Текст книги "Горький вкус времени"

Айрис ДЖОАНСЕН
ГОРЬКИЙ ВКУС ВРЕМЕНИ

1

Версаль, Франция 25 июля 1779 года

Жюльетта неслась по длинной галерее Версаля. В обрамляющих ее семнадцати зеркалах мелькала темноволосая девочка с огромными, блестевшими от слез карими глазами, вздернутый носик ее покраснел, губы дрожали от сдерживаемых рыданий. «Скорей, скорей к золотому коню, – подгоняла она себя, – он спрячет меня».

На высоком мраморном постаменте, расправив филигранные крылья, устремилась ввысь изящная статуэтка Пегаса. Изумрудные глаза золотого коня излучали таинственный свет, завораживали. Он улыбался, скользя по тончайшему кружеву облака.

Тишину пустой галереи нарушали звуки клавикордов и пение женщины. Жюльетта всхлипнула, и слезы неудержимо заструились по ее щекам. Как же она ненавидела себя, плачущую и беспомощную! А все из-за Маргариты, своей няни, которой доставляло удовольствие мучить ее и видеть, как она плачет. Детские слезы проливали бальзам на душу няньки.

Жюльетта нырнула за высокий постамент и, присев на корточки, натянула на колени ночную рубашку. Она крепко прижимала к груди драгоценный коричневый глиняный горшочек и молила бога, чтобы Маргарита не искала ее. Тогда Жюльетта, проникнув в сад, сможет спрятать свой горшочек среди цветочных клумб.

Из-за постамента девочка видела только узкую полоску длинной, сверкающей зеркалами галереи, вдоль которой в хрустальных канделябрах мерцающими звездочками сияли свечи.

Маргариты нигде не было.

– Аксель, я что-то видела. – Нежный женский голосок прозвучал совсем близко. – Я подняла голову от клавикордов и увидела… не знаю… что-то…

Жюльетта, затаив дыхание, прижалась к постаменту.

– Не стану с вами спорить. – Мужчина явно забавлялся. – Уверен, что ваши голубые глазки столь же всевидящи, сколь и прекрасны. Возможно, это был кто-то из слуг.

– Нет, мелькнула совсем маленькая фигурка.

– Щенок? Видит бог, ваш двор просто набит ими, причем им всем грош цена на охоте.

Перед глазами сидевшей на полу Жюльетты возникла пара белых атласных туфелек, бриллиантовые пряжки на них сверкали. Взгляд девочки скользнул от блестящих пряжек к подолу невероятно широких атласных юбок лазурного цвета, отделанных синими букетиками фиалок из сапфиров.

– Я, правда, видела эту фигурку только мельком, но я уверена… Тут кто-то есть.

За постамент заглянули сияющие голубые глаза, и взгляд их упал на Жюльетту. Дама опустилась на колени в ворохе атласных юбок.

– Вот и ваш щенок, Аксель. Это ребенок.

Жюльетту охватило глубокое отчаяние. Ее обнаружила придворная дама. Роскошное платье и модный белый парик походили на те, что носила ее мать. Эта женщина отыщет матушку, в ужасе подумала Жюльетта. Она вскочила на ноги, готовая в любую минуту сорваться с места, руки ее по-прежнему прижимали горшочек так крепко, что пальцы побелели.

– Очень маленький ребенок. – Дама дотронулась до щеки Жюльетты. – Что ты делаешь здесь, малышка? Уже почти полночь, и маленьким девочкам полагается быть в постели.

Жюльетта отпрянула.

– Не бойся! – Дама придвинулась ближе. – У меня тоже есть маленькая дочка. Моей Марии-Терезе всего годик, но, возможно, позднее вы сможете вместе играть, когда… – Слова замерли. Дама взглянула на свои пальцы. – Матерь Божья, Аксель, у меня на пальцах кровь! Ребенок поранился. Дайте мне ваш платок.

– Выведите ее из-за постамента, тогда и посмотрим. – Высокий красивый мужчина, одетый в нарядный изумрудный камзол, подал даме белоснежный платок.

– Выходи, малышка. – Дама протянула руки к Жюльетте. – Никто тебя не обидит.

Не обидит? Жюльетта привыкла к боли, но она ничто в сравнении с несчастьем, постигшим ее сейчас.

