанное тело на скалы. Как знать, переживет ли она такое насилие над собой?

Разумеется, ей нечего так бояться, она со всем справится. Ведь он возьмет только ее тело. Он не овладеет ее миром, ее Гвинталом, а это самое главное.

Как бы то ни было, а пока ей удалось избежать опасности. Когда придет время следующего сражения, она встретит его с открытым забралом.

***

– Что ты кладешь в этот отвар? – Малик потянул носом воздух, когда она смазывала бальзамом его рану. – Божественный запах.

– Я просто завариваю в воде травы. – Бринн, не отрывая взгляд от раны, старательно избегала глаз Гейджа. Он опять разглядывал ее.

– А какие травы?

– Ты их не знаешь, даже если я и назову, – уклончиво ответила она.

– Ну почему же! В моей стране люди гораздо более искусны во врачевании, не думаю, чтобы англичане могли соперничать с ними.

Чтобы немного отвлечь его от боли, Бринн уточнила:

– В крайних случаях воду рекомендуется заменять.

– Чем? – полюбопытствовал Малик. Она постаралась скрыть лукавую улыбку.

– Собачьей мочой.

– Какая гадость! – Внезапно его осенило. – Теперь мое положение не столько серьезно, как несколько дней назад. Но тогда… Ты…

– Моча еще и отлично прогоняет тоску с души. В таких случаях рекомендуется смешивать четверть чашечки с мясным бульоном…

– Бульон! – Глаза Малика округлились от ужаса. – Ну не настолько уж я был безнадежен!

Бринн печально покачала головой.

– Ты почти умер тогда. Что же мне оставалось делать?

Малик тяжело вздохнул.

– Верно, ничего.

Глядя на его перепуганное лицо, Бринн, откинувшись, весело рассмеялась.

– Успокойся. Я не добавляла ее. Просто я не верю, что собачья моча может помочь вылечиться.

– Слава Богу! – облегченно улыбнулся Малик. Помолчав, Бринн спросила:

– Тебе по-прежнему интересно, какие травы смешивала я?

– Теперь не слишком.

Она улыбнулась.

– И правильно. Ты и так слишком переутомился. Не стоит забивать себе голову тем, что все равно не знаешь и не изменишь. – Она кончила бинтовать рану. – Ну вот, на ночь хватит. Пойду принесу тебе поужинать.

– Я не хочу есть.

– Нет, хочешь. – Бринн встала, и улыбка озарила ее лицо. – Тушеный кролик, пряные травы и ничего больше, честное слово.

– Я принесу котелок. – Гейдж резко направился к выходу. – Было бы жаль прерывать столь милое воркование.