– Как тебя зовут? – Рука дамы ласково откинула со лба Жюльетты непослушные темные кудри. Прикосновение было таким нежным, что девочке захотелось прильнуть к этой руке.

– Жюльетта, – прошептала она.

– Красивое имя для красивой девочки.

– Я не красивая.

– Разве?

– У меня нос вздернутый и рот большой.

– А по-моему, ты красивая. У тебя нежная кожа и чудесные карие глаза. Ты ведь уже большая девочка?

– Мне почти семь.

– Прекрасный возраст. – Дама приложила платок к губе Жюльетты. – У тебя губа кровоточит. Тебя кто-то обидел?

Жюльетта опустила глаза.

– Нет, я упала и ушиблась о дверь.

– О какую дверь?

– Я… не помню. – Жюльетта уже давно поняла, что лучше всего объяснять царапины и порезы именно так. По своему маленькому опыту девочка знала, что взрослые принимали ложь, когда им было удобно в нее верить.

– Это неважно. – Дама снова протянула руки. – Может, ты выйдешь из-за Танцующего ветра и позволишь себя обнять? Я люблю детей. Ничего плохого с тобой не случится, обещаю.

Руки дамы были так нежны и белы, своей красивой формой они напоминали руки богинь в саду, статуи там были так прекрасны, что ее вдруг потянуло к этим рукам так же, как недавно к статуэтке, которую дама назвала Танцующим ветром.

Жюльетта осторожно вышла из-за постамента.

– Вот и хорошо. – Дама притянула ее к себе. Жюльетту окутал запах фиалок, роз и ароматизированной пудры. От ее матери тоже иногда пахло фиалками. Девочка закрыла глаза. Она представила себе, что дама, обнимающая ее с такой нежностью, – ее мать.

– Что за милое, застенчивое дитя!

Жюльетта знала, что она не милая девочка. Маргарита нередко называла ее упрямым отродьем дьявола. Дама скоро поймет, кто она, и оттолкнет ее. Если уж мама считала дочку злобной, с дурными наклонностями и не любила, стыдилась ее, то эта прекрасная дама, конечно, скоро узнает, какая Жюльетта скверная девочка.

Зеркальная дверь рядом с Танцующим ветром распахнулась, и в галерею вместе с вошедшей женщиной ворвались взрывы смеха и звуки музыки.

– Ваше величество, в нашем стройном хоре не хватает вашего дивного голоса.

Ее мать! Жюльетта зарылась головой в широкие атласные юбки дамы.

– Одну минуту, Селеста. У нас небольшая проблема.

– Чем я могу помочь? Какая про… Жюльетта!

– Вы знаете это дитя? – Дама взяла Жюльетту за руку. – Она очень расстроена.

– Жюльетта – моя дочь. – Гримаса недовольства скривила прелестный ротик Селесты де Клеман. – Простите ее, ваше величество, обычно она не столь несносна и неуправляема. Я пошлю за ее няней, та наверняка ищет ее по всему дворцу.

– Я схожу, ваше величество. – Мужчина в изумрудном камзоле улыбнулся и поклонился. – Мне доставляет удовольствие служить вам. – Он помедлил. – Всегда.

– Благодарю вас, граф Ферсен. – С легкой улыбкой на губах дама проводила взглядом графа и снова посмотрела на Жюльетту. – Селеста, следует узнать, что так огорчило малышку. Почему ты пряталась, детка?

«Ваше величество». Так эта дама – королева? Жюльетта судорожно сглотнула слюну.

– Маргарита сказала, что отберет мои краски.

Мария-Антуанетта удивленно взглянула на девочку.

– Краски?

Жюльетта протянула коричневый глиняный горшочек.

– Мне нужны краски. А она хочет их забрать. – Глаза девочки снова наполнились слезами гнева и бессилия. – Я не позволю ей. Я снова убегу и спрячу их там, где Маргарита ни за что не найдет.

– Замолчи! – прикрикнула мать. – Перестань позорить меня! – Селеста обернулась к королеве:

– Когда Жюльетта гостила у моего отца в Андорре, он подарил ей кисть для рисования и горшочек с красной краской, и теперь она без конца размалевывает каждый клочок пергамента в наших апартаментах. Я велела Маргарите отобрать у Жюльетты краски, чтобы она не испортила и ваши прелестные стены.

– Я не стала бы так делать. – Жюльетта умоляюще посмотрела на Марию-Антуанетту. – Я хочу рисовать прекрасные картины и не стала бы тратить краску на ваши стены.

Мария-Антуанетта рассмеялась.

– Как это мило с твоей стороны!

– С тех пор как две недели назад мы прибыли в Версаль, она только и бродит по дворцу да разглядывает картины и скульптуры. – Фиалково-синие глаза Селесты стали влажными от затуманивших их слез. – Она просто неуправляема, но с тех пор, как мой дорогой Анри покинул меня в этом мире, я мало занималась ее воспитанием. Женщине нелегко одной.

Королева обратила свой взор на Селесту:

– Я тоже женщина и знаю, какие испытания выпадают на долю матери. – Она взяла руку Селесты и поднесла ее к своей щеке. – Постараемся облегчить вам жизнь, милая Селеста.

– Ваше величество слишком добры. – Селеста кротко улыбнулась сквозь слезы. – Быть подле вас – для меня высшая награда. Я ведь не француженка по рождению. А к испанцам в Версале, как я слышала, не слишком хорошо относятся, и я даже вообразить не могла эту оказанную мне честь – быть рядом с вами.

Как ухитрялась ее мать не пролить ни слезинки, хотя влага застилала ей глаза? Это было загадкой для Жюльетты.

– Я тоже оставалась иностранкой из Австрии, пока не вышла замуж за Людовика. Мы обе стали француженками благодаря мужьям. – Мария-Антуанетта прильнула губами к ладони Селесты. – Это всего лишь еще одна связь между нами. Ваше присутствие, Селеста, сделало наш двор определенно богаче. Мы были бы многого лишены, если бы вы решили остаться в этом ужасном замке в Нормандии.

Женщины обменялись взглядами, исполненными глубокого понимания. Королева неохотно отпустила руку Селесты.

– А теперь мы должны осушить слезы вашей дочери. – Королева слегка присела перед Жюльеттой и сжала ей плечи, глядя на девочку с притворной суровостью. – Я считаю, пылкая любовь к прекрасному должна быть вознаграждена, но твоя матушка права. Ребенку можно доверить краски только под тщательным присмотром. Я велю своей подруге Элизабет Виже-Лебрен давать тебе уроки. Она прекрасная художница и очень добра.

Сердечко Жюльетты громко забилось. Неужели она будет учиться рисовать? Она с восхищением смотрела на королеву.

– И я могу оставить себе краску?

– Вряд ли ты напишешь картины без нее. Я пришлю тебе еще красок и холстов. Думаю, когда-нибудь ты для меня создашь шедевр. – Королева взъерошила кудри Жюльетты. – Но при одном условии.

Жюльетта побледнела. Королева просто играет с ней. Горшочек отберут у нее.

– Что случилось опять? – улыбнулась Мария-Антуанетта. – Не смотри так печально. Пообещай, что ты станешь моим другом.

Жюльетта замерла.

– Вашим… другом?

– Это разве невозможно?

Жюльетте от волнения стало трудно дышать. Краски, холсты, друг… Это было сказкой наяву. Какое-то мгновение от радости она словно парила под сводчатым потолком. Но захочет ли королева оставаться ее другом, когда получше узнает ее?

– Я плохой друг.

– Почему?

– Я говорю людям то, что им не нравится.

– Зачем же ты так делаешь, если знаешь, что этим оттолкнешь их?

– Потому что лгать – глупо. – Жюльетта встретилась взглядом с королевой, и в голосе девочки прозвучало отчаяние:

– Но для вас я постараюсь быть очень хорошей, обещаю.

– Ш-ш-ш, для меня главное – твоя честность. – Голос королевы неожиданно стал усталым. – Здесь, в Версале, ее так не хватает.

– Ах, вот и Маргарита! – В голосе Селесты прозвучало облегчение.

Жюльетта вздрогнула, увидев высокую, худую, затянутую в черное платье няню Маргариту Дюкло. Сопровождал ее красивый мужчина, которого королева называла Акселем.

Селеста потянула Жюльетту за руку.

– Мое дорогое дитя следует уложить в постель. Доброта вашего величества так взволновала ее, что она вряд ли сможет скоро заснуть, но время позднее, а я вернусь, как только смогу, ваше величество.

– Поспешите! – Мария-Антуанетта потрепала Жюльетту по щеке, но мысленно она уже была с Акселем. Она улыбнулась ему. – Я думаю, прежде чем отправиться на покой, мы еще сыграем в трик-трак.

– Прекрасная мысль. – Селеста повела Жюльетту к Маргарите – та стояла на почтительном расстоянии от королевы.

По тому, как цепко Селеста схватила Жюльетту за руку, девочка поняла, что мать еще сердится, но ее так переполняла радость. Краски, холсты и друг!

– Ах ты, никчемная дура! – прошипела Селеста Маргарите, передав девочку на попечение няньки. – Если ты будешь не в состоянии воспитать мою дочь в кротости и приличии, то я отправлю тебя назад, в Андорру, и подыщу кого-нибудь, кто научит ее вести себя, как подобает при дворе воспитанному человеку.

Узкое бледное лицо Маргариты вспыхнуло от злости и огорчения.

– Я делаю все, что в моих силах. Это вы были кроткой девочкой, – пробубнила нянька. – А она упрямая. Я было попыталась забрать у нее горшочек с красками, так она словно взбесилась.

– Что ж, теперь придется разрешить Жюльетте оставить краски, пока королева не потеряет к ней интерес. А сейчас по твоей вине я оказалась в таком неловком положении.

– Не похоже, чтобы королева рассердилась. Я не могла…

– Мне не нужны твои оправдания. Накажи девчонку! – Селеста резко повернулась на каблуках, и фиалковая парча юбок взвихрилась вокруг ее ног. – И держи ее подальше от королевы. Счастье, что рядом с ней оказался граф Ферсен и она находилась в добром расположении духа. Я не позволю Жюльетте своими дикими выходками погубить мой единственный шанс стать фавориткой королевы. Моя бесстыжая соперница – мурлыкающая принцесса де Ламбель – так и охотится за привязанностью королевы. – Селеста помолчала. – Что ты так на меня уставилась? Что ты все время так на меня смотришь? Давно матери не видела?

Жюльетта отвела глаза. Снова Селеста ею недовольна. Обычно, огорчив мать, девочка испытывала ноющее чувство потери, но сегодня было не так больно. Королева Жюльетте понравилась, теперь у нее появился друг, и она не будет такой одинокой и никому не нужной.

Прекрасное лицо Селесты, когда она обратилась к королеве, осветила сияющая улыбка.

– Все в порядке, ваше величество. Как благодарить вас за заботу о моей малышке! – Селеста почтительно склонилась перед Марией-Антуанеттой.

Маргарита подтолкнула Жюльетту, но она продолжала стоять.

– Марш к себе, исчадие ада! Расстроили свою милую матушку и обеспокоили королеву Франции!

– Я ей понравилась. Она мой друг.

– Никакой она вам не друг. Она королева.

Жюльетта пребывала в теплом, уютном тумане восторга. Неважно, что сказала Маргарита, – королева действительно ее друг. Она держала Жюльетту в своих объятиях, осушала ее слезы, она даже сказала, что Жюльетта красивая, и королева велит своей подруге Элизабет Виже-Лебрен давать ей уроки, и та научит ее рисовать.

– Неужели вы думаете, что ваша матушка позволит вам оставить у себя эти мерзкие краски после вашего гадкого поведения? – Губы Маргариты сжались в узкую полоску. – Вы не заслуживаете подарков.

– Краски останутся у меня, заслуживаю я того или нет. Мама не захочет рассердить королеву.

Они быстро пошли по зеркальной галерее. Жюльетте пришлось бежать вприпрыжку, чтобы не отстать от широкого шага Маргариты. На бегу она ловила свое отражение в семнадцати зеркалах. Ее поразило, что совсем недавно она в них казалась себе маленькой и незначительной. Сейчас она чувствовала себя большой и важной. Жаль, что зеркала не отражали эту перемену в ней. Маргарита, затянутая в черное платье, была тощей и угловатой, похожей на каменную горгулью на колонне собора Парижской Богоматери. Как удачно, что по пути в Версаль они с матерью проехали мимо собора! Жюльетта постарается уговорить мадам Виже-Лебрен показать ей, как нарисовать Маргариту в виде горгульи.

– Ваши руки в синяках будут целых две недели, – со злорадством пробурчала Маргарита. – Я покажу вам, как позорить меня перед вашей матушкой!

Жюльетта глубоко вздохнула, пытаясь подавить ужас. Ничего страшного, успокоила она себя, боль от щипков пройдет быстро, если думать о красках, холстах и предстоящих уроках.

Но на первом же рисунке она постарается изобразить Маргариту в виде горгульи.

Иль-дю-Лион, Франция 10 июня 1787 года

Жан-Марк Андреас обошел постамент со всех сторон, разглядывая статуэтку. Инкрустированный драгоценностями Пегас поражал воображение.

От развевающейся гривы до золотых филигранных крыльев и облаков, по которым распластался в полете конь, статуэтка казалась творением бога и мечты.

– Вы прекрасно справились с работой, Дезедеро, – промолвил Андреас. – Это совершенство.

Скульптор – некоторые называли его золотых дел мастером – покачал головой.

– Ошибаетесь, месье. Я не справился.

– Вздор. Это точная копия Танцующего ветра, разве не так?

– Это самая точная подделка, вплоть до особой огранки драгоценностей, – согласился Дезедеро. – Мне даже пришлось побывать в Индии, чтобы найти крупные и совершенные изумруды для глаз Танцующего ветра. В течение целого года я создавал эту статуэтку.

– А надпись, выгравированная на постаменте?

Дезедеро пожал плечами.

– Я воспроизвел знаки очень тщательно, но надпись не поддается расшифровке. Полагаю, это уже мелочи.

– Мелочей здесь не должно быть. Мой отец знает эту статуэтку вплоть до малейших деталей, – сухо заметил Андреас. – Я уплатил вам четыре миллиона ливров за ее копию, а вы знаете, я никогда не трачу деньги попусту.

Дезедеро знал. Жан-Марк Андреас уже в свои двадцать пять лет слыл довольно заметной фигурой в финансовом мире, взяв у больного отца в свои руки бразды правления судоходной и банковской империей Андреасов. У него была репутация блистательного и жесткого человека. Такой необычный заказ молодого человека пришелся по душе Дезедеро. Это был вызов ему как художнику. Желание Андреаса порадовать больного отца шедевром тронуло Дезедеро. Он сам очень любил своего отца и разделял чувство Жан-Марка.

– Мне жаль, месье Андреас, но, думаю, в этот раз ваши затраты не оправдались.

– Не говорите так, сеньор. – На скулах Жан-Марка заходили желваки. – Вам это удалось. Нам удалось. Мой отец не заметит разницы между этим Танцующим ветром и тем, что в Версале.

Дезедеро покачал головой:

– Вам когда-нибудь приходилось видеть подлинник Танцующего ветра?

– Нет, я не бывал в Версале.

Взгляд Дезедеро задержался на статуэтке.

– Впервые я увидел этот шедевр сорок два года назад, десятилетним мальчишкой. Отец взял меня с собой в Версаль. Он хотел показать мне сокровища, ослепившие мир. В зеркальной галерее на постаменте парил Танцующий ветер. Я был ошеломлен и потрясен его одухотворенной красотой. Полтора года назад вы пришли ко мне в студию с предложением создать копию статуэтки. И я согласился на это безумие, хотя воспроизвести Танцующий ветер – высшее мастерство.

– И вы справились.

– Если бы вы хоть раз видели Танцующий ветер в Версале, вы бы поняли меня. У него есть… – мастер искал нужное слово, – присутствие. От него не отведешь глаз. Он захватывает, не отпускает… – Дезедеро криво усмехнулся. – Вот и меня держал все эти сорок два года.

– И моего отца, – прошептал Андреас. – Он видел статуэтку однажды в молодости и с тех пор жаждал ею обладать. – Молодой человек отвернулся. – Она отняла у него все, но Танцующий ветер он получит.

Дезедеро благоразумно промолчал, хотя прекрасно знал, о ком говорил Андреас. Шарлотта, жена Дени Андреаса и мачеха Жан-Марка, скончалась более пяти лет назад. О ее жадности и неверности ходили легенды.

– Вы можете подарить отцу лишь копию Танцующего ветра.

– Это все равно. – В голосе Андреаса прозвучало отчаяние. – Мой отец никогда не увидит две статуэтки рядом. Он будет считать, что владеет Танцующим ветром до самой… – Голос его сорвался.

– Вашему отцу хуже? – мягко спросил Дезедеро.

– Да, и врач считает, что жить ему осталось не больше полугода. Он уже кашляет кровью. – Жан-Марк постарался улыбнуться. – Прекрасно, что вы закончили работу и смогли привезти статуэтку в Иль-дю-Лион.

Дезедеро внезапно захотелось протянуть руку, утешить Андреаса, но он был не тот человек, который принял бы жест сочувствия.

– Да, прекрасно, – повторил он за Жан-Марком.

– Присаживайтесь. – Андреас взял статуэтку и направился к двери. – Я отнесу ее к отцу в кабинет, там у него картины и скульптуры, которыми он больше всего дорожит. Вернувшись от него, расскажу вам, как вы ошибались, недооценивая свою работу.

– Надеюсь, – отозвался Дезедеро. – Возможно, только глаз художника способен заметить разницу. – Он сел на стул с прямой спинкой и вытянул короткие ноги. – Не спешите, месье. У вас здесь в салоне много прекрасных вещей, и я не буду скучать. Это ведь Боттичелли на дальней стене?

– Да. Отец купил эту картину несколько лет назад. Он восхищается итальянскими мастерами. – Андреас направился к двери, осторожно прижимая к себе статуэтку. – Я пришлю слугу с вином, сеньор Дезедеро.

Дверь за молодым человеком закрылась, и Дезедеро откинулся на спинку стула, устремив невидящий взгляд на Боттичелли. Возможно, старик слишком болен, чтобы отличить подделку от оригинала. Будь он здоров, распознал бы копию сразу, – это Дезедеро понимал: все в этом доме выдавало изысканный вкус Дени Андреаса и его любовь к прекрасному. Такого человека Танцующий ветер покорил бы так же безнадежно, как когда-то самого Дезедеро.

Ему хотелось надеяться ради Жан-Марка Андреаса, что вместе со зрением потускнели и воспоминания его отца.

* * *

Жан-Марк открыл дверь кабинета, и его охватило ощущение покоя и красоты. Эта комната была и раем, и сокровищницей его отца. На зеркально натертом полу расстилался роскошный савонский ковер нежного розового, бежевого и цвета слоновой кости, что создавало теплую гамму и радовало глаз. Стены покрывали гобелены с изображением четырех времен года.

Им соответствовала прекрасная мебель работы Джекобса и Булара. На каминной доске из розового дерева с китайской лакированной инкрустацией стоял изящный хрустальный лебедь. Письменный стол, отделанный бронзой и инкрустированный перламутром, красным и черным деревом, мог бы стать главной достопримечательностью кабинета, если бы не портрет Шарлотты Андреас. Портрет в великолепной раме был помещен над камином из пиренейского мрамора.

Дени Андреас сидел у камина в огромном кресле с подушками из алой парчи, положив ноги на скамеечку того же цвета, и читал. Кончался июль, но его знобило, и в камине горел огонь.

Жан-Марк, собираясь с духом, постоял у двери и, закрыв ее за собой, шагнул к отцу.

– Я принес вам подарок.

Дени Андреас поднял голову от книги с улыбкой, которая замерла, как только он увидел статуэтку в руках Жан-Марка.

– Вижу.

Жан-Марк осторожно поставил Статуэтку на малахитовый стол. Отец рассматривал Пегаса, а у Жан-Марка в каждой мышце болезненно нарастало напряжение.

– Вы довольны? Было очень нелегко убедить короля Людовика расстаться с Танцующим ветром. Бардо буквально прожил во дворце весь последний год в ожидании, когда подвернется такая возможность.

– Ты, должно быть, заплатил за нее немалую сумму. – Дени Андреас протянул руку и слегка коснулся пальцем филигранного крыла.

Пальцы отца всегда казались нежными, чуткими… «Руки художника», – подумал Жан-Марк. Но теперь, почти прозрачные, с выступающими голубыми венами, они казались беспомощными и хрупкими. Молодой человек перевел взгляд с этих таких родных рук на лицо отца, худое, с запавшими щеками, но глаза его по-прежнему оставались блестящими, в них светилась доброта и интерес к жизни.

– Я уплатил не более того, что мы могли себе позволить. – Жан-Марк опустился в кресло напротив отца. – А Людовику нужны были ливры, чтобы попытаться отплатить Англии за поражения, понесенные Францией в прошлых войнах. Поэтому он дал повстанцам, воюющим на стороне Америки против ненавистной Англии, один миллион ливров. Эти и другие экстравагантные расходы при дворе поставили Францию на грань банкротства. Куда нам его водрузить? Я думал о белом постаменте из каррарского мрамора у окна. Золото и изумруд в лучах солнечного света – это будет великолепно.

– Танцующий ветер и так прекрасен, – мягко произнес отец. – Он живой. Всякая красота живая.

– Стало быть, у окна?

– Нет.

– Тогда где?

Отец перевел взгляд на Жан-Марка.

– Тебе незачем было это делать, – улыбнулся он. – Но меня наполняет восторг при мысли о том, что ты хотел доставить мне радость.

– Что значат несколько миллионов ливров! – беспечно отозвался Жан-Марк. – Вы же мечтали его получить.

– Нет, он у меня уже есть. – Дени Андреас приложил ладонь ко лбу. – Здесь. И мне не нужна эта великолепная копия, сын мой.

Жан-Марк застыл.

– Копия?

Отец снова бросил взгляд на статуэтку.

– И при том блистательная. Кто ее создатель? Бальзар?

С минуту Жан-Марк молчал.

– Дезедеро.

– А, великолепный скульптор, который работает по золоту. Меня удивляет, что он согласился на твое предложение.

Отчаяние с такой силой овладело Жан-Марком, что он едва не задохнулся.

– Дезедеро боялся, что вы заметите разницу, но у меня не было выбора. Я предложил королю сумму, достаточную для покуптки тысячи статуэток, но Бардо сообщил, что Людовик не продаст Танцующий ветер. По словам его величества, Пегаса особенно любит королева. – Руки молодого человека сжали ручки кресла. – Но, черт побери, она точно такая же!

Дени Андреас покачал головой.

– Это очень хорошая копия. Но, сын мой, Танцующий ветер… – Старик вздохнул. – Он другой. По-моему, у него есть душа.

– Матерь Божья, да ведь это всего лишь статуэтка!

– Я не могу этого объяснить. Танцующий ветер за свою долгую жизнь видел так много: несколько поколений нашей семьи родились на его глазах, прожили свои жизни… и умерли. Он стал не просто предметом искусства, Жан-Марк. Возможно, он стал… мечтой.

– Я огорчил вас.

– Нет, – покачал головой отец. – Это был замечательный жест – жест любви.

– Мне больно сознавать, что все так нелепо получилось. Эта статуэтка вам так нужна… – Голос Жан-Марка дрожал. – Я хотел подарить вам нечто такое, что вам всегда хотелось – мечту вашей жизни.

– Ты и подарил. Разве не понимаешь?

– Увы, я преподнес вам разочарование и обман, а того и другого, видит бог, у вас в жизни было достаточно. – Дени вздрогнул, и губы Жан-Марка скривились. – Видите, даже сейчас я невольно причинил вам боль.

– Ты всегда был чересчур требовательным к себе. Ты хороший и преданный сын. – Дени посмотрел Жан-Марку в глаза. – И я прожил хорошую жизнь. Мне не о чем жалеть. Мне посчастливилось провести годы в окружении сокровищ, созданных человеческим гением, и у меня такой любящий сын, который даже попытался так трогательно обмануть меня. – Старик с нежностью посмотрел на Жан-Марка и кивком головы показал на статуэтку. – А теперь почему бы тебе не унести эту прелестную вещицу из кабинета и не подыскать ей место, где она смотрелась бы лучше всего?

– Вы не хотите, чтобы она стояла здесь?

Дени медленно покачал головой.

– Видеть ее – значит, разрушить прекрасную и хрупкую ткань мечты. – Взгляд старика устремился к портрету Шарлотты Андреас. – Ты никогда не задумывался, почему я так поступил, правда? Ты никогда не понимал, что значит мечта.

Боль и тоска накатились на Жан-Марка. Пытаясь скрыть от отца свое отчаяние, он помолчал.

– Нет, полагаю, что нет. – Голос его был хриплым.

– Это задевает тебя. И зря. – Старик снова раскрыл книгу. – Всегда должно быть равновесие между мечтателями и реалистами. А в этом мире сила часто служит человеку лучше, чем его мечты.

Жан-Марк подошел к статуэтке.

– Я просто унесу ее прочь с ваших глаз. Отец, время принимать лекарство. Не забудьте выпить его.

Дени кивнул, не отрывая глаз от страницы.

– Ты должен что-то предпринять в отношении Катрин, Жан-Марк.

– Катрин?

– Она всегда была моей отрадой, но ведь она ребенок – ей только тринадцать. Катрин не должна быть здесь, когда это случится…

Впервые его отец дал понять, что знает – его конец близок.

– Пожалуйста, не оставь Катрин, Жан-Марк.

– Обещаю вам, – глухо произнес Жан-Марк.

– Хорошо. – Дени поднял глаза. – Я читаю дневник Санчии – о старом Лоренцо Вазаро и его Катерине.

Жан-Марк взял статуэтку и направился было к двери, но задержался.

– Вы перечитывали эти старые семейные хроники, наверно, уже раз сто.

– Больше. И никогда не надоедает. – Отец улыбнулся. – О, наш предок верил в мечту, сын мой!

Жан-Марк выдавил из себя улыбку.

– Как вы. – Он открыл дверь. – Я вернусь в Марсель только вечером. Вы не хотели бы пообедать на террасе? Свежий воздух и солнечный свет пойдут вам на пользу.

Но Дени уже снова погрузился в чтение дневника.

Жан-Марк закрыл дверь и остановился, борясь с терзавшей его болью. Последнее замечание отца не должно было задеть его. Он не был мечтателем – он был человеком действия.

Рука молодого человека стиснула подставку статуэтки. Боль уходила так же, как бывало и прежде. Жан-Марк широким шагом пересек вестибюль и распахнул дверь салона.

Взгляд Дезедеро был испытующим.

– Он узнал?

– Да. – Жан-Марк поставил статуэтку на постамент. – По моему указанию агент в Марселе выдаст вам кредитное письмо на остаток суммы, которую я вам должен.

– Деньги мне не нужны. Я ведь не справился с работой. Ваш отец увидел подделку.

– Вздор. – Улыбка Жан-Марка была исполнена иронии. – Я уплатил вам ливры, чтобы вы создали статуэтку – не мечту.

– Ах да! – понимающе кивнул Дезедеро. – Мечта…

– Что ж, я всего лишь деловой человек, которому непонятны идеалистические причуды. Копия не годится, похоже, мне придется добывать для него Танцующий ветер.

– Что вы собираетесь делать?

– Отправиться в Версаль и найти способ убедить королеву продать Танцующий ветер. Мне не хотелось оставлять отца, когда он так слаб и… – Жан-Марк запнулся. – Я знаю, ему осталось уже немного времени.

– Но как вы рассчитываете получить статуэтку, когда ее величество явно не настроена расстаться с ней? – мягко спросил Дезедеро.

– Поможет информация. – Губы Жан-Марка сложились в циничную усмешку. – Узнаю, что она хочет больше всего, и дам ей это в обмен на статуэтку. Я поселюсь в гостинице неподалеку от дворца, и не пройдет двух недель, как я буду знать о дворе и ее величестве больше, чем король Людовик, даже если для этого мне придется подкупить всех горничных и конюхов во дворце.

Дезедеро указал на статуэтку:

– А как же с ней?

Направляясь к двери, Жан-Марк старался не смотреть на Пегаса.

– Не хочу его больше видеть. Можете продать камни и расплавить его. – Молодой человек рывком распахнул дверь. – Видит бог, мне может понадобиться еще золото, чтобы Людовик поддался искушению и продал мне Танцующий ветер.

Дверь за ним с треском захлопнулась